Парадокс

      Санс почти сразу начал замечать, что их новая сожительница имела свои причуды: то порой говорила так много, что монстр мог с ней несколько часов без перерывов дискутировать на самые разные темы, то внезапно замолкала и по несколько часов могла сверлить стену пустым взглядом, будучи слишком глубоко погруженной в собственные мысли. И монстра это мало смущало. Быстро он распознал в ней человека науки, а таких без тараканов в голове не существует, так что это, наверное, еще не самое странное. Много читала и первое время совсем не воспринимала телевизор. С трудом Сансу удавалось убедить ее присоединиться к их совместным с Папайрусом вечерам-кино. Со временем она стала относиться к нему не так негативно, что, несомненно, радовало скелетов, потому что когда они были втроем, комедия казалась смешнее, ужастик не таким жутким, а что-то по-настоящему скучное сразу же становилось веселее и интереснее, если, конечно, не выключалось в первые 5 минут. — Итак, — Папайрус обводит взглядом сидящих на диване Санса и девушку, — пришла пора выбрать, что же сегодня мы будем смотреть! Объявляю о начале дискуссии. Предлагайте. — Комедию? — ответ брата всегда был предсказуемым. — Можно только не французскую? Я, конечно, знаю, что они считаются самыми смешными, но я абсолютно не понимаю этого европейского юмора, — Фриск старалась высказывать свою точку зрения ненавязчиво, не хотела лезть в чужой монастырь со своим уставом. — А чтобы ты хотела посмотреть? — Санс глядит на девушку, та задумывается. — Не помню, что я любила раньше, но сейчас не прочь была бы глянуть что-нибудь документальное, — задумчиво отвечает ученая, но потом допускает мысль, что такой жанр будет слишком занудным для братьев монстров, потому быстро добавляет, — или какой-нибудь детектив. Мне нравится наблюдать, как кто-то шевелит мозгами. — Детектив? Это когда фильм не про само преступление, а про то, как его расследуют? Верно? — Папайрус задумчиво начал вспоминать суть данного жанра — не прогадал. — Ну, скажем так, всегда преступление расследуют, но не всегда обходится без криминала по ходу сюжета, — Сансу на самом деле вообще дела не было до фильма. Скорее всего он уснет на первых 15 минутах, а потому его заботило исключительно мнение брата… ну, а теперь еще и безымянной знакомой. — О, это интересно. Мне тоже такое нравится больше, чем боевики, которые постоянно предлагает Андайн. Какой ты можешь посоветовать? — Папс глядит на девушку. — Я… я не знаю, — так ужасно, что врать становилось чуток проще, хотя бы теперь Фриск не хотелось провалиться под землю под эти верящие ей взгляды, однако она все еще радовалась тому, что достаточно умна, чтобы так глупо не раскрыть себя какой-нибудь незначительной деталью.       Фриск искренне не хотела быть нахлебником и всячески старалась помогать братьям по дому. Прибиралась, помогала с готовкой и постепенно начала даже привыкать к такой жизни. И хоть умом она понимала, что здесь ее вряд ли кто-то сумеет найти, но где-то в глубине души по-прежнему жил страх, который банально не позволял ей хотя бы ненадолго выйти на улицу погулять, который заставлял постоянно оглядываться и шугаться каждого лишнего шороха. Почти не выходя из дома, Фриск не чувствовала сильного дискомфорта, в отличие от Папса, который считал, что человеку определенно не хватает прогулок на свежем воздухе. Мол, это для здоровья вредно. — Человек, я собираюсь сходить в магазин за продуктами, не желаешь составить мне компанию? — младший брат завязывает черный галстук на тонкой шее и подмигивает собственному отражению в зеркале, — уверен, что небольшая прогулка развеселит тебя. — Благодарю за заботу, но мне не очень хочется идти на улицу, да и зимней одежды у меня нет. Давай ты вернешься и мы вместе приготовим ужин? — выявив в первые дни в Папайрусе черты инфантильного человека, она в некоторых ситуациях предпочитала обращаться с ним как с ребенком. Разумеется, что без фанатизма, однако воспользоваться в данной ситуации методом компромисса было неплохой идеей. — Ох, замечательная мысль. Хорошо, я не настаиваю. В таком случае я обещаю мигом вернуться обратно. Не скучай!       Но было кое-что такое, что невероятно сильно загоняло ученую в бездну уныния. Уж очень сильно она тосковала по своему делу — сидеть ночами напролет в подвале с пробирками в руках, постоянные записи, расчеты и попытки добиться того, о чем люди и фантазировать никогда не смели. И дело было даже не в желании прославиться, нет, просто это постоянное движение поддерживало жизнь в организме молодой ученой. Постоянное стремление к большему и осознание, что новый день, как и вчерашний, как и все предыдущие, будет наполнен смыслом. Сейчас она этого смысла была лишена. Книг не хватало для удовлетворения таких потребностей. Ощущала девушка, что что-то внутри нее затухает. И в такие моменты сильнее давили воспоминания о том, что она все еще окутана паутиной лжи. И она, подобно запутавшейся в этих коварных сетях мухе, понимала, что рано или поздно наступит пора, когда медленно к ней начнет подползать паук-правосудие. Такие мысли удручали еще сильнее, и тогда она предлагала Папайрусу что-нибудь вместе поделать — комиксы, сортировка его фигурок по размеру, цвету и степени привязанности, готовка любимых скелетом спагетти или банальная уборка. Что угодно, лишь бы отвлечься. Да только временами замечал старший брат эту тоску в ее глазах. И вроде подойти поинтересоваться хочет, да слов не находит. Думает, что если захочет, то непременно расскажет сама. А вообще-то отношения у них складывались все более и более дружелюбные.

*****

— Хей, приятель, у меня тут планы на вечер нарисовались, не составишь компанию? — а Фриск вообще очень нравилась в Сансе эта черта — он не заходил издалека, чаще всего был честен и прямолинеен. С ним можно было говорить четко и по делу. — Что за планы? — девушка в свою очередь тоже любила во всем точность. — Давно я не захаживал в свой любимый бар. Но одному, знаешь ли, такое себе удовольствие там рассиживаться, — Санс тихо посмеивается над своими высоко-утонченными речами и желает добиться такой же реакции от девушки, которая, кстати, то ли не понимала большинства его шуток, то ли не хотела понимать. — А чем тебе Папайрус не компания? — вопрос был задан больше из любопытства, чем из вредности. — Папс? Он не любитель подобных заведений. Врать не буду — там много хороших ребят, но многие из них бездельники, а Папс таких недолюбливает, — старший брат пожимает плечами и поправляет так приглядевшийся Фриск галстук-бабочку, — он активно выступает за то, чтобы от каждого была польза. Я его не сужу. — Санс, не то чтобы я не хотела конкретно с тобой время проводить, но я… я боюсь, — в данной ситуации Фриск подумала, что сыграть на чувствах может быть здесь довольно уместно, — из-за случившегося, особенно с учетом того, что я не помню, какие у меня были отношения с людьми или монстрами, я не знаю, чего мне стоит бояться, а чего нет. Единственное, что я знаю, так это то, что я на чужой территории, на которой мне, по всей видимости, быть не стоит. — Послушай, вот перед тобой стою я. Ты меня боишься? — У Санса тоже заранее было припрятано несколько козырей, — ты мне доверяешь? — Тебя я не боюсь и… — на мгновение Фриск сбивается, — ну… я больше тебе доверяю, нежели нет. — Послушай. Это здесь неподалеку, все мои знакомые — такие же ленивые и равнодушные ко всему происходящему вокруг. Могу тебя заверить, что бояться тебе нечего, — говорит это Санс без напористости, очень спокойно и расслабленно, как и было в его стиле, что, кстати, и внушало Фриск доверие, — и я могу дать слово, если ты мне доверишься, что даже если кто-то попытается тебя обидеть — тебя я в обиду все равно не дам. Веришь? — Дай мне минуту, — просит ученая. И на все размышления у нее действительно уходит минута — ни больше и ни меньше. Если что-то пойдет не так, то он сможет ее защитить. Это, пожалуй, стало самым весомым аргументом, потому что никогда еще никто девушке такого не говорил. Фриск отрицает это, хотя в глубине души хочет почувствовать, какого это, когда кто-то другой переживает за твою жизнь, — хорошо, я думаю, что ничего страшного не произойдет, если я пойду с тобой. — Классно, спасибо за заботу, — все также спокойно отвечает Санс, но все-таки дает понять, что ценит такое доверие со стороны безымянной знакомой… наверное, уже даже подруги. Все-таки жизнь под одной крышей могла неплохо так сплотить, — тогда идем.

*****

      Это было похоже на другой мир. Шумный, громкий, яркий, который постоянно находился в движении — на сцене монстры играли джаз. Фриск всегда относилась к нему скептически, но эта живая музыка смогла ее по-настоящему впечатлить, кажется, что открылась новая сторона этого музыкального жанра, который так и впечатлил ученую. Кто-то, будучи уже изрядно выпившим, ругался с собутыльником, кто-то пытался петь так, чтобы это подходило под звуки льющейся со сцены музыки. За некоторыми столиками сидели красивые дамы в костюмах из перьев, они пили из высоких бокалов и постоянно над чем-то смеялись. На глазах Санса и Фриск несколько мужиков сдвинули столы воедино, расселись вокруг него и начали играть в покер. И все девушке казалось таким необычным и до жути интересным, что даже в животе как будто бабочки порхали. Она уже окунулась в эти ощущения, но голову словно снесло, и ей хотелось погружаться в это все глубже и глубже — минутная слабость, за которую она потом будет себя ругать, но сейчас ей хотелось задыхаться от впечатлений.       Санс жестом указывает на несколько высоких стульев на тонких ножках, что стояли у самого бара. Сначала помогает даме сесть, а потом присаживается рядом сам. На них смотрит ярко-рыжий бармен. Глядя в упор на новых посетителей, он, кажется, давал понять, что готов принять заказ, не переставая протирать находившийся в руках высокий пивной стакан. — Добрый вечер, Грилбз. Рад тебя видеть, а я тут приятельницу привел немного отдохнуть, повеселиться, — Санс дружелюбно улыбается безмолвному бармену, а затем переводит взгляд на девушку, — выпьешь? — У меня такое чувство, что я не пью, — Фриск не была ярой поклонницей здорового образа жизни, просто боялась, что под градусом язык мог развязаться. — Я тоже не пью. Но чуть-чуть, чтобы стало хоть немного легче на душе и веселее — это, считай, не отрава, а лекарство. Все хорошо, не переживай, — и все-таки Санс внушал доверие. Наверное поэтому Фриск соглашается на слабоалкогольный коктейль, хотя первое время чувствует себя довольно зажато. Однако спустя стакан с яркой трубочкой и красивым зонтиком она вдруг почувствовала какую-то легкость. Но не более. Как Санс и обещал — ничего серьезного, просто чтобы было повеселее. — Какой-то этот бармен тихий, — вдруг произносит Фриск, когда Гриллби уходит от стойки, чтобы разнять двух разбушевавшихся клиентов. Все-таки в больших количествах алкоголь творил немыслимые вещи. — Да, тихий. Говорят, что раньше был тем еще болтуном. А потом слишком неудачно к людям попал. Сам кое-как спасся, но язык они ему подрезали, изверги, — так же тихо рассказывает монстр столь страшную и жестокую историю, а девушку словно током бьет, но она готова благодарить монстра, что тот оставил ее без подробностей, о которых она совсем не хотела сейчас слышать. Она непременно спросит. О многом спросит, но чуть-чуть попозже. Сейчас она слишком трезвая, чтобы спокойно говорить о таких вещах… а она ведь ученая, казалось бы, и не такое видела... — Санс? — снова шепчет она, отставляя пустой стакан. — Мм? — глядит он на нее, а во взгляде нет ожидаемой злости или скорби, вообще, не говоря уже конкретно о ней, о человеке. — Может… еще по одному коктейлю? — а тот в ответ лишь улыбается.       Несколько пустых стаканов, и разговор уже шел намного легче. Фриск наконец-то смогла почувствовать себя более раскрепощенно, а Санс просто этому радовался, потому что именно этого и добавился — чтобы она расслабилась и повеселела. Бледные щеки налились пунцом от алкоголя, она сидела, подперев щеку ладонью, глядя на монстра. — ...в итоге он у меня такой спрашивает: «По чем продаешь?». Ну а я отвечаю: «У уток спрашивай — теперь они тут главные!» — Санс заканчивает очередную из своих многочисленных историй, и они оба начинают смеяться, — нам смешно, а вот он, кажется, тогда эту шутку не оценил. — Забавно. Послушай, Санс, я не люблю врать, и мне кажется, что я перестану уважать себя, если не пересилю сейчас себя и не задам тебе этот вопрос… — Что такое, приятель? Я весь во внимании, — Санс не каламбурит, потому что видит, что для девушки, кажется, сейчас разговор будет не из приятных. Он заметно напрягся. — Я сейчас услышала о том, что люди, мой народ, сделали с твои другом. И Бог знает, сколько еще всего они могли сделать с другими монстрами, мне даже страшно подумать. Но интересует меня другое. Ответь, почему ты так милосерден со мной? И обращаешься со мной на равных? — Фриск медленно сокращает дистанцию между ними и глядит прямо в глаза. — А что ты такого сделала, чтобы я не обращался с тобой так? — а Санс хоть и по-прежнему спокоен, однако довольно серьезен, кажется, что даже немного рассержен, — я считаю глупым из-за нескольких аморальных уродов ставить клеймо на целом народе. Я скажу тебе вот что: я встречал в своей жизни много людей — были среди них плохие… но были и хорошие. Я все еще верю, что люди не растеряли своего милосердия, что когда-нибудь какой-нибудь человек спасет попавшего в беду монстра. Не прося чего-то взамен, не извлекая какой-то выгоды. Просто спасет, потому что будет видеть, что он нуждается в помощи.       Санс останавливается, резко замолкает. Делает еще несколько глотков и глядит на свою собеседницу. Видит ее заинтересованность. Видит, что она хочет слушать его дальше. И это в очередной раз его радует. — Я знаю, что вас всех убеждают в том, что мы, монстры, ненавидим вас, людей, что мы берем вас в плен, издеваемся всячески над вами, убиваем… И тебе, я уверен, тоже такое говорили, потому что я видел и чувствовал, как ты меня сначала боялась. Видимо, эти мысли у тебя уже на подсознательном уровне, потому что ты просто боялась, даже не помня всего сказанного. Но сейчас ты спокойно сидишь рядом со мной, мы смеемся и хорошо проводим время. И я просто этому рад. Послушай, на самом деле люди ненавидят нас гораздо сильнее, чем мы их. Людей тут много, вас тут никто не обижает, потому что все знают, какого живется на другой стороне, что от хорошей жизни люди не бегут к потенциальным врагам. Да о чем я только говорю?! У моего босса приемная дочка — человек. Тот, кого ваши люди сильнее всего ненавидят и одновременно боятся, воспитывает человека. — Правда? — вот это для Фриск стало настоящим шоком. Она и подумать не могла, что ей так бессовестно врали все эти годы. И Санса в тот момент она невольно начала уважать еще сильнее. После всего, что люди сделали для них, у него все еще оставались силы верить в их милосердие. Для этого нужна была невероятная сила духа. И Санс, очевидно, обладал ею, хоть зачастую и прятал ее под маской лени. — Ну, ладно, тут я приврал, конечно, дочка уже взрослая, воспитанием он уже не занимается, но любит ее. Она полноценный член семьи даже после того, как люди убили его родного сына, — с доброй и одновременно грустной улыбкой Санс усмехается, ведь знает, что ответил совсем не на тот вопрос, на который хотела получить ответ девушка, — поэтому я и привел тебя сюда. Чтобы ты немного расслабилась, чтобы я смог тебе все это рассказать, а ты смогла это выслушать и принять без поспешных выводов. Мы вам не враги. Мы и сами рады были бы жить в мире… да только они не хотят.       Фриск ненавидит свою легенду с амнезией, ведь именно сейчас ей хочется рассказать все, что ей когда-то рассказывали про монстров. Хочется рассказать о поступках, к которым ее склоняли, к жестоким и бесчеловечным поступкам. Хочется сказать, что она тоже хочет жить в мире… среди монстров. Отныне и навсегда в людях она разочаровалась. В отличие от Санса, ей в остатки милосердия верилось с трудом. — Я не помню, что тогда произошло. Но я очень рада, что оказалась здесь… рядом с твоим братом и тобой, — уже почти шепчет она, безотрывно глядя в глаза монстра. Прошел миг, а они уже казались ей бесконечно родными. — Я вижу, что ты славный человек. Благодаря таким как ты, я все еще верю в людей, — и Санс улыбается так тепло и искренне, что Фриск забывает о всех своих страхах. Уж он-то точно ее в обиду никому не даст.       Первый поцелуй, как и положено, должен происходить спонтанно. И как-то синхронно они прикрыли глаза и просто поцеловались. И не смущало, что они все еще в полном народом баре, что громко играет музыка и что кто-то уже активно устраивал с кем-то разборки. Поцелуй аккуратный, без лишней пошлости, которая была тут абсолютно ни к месту и без спешки, разве что от волнения немного подрагивали губы девушки, которая впервые в жизни ощущала такие эмоции. Сердце бешено колотилось, хотелось одновременно бегать, кричать, смеяться и рыдать от переполнявших ее чувств. В один момент даже голова так закружилась, что девушка даже побоялась, что вот-вот упадет. Новые ощущения отзывались легкими покалываниями в кончиках пальцев. И говорят, что в такие моменты время замедляется, словно дает тебе возможность получше прочувствовать этот момент. А вот лично для Фриск это было до такой степени хорошо и приятно, что по всем законам подлости все закончилось слишком быстро. Однако эмоции все равно били через край. И снова они смотрят друг другу в глаза, потому что слова уже излишни. — Уже поздно. Идем домой, пока тут мебель не отправилась в полет вместе с посудой? — Санс снова смеется, Фриск поддерживает. На сегодняшний день впечатлений ей точно хватило.       Больше всего сейчас не хотелось портить вечер пустыми раздумьмями о том, что будет дальше. Даже Фриск, привыкшая строить планы наперед, в данной ситуации просто отдалась течению, наслаждаясь моментом, думая, что если сейчас хорошо, то все остальное может и подождать. Может быть, что потом будет между ними на эту тему довольно серьезный и в некоторых моментах малоприятный разговор, может быть, напротив, они смогут быстро с этим разобраться... или они вообще не будут об этом вспоминать. Какое значение это имеет сейчас?       Фриск чувствует небывалую легкость и веселое головокружение. Санс ее придерживает, хоть она вполне может идти самостоятельно. В воздухе так красиво летают снежинки. Она продолжают без конца разговаривать, разговаривать, смеяться и снова общаться на самые разные темы. И в этот момент она чувствует себя по-настоящему счастливой.       Дом встречает их приятной тишиной и желанным теплом. Папс, разумеется, уже давно спал, поэтому шуметь Санс с Фриск позволить себе не могли. Они перешептывались о чем-то, сидя на диване. А потом девушка ощущает, что вот-вот отключится. — Санс, — шепотом обращается она к монстру, — что-то... что-то я уже засыпаю. Извини, но я вынуждена завершить дискуссию на сегодняшний день, — с расслабленной улыбкой она падает на спину, а монстр тут же подкладывает ей под голову подушку и укрывает пледом, — спокойной ночи. — Спокойной ночи.