Красное и белое

      Знаете, то чувство, когда руки немеют, а в горле встает сухой ком и слез, попусту не осталось? Знаете, какого стоять перед вашим единственным другом и понимать, что абсолютно все его проблемы из-за вас? Можете ли вы себе представить, что у вас нет сил, банально выговорить хотя бы одно единственное слово. Знаете. Пятый знает, и прямо сейчас готов исчезнуть с лица земли, закричать во всё горло, готов даже вскрыть вены, чтобы не смотреть сейчас Бену в глаза. Потому что…он, чёрт побери, виноват во всём, он опять всё испортил, ужасно, он ужасен. — Я…Бен…— Нет сил. Ноги ватные и кружится голова, перед глазами встают все те дни, когда они могли говорить, о чём пожелают, Пятый отдал бы всё на свете, лишь бы остаться в этих воспоминаниях навечно. Голова идёт кругом и Пятый чувствует, как его тело колотит мелкая дрожь. Но он прячет свои эмоции, иначе он сделает всё намного хуже. Потому что он способен лишь ломать. Ногти впиваются в ладони, чуть ли не до крови. Пятый видит перед глазами его улыбку, слышит его смех и весь ужас накатывает на него с новой силой. Мысли становятся эпизодичными и медленными. Сломан. Он трескается, весь дрожит, видя себя со стороны. Это даже не больно, это мерзко, видеть себя в таком состоянии и понимать, что ничего не можешь с этим поделать. Но понимать, что контролировать ты это не способен ещё хуже. Сейчас он чувствует, как его голос ломается. Хочется прочистить нос и вытереть всё ещё мокрые от слёз глаза. — Пятый…— Бен говорит так тихо, что Пятый в мгновение ока оказывается на коленях и наклоняется как можно ближе к губам друга, чтобы уловить любой вышедший из его уст звук. По всему телу идёт дрожь. Но в то же время новое, неизведанное чувство, будто они что-то потеряли. Тяжесть в области груди зажимает лёгкие так, что Пятый чуть ли не задыхается. Мысль о том, что сейчас он услышит Бена, губы непроизвольно дёргаются. Чёрт побери, Пятый, держи себя в руках. Но Пятый не может. История циклична, потому что это дерьмо случается с ним во второй раз, и поэтому он проиграл. Но Бен смотрит на него, он чувствует его взгляд на себе и давится собственной слюной и криком, что таится в самом низу живота. Это уже не страх, это плохо скрываемая истерика.       Они что-то разрушили, тонкую грань понимания, доверия, что была дороже "удачи", которую обычно желают, так будто это просто необходимо для достижения цели. Пятому всегда казалось, что это звучит чересчур вычурно и несерьёзно. Сейчас ему уже так не кажется, теперь он стал замечать эту невидимую черту между ними. Ему кажется, что сквозь его пальцы течёт что-то важное и незаменимое, а он может лишь стоять и смотреть, как его мир разрушается. Он его сломал.       Пятый чувствует дыхание друга у себя над ухом и громко, как ему самому кажется, сглатывает слюну. Громко, потому что для него теперь нет других звуков, кроме дыхания Бена. Это теперь важнее всего. Его мир рушится с неимоверной скоростью, его страх оправдывается. Голова кружится, руки покрывают мурашки, а ладони потеют. Если он посмотрит на друга, признает некое поражение. Будто это "гляделки-наоборот". Пятый боится увидеть на его лице ненависть, он уверен, что это заслужил.       Но Бен молчит. Молчит так долго, что Пятый со страхом поднимает на него глаза. Его рёбра сдавливает животный ужас. Бен плачет. Тихо всхлипывает и тоже, Пятый готов поклясться, что он прав, боится взглянуть на него. Солёные дорожки слёз скатываются по его осунувшемуся лицу. Он похож на дышащий труп. Это неправильно, Пятый видит, что Бен тоже сломан. Он не заслужил этого. Воздух в грудь не поступает, но Пятый не против задохнуться тут и сейчас. Он устал. Громко, вдыхая носом воздух, Бен зажмуривается и готов оказаться где угодно, лишь бы не чувствовать себя настолько уязвимым. Ему кажется, что Пятый делает всё это из жалости и не знает, что Бен уже в курсе, что он и вправду слишком жалкий рядом с ним. Глаза жжет от слёз и у Бена нет сил даже на то, чтобы утереть их. Нелепо, он такой беспомощный, не знает, как сформулировать мысль и сказать хоть что-то. Голова раскалывается, руки немеют, Бену хочется закричать и сделать так, чтобы боль ушла. Всё рушится. Что именно – понять сложно из-за невыносимой боли и слезящихся глаз. Бена чуть ли не трясёт, и он готов прямо сейчас специально упасть на пол так, чтобы удариться виском об кафель. Чтобы избавить себя от этого. Он чувствует, что между ними это противное едкое молчание, которое порой бывает крайне ужасным, если смотришь со стороны. Потому что знаешь, что ничем не можешь помочь. Ужасно, когда ничего не можешь сделать, а даже если и можешь, со временем понимаешь, что всё было ошибкой. —...перестань, — слова друга раздаются в ушах Пятого глухим ударом. Руки немеют, но Пятый впивается глазами в лицо друга, замечая, как часто вздымается его грудь. Для Пятого, этот голос равносилен живительной влаге, но в то же время он чувствует, как что-то трещит внутри груди. Его тело не слушается, мысли покидают черепную коробку. Единственное, что было реальным – это голос друга, который всё сильнее искажался для самого Пятого, но никак не менялся для других. Пятого чуть ли не истерика, от него отрывают часть его, и ее нельзя просто так заменить. — Бен, о чём ты? — это не он. Это не его голос, он вообще не знает, почему стоит на коленях перед больничной койкой. Это всё происходит не с ним, это не его жизнь, он не мог так облажаться. Не мог. Но это его жизнь и прямо сейчас он почти не видит лица друга. Он смотрит в пол, на не запоминающиеся картины, которые всегда висят в больничных палатах. Смотрит на оборудование и на облака за окном. Жизнь для других людей не изменилась, никому нет дела до них, всё это так нелепо. Пятому кажется, что проходит час или два, но на деле, не более минуты. Ведь так не бывает, нельзя быть таким опустошённым и потерянным лишь от того, что... нет не так. Как же хочется, чтобы всё было обычной шуткой. Пятый пытается не думать о том, что жизнь всё так же идёт. Никому нет дела до тебя, а ты уже готов умереть лёжа на полу в палате на глазах у друга. — Н-не притворяйся...я...я уже всё знаю...— Бен говорит так, будто ему не хватает воздуха, но Пятый его не понимает. Даже впитывая каждое его слово и анализируя его с доскональной точностью, он всё равно не понимает. Хотя это вполне можно объяснить тем, что прямо сейчас он осмысливает то, что его жизнь перешла чёткую грань и он не знает в какую сторону нужно дальше идти. Это безысходность, он идёт наугад, потому что уже не знает, что важно и что правдиво. Он сам возвёл баррикады из лживых надежд и слишком радужных представлений. Он позволил себе подумать, что хоть что-то он может получить просто так. Похоже на сценку из дешёвого мюзикла, на который никто не пришёл. Он один. Пришёл один на никому не нужный спектакль. Пятый скоро в словаре будет стоять под определением "Ошибка, которую исправить невозможно". — О чём ты? — так глупо, так заезжено, так, что Пятому хочется разорвать себе глотку, потому что он не понимает. Но вместе с этим он всё чётче видит эту грань между ними. Барьер, который они строят вместе. В груди он чувствует тяжесть, ему давят на сердце, хочется рыдать навзрыд и лечь на пол, чтобы прийти в норму. — Пятый…— голос сиплый. Дышит тихо-тихо, будто боясь, что может случайно всхлипнуть непростительно громко, теперь он обуза для Пятого. Он жалок. Бен всё так же не смотрит на Пятого. На секунду им обоим кажется, что они не знают человека напротив. Бен выглядит чересчур белым и еле-еле дышит, а Пятый выглядит хуже смерти со своими синяками под глазами и общей аурой. Киллер видит перед собой лишь оболочку друга. То, что оставили после себя медики, его собранную по частям оболочку, которая ломается рядом с ним. Бен будто хрустальный бокал, который Пятый с каждой секундой сжимает всё сильнее и сильнее. Бен не похож на того Бена которого Пятый знал буквально два дня назад. Этот человек белый как полотно и не может связать более пяти слов в предложение, а что если и связывает, то со слишком большим усилием. Этот человек теперь инвалид. Произнося это определение у себя в голове Пятый понимает, что это слово никак не вяжется с его другом. Потому что Бен не инвалид, он не должен был лишиться ног и быть настолько уязвимым. Это не то будущее Бена, которое представлял себе Пятый. Это страшно и горько, но неизбежно.       Пятый никогда не загадывает на будущее, он считал это глупым и бессмысленным. Но даже так, он бы никогда не посмел бы подумать о таком развитии событий. Бен снова избегает смотреть на него, а Пятый всё так же стоит на коленях перед его койкой и следит за тем, как его грудная клетка то вздымается, то опускается. Потому что он не может сделать ничего более значимого. Поэтому он молча слушает, как Бен в который раз сглатывает ком в горле, терпеливо ожидая его дальнейших слов. Дрожь во всём теле остается незамеченной ни одному из них, они оба слышат лишь дыхание друг друга. —...я уже всё знаю...перестань...притворяться, — голос слишком тихий. Пятый только сейчас понимает, что голос друга звучит также фальшиво и непривычно, как и тот факт, что он белый как полотно и лишился ног. Как будто дешёвая мишура, как ложь, которую быстро распознаёшь, как что-то чертовски неправильное. Бен переводит на него взгляд и смотрит на него целую секунду. Щурится, словно смотрит на яркое солнце и отводит взгляд чтобы не повредить сетчатку. От этого взгляда, что-то рушится. Пол под ногами становится чересчур холодным и Пятый чувствует, как боль в коленях отдаётся в голове спазмами. Но он не встаёт. Так будет неправильно. Иначе он потеряет эту тонкую нить между ним и Беном. Будто если они находятся почти на одном уровне, он сможет вымолить прощение. Но дело в том, что Пятому нечего сказать. Нет оправданий, нет желания ничего говорить, просто хочется простоять перед койкой друга как можно дольше. Пережить с ним его страх и волнение, помочь ему с восстановлением. Хоть как-нибудь быть рядом, потому что иначе Пятый не сможет. Эгоистично может, но Пятый хочет, чтобы Бен простил его. Пятый как маленький ребёнок, который просит купить ему игрушку. Он не задумывается о последствиях и ему совершенно всё равно что дома у него куча точно таких же игрушек. Он хочет именно эту. — О чём ты? — Пятый наконец вспоминает, что Бен задал вопрос...Будто столетие назад, но Пятый отчётливо помнит каждое слово и его безжизненную интонацию. Сложно разобрать, что хотел сказать Бен, потому что Пятый ожидал чего угодно, но только не этого. Кафель под ногами холодный, почти такой же, как и кончики пальцев Бена. Пятый только сейчас замечает, что всё так же держит его за руку, сжав её при этом, словно это его последняя надежда на прощение. Хочется быть ближе, хоть чем-то помочь. Искупить свою вину. Пятый сможет: у него есть средства и возможности, есть работа и то, ради чего стоит бороться. — Перестань...— Пятый видит, Бен разбит. Он шепчет это через зубы, будь у него силы - он бы огрызнулся. Но он может лишь тихо всхлипывать и пытаться донести что-то до Пятого. А тот ждёт. Он готов ждать хоть всю жизнь, если это потребуется. Сделает всё, лишь бы Бен смог улыбаться, как раньше. Или эта улыбка могла бы походить хотя бы отдалённо на одну из тех, что помнил Пятый. Они всегда были тёплыми и яркими. Зонтом, когда идёт ливень, чашкой кофе, когда ломалась кофе машина. Был тем, кто был рядом. В мелочах, пусть даже так, именно мелочи делают нас сильнее. Бен – это что-то тёплое и светлое: такому человеку ты без страха доверишь жизнь и жизнь родных и любимых. Потому что Бен – солнце, а Пятый – луна. Такие разные, но друг для друга – незаменимые части жизни. Обычно такие люди не сходятся. Но им удалось. Друг без друга они больше не смогут, за каждым из дней всегда следует другой день, так и у них, их дружба не может так окончиться. Так нельзя. Пятый много раз думал, что им повезло стать друзьями. Представить на месте Бена кого-то другого – невозможно. Неправильно. Немыслимо. —...ты ведь в-врал...о-обовсё-ём в-врал...з-зачем ты т-тут, — вопросительная интонация такая тихая, Бен будто просит Пятого уйти, но тот не понимает почему. Что он имеет в виду? — Я тут, потому что ты мне дорог, — говорит, будто читает давно заученный назубок текст, но в голове пустота. Жизнь ломается на «до» и «после». —...врёшь...— выдавливает Бен из себя. На его щеках солёные дорожки от слёз. Пятому невыносимо от того, что Бенни не может даже утереть их. — Мы играли в карты – я врать не умею, — невольно Пятый вспоминает и это. Нелепые попытки выиграть в карты и то, как они сидят в квартире Бена, а рядом дорогое вино. Бен улыбается так ярко, а Пятый опьянён моментом. Но это уже «до», а сейчас уже «после», поэтому Пятый старается не думать о том, когда всё было хорошо это приносит слишком много боли. —...н-научился...— у Пятого галлюцинации или Бен попытался улыбнуться? Бен – его лучший друг, которому отрубили ноги из-за ошибки Пятого, попытался улыбнуться. У Пятого уже болят глаза он слёз, ему показалось. Или он сходит с ума. Было бы лучше, если второе, ведь в этом случае есть возможность вернуть «до». Пятый идиот. — Пере-естань врать, что мы...друз-зья...— Бен не смотрит на него. А Пятый отказывается понимать его слова. Это не может быть правдой ведь вот он, стоит рядом с ним на коленях и держит его за руку. Пятый не хочет думать, что на этом может закончиться их...дружба? Нет. Это нечто большее. Пятый не позволит себе волноваться из-за друга, потому что Бен это нечто родное и светлое. Что-то мягкое и что-то хорошее, что-то, чем ты будешь дорожить до конца, по-другому никак. Но как он может сказать всё, что он думает? Раньше, Бен понимал его без слов. Всегда. Бен понимал в каком настроении Пятый по одному его движению. А сейчас. Сейчас Бен лежит на больничной койке и не смеет посмотреть Пятому в глаза. От этого сердце пронзает едкая жгучая боль, проносящаяся по всему телу. Ведь это он виноват. Неудачник. Пятый не говорит. Он смотрит на Бена секунду, а потом неаккуратно, очень тихо прижимается к его груди. Слушает его сердце и пытается понять, его реакцию. Его тело холодное, будто Бен уже давно неживой, на секунду Пятому становится не по себе. Хочется быть ближе, хочется быть уверенным, что он не один и просто вернуть всё назад, как маленький ребёнок верить в светлое и бескорыстное чудо. Пятый и правда порой как ребёнок, такой же эгоистичный и хочет, чтобы его любили. До боли в сердце хочет, чтобы любили искренне. И никогда не оставляли больше одного. Потому что иначе всё будет не нужно. Он потеряется в мыслях. Никто не хочет такого. И Пятый не исключение. Пятому не стыдно. Лишь страшно, что Бен попросит его отстраниться. Но ничего. Бен как будто старается дышать тише, словно сам боится, что Пятый его отпустит. Пятый чувствует, как что-то касается его спины. Холодное, лёгкое, будто неживое. Бен изо всех сил пытается удержать руку на его спине, будто прося Пятого ещё хоть ненадолго побыть с ним. Здесь нет просьб о прощении, Пятый не может сказать и слова, лишь ждать того момента, когда Бен попросит его отстраниться. Но этого не происходит. Пятый этого не замечает, но Бен засыпает прямо в его объятиях.