Красное и белое

— В связи с тем, что Пятый не появлялся на работе, вам следует проверить его состояние. — Женщина на алых, будто молодые пионы каблуках смотрит на собеседников, чуть скривившись в улыбке. — Думаю, вам известно, почему он не появляется на работе, Куратор, он присматривает за другом, которого по вашей милости нам пришлось покалечить. — Сложив руки на груди, мужчина лет двадцати пяти с завязанными в пучок волосами без капли покорности смотрит женщине в глаза.       Её вечная ухмылка в уголке губ и самодовольная поза всегда раздражали его. Плюс ко всему, эта особа вызвала их с Лайлой по такому нелепому и даже глупому вопросу: «Почему, лучший киллер Агентства – Пятый, не появляется на работе уже вторые сутки». Ответ более чем очевиден – он помогает другу с реабилитацией. Однако, Куратору на это плевать. Так же, как и на всё, что может помешать работе идеального механизма их Агентства. После того как практически вся власть перешла в её руки, она решила установить чёткие границы и преобразовать Агентство в то, что можно будет назвать синонимом слова "совершенство". Нужно отметить, что власть она получила буквально два дня назад, а уже так обращается с ними. Будто они её пешки, это мягко говоря, бесит и задевает остатки самолюбия Второго. — Разумеется мне известно об этом, но вам не кажется, что Пятый слишком пренебрегает моей добротой? Он должен был задуматься над тем, что у каждой просьбы есть достойная цена. Это его ошибка, что его друг сейчас лежит в больнице и не имеет возможности самостоятельно даже в туалет сходить. — Ехидный, нет, звериный оскал. Эта женщина, получив власть переменилась и открыла свою истинную сущность. До этого, она и раньше стремилась заполучить должность на самой верхушке, но теперь, владея почти всеми бумагами, учётными записями и информацией абсолютно обо всех работниках, она вселяла страх. Животный и непреодолимый. Второй, нельзя сказать, чтобы боялся её, однако аура, что исходила от этой женщины, пронизывала холодным копьём и могла вызвать дрожь по всему телу. — Мама, все мы знаем о том, насколько ты можешь быть щедрой, но не торопись возвращать Пятого к работе. Сейчас, когда он ещё толком не оправился от "инцидента", мы должны приготовиться к худшему. Кто знает, вдруг он захочет встать на твоё место, или же просто-напросто рассказать о нас. Знаю, звучит глупо и по-детски, но разве не так действуют те, кто поддался чувствам? — Восьмая, сложив руки на груди и прикрыв глаза, слушала их разговор и до этого не подавала никаких признаков жизни. Поэтому, когда она заговорила, Куратор и Второй одновременно вздрогнули. Голос Лайлы был гортанным, с неким акцентом, который проскакивал даже после долгого времени и попыток избавиться от него. Её фигура, привычки и ухмылка в уголке губ – всё это было скопировано с матери. От Пятого она училась быть профессиональным киллером, а приёмная мать научила дочь общаться в обществе. Эта девушка поражала одними лишь словами, её замечания были весьма корректны, когда того требовал случай. Иногда, Второму казалось, что Лайла, с которой он выполняет задания и Восьмая, сидящая тут же, совершенно противоположные личности.       Всё, то время, когда она говорила, Куратор не сводила с неё холодного, пронизывающего до костей взгляда. Когда та закончила, она еще несколько секунд молча вглядывалась в неё. Будто ждала, что Восьмая скажет ещё что-то. — Пятый и вправду стал очень эмоционален за последние дни, теперь у нас есть невидимее нити, потянув за которые, мы сможем доставить ему большие неудобства. — Произнося это, Куратор всё время смотрела на приёмную дочь. Будто Восьмая и есть Пятый, только профессионально замаскированный. У Второго спёрло дыхание, он еле удержался чтобы не закашлять. Эти методы для него были противны. Манипулировать людьми и их эмоциями – важная часть в убийстве и пытках, однако, применять эту практику на своих же подчиненных, просто отвратительно. Пусть Пятый – это стальная стена, вечно холодная глыба льда, робот, беспрекословно выполняющий заказы, даже с этим набором качеств, он всё ещё человек, имеющий собственные эмоции и право на счастье. Кулаки Второго невольно сжимаются, так, что ногти оставляют багровые отпечатки на ладонях. Но Второй молчит. Здесь, сидя перед столом Куратора, заставленным бумагами, папками, чашками кофе и, кажется, эскизами новых костюмов, его голос почти не имеет веса. Лишь Восьмая может возразить Куратору, Второй же здесь, что-то на подобии свидетеля. От этой мысли, становится ещё противнее. — И да, Восьмая, не называй меня мамой, чувствую себя старухой, — произнося это, Куратор ненароком поправила локон белёсых волос и уставилась на приёмную дочь. В комнате повисло ещё более сильное напряжение, чем было раньше. Диего невольно сглотнул, образовавшуюся в полости слюну. Восьмая, на слова матери, лишь ещё больше изогнулась и без страха и стыда устремила взгляд на мать. Сейчас эти женщины были под стать хищницам, готовым в любое мгновение напасть друг на друга. Лишь свидетель и воспитанность, мешал им это сделать. — Да, мэм. Вы услышали, о чём я вам сообщила? Нельзя сейчас волноваться о Пятом, сейчас у нас есть более насущные и важные проблемы. К примеру, в Агентстве к вам ещё не устоялось то уважение, которое было у двенадцати, следует позаботиться и о бумагах, — Восьмая без колебаний и страха преграждала дорогу Куратору. Она смогла повернуть всё в русло, противоположную теме о Пятом. Её голос не дрогнул, и сама она, с каждым новым словом выгибалась всё сильнее и сильнее, будто хищник, готовый в любой момент напасть на жертву. Основная проблема в том, что жертвой в этой комнате мог быть лишь Второй. Как бы постыдно это не было признавать. Атмосфера в воздухе витала удушающая. Такая, что давит на ушные перепонки и закладывает уши, воздуха тоже, как будто бы меньше. Это словно борьба на выживание – выиграет тот, кому достанется больше кислорода, а, как известно, побеждает сильнейший. — Ты права, дорогая, но позволь мне самой решать, что мне делать со всей этой бумажной волокитой. Не в твоих обязанностях помогать мне, — приторно слащавый голос, раздражает до тошноты. Диего выразительно кривится и отводит глаза: не хватало ему ещё встретиться с этой женщиной взглядами. Уверен, в её глазах сверкает та же слащавая усмешка. — Разумеется, я не собиралась перечить вам, лишь указала на небольшие недочёты, исправить которые будет лучше в первую очередь. — Даже несмотря в их сторону, Второй чувствует, как их взгляды пересеклись, и как вновь установилась эта атмосфера между ними. Мерзкая и удушающая. — Думаю, на сегодня хватит, если вы мне понадобитесь, я позову вас, — Куратор раздражена. Восьмая сбила её с хода мыслей, что было очень на руку чуть ли не всему Агентству. По крайней мере, эта женщина ещё час будет в том состоянии, когда не можешь рационально оценить ход своих действий. Это компенсировало плохое настроение Второго, чему последний был несказанно рад.       Когда они, вместе с Восьмой, выходили из кабинета, мужчина облегчённо выдохнул. — Суровая женщина, — подытожил он мысль, таящуюся в голове у них обоих. — Ага, на то её и выбрали. Пусть её методы резки, но бьют они точно в цель. — И вот снова. Вся та властность и гордость, форма в которой Восьмая была под стать гепарду, испарилась. Теперь перед Диего стоит девушка, с хитрой улыбкой на губах и кошачьим оскалом. Говорит она всё с тем же акцентом, однако, сейчас он кажется более гибким и уместным. Диего невольно ухмыляется такой перемене. — Чего ты лыбишься? Нам плакать надо, эта женщина меня в могилу сведёт своими заскоками о том, чтобы сделать Агентство идеальным местом для убийств. — На секунду, на один лишь миг, её лицо становится холодным и ужасающим. Она была права, это заставило Диего поёжиться. — Ну знаешь, унывать пока ещё рано, мы тоже не так просты, пусть она творит свой "идеал", нам остаётся лишь следить, чтобы он не упала с пьедестала. — Да, — Диего и правда нечего добавить. Лайла права, они лишь маленькие детальки во всей этой машине, им остаётся лишь молча наблюдать. Пока лишь наблюдать. Кто знает, что ещё произойдёт. — Как насчёт китайской кухни? Слышала, около дома открылся ресторанчик, нам следует обязательно сходить туда. — И вот, Лайла уже тянет его за руку. Диего не может отказать. Но где-то в глубине души, он начинает понимать – что-то грядёт и это что-то, либо сотрёт всех и вся в порошок, либо забудется в один миг. И он пока не может подобрать определения точнее этого.