Я — Драко Люциус Малфой

      4 сентября.       Я не знаю, как смог пережить этот день. И как теперь жить вообще, просто не представляю. Слёзы мешают, но я должен написать, чтобы никогда не забывать о дне, когда потерял то, чем так дорожил.       Я вышел из подземелий рано утром, как будто что-то тянуло встать раньше, одеться и пойти в Большой зал. Было непривычно тихо. В этом есть что-то хорошее. Я шёл по коридору, когда меня окликнула Грейнджер. У меня было чувство, что я проглотил раскалённые угли из камина — обожгло горло и лицо заполыхало. Я обернулся.       Она спустилась из башни Гриффиндора. Одна.       Я отвернулся, хотел идти дальше, напоминая себе, что мне нельзя с ней разговаривать. Если отец узнает, будет беда.       Но она снова требовательно сказала:       — Малфой, подожди!       Я остановился, но даже не обернулся. Сердце так сильно стучало, что отдавалось в ушах. Стало трудно дышать. Она подошла ближе, встала передо мной, смотрела в глаза, и я не мог даже взгляда отвести, так хотелось смотреть на неё.       — Спасибо, что защитил меня, — тихо сказала она.       Я с трудом сглотнул.       — Я тебя не защищал, — скривился я. — Больно ты мне нужна.       Она улыбнулась. Это просто нечестно, так улыбаться, когда я изо всех сил стараюсь сделать всё, чтобы совсем с ней не общаться.       — Ты не позволил Паркинсон заколдовать меня. Я, конечно, и сама могу за себя постоять, но…       — Грейнджер, — ехидно выдохнул я. — Не мни о себе слишком много. Может, ты и учишься лучше всех, но не за горами тот день, когда я обойду тебя. А вот тренировать заклинания тебе точно нужно. Для защиты. Тебе в этой школе не будет покоя, ясно? Ты — маглорождённая…       — Что ты имеешь в виду? Это что, угроза? — её щёки стали розовыми. Грейнджер прищурилась. — Хочешь сказать, что Паркинсон…       — Я ничего не хочу сказать, — злобно прошипел я. — Держись от меня подальше, поняла?!       — И всё же, ты защитил меня. Почему? Ты ведь меня ненавидишь, как и твой отец, ведь так?! — в её голосе был упрёк и непонимание.       Как же было трудно! Если бы я мог, сделал бы всё, чтобы наша дружба осталась прежней. Но отец, он ведь предупредил.       — Я тебя не ненавижу, — сквозь зубы процедил я. — Но нам нельзя общаться!       — Даже как раньше? — этот взгляд, полный надежды, застыл перед глазами. Вспоминаю его сейчас, и слёзы душат.       — Никак. Никогда, — прорычал я. — Я опасен! Запомни и отвали!       Я быстро пошёл по коридору. Это такое жуткое разочарование! Я хотел бы общаться с ней. Но это невозможно. Рано или поздно кто-нибудь узнает, и тогда страшно даже предположить, что случится.       Позавтракать я не смог, ничего в глотку не лезло. В сторону ненавистной троицы вообще старался не смотреть, утешал себя мыслями о квиддиче. Это то, что мне по-настоящему нравится. Если сосредоточиться на игре, можно вполне забыть о Грейнджер.       Еле высидел все уроки. Это просто какое-то наказание! У меня было ощущение, что она буравит мой затылок своими глазищами. Я оборачивался, не мог иначе, и Грейнджер тут же отворачивалась, склонялась над тетрадью или начинала разговаривать со своей соседкой по парте. Как можно было это понять? Зачем она это делала? Неужели я непонятно объяснил, что никому и никогда нельзя узнать о нашей дружбе?       Вздохнул с облегчением, когда занятия наконец закончились и пора было собираться на тренировку. Какое это было удовольствие, надеть новую зелёную форму команды Слизерина. Сказать, что я в ней выгляжу шикарно — это ничего не сказать! Я родился для того, чтобы носить отличительные знаки своего факультета! Все девчонки рты разинули, когда я появился в гостиной, даже со старших курсов. Не передать, как я был доволен собой!       Маркус, наш капитан, раздал всем новенькие мётлы. Парни были в восторге, они не знали, что отец об этом позаботился и снабдил нашу команду мётлами «Нимбус» — лучшими в своём роде.       Мы отправились на стадион и уже оказались во дворе, когда навстречу вышли гриффиндорцы. Стало так досадно. Но решил, что настроение они мне ни за что не испортят!       — Что вы тут делаете? — раздражённо спросил Оливер Вуд, капитан гриффиндорцев.       — Мы получили разрешение от профессора Снейпа, — ответил Маркус и протянул Вуду свиток. — Нам нужно подготовить нового ловца.       — Вот как! У вас новый ловец? — вздёрнул брови Вуд. — И кто же это?       Парни расступились, и я вышел вперёд. Надо было видеть, как вытянулась рожа Поттера.       — Малфой? — явно не веря своим глазам, выдавил он.       — Да, верно! — гордо ответил я. — И это не последний сюрприз.       Я переложил метлу из одной руки в другую, тут рожи вытянулись у всех гриффиндорцев.       — «Нимбус-2001». Где вы достали их? — вытаращив глаза, выпалил Уизли, стоявший рядом.       — Отец Драко подарил, — усмехнулся Маркус.       — Жаль вас разочаровывать, — ухмыльнулся Вуд. — Но сейчас наша тренировка — по расписанию! Нам нужно подготовить нового загонщика.       И тут расступились гриффиндорцы. Из-за широких спин близнецов Уизли выступила Грейнджер.       Я почувствовал, как ухмылка сползла с моего лица. Я был уверен, что это просто невозможно! Она казалась в два раза меньше каждого в этой команде, разве что от Поттера ростом не отличалась. Но до чего же она была красивая, в этом красном свитере с жёлтой полосой на груди и красной мантии. Кудри собраны в пышный хвост. А взгляд такой дерзкий и уверенный.       — Вижу, в команде Гриффиндора дела совсем плохи, — усмехнулся Маркус. — Братьям Уизли нужна помощь в лице лилипутки?       — Понимаю ваш скептицизм, мистер Флинт, — вдруг гордо заговорила Грейнджер. — Не следует судить заранее…       — Всё ясно, — усмехнулся Маркус. — Гриффиндору конец!       — Следите лучше за своим ловцом! — бросил Поттер, глядя на меня исподлобья.       — Вот именно, — добавила Грейнджер. — Малфой, может, и неплохо играет, но Гарри сильный соперник.       Я почувствовал, как внутри закипает гнев, как сердце беспощадно заскакало во все стороны. «Гарри сильный соперник»? Она смотрела на него с таким обожанием, что хотелось сначала запустить в него убивающее проклятье, а потом в неё. В ту секунду передо мной возник тот взгляд, которым она смотрела на меня утром.       Я взбесился! Не знаю, что за чувство руководило моим языком. Я сделал шаг вперёд, она приподняла подбородок.       — Твоего мнения никто не спрашивал, грязнокровка! — прохрипел я.       Её брови дрогнули. А глаза… Я пожалел в ту же секунду. Не пожалел даже, я испугался. Я клялся сам себе, что никогда так не назову Грейнджер. Никогда! Её глаза медленно наполнялись слезами, а я просто смотрел на это и молчал. Она как будто не верила, что я мог это сделать, так назвать её. Почему, когда Паркинсон назвала её грязнокровкой, Грейнджер вообще не отреагировала, словно ей всё равно? Но сейчас — это был я, её бывший друг. Она крепко сжала древко метлы.       — Ты заплатишь за это, Малфой! — вдруг прошипел Уизли, направил на меня свою замотанную липкой лентой палочку и крикнул: — Ешь слизней!       Я только вдохнуть успел, а Уизли тут же отлетел ярда на три в сторону, заклинание отскочило в него же. Поттер и Грейнджер бросились к нему, сунув свои мётлы друзьям по команде. Из его рта вывалился слизень, и моя команда захохотала.       — Мы отведём его к Хагриду! Он знает, что делать, — прокричал Поттер, и они потащили Уизли под руки, пока он плевался огромными слизнями.       Оливер Вуд вздохнул:       — Вот так потренировались.       — Думаю, без ловца и гениального мелкокалиберного загонщика ваша тренировка не состоится, — съязвил Маркус.       — На этот раз ваша взяла. Но не расслабляйтесь! Гермиона ещё себя покажет!       — Не сомневаюсь! — усмехнулся Маркус, и мы отправились на стадион.       — А ты, Малфой, думай, что говоришь! Такими словами не бросаются, отхватишь в следующий раз! — прокричал гриффиндорец мне вслед.       — Отвали, Вуд! — безразлично бросил я.       Парни довольно похлопывали меня по плечам, одобряли то, как я поставил Грейнджер на место. Я улыбался, чувствуя, как горький ком сдавливает горло. Мне хотелось немедленно всё бросить, уйти в свою спальню и спрятаться. Спрятаться ото всех. Но я должен был держать лицо. Я — Малфой! Отец никогда не простит мне слабости.       С трудом собрался, чтобы тренировка прошла если не хорошо, то хотя бы сносно. Парни носились над стадионом, свистели бладжеры, квоффл. На трибунах сидели Паркинсон, Гойл и Крэбб. Меня подбадривали, терпеливо дожидались, пока я наконец хотя бы найду этот дурацкий снитч. Сил не было, как будто я превратился в тряпичную куклу, готовую свалиться с метлы. И всё же я его поймал. Маркус был доволен. Но мне было так плохо.       Я обидел её. Так страшно обидел. Я не хотел, но теперь поздно о чём-то жалеть. И то, что все это видели и никогда не заподозрят в том, что я общался с Грейнджер, слабое утешение. Может быть, так даже лучше. Для неё. Но не для меня. Она никогда меня не простит. Никогда. Возможно, если я сам буду верить в то, что она грязнокровка, самая низшая из волшебниц в магическом мире, однажды смогу выкинуть её из своей жизни, забыть. А пока передо мной этот красно-жёлтый свитер, обида в кофейных глазах и две маленькие завитушки, выбившиеся из её пушистого хвоста на затылке.       За ужином Грейнджер как ни в чём не бывало общалась с друзьями, улыбалась и ни разу не посмотрела в мою сторону. Я понял, что больше не существую для неё.       Всё было ошибкой. И я не смогу ничего исправить. Что за чувство заставило меня сказать это? Что за злость? Поттер со своей самоуверенностью? Грейнджер с этой собачьей преданностью? Она сделала выбор, так какое мне дело, как она смотрит на этого очкарика? Я никогда такого не испытывал, хотелось стереть их в порошок, просто чтобы не болело внутри, где-то в груди. Ненавижу!       10 сентября.       Дни проходили одинаково. За это время боль немного притупилась, и я почти привык быть невидимкой для Грейнджер. Мне так нравилось, что она иногда смотрит на меня. А теперь я словно стал прозрачным. Это какое-то мерзкое чувство.       За это время у нас было уже две тренировки, как и у Гриффиндора. Прошёл слух, что Грейнджер отлично справляется с ролью загонщика, слышал, как это «великое событие» обсуждали в гостиной. Флинт заявил, что завтра мы обязательно пойдём на тренировку гриффиндора, посмотрим, верны ли слухи. Он уверен, что «грязнокровка не может быть серьёзной угрозой — это просто смешно», но я-то знаю, как она играла в конце прошлого курса. У неё и правда неплохо получалось, особенно — метко прицелиться.       — Загонщики — главная угроза для ловца, как и для вратаря, — объяснял мне Маркус, на что Блетчли согласно кивал. — Так что вы, ребята, должны быть особенно внимательны. Если грязнокровка и правда такая меткая, как я слышал, нужно держать ухо востро. Посмотрим, посмотрим…       Хоть я и стараюсь не особо-то обращать на неё внимание, но почему-то рад, что завтра у меня будет повод смотреть только на неё. Странное чувство, я жду завтрашнего дня, как будто праздника. Когда этот идиотизм уже вылетит из моей головы?