Красное и белое

      Бен медленно набирал номер Пятого. Медленно из-за непроизвольного страха, окутывающего его каждый раз, когда он вводил в поисковике контактов знакомую комбинацию цифр.             А вводимый номер был номером Пятого потому что ему нужно было поговорить.       Признаться, Бен стал несколько молчаливым, но никто его не винил и многие даже поддерживали его отшельнический образ жизни.                   За то время, что он проходи реабилитацию он ни разу не видел Пятого хоть чуточку расслабленным.       Поведение его друга никто нельзя было описать словом «привычное», однако у него была особая тенденция поведения при нервозе.             В такие моменты как тогда Пятый мог долго смотреть в одну точку, начиная непроизвольно говорить с кем-то.       Бен в такие моменты брался за книги, а если медсестра заходила в палату и испуганно смотрела на бормотавшего под нос Пятого, жестами говорил, что они обсуждают его очередной роман.                   Как бы то ни было, Бен не ощущал себя жалким или неполноценным, скорее он позиционировал себя как неумелого и неряшливого ребенка, за которым нужно постоянно следить и любить.       Пятый так и делал, но его серое лицо могло стать счастливым и радостным благодаря лишь одному человеку — Ване.             Бен считал девушку своей союзницей, которая как и он, по доброте и незнанию, привязались к этому несносному человеку, готовому пожертвовать всем, ради спасения чего-то особенного личного для него.       Но в один момент Ваня исчезла.                   После этого, Пятый всё больше погружался в мысли — часто мужчина говорил с Беном, как ребёнок со взрослым, а потом резко начинал повышать голос и говорить о том, какой Бен глупый и незнающий.       Дошло до того, что Пятый начал постепенно «стирать» себе воспоминания таким образом стараясь отгородиться от призрачных надежд и недостижимых мечт.             Привыкнуть к протезам было проще, нежели к Пятому, который больше не был так неаккуратен со своей жизнью.       Незаметно для хирурга, Пятый начал отделяться от Бена.                   Маленькими шажками, Пятый подводил их общение к логичному и бесповоротному концу.       Бен же был слишком напуган этим, но даже сейчас, спустя столько времени, преодолев Операцию-7, Бен считал себя в опасности.             Пальцы по привычке вбили в поисковик номер телефона, и Бен несколько секунд молча пялился в экран гаджета.       Пятый мучается бессонницей — он не будет против позднего разговора, но не будет ли он против позднего разговора с Беном?                   Хороший вопрос, жаль только, Бен уже нажал на кнопку «Вызов»       Мобильник в кармане мужчины мерно постукивает и начинает начало мелодии, которую когда-то, там, в далёком прошлом, исполнила талантливая скрипачка.             Если быть точным, то у Пятого вышло поспать почти полтора часа — но он не был расстроен звонку и уж тем более не был зол на звонящего.                         — Да, Бен? — Усталым голосом прошелестел Пятый, прикладывая телефон как можно ближе к ушной раковине.                         — Привет Пятый, это я, — непроизвольно Бен поправляет прядь волос и кривит глазами в сторону. — Как ты? — Оба они знают, что в прелюдии не больше смысла, чем в десерте, поэтому Бен старается убедить себя, что Пятый не качает головой из стороны в сторону, иллюстрируя своё негодование из-за формулировки вопроса.                         — Стабильно, док, — только и может вымолвить Пятый: силы медленно покидали тело мужчины, а глаза слипались от усталости, но прекращать разговор на такой ноте — удел беспринципных эгоистов.       Бен молит в трубку.                   Когда ты знаешь, что по ту сторону трубки человек, почти что полностью идентичный тебе — можно и помолчать немного.       С закрытыми глазами Пятый не может точно сказать — какое время суток и который час, лишь мысль о том, что Бен до сих пор не положил трубку требует от него сосредоточения на теме разговора, которая, увы, пока что не определена.                         — Что ты хотел, Бен? — Пятый решил первым прервать гнетущее молчание, однако Бен и здесь решил промолчать.             Вспоминались их совместные встречи в опустевшей больнице, когда Пятый сидел подле Бена, следя за тем, как врач аккуратно наносит швы.       Тогда Пятый предпочитал молчать, но сейчас он бы отдал всё на свете, лишь бы вновь оказаться там, в прошлом, где, кажется, не было проблем и где их разговоры никогда не были неловкими.                         — Хотел бы сказать что-то важное, но знаешь, — Бен чувствует как всё его тело начинает дрожать, — знаешь, я не могу вот так, — комок нервов непроизвольно завязывался в тугой узел, а руки начинали потеть, — мне нужно видеть тебя. — Пятый чувствует как жгучая пощёчина бьёт его по лицу и как он сам начинает часто вбирать воздух грудью.                   С выписки Бена они толком не виделись, любая их встреча заканчивалась раньше, чем они доходили до самого важного.       И даже так, Пятый помнит лицо друга в мельчайших деталях, отмечает, как симметрично оно сложено и какие привычки есть и были у врача.             Но что они могут сказать друг другу, если увидятся?       Что им жаль?                   Они не хотели этого?       Что они, чёрт подери, скажут друг другу если встретятся?!             Пятый тихо сглатывает союзу, чувствуя, как всё тело начинает потеть.       Тонкие длинные пальцы аккуратно держат ручку, так, что получается роскошный неповторимый шрифт:

«Виктор не помнит себя.

Встреча с Беном на субботу на концерт»

            Пятый давит на глазные яблоки, а за окном брезжит рассвет.