Я — Драко Люциус Малфой

      27 августа.       Мне кажется, что руки до сих пор трясутся. Я видел её сегодня. Видел так близко, что можно коснуться рукой. В груди давит. Всего три месяца прошло, каких-то жалких три месяца, а она так изменилась! Стала выше ростом, хоть и маленькая всё равно. Я, как оказалось, и сам вытянулся, только рядом с ней заметил это. Мама любит повторять одно слово, и я уверен, что могу применить его к ней — изящная. Наверное, Грейнджер, как и я, тренировалась всё лето. В прошлом году у неё были такие щёки, как у маленького ребёнка. Куда они делись? Кудри свои собрала, стала стройнее.       Я думал, всё прошло. Думал, после слов отца, после его угроз и не посмотрю в её сторону. Но не могу. Это невозможно. Мне кажется, я не мог от неё взгляда оторвать. Хотел рассматривать каждую её кудряшку, глаза, её руки, стискивающие стопку учебников. Да что со мной такое?!       Она оказалась во «Флориш и Блоттс» со своими погаными дружками, с этими нищими Уизли и выскочкой Поттером. Не успел он войти, как тут же попал на первые полосы «Ежедневного пророка». Этот придурок Локонс устроил там презентацию своей книги и, увидев Поттера, немедленно этим воспользовался. Отец говорит, что этот пингвин Локонс — полное ничтожество и вся его биография — плод больного воображения. Не вижу повода сомневаться. Этот белобрысый только и делает, что скалится и рассыпается в комплиментах самому себе. До чего же это мерзко выглядит!       Не могу упустить момента, чтобы не высказать Поттеру, что я о нём думаю, но отец, почему-то не одобрил мои намерения. Велел не грубить. Это было обидно. Я иногда не понимаю, почему отец так себя ведёт. Он говорил с Поттером о Тёмном Лорде. Как можно не признавать, что он великий волшебник? Я, как и отец, верю в то, что он вернётся.       Но тут пришла Грейнджер. Кажется, я совсем потерял нить разговора, смотрел только на неё, надеюсь, никто этого не заметил. Но когда отец заговорил с ней, стало так страшно. Знаю, он не сказал ничего особенного, но его презрительный взгляд говорил обо всём. Отец ненавидит таких, как Грейнджер, он явно дал понять, что её родители-маглы, вызывают в нём отвращение. А она… она молчала, а её огромные глаза были наполнены обидой, опасениями. Плевать мне, что отец оскорблял Уизли, но не её. Это просто ужасно! Я не думал, что когда-нибудь буду испытывать это странное чувство — отец был мне противен в этот момент. Я борюсь с этим чувством, но получается плохо. Ведь это отец! Я его люблю, но его отношение к Грейнджер просто убивает.       Думаю о том, что он говорил о грязнокровках и Хогвартсе, о его угрозах. Мне страшно за Грейнджер. Единственный способ её защитить — держаться от неё подальше. Только как, если единственное, чего я хочу — это приблизиться к ней? Нужно вырвать, выдрать её из своей головы с корнями. Наверное, придётся уничтожить этот дневник, чтобы никогда больше не вспоминать о том, что было, о нашей дружбе. Не хочу, чтобы она была в опасности, тем более из-за меня.       Осталось совсем немного, и я вернусь в Хогвартс. Отец прав. Это будет непростой год.       31 августа.       Я не сплю. Мама велела лечь пораньше. Но внутри всё так дрожит, что спать невозможно. Ничто не отвлекает и не успокаивает. В голове такая каша. Квиддич, Грейнджер, Поттер, отец, снова Грейнджер, квиддич. Круговерть, от которой невозможно избавиться. Хотел ведь уничтожить дневник, но не смог. Он и правда стал для меня другом. Сколько всего он хранит — все мои секреты. Как же это глупо! Ведь может кто-нибудь узнать, и тогда мне не сдобровать. Но куда девать всю эту кучу мыслей? Замечал, что становится легче после того, как напишешь всё, что думаешь. Нет, я пока не готов от него избавиться.       Я всё вспоминаю, как увидел Грейнджер во «Флориш и Блоттс». Стоял с ней рядом, испытывая глупое желание дёрнуть за кудряшку. Чтобы она обернулась и взглянула на меня своими кофейными глазами, полными возмущения. Даже если она просто скажет: «Придурок», — это уже что-то.       Зачем мне это? Что творится в голове? Уже ненавижу себя за это. Слабый! Нет! Нет! Я не могу себе это позволить! Я должен быть сильным. ДОЛЖЕН. Её нужно выкинуть из головы! Думать о квиддиче. Да. Я стану ловцом, я должен доказать всем, что Поттер неудачник. Никакой он не особенный. Он обычный выскочка и неудачник. Даже учится так себе. Чем он такой особенный? «Поттер здесь, Поттер там».       И Грейнджер предпочла его! Ненавижу! Уйди ты из моей головы! Оставайся со своим «драгоценным» Поттером. Не хочу тебя знать! Предательница.       2 сентября.       Вот я и здесь. Не думал, что буду испытывать счастье лишь от того, что вижу этот замок. Двойное счастье, что Поттера и Уизли не было на ужине. Прошёл слух, что они опоздали на поезд. Грейнджер весь вечер крутилась и вертелась, всё смотрела на дверь, волновалась.       Я не знаю, что со мной такое. Как бы ни старался, не могу не смотреть на неё. Кажется, уже изучил её лицо до мелочей, все выражения. Каждый раз, когда она смотрела на меня, внутри всё сжималось. Я не понимаю, что она чувствует. Грейнджер быстро отводит взгляд, старается сделать вид, что и не смотрела в мою сторону.       Грейнджер торопилась уйти из Большого зала. Как же я удивился, когда Пэнси вдруг вскочила и быстрым шагом направилась за ней. Я пихнул в плечо Грега, а тот Винса, и мы догнали Пэнси.       — Ты куда это? — усмехнулся я.       — Не хочу упустить момента, — ухмыльнулась она. Мне стало не по себе.       Мы поравнялись с Грейнджер. Не представлял, что задумала Пэнси.       — Где твои дружки, Грейнджер? — ехидно спросила она, преграждая дорогу. Грейнджер окинула нас всех быстрым взглядом. Она гордо вздёрнула подбородок и посмотрела Пэнси в глаза.       — Не твоё дело! — смело ответила Грейнджер и хотела её обойти, но Паркинсон сделала шаг в ту же сторону.       — Твои телохранители тебя бросили? — язвила она. Винс и Грэг засмеялись, ну и я скривился за компанию. Смотрел на гриффиндорку, на её злобное выражение лица, и пытался быстро сообразить, как бы побыстрее это прекратить.       — Зато твои при тебе. Отойди от меня, Паркинсон. Мне не о чем с тобой разговаривать, — стараясь сохранять спокойное выражение лица, ответила Грейнджер, но я точно видел, что у неё еле заметно дрожали плечи.       — Мерзкая грязнокровка, — прошипела Пэнси. — Что ты о себе возомнила?       Паркинсон вдруг выхватила свою палочку. Я перехватил её руку. Друзья уставились на меня, как на ненормального.       — Не марай руки, Пэнси, — усмехнулся я. — Она того не стоит, а нас накажут. Она же «любимица Макгонагалл», — я стиснул губы и сделал вид, что поправил очки, как профессор. Винс и Грег снова засмеялись.       Паркинсон раздула ноздри от злости. Вырвалась из моей руки.       — Я ещё доберусь до тебя, Грейнджер, — задрав нос, сказала она и, развернувшись, пошла по коридору. Мы за ней.       Через несколько шагов обернулся. Грейнджер смотрела прямо на меня. У неё был такой удивлённый и растерянный взгляд. Я почувствовал, как огонь разливается внутри, и тут же отвернулся.       Нужно всё время себе напоминать, что мы не друзья и разговаривать мне с ней нельзя. Ни за что! Я не буду с ней разговаривать.       И зачем только я притащил с собой эти стеклянные шары? Вот болван! Не смог расстаться с ними, боялся, что отец найдёт этот магловский подарок и просто его уничтожит. Теперь их два в тумбочке. Но это так красиво! Рождественская ель в снегу и Эйфелева башня.       В ту ночь, когда нужно было спать перед поездкой, я вдруг вспомнил, что внутри шара меняется время года. Было так интересно, как это будет выглядеть. Я дождался полуночи и встряхнул маленький шар с надписью «Париж» на подставке. Золотые звёздочки закружились вокруг башни, арки и собора, а когда стали бить часы, звёздочки прямо на глазах превратились в крохотные овальные листики: жёлтые, красные, оранжевые. Это было чудесное волшебство. Хотел бы я увидеть, как они потом превратятся в снежинки. Наверное, это будет здорово.       3 сентября.       Увы. Поттер и Уизли всё-таки добрались до Хогвартса. Эти идиоты прилетели на летающей машине отца Уизли, рухнули в Гремучую иву, и их чуть не исключили из школы за использование магии несовершеннолетними. Во время обеда Уизли получил Кричалку от своей мамаши, теперь весь Хогвартс в курсе. Надо было видеть его испуганную рожу! Я уже сообщил об этом отцу. За такие вещи обязаны исключать, но эти олухи опять как-то выкрутились.       Грейнджер весь завтрак им что-то объясняла, а они только кивали и переглядывались. Ведёт себя как мамаша-курица. До чего же противно снова видеть их вместе.       Профессор Снейп сегодня был в таком дурном настроении, что просто жуть. Лонгботтом опять сварил какую-то бурду, за что получил по полное число. Грейнджер весь урок молчала, даже руку не поднимала, наверное, боялась гнева профессора. Неужели наконец-то дошло, что не стоит всегда лезть впереди всех? Особенно на зельеварении.       А наш профессор по ЗОТИ и впрямь оказался полнейшим болваном. Это надо додуматься — выпустить из клетки Корнуэльских Пикси и не суметь загнать их обратно. Этот идиот Локонс просто сбежал! Об этом я тоже обязательно сообщу отцу. Не знаю, чем дело кончилось, мы просто удрали из класса, когда стало ясно, что ловить этих пикси некому, но Гриффиндор после урока получил дополнительных двадцать очков. Уверен — это Грейнджер постаралась.       Паркинсон со мной со вчерашнего дня не разговаривает. Обиделась, наверное, что я помешал ей поиздеваться над Грейнджер, по крайней мере, Винс именно это предположил. Так-то мне всё равно, но Грег почему-то переживает, что Паркинсон и с ним не общается. Какая ему разница, не пойму?       Она вечером сидела в гостиной одна. Не знал, что ей говорить. Гойл ещё, как болван выглядывал из-за угла и подмигивал, чтобы я хоть что-нибудь сказал. Так не хотелось с ней разговаривать. Сел в кресло напротив неё. Но Пэнси не обращала на меня внимания.       — Дуешься? — наконец спросил я.       Паркинсон оторвала взгляд от учебника по трансфигурации.       — Нет, — ответила она и снова уставилась в книгу.       — Чего ты дуешься? Из-за Грейнджер? Я разве неправ? — сердито спросил я. Не привык, чтобы со мной спорили.       — Прав, — недовольно сказала Пэнси. — И я не дуюсь.       Я понял, что уговаривать и разбираться — это совершенно не моё.       — У нас завтра тренировка. Хочешь, приходи на стадион.       Я поднялся. Пэнси посмотрела на меня, и, похоже, от её обиды уже ничего не осталось.       — Хорошо, я приду, — весело сказала она и, подскочив с дивана, понеслась в свою спальню.       Вообще не понял, чего она так обрадовалась. Мне главное, что Грег успокоился, потому что Пэнси снова с ним разговаривает. Странные люди.       Сегодня Блетчли предупредил, что завтра будет первая тренировка и чтобы я был готов. Уже не терпится надеть новую форму, оседлать сверхсовременную метлу и помчаться за снитчем. Немного волнуюсь. Надеюсь, всё пройдёт успешно, не хотелось бы на первой тренировке оплошать.       Интересно, гриффиндорцы возьмут Грейнджер в команду в этом году? Вряд ли. Она слишком мелкая, такая хлипкая на вид. Загонщик должен быть крепким и сильным. Одно дело отбивать резиновый мячик, и совсем другое — настоящий бладжер. Он же тяжёлый и опасный. Плохо, что Грейнджер такая упрямая и берётся за самые сложные задачи. Такими темпами она станет загонщиком только к последнему курсу. И то вряд ли. Насколько я знаю, девушки вообще очень редко становятся загонщиками.       Жаль. Хотел бы я увидеть её в игре. Наша единственная совместная тренировка была потрясающая. Люблю её вспоминать. Хотя, может, она ещё передумает и станет охотником? Девушек охотников намного больше, и это не так тяжело. Скорее бы завтра — не терпится полетать.