***
Пятый бежит. Бежит так быстро и долго, что у него колет в боку, что горло начинает болеть, он заставляет себя не думать ни о чём. Он видел скорую помощь при входе в больницу, он не уверен, что это именно та самая машина, потому что, когда он подбежал ближе, он увидел, что она пуста и никого поблизости нет. Поэтому он просто вбегает в больницу. Это похоже на долгий страшный сон, когда ты знаешь, что за тобой гонятся, но ты не можешь набраться смелости и посмотреть страху в лицо. Потому что боишься увидеть самого себя. Пятый тоже боится, поэтому бежит вверх по лестнице, игнорируя лифт, чуть не сбив пожилую даму с ног. Пятый бежит наверх, не оглядываясь, к операционным. — Молодой человек, вам туда нельзя! — он чувствует, как его с силой оттаскивают от белых дверей, Пятый даже не помнит, как тут очутился: его привело чутьё. — Кто в операционной? — выдает он сквозь зубы, только сейчас замечая, что его удерживают два медбрата и одна медсестра. Он выплёвывает вопрос и ждёт ответа, кажется, что время застывает на целую жизнь. — Мужчина, кто вы и почему спрашиваете? — бесит. Бесит эта женщина, что прямо сейчас хочется плюнуть ей в лицо или свернуть ей шею. На Пятого это не похоже, как и всё случившееся ранее, потому что Пятый никогда доселе не терял близких. Потому что — Бен его единственный друг, его место, его Дом. — Я его друг, скажите, с ним всё будет в порядке?! — он, кажется, кричит на неё. В уши будто засунули рулон ваты, и он не слышит собственного голоса. Он, наверное, всё-таки кричит на неё. — Даже если вы его друг, мы не можем вас пустить, ему накладывают швы, и он потерял много крови, — медсестра, будто годовалому ребёнку, объясняет Пятому, почему не может пустить его. Пятый смотрит на неё, прожигая взглядом, но на сердце… так много страха. Она это видит, Пятый чувствует, насколько уязвим и беспомощен сейчас. По телу проходит мелкая дрожь, его всё также держат два медбрата и медсестра. У неё очень проницательные и умные глаза. — Мы делаем всё, что можем, но вы должны знать, что он потерял много крови, поэтому пожалуйста, сядьте на кушетку, когда операция закончится, я позову вас. — Она понимает, что Пятый дезориентирован, поэтому сама доводит его до ближайшей кушетки. Смотрит в его глаза так пристально и кивает будто самой себе, отходя от него, оставив Пятого наедине с собственными мыслями. Зарывшись пальцами в волосы и облокотившись локтями о колени, Пятый смотрит в пол. На чистый кафель и заставляет думать себя лишь о серо-зелёной плитке под ногами. Но не выходит. Он весь дрожит, с каждой минутой всё сильнее сжимая волосы, будто готовясь выдрать их с корнем. Он тонет в черной вязкой жиже, под названием страх и понимает, что ему никто не сможет помочь. «Бенбенбенбенбен, вернись ко мне прошу, вернись, не оставляй меня, прости за то, что они с тобой сделали. Я дурак, повёлся на это, у Агентства свои правила и своя цена, я думал, что они будут просить деньги, Бен, прости, почему я не подумал, что они возьмут тебя. Бен, я такой идиот, прости меня, пожалуйста, только не оставляй меня, пожалуйста выживи, Бенбенбенбен…» Пятый кается в содеянном, он готов встать на колени и начать молиться Богу, если это поможет. Но вместо этого он сильнее оттягивает волосы от головы и широко раскрывает глаза, чтобы вновь не начать реветь. Он такой слабый, у киллеров нет слабостей, у него нет слабостей. Так он думал и это самая главная ошибка, что он совершил. Он привязался к человеку. Привязался настолько, что буквально готов поверить в Бога ради него. Он не плачет, нет, просто сердце болит, а в груди пустота.***
Бен слышит голоса над собой. Они говорят о том, что он потерял много крови и что чудом дожил до больницы. Но быстро забывает это, ему так хочется спать, но свет от светодиодных ламп не даёт сомкнуть глаз, а гомон вокруг так раздражает… Бен просто хочет спать, хочет отдохнуть, он ведь так устал летать. Бен во сне. Точно не в плохом сне и точно не в Чистилище, потому что вокруг темно. Но тьма не пугает, здесь тоже тихо, однако Бен слышит биение собственного сердца. «…Бенбенбенбен прости, прости меня, чёрт, я не хотел. Прости, что так вышло, Бен умоляю, выживи, прошу, не ради меня, так ради своих пациентов. Ты нужен им, ты нужен мне. Бен, я не знал, что так получится, Бен, я так много тебе не сказал, Бен, ты моя семья, единственное, что осталось, прошу, Бен живи, умоляю, прости меня, Бенбенбенбен…» Мужчина узнает этот голос из тысячи, только сейчас он звучит хриплым стоном, от этого стенания Бен вздрагивает и оглядывается по сторонам в поисках его источника. Ничего. Лишь тьма, которая окутывает всё тело мягким одеялом. Бен слышит собственное глубокое дыхание и вслушивается в тихие просьбы о прощения, мольбы, чуть ли не молитвы. — Пятый, — у Бена хриплый, будто после сна голос, по всему тело проходит табун мурашек, боль в груди зияет чёрной дырой. — Пятый, ты меня слышишь? — это сон, он точно знает, но ему так хочется снова быть с ним, снова перевязывать его раны, снова говорить о том, какие они разные и ходить по выставкам, когда у Пятого есть время. «…Бен мне так жаль, прости, я такой урод, я не заслуживаю твоей дружбы, ты ведь такой добрый, Бен, прошу, только выживи, я сделаю всё, буду рядом, Бен, выживи, простипростипрости…» Бен слышит мольбы о прощении со всех сторон и одновременно нигде. Так громко и так тихо, что он растворяется в этом шёпоте. — Пятый, ты всё равно не услышишь, но я так хочу быть рядом с тобой. Даже, когда ты предал меня. Пятый, я хотел быть рядом, хотел слышать, как ты говоришь, что я очень нервный и всё в твоём духе. Наверное, всё это лишь мой сон, ты ведь никогда не будешь таким эмоциональным из-за друга. Я выжил, ради себя и тебя, ради того, чтобы увидеться с тобой, хотелось услышать о твоём предательстве от тебя лично. После этого и умереть будет проще. Бен не помнит, сколько говорит, может минуту, а может час или два: время во сне длится долго и непростительно медленно. Всё вместе, Бен тонет в своих словах, в мыслях, в тихом голосе, просящим о прощении.***
— Он жив. Та самая медсестра дотрагивается до плеча Пятого, отчего тот резко поднимает на неё голову. Мешки под глазами и лопнувшие капилляры — он выглядит ужасно, но чувствует себя в три раза хуже, медсестра это видит и, сжав в руках папки с документами, раздумывает над тем, как лаконичнее донести информацию. Прошло всё на редкость гладко, даже несмотря на многочисленное повреждение сосудов, кость уже изначально была обрублена так, что её не было видно. Словно кто-то уже проводил операцию, но оставил дело на половине пути. Кровь к тому времени, как пациент прибыл в больницу, смогли приостановить, осталось лишь наложить швы на лицо, которое изрядно пострадало от побоев. — А, — у Пятого ком в горле и слабость во всём теле, хочется раствориться и заснуть. Надолго. Навсегда. — Он всю процедуру был под наркозом, его организм хорошо справляется с инфекцией, сейчас ему нужен отдых, да и вам тоже, вы просидели в одной позе слишком долго. — Она смотрит с сожалением в глазах, а Пятого это сильно задевает. Он ненавидит жалость и когда его жалеют, это неприемлемо по отношению к нему, даже сейчас он не отступает от своих принципов. — Спасибо, но можно я останусь тут, — Пятый не спрашивает: утверждает. Он уйдёт отсюда, только если Бен его об этом попросит, иначе он будет биться до последнего. — Можете, конечно, не могу же я вам этого запретить, — медсестра крепче сжимает кипу бумаг и смотрит на Пятого чересчур пристально. — Знаете, я могла бы договориться с персоналом, и вы бы могли сидеть в его палате, при условии, что вы не будете тревожить его сон. — Пятый не может поверить в это. Он знает, что посещать больного могут лишь родные или семья, вот только… у Бена никого не было, кроме Пятого, его семья… это не то, о чём стоит думать сейчас. — Спасибо, — он слышит свой осипший голос и смотрит на девушку, словно она вмиг решила все его проблемы. — Спасибо вам, чем я могу отплатить? — Пятый готов отдать ей половину своего состояния за возможность увидеть Бена. — Молчанием, — девушка улыбается и чуть помедлив качает головой, тем самым говоря, чтобы Пятый следовал за ней. Он вскакивает с места, стараясь идти чуть поодаль от девушки — будто так он сможет притвориться, что идёт не с ней и выполнить свое «обещание». Когда Пятый видит Бена, он на секунду теряет дар речи, и способность дышать. Все мысли куда-то улетучиваются, оставив лишь ужасающую картину — он бледный, после операции, с обрубленными ногами по колено еле дышит. Его грудь медленно поднимается и так же медленно опускается, Пятый смотрит. Сердце пронзает боль и ненависть к самому себе. — Спасибо, — шепчет он выходящей из палаты медсестре, та лишь кивает и улыбается ему на прощание. Пятый подходит к кровати друга. У Бена белая, как снег кожа, весь он кажется таким маленьким и до невозможности беззащитным. В уголках глаз снова начинает жечь. — Прости, — Пятый кусает губу до крови, сжимает кулаки так, что на них отпечатываются ногти. — Прости, Бен, — Пятый не замечает, как берёт друга за руку и начинает считать его пульс. Один…двадцать восемь…сорок шесть…пятьдесят семь… Пятый считает, долго, он не засекает время, лишь считает частоту сердечных сокращений. Хочется встать на колени и просить прощения, умолять или хотя бы объясниться, но в голове пусто. Нет всех тех признаний и просьб о прощении, есть лишь чувство вины и страха. — Пятый? — парень вздрагивает и чувствует, как на него смотрит Бен. Теперь к горлу подступает тошнота. — Прости, Бен, прости меня…