Пепел на снегу

— Все будет хорошо. А вообще… как ты умудрился сломать плечо? — Я просто особенный, забыла? — Променять бы твою особенность на что-нибудь другое, Томаш. — Зачем? Не нужно, ты же тогда за мной вообще ухаживать не будешь. А так, видишь, у тебя есть повод. К тому же ты не делаешь так больно, как лекари.       Я не помню тот момент, когда понял, что влюбился в тебя, как дурак, но помню день, когда впервые влюбленный оказался в твоих объятиях. Они были совершенно иными. Не могу объяснить как или почему, просто знаю, что таких еще никогда не чувствовал. Тогда на мгновение я даже забыл, что у меня что-то там было сломано и при каждом касании дико болело. Раз в клане никакие отношения не приветствовались, нужно было ловить момент. Хитрый способ быть ближе к тебе, не правда ли?       Но с ходом времени мне становилось все хуже и хуже. Я пытался дарить тебе хотя бы толику внимания не такого, как к товарищу. Что-то большее приходилось скрывать. Просто представь, какого мне было. Ощущение, что все накопившиеся чувства хотели раскрыть себя, и боль внутри… лучше и не думать. Иногда меня посещали мысли о том, чтобы признаться тебе, я набирался храбрости, шел к тебе с твердым намерением все рассказать и… тормозил на полпути. Нельзя. Даже если бы ты ничего мне не ответила, кто-нибудь бы узнал об этом разговоре, а наказание пришлось бы нести ни мне одному.       Знаешь, я хоть и был полностью здоров, в прекрасной форме, готовый идти в бой, когда прикажут, но постоянно ощущал, будто бы во мне что-то ломается. Физически ломается. Похоже, что это мои кости растрескивались по частям. Поначалу у меня получалось терпеть, не обращать внимания, но потом приходила злоба. Такая, что дым вокруг меня становился гуще и черней и клубился по земле сильнее. А затем снова ты, Келли, и твои объятия. Ты успокаивала меня тем, что рассказывала истории обо мне же. О нашем детстве. У меня всегда вызывали глупую улыбку твои слова о том, каким милым я был, когда сердился. Я и подумать не мог, что считала меня таким.       Те времена были далеко в прошлом, и мне казалось, что боль отступила. Как бы ни так. Значит, ты заключила мир с Ширай Рю, и отныне вы со Скорпионом союзники? Наконец-то эта бессмысленная вражда окончена, но, Келли, я ведь не слепой. На товарища так не смотрят. Брата так не обнимают. Да и друга вряд ли будут так целовать. Тут и дураку все ясно видно. И я тот самый дурак, раз не переставал надеяться.       Сейчас у нас много времени, чтобы говорить обо всем и ни о чем, и я спрашиваю о твоей жизни в то время, как в груди раздается треск. Скажи мне, зачем я спрашиваю, закапывая себя глубже и зная, что ты невольно, но упомянешь его? Ответ находится быстро — хочу знать, что ты счастлива. С нашей-то жизнью, о каком счастье мы могли мечтать, верно? Я слушаю тебя до конца, а когда мы расходимся, мои руки сжимаются в кулаки, зубы смыкаются плотней, и с новой силой приходит боль. Снова чувствую, как все внутри меня дробится от моей безмолвной злости. Но на этот раз ты не останешься рядом, не вспомнишь и не расскажешь, каким милым я когда-то давно был для тебя. Теперь придется справляться в одиночку, лишь бы хватило терпения. Все будет хорошо.