Неизбежное

Уиллу снилось, что он проследовал за женщиной к её дому, накачал её наркотиками и уложил у себя на столе. Ему снилось, что он взял скальпель и повёл вниз тонкий надрез от её груди, слушая её поскуливания и не чувствуя ни капли сожаления или вины. Не чувствуя ничего. Кроме разочарования, когда он рассёк рёбра и обнаружил, что те не годятся в пищу. Ему снилось, что он забрал её сердце и даже не заметил, как она испустила свой последний вздох. Смерть по удобному случаю. Её не ждал никакой замысел. Только расчленение и тихое забвение там, где её никто не найдёт. Никто не станет искать. Уиллу снились ловкие ладони, укладывающие его на спину. Ныряющие в его грудную клетку, чтобы крепко взяться за сердце. Сжимая. Во сне Уилл тянулся к этим ладоням — не для того, чтобы оттолкнуть, но чтобы притянуть их ещё ближе, ещё глубже. У него изо рта текла кровь, и чужой тёплый язык слизывал её, словно изысканнейшее вино. Уилл проснулся, тяжело дыша. Посмотрев на свои руки, он обнаружил, что те дрожали. Обдумывая свои желания, Уилл признавал, что идея увидеть Ганнибала Лектера перепачканным кровью не вызывала у него отвращения. Что он мог больше, чем просто терпеть зло. Но это было чем-то другим — видеть всё собственными глазами, понимать, что это правда. Не просто случайная мысль. Его реальность. То, что для любого другого оказалось бы кошмаром, наполняло кровь Уилла адреналином по совсем другой причине. Заставляло его прижимать ладонь к груди, чтобы ещё на секунду задержать там фантомные прикосновения. Он не мог дышать. Под слоями стыда и отвращения, ещё сильнее пробивалось острое желание. Жажда. Уилл взглянул на телефон у себя на тумбочке, затем на часы, и поморщился. — Уилл? Уилл заморгал. Он даже не осознавал, что нажал на кнопку вызова. Прижав телефон к уху, он лёг обратно в постель. — Уилл, ты в опасности? — Нет. — ФБР узнало о наших звонках? — Нет. — Ты умираешь, Уилл? — Нет. — Тогда почему ты звонишь мне в четыре часа утра? Уилл придушенно рассмеялся. Его дыхание постепенно начало возвращаться к норме. Голос Ганнибала звучал устало и немного нервно. Человечно. — Извини. Я не собирался, честно говоря. Просто так получилось… Раздался какой-то звук, похожий на шорох ткани, и Уилл представил, как Ганнибал ложится, кладя голову на подушку. Представил, как он закрывает глаза. — Не нужно извиняться, Уилл. Я всегда рад тебя слышать. Хотя ты разбудил меня посреди чудесного сна. Уиллу стало любопытно, что же снилось самому дьяволу. — А что тебе снилось? — Как свет угасает вместе с солнцем, так и наши сны угасают после пробуждения. — То есть ты не помнишь? — Нет. Но я уверен, что это был чудесный сон, — Ганнибал зевнул. Это оказалось ужасно умильным. — А что снилось тебе, Уилл? Уилл подавил улыбку и откашлялся. — Почему ты думаешь, что я этого не забыл? Ганнибал задумчиво хмыкнул. — Поскольку ты звонишь в такое время, я могу лишь предположить, что тебя разбудил кошмар. Или сон, — он снова зевнул. — Возможно, это бессонница. Или более серьёзное медицинское состояние. Ты в последнее время нормально спишь? Ты ходил к каким-то докторам? — его голос перешёл в тихое бормотание, так что Уиллу пришлось прижать трубку ближе к уху. — Последний вопрос какой-то бессмысленный. — Ты же понял, что я имел в виду, Уилл. Уилл хохотнул, а затем тихонько вздохнул. Какую-то секунду он слушал размеренное дыхание Ганнибала, а потом его улыбка угасла. — Мне снился ты, — признался он. — Опять. Ты часто мне снишься. Я… в этот раз ты держал в руках моё сердце. Это было… — услышав звук с той стороны, Уилл замолчал и на мгновение убрал трубку от уха, чтобы на неё взглянуть. — Ганнибал?.. Ты что, уснул? Ему ответило всё то же лёгкое похрапывание. Улыбаясь, Уилл потёр лицо ладонью. Затем включил громкую связь и со вздохом устроил телефон у себя на подушке. И с лёгкостью снова провалился в сон. * * * Недели тянулись одна за другой. Уилл начал звонить Ганнибалу каждый день, потому что не мог вспомнить, почему раньше этого не делал. Иногда им удавалось поговорить всего несколько минут, прежде чем Ганнибалу нужно было уходить, чтобы позаботиться о чём-то в своей всё ещё хрупкой жизни, или Уиллу нужно было съездить по редким делам. А иногда они разговаривали часами. Уилл укладывался в кровать и не успевал опомниться, как вокруг становилось темно и Ганнибал прощался с ним, чтобы пойти принять душ. Иногда они беседовали перед сном, и тогда Уилл мог послушать, как сонный Ганнибал Лектер бормочет бессвязные нелепости, прежде чем задремать. — Ты когда-нибудь пробовал тигриное мясо, Уилл? Самые вкусные — полоски. — Уилл, какое твоё любимое печенье? Я сегодня сделал шоколадную крошку. Название «шоколад» происходит от ацтекского слова «чокоатль». Ты знал, Уилл, что, возможно, ацтекские пирамиды были… — Четыре чашки муки, Уилл. Четыре. Ровно четыре. Иногда Ганнибал начинал говорить на каком-то другом языке, уж точно не английском, и Уиллу только и оставалось, что кивать и согласно хмыкать, чтобы тот продолжал говорить. Уилл почти не сомневался, что Ганнибал не догадывался об этом его новом любимом времяпровождении, — и предпочитал, чтобы оно и дальше оставалось его маленьким секретом. Иначе с Ганнибала вполне сталось бы предложить прощаться пораньше. * * * Гудки длились дольше обычного. — Алло? Моргнув, Уилл уставился на телефон. — Алло? — озадаченно ответил он. — Вы звоните Олдричу? — Э-э. — Тут твой телефон звонил, ковбой. Уилл снова резко моргнул, хмурясь. Лёгкий шорох — и в трубке раздался новый голос. — Уилл? — Ганнибал. Что… кто это был? — предыдущий голос принадлежал мужчине. И не казался знакомым. Ещё один из Ганнибаловых «учеников»? Кто-то вроде Чийо? Но этот мужчина назвал его Олдричем. — Я сегодня ужинаю с гостем. — С гостем? Уилл мог слышать, как Ганнибал перемещается по своему жилью. — Он вегетарианец. Уилл, я жутко извиняюсь, но можно я перезвоню тебе попозже? Мне бы крайне не хотелось быть невежливым. — О. Хорошо. Ганнибал повесил трубку, и Уилл несколько долгих минут продолжал смотреть на крошечный экран. Он особенно не задумывался о жизни Ганнибала там, на Кубе. Уилл без труда представлял, как он ходит по дому, готовит еду, сочиняет музыку (не так давно ему привезли клавесин), чистит зубы, моется под душем, спит… Но когда он уходил из своего дома (который Уилл постарался воссоздать в своём дворце памяти как можно точнее) — чем он занимался? Речь ведь шла о Ганнибале. Он мог залечь на дно лишь на некоторое время. Возможно, у него и не было навязчивой потребности убивать, но Уилл практически не сомневался, что у него была потребность демонстрировать свои ох-как-тщательно-культивируемые умения. Как часто он приглашал кого-то на ужин? Не для того, чтобы съесть, но чтобы накормить, рассказать историю происхождения блюда, которое они ели, потратить кучу времени, всё подготавливая и подбирая аккомпанирующее вино, накрывая на стол, сервируя еду в замысловатом стиле, который был так уникально его... Уилл поймал себя на необъяснимом раздражении. Тот мужчина назвал Ганнибала ковбоем. Если и существовало ещё менее подходящее прозвище, Уилл его себе не представлял. Не то чтобы он хоть раз задумывался над тем, чтобы дать Ганнибалу прозвище. Но если бы задумался, то точно сочинил бы что-то получше. Что-то наподобие… ну, неважно. Но это точно было бы что-то умное и подходящее. Уилла вдруг ошеломила другая мысль. Что, если Ганнибал нашёл кого-то вроде Аланы? Кого-то, чтобы… создавать видимость. Обеспечивать его железным алиби. Уилл практически не сомневался, что Ганнибал спал с Беделией — у него явно были потребности. А уж после трёх лет за решёткой… Стиснув зубы, Уилл мрачно потопал к двери — вывести Энцефалит на прогулку. Ганнибал не перезвонил ни вечером, ни на следующий день. Уилл заставил себя подождать, чтобы узнать, когда же он позвонит. * * * В итоге Уилл всё-таки сдался. — Уилл, как твои дела сегодня утром? Уилл решил сразу начать с «Ты же сказал, что перезвонишь». Это разительно отличалось от витиеватых поворотов их обычных бесед, и он мог определить, что застиг Ганнибала врасплох. — Тем вечером, ты хочешь сказать? Прошу прощения. Я был занят довольно-таки допоздна и не хотел тебя разбудить. — Почему ты вообще никогда мне не звонишь? — вдруг осенило Уилла. Все их телефонные разговоры инициировал только он. Ганнибал никогда против этого не протестовал, но у него ведь был номер Уилла. Странно, что он никогда им не пользовался. — Тебя это беспокоит? Уилл закряхтел, раздражённый, что на его вопрос ответили другим вопросом. — Не знаю... Нет. Не беспокоит. Но почему так? — Возможно, дожидаясь твоего звонка, я могу не сомневаться, что для тебя это удобное время для разговора. — Это правда, но это не основная причина. — Нет, — признал Ганнибал. Уиллу стало любопытно, почему он избегал этой конкретной темы. Повисла тишина, а потом Уилл услышал тишайший вздох. — Я всегда наслаждаюсь нашими разговорами, Уилл. Даже с общими комнатами, ты — единственный человек, которого мой дворец памяти не может воссоздать во всём великолепии. Должен признаться, что внезапная возможность нашего неограниченного общения по телефону меня немного ошарашивает. Я планировал подождать, пока смогу снова увидеть тебя лично. Лучше соблюдать умеренность, потакая своим желаниям. Несмотря на все эти цветистые речи, Уилл сразу понял их суть. Ганнибал по нему скучал и телефона ему не хватало. Он предпочитал устраивать навороченные ужины, чтобы отвлечься от мыслей, сколько ещё времени пройдёт, прежде чем они смогут рискнуть встретиться вживую. Уилл медленно сел на диван, гадая, стоило ли отрицать, что от этого понимания у него закружилась голова. Ганнибал Лектер и впрямь превращал его в девчонку-подростка. Но Уилл не возражал. Ганнибал был Чесапикским Потрошителем, человеком, не поддающимся никакой классификации, который убивал без навязчивой потребности и без жалости, и ел органы своих жертв не потому, что должен был, а просто потому что ему так хотелось. Он мог быть чистым листом и прятать всё под безупречной покерной маской, потому что не испытывал настоящих эмоций, и в то же самое время адресовать приветливые улыбки и (кошмарные) шутки людям, считавшим себя его друзьями и коллегами. Уилл вряд ли хоть раз слышал, чтобы этот человек, которого некоторые называли самим дьяволом во плоти, хоть раз говорил с такой нежностью. Он тоже превращал Ганнибала в девчонку-подростка. Когда Уилл заговорил, то попытался, чтобы это прозвучало небрежно, но у него слегка пересохло горло. — А если бы я сказал, что хочу, чтобы ты плюнул на умеренность? Дыхание Ганнибала еле слышно дрогнуло, и у Уилла подскочил пульс. — Я бы тебе в этом не отказал. Уиллу хотелось спросить, в чём ещё Ганнибал ему не отказал бы, но он не был уверен, что сможет контролировать свой тон. Поэтому он ещё раз проиграл у себя в голове этот легчайший скачок дыхания, зная, что ещё не раз повторит это до конца дня. Ганнибал очень редко терял столь огромную часть своего выверенного самоконтроля. Уилл задумался, как бы Ганнибал выглядел, утратив его полностью? С растрёпанными волосами, приоткрытыми и распухшими от поцелуев губами, упрашивающий... О, вот это было той ещё идеей: Ганнибал Лектер, упрашивающий... Уилл со вздохом заставил себя вынырнуть из своих мыслей, досадуя, что не мог оставаться сосредоточенным. — А кто это был — тогда, раньше? Тот парень, который назвал тебя «ковбоем», — Уилл фыркнул. — Почему именно так, кстати? — Я сказал ему, что некоторое время прожил в Америке, и ему приглянулось данное прозвище. — Только не говори, что и тебе тоже, — надавил Уилл, желая услышать мнение Ганнибала. — Уилл, — Ганнибал сделал паузу, — меня можно назвать многими терминами, но «ковбой» в их число не входит и никогда не будет входить. Уилл засмеялся. — Это неизбежное зло. У него очаровательная винодельня. — Никогда бы не подумал, что доживу до того дня, когда ты продашь душу за вино. — Не душу, — не без веселья отозвался Ганнибал. — Своё чувство достоинства, значит. Наступила очень нарочитая тишина, и Уилл понял, что сказал что-то не так. — Ты считаешь Эйвери угрозой, Уилл? — Угрозой? — к Уиллу подошла Энцефалит, и он притворился, будто не нашёлся с ответом исключительно потому, что был слишком занят чесанием её за ушами. — Что ты имеешь в виду? — Сколько ещё мы будем играть в эти игры? Уилл нервно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки — ему стало жарко. Затем встал, лишь для того, чтобы пройти два шага и снова сесть. — Я э-э… просто... не знал, что ты ужинаешь с гостями. Это не было признанием, но не было и отрицанием. Это всё, что Уилл мог предложить, будучи настолько неподготовленным. Он знал, что в конце концов им предстоят подобные разговоры, но отодвигал эту мысль подальше всякий раз, когда не беседовал с Ганнибалом по телефону. — Иногда кто-то присоединяется ко мне за столом, да. Мне же нужно находить способы убить время. — Ага, наверное. Эм-м. А как идёт сочинение музыки? — Вдохновение ждёт меня за каждым углом. Прошло немало месяцев с тех пор, как я покинул Балтимор, но краски до сих пор кажутся мне отчётливее и ярче. Могу только представить себе, насколько выразительнее они станут, когда я наконец разберусь со всеми незаконченными делами. Незаконченными делами. Уилл провёл языком по нижней губе, наткнулся на участок обветренной кожи и поморщился. — Ганнибал. У меня к тебе… просьба. — Что угодно, Уилл. У Уилла пробежала дрожь по позвоночнику и напряглись мышцы ног. Его недавние ох, какие отвлекающие мысли сразу приняли непристойное направление. Уилл попытался их оттуда выгнать. — Я… я не хочу, чтобы ты… поужинал с Беделией, — он закрыл глаза. — Для этого ещё рано. Ганнибал молчал. Должно быть, обдумывая его слова. — Ты хочешь, чтобы я подождал чего-то конкретного? — Да. Меня, — рот Уилла так и остался приоткрытым после того, как из него вылетело последнее слово, а тело замерло, ожидая Ганнибалового ответа, чтобы снова ожить. Когда Ганнибал заговорил, его голос был таким низким, каким Уилл его слышал всего несколько раз. Столь незначительное изменение — кто-то другой мог бы и не заметить этого непроизвольного проявления чувств. — С моей стороны было бы невежливым тебя не пригласить. У Уилла по коже забегали мурашки, а воображение тут же разыгралось, рисуя картины того, что произойдёт при их следующей встрече. Когда Уилл снова увидит Ганнибала наяву, увидит эти умные глаза с тяжёлыми веками, эти острые скулы, которые, наверное, могли служить орудиями убийства, этот рот. Эти… У Уилла в животе зашевелился жар, спускаясь всё ниже по мере того, как Ганнибал продолжал его отвлекать, даже не пытаясь этого делать. Он с усилием сглотнул. — Когда ты… — еле выдавил Уилл. — Как ты думаешь, когда ты сможешь?.. — Мне нужно быть осторожным. Если выбранный мной момент не будет идеальным, исчезновение Беделии тут же поднимет тревогу. Уилл кивнул, потерев лицо ладонью. — Точно… конечно. — Не думаю, что в ФБР окончательно сдались. Хотя они явно не знают, где я. Я слышал, они искали меня в Люксембурге. Уилл рассмеялся, закусив губу и наклонившись, чтобы опереться локтем о колено. У него в груди снова вспыхнуло пронзительное томление, и он сделал дрожащий вдох, злясь на себя за то, как у него защипало в глазах. — Я просто... чёрт бы тебя побрал, Ганнибал, я хочу тебя увидеть, — Уилл не собирался делать такое признание, и вздрогнул, внутренне скорчившись, когда с его губ сорвалось последнее слово. — Я… я… — Мой дорогой мальчик, — отозвался Ганнибал с нежностью, которая вызвала бы у Джека Кроуфорда приступ тошноты. У Уилла горели уши и он отчаянно напрягал мышцы живота, чтобы избавиться от распроклятых порхающих там бабочек. — Не нужно опускаться до вульгарностей. Уилл расхохотался. Он хохотал и хохотал, и влюблялся ещё чуточку сильнее.