***
Тэн сидит уже в который раз на чужой кухне, перебирая в руках обычную салфетку, нервно и медленно разрывая её края. Тэен сидит также молча, массируя виски. Он проводит холодной рукой по чужой, и кивает в сторону дивана с тихим «расскажешь?» Таец на это лишь мотает головой, он слишком устал. Он не сможет объяснить сейчас. Они смотрят мультики до самого утра, запивая свое горе сладкой газировкой. Для Тэна это самое настоящее горе. И он упивался им настолько долго и много, что начало тошнить от самого себя. Именно той ночью он понял, насколько на самом деле слаб и глуп. Он не справится дальше без родителей или кого бы то ни было ещё. Его слишком много грели. Но что делать сейчас, он не знает. Он не хочет обращаться к Джонни по понятным причинам. Не хочет говорить маме, ибо как все это случилось нужно будет объяснять с самого начала. А мама этого точно не переживёт. Она точно не станет ему помогать. Без Тэна проще. Всем.***
Джонни кусает губы, смотря на кухонные часы. Ваен сидит рядом, бестолково проматывая каналы по телевизору. Пошли сутки без Тэна. Оба уже довольно сильно привыкли к этому. Тэна слышно, когда он приходит домой. А точнее залазит в свою комнату через окно. Он уходил и на больше. Главное ждать. Ждать и надеяться.***
— Если будет больно, то скажи. — Тэен зажимает в руке иглу и подносит к чужому рту. Читтапон задорно смеётся, заправляя волосы за уши. — Ты мне язык прокалываешь, как я скажу. — Застони. За руку потяни. — Тэен придерживает чужой рот в открытом положении и аккуратно проводит по языку. — Ну, только не сильно. В пьяной голове бардак и ещё кучу идиотских замыслов. И пока не больно, он будет продолжать. Спустя тридцать минут в его языке болтается серебряный шарик, что забавно бьётся о зубы. Пока слишком непривычно, но ему нравится. Особенно ему нравится так целоваться с Лукасом, который опять же непонятно откуда взялся. Но это не имеет значения. Сейчас ему хорошо и легко. Он позволяет чужим огромным рукам скользить по своим бёдрам и ягодицам. Сейчас ему все-равно, что будет завтра.***
Ёнхо вслушивается в рабочую тишину, а мысли совершенно о другом. Тэна нет вторые сутки. Он не отвечает на сообщения и на звонки. Он потерялся, как маленький ребёнок в гигантском торговом центре. Или они потерялись оба. Третий пустой стаканчик летит в урну рядом со столом. Он смеряет офис уставшим взглядом. Такие же люди, как и он сам. Без шансов выпутаться из серой паутины долгов, денег и тёмных костюмов. И потерянных мечт. И чем дальше он от Тэна, тем больше чаще думает о свободе. И о сыне тоже. Последний раз, когда он чувствовал такую навязчивую мысль, была старшая школа. Он так же хотел все бросить, забыться. Он в первые за пятнадцать лет думает о том, что не так много времени потеряно.***
Тэн гуляет под ночным небом. Пьёт какой-то дешёвый энергетик и прячется за рукав куртки корейца. Он не знает, когда вернётся домой. Он не знает, что будет дальше. Он не знает ничего. Но он воспринимает все, что с ним сейчас происходит, как какую-то детскую игру. Тэен, скорее всего, и правда что-то чувствует к нему, но прекрасно понимает, зачем Тэн его сейчас целует. Читтапон вообще теперь всех целует. Они бегают за булочками в пекарню к знакомому родителей Тэна и пьют из одной чашки чай. Он день напролёт сидит дома, пока Тэен на учёбе, а потом они вместе идут гулять целую ночь. Деньги на счету заканчиваются, толстовка, в которой он ушёл, уже грязная. Но ему плевать. Он снова тонет в теплом пледе Юкхея, пока тот разбирается с каким-то человеком, что разлил на него алкоголь. И, кстати, жалко в этой ситуации алкоголь, а не застиранную майку — алкоголичку. Забавно, у Юкхея что ни день, то квартирник, но на его диване уютнее, чем в собственной комнате. И сколько бы девушек не терлись об китайца, он приходил только к Тэну. Лукас знает про его чувства. А ещё он знает, как успокоить. И делает то, что лучше всего умеет. Они едут домой к Тэену и все втроём засыпают на его кровати.***
Джонни еще не такой пьяный, чтобы собирать все углы в их доме, но и не такой трезвый, чтобы не жалеть обо всем на свете. Тэна нет уже неделю. Он будто испарился. Джонни не знает, что им движет, когда он в двенадцать часов ночи едет на его поиски. Он знает друзей Тэна, ведь много раз забирал его. Отовсюду. Он находил его всегда. В трубке слышатся лишь заурядные гудки. На улице холодно невероятно, особенно для обычно теплого апреля. Из-за алкоголя голову немного «уносит», но, в целом, состояние нормальное. Он упорно стучится в дверь, но никто не открывает. В голове возникает самая глупая, но самая надёжная идея. Тэн подскакивает на кровати от непонятных звуков, раздающихся из за приоткрытого окна. Такое чувство, что начался апокалипсис и отвратительные сирены разрывали ночную тишину своим присутствием. Хотя, так и есть. Только апокалипсис в его жизни совершенно не тот. Он на шатающихся ногах пробирается сквозь темноту к одному источнику света в этом доме. К окну. И замирает, пытаясь понять, находится ли он во сне до сих пор. Сидит и настойчиво сигналит. Его машина. И он сам выходит из нее. Его пальто, грубые ботинки, тёмные волосы, узловатые пальцы, широкие плечи. Они встречаются взглядами. Совершенно случайно. — Джонни? Он не знает, радоваться ему, или плакать. Но непрошенная улыбка все-равно заползает на губы. Джонни тянется к чужой руке, что мирно покоилась на раме, и мягко поглаживает. — Как ты меня вообще нашёл? Становится под чужим окном, взглядом словно касаясь лица. — Что у тебя во рту? Таец открывает рот, вытягивая язык, наблюдая за чужой реакцией. — Не сказал бы, что мне нравится, — тихо тянет старший, неловко отводя взгляд. — Я тебя и не спрашивал. Так как ты меня нашёл? Ёнхо усмехается, складывая руки на груди. — Я тебя отсюда уже забирал. Просто адрес записал. — А сейчас ты зачем приехал? Он переплетает их руки, подходя ближе, дыша почти в самые губы. Тэн почему-то пришел к выводу, что Джонни передумал. Глупо. Он улавливает в чужом запахе алкоголь, что неприятно ударяет в нос, как только Тэн наклоняется. — За тобой. Я хочу, чтобы ты вернулся. И это правда греет сердце. Но в голове случайно проскакивает их последний разговор и все болезненно сжимается в груди. Слишком больно. Он мотает головой, пытаясь высвободить свою руку. Но Джонни держит слишком крепко. — Я не поеду. — Тэн, я хочу, чтобы ты был рядом. — Ёнхо дышит прямо в губы, опаляя их своим горячим дыханием. Но это пугает. — Я не хочу, — его руку сжимают сильнее, что, кажется, ещё чуть-чуть и она сломается, порвав тонкую кожу острыми краями. Джонни никогда не приносил физической боли. Уж точно не специально. Но сейчас, под действием алкоголя, он создаёт боль. Как физическую, так и моральную. «Больно». — Ты же меня любишь. И я тебя тоже. Что ты хочешь? Ёнхо тянет на себя, заставляя, чуть ли не вываливаться из окна, но он с силой хватается за подоконник второй. Да, они только на первом этаже, и если бы он упал, то больно бы не было. Сам факт. — Не надо мне этого говорить. Я не пойду с тобой. — Если ты прямо сейчас не пойдёшь со мной, то я позвоню в полицию. Прекрати ломаться. Ты же меня любишь. Не этого ли ты хотел? Таец чувствует, как слезы выступают на глазах. Джонни не в адеквате. Но это не успокаивает. Ничего не успокаивает. Ёнхо просто играет с ним сейчас. Он играет с его чувствами, с его проблемами. Ёнхо знает, на что давить и давит, видимо, пытаясь в конец разбить его. И, кажется, у него получается. — Я же тебя люблю, ты ведь знаешь. Помнишь как нам было хорошо на том пляже? Мы можем ещё раз куда-нибудь поехать. Только вдвоём. Каждое его слово отдаётся между рёбер. Слезы выходят таким несдержанным потоком, которым, кажется, не выходили никогда. Он не знает, сколько ему ещё нужно было бы сказать «больно», если бы не Юкхей, который одним рывком не оттянул младшего от окна. Оба оседают на пол. Таец собирает себя по только что выпавшим кусочкам, но получается, мягко говоря, плохо. Тэен выходит из дома, явно не в мирных целях. Они слушают пару минут ругань, а потом громкое тэеновское «Проваливай от сюда, папаша. Ты уже достаточно сказал». Достаточно сказал. Слишком много. С Тэна достаточно. Он задыхается от слез на полу, не успевая вздохнуть, и просто закашливается каждый раз. Боль расходится во всем теле, начиная от ног, заканчивая его лицом, что теперь горело от чужих касаний. Всё началось так же быстро, как и закончилось. Но все ломит и печет, а истерика не прекращается ещё минут двадцать. Оба шепчат «все прошло» в самое ухо. Но ничего на самом деле не прошло. И уже обратно ничего не вернуть. Теперь он не сможет, не то, что смотреть Ёнхо в глаза, но и, кажется, вернуться к обычному образу жизни. Не сможет. Он уже ничего не знает. Оба пытаются уложить парня спать, но получается с переменным успехом. За полтора часа он проснулся три раза. И все они потому, что таец начинал задыхаться во сне. Отвратительное и липкое чувство полного ничтожества и слабости. Он будто новорождённый, за которым приходится следить постоянно. Он видит раздраженный вид Юкхея, что ходит по дому и курит, собирая все углы в квартире. Побитый и уставший вид Ена, что устал на учёбе и никак не может из-за него спать. Ему тошно от самого себя. Ему стыдно за самого себя. Но он не жалеет, что отказался. Ему больше не хочется приносить боль себе и другим, поэтому он замолкает и ждёт, пока все в квартире погрузятся в сон.***
Джонни раздражённо бьёт пару раз по рулю. Он наговорил такого идиотизма, но осознание то, чего именно, пришло только сейчас. Тэн его не простит. Никогда в жизни. Он совершил ошибку. Ещё раз. И ещё больше. Алкоголь почти выветрился, но расслабленность в теле до сих пор отдаёт. «Когда Читтапон захочет — он сам вернётся». Он сам должен был вернуться. Теперь, когда их жизнь превратилась из обычного и идеального листа бумаги в изодранный и грязный пепел, они видят свои ошибки. Они каждый грёбаный раз наступали на одни и те же грабли. Ночь. Тэн запирается в ванной комнате, отсыпая горсть неизвестных ему успокоительных в ладонь и, закидывая в рот, запивает водой из-под крана. Небрежно, но тихо. Главное, что тихо. И без страха. Уже не страшно. Ночью это все началось, ночью это же все и закончится. Он чувствует, как слабость падает на плечи, а ноги перестают держать.