***
Вот уже второй день Пятый не отходит от койки Бена. Он предлагал свою помощь медсёстрам, но единственное чем он мог помочь – это не мешаться под ногами. Смотреть на Бена было… больно. Да, именно что больно. От того, как неестественно он выглядел и как беспомощно барахтался в простынях, чтобы самостоятельно сесть на кровати. Несмотря на то, что ему запрещали самому садиться на край, он всё равно продолжал это делать. Может, хотел доказать Пятому, что всё в порядке, а может и самому себе. Пятый всё никак не решался возразить или упрекнуть его в этом. Пару раз он поймал его, когда тот опасно накренился вперёд, но не сказал ему ни одного слова. Лишь взгляд, полный животного страха и сбившееся за секунду дыхание могли выдать его волнение. Пятый отчётливо помнит, как Бен посмотрел на него тогда. В этом взгляде была и тоска и минутный страх за собственное состояние, но ещё в них проглядывал стыд. Робкий, незаметный, словно ребёнок он отвёл глаза, понимая, что виновен в том, что Пятый вновь за него волнуется. А может Пятому просто померещилось и Бен просто не хотел смотреть на него. После того разговора они ни разу не обронили друг другу ни слова, даже смотреть друг на друга было будто бы запрещено. Оба не хотели, чтобы это продолжалось, но что-то каждый раз заставляло их закрыть рот или отвести глаза. Чувство того, что ты не в своей тарелке рядом с лучшим другом, давило на барабанные перепонки и сдавливало горло. По телу пробегали мурашки, когда взгляд невзначай касался друга, который теперь казался совсем другим человеком. Бен смотрит на обрубки, выглядывающие из-под белой ткани, и не может до конца поверить, что всю оставшуюся жизнь ему придётся каждый день лицезреть эту картину. По крайней мере, до того момента, пока ему не выпишут протезы. Он помнил, как Пятый говорил о том, что оплатит все расходы на его лечение. И был практически на сто процентов уверен в том, что Пятый уже обговорил все подробности на этот счёт с врачом. Врач. Он ведь прекрасно понимает, что реабилитация займёт не менее шести месяцев и за это время их отношения с Пятым могут пойти как в лучшую, так и в худшую сторону. Откинувшись на подушки, Бен зажмурился как можно сильнее и надавил на глазные яблоки, так, что ему были видны звёзды. Нельзя быть уверенным в том, что Пятый не покинет его за это время, эта мысль жгла черепную коробку и заставляло сердце стучать всё чаще. Проблема ещё и в том, что Бен не сможет заставить его остаться, даже попросить по-человечески не сможет, лишь посмотрит в глаза и кивнёт. Отпустит всё то время и все те воспоминания, потому что не собирается быть обузой, поскольку Пятый заслужил большего, чем всё это время потратить на него. Смотреть на Пятого невыносимо, ведь Бен боится увидеть холодное безразличие на таком родном лице. Пятый смотрит на свои руки. Мелкие царапины покрывают его пальцы и запястья, он уже давно привык к ним, а Бен так часто говорил ему обрабатывать их. Пятый отчего-то вспоминает эти наставления с грустью. Будто если прямо сейчас он намажет их кремом, он сможет искупить свою вину. Глупо, очень, но эти мысли поглощают и душат. Как он может помочь? Чем он может быть полезен Бену? Костяшки пальцев белеют от того, как сильно он их сжимает. Ему сказали, что он сидит в этой палате уже два дня, но он не чувствует времени, ни голода, ни сна. Хочет, как можно дольше быть рядом с Беном, просить прощения снова и снова, но слова, как назло, вылетают лишь молчаливым раскрыванием рта. Такой беспомощный и бессмысленный, Пятый готов хоть всю жизнь быть рядом с Беном, если это позволит ему заслужить прощение и вернуть всё на круги своя. Наверное, у него сейчас все волосы растрёпаны от бесконечного взлохмачивая их на нервной почве. Он смог лишь написать Ване, что не сможет появляться дома какое-то время. О ней он тоже волновался. Получая от неё ответы на свои сообщения, он мог лишь на несколько часов вздохнуть с облегчением, но холод по всему телу прошибал его снова, и он вновь писал ей. Практически не чувствуя в руках телефон и набирая текст даже не смотря на клавиатуру, он надеялся, что его холодный пот на затылке лишь признак паранойи. Он стал больше волноваться, Бен порой смотрел на него, что тоже вызывала волнение. «Я боюсь тебя, уйди, Пятый, я боюсь, что мне навредят из-за тебя. Пятый, я больше… не хочу быть друзьями, уйди уже, наконец», — Пятый видел в его взгляде эти фразы и в такие моменты спешил отвести глаза или притвориться, что он задремал. И так постоянно, час за часом, все эти мысли сдавливали и душили. А слов не было, были лишь мысли.***
Это большое здание всегда было для Вани чересчур большим и пафосным. Но даже так, оно было родным. Около гардеробной уже было несколько девушек из её ансамбля, обсуждающий следующий концерт. Говорили, что он будет примерно через месяц и что им следует лучше начать готовиться к нему уже сейчас. Ваня от этих громких голосов слегка поморщилась. После тишины квартиры в которой он безвылазно сидела двое суток, эти разговоры показались ей не иначе как гулом. Эти девушки говорили наперебой, даже не пытаясь быть тише: да и к чему это, сейчас в театре все свои, да и слишком уж рано они пришли, так что выговор им сделать пока что некому. — Здравствуйте, девушки, — а вот и их дирижер. Обычно он приходит раньше всех, но иногда были исключения, обычно из-за того, что он никак не мог подобрать бабочку к своему пиджаку. Сегодня на нём был чёрный пиджак и синяя в белую крапинку бабочка, Ваня невольно улыбнулась. — Здравствуйте, — хором ответили девушки и почти одновременно качнули головой в приветствие. — Что же вы тут стоите, пройдёмте-с в нашу залу, — мужчина был старенький, однако Ваня не дала бы ему больше сорока. Его учтивость была милой и непривычной, однако никто и никогда не говорил о нём ничего плохого. — А вот и наша Скрипка, — улыбнулся он Ване, когда они почти одновременно положили свои пальто на стол перед консьержкой. — Здравствуйте ещё раз. Хочу заметить, что ваша бабочка просто чудо, — улыбнулась Ваня старичку, головой указывая на его аксессуар. — Ох, Ваня, ты мне льстишь, — усмехнулся дирижер, поглаживая бородку. — Ну уж нет, — улыбнулась девушка, получив номерок и идя в сторону комнаты, где они обычно занимались. Телефон в кармане брюк внезапно завибрировал. Ваня знала кто это, на душе от этого стало тепло и спокойно, на лице появился едва заметный румянец. Привет, ты уже добралась? Всё хорошо? Ты нормально себя чувствуешь? Три, вроде бы ничем не примечательных вопроса, однако они греют душу, и Ваня несколько секунд неотрывно перечитывает три вопроса, будто они – самое важное, что есть в её жизни. Кофр поставлен на стул, девушка обдумывает, что же ей ответить на эти вопросы. Всё хорошо, я уже в здании, добралась без происшествий и готова учить ноты и думать о тебе. Передавай Бену от меня привет. Люблю тебя. Сообщение отправлено, и Ваня на секунду прикрывает глаза, вдохнув лёгкими, как можно больше воздуха, чтобы успокоить мысли и разум.***
На телефон пришло новое сообщение. Пятый долго вглядывается в буквы. Пытаясь соединить их в слова. Когда смысл сообщения всё же доходит до него, он облокачивается на спинку стула и прикрывает глаза. Жаль, он не сможет передать Бену привет.