Я — Драко Люциус Малфой

      2 апреля.       Решил всё-таки написать о вчерашнем дне, потому что он отличался от остальных.       Утро началось с того, что на нашем столе в Большом зале было откусано по одному куску от всего, что на нём стояло: как будто, кто-то планомерно портил всю еду. Кажется, только сок был нетронутым, но мы не могли рисковать. Когда профессор Снейп это увидел, его ноздри так вздулись от гнева, что казалось, такого быть не может. Он отправился за преподавательский стол и раздражённо разговаривал с деканами других факультетов. После чего вся наша еда исчезла, а излишки со столов Когтеврана, Пуффендуя и Гриффиндора перекочевали на наш.       Настроение в Слизерине после такого хамского отношения было, разумеется, самым отвратительным. Одни только Гойл и Крэбб чего стоят. Для них еда — это вообще святое! А испорченная еда — кощунство. Но почему-то это позабавило другие факультеты. Не пойму, что тут весёлого, но нас потом весь день провоцировали, обзывали «поедателями объедков». Забини при всём своём спокойствии чуть не подрался с гриффиндорцами. В общем, это было погано и унизительно. Хорошо, что в остальные приёмы пищи никаких происшествий не было.       Зато случилось ещё кое-что. В девчачьих туалетах кто-то залил все унитазы неизвестной жидкостью, которая со страшным шипением и бульканьем превращалась в пену. Девчонки выскакивали оттуда с визгами, руганью и слезами. Паркинсон и Гринграсс так орали в гостиной, что их, наверное, было слышно во всём Хогвартсе, а старшекурсницы становились бордовыми от злости, но молчали. Кому хочется признавать, что попал в такую неприятную ситуацию?       Естественно, деканы пытались выяснить, чьи это проделки, но так никто и не сознался.       А вечером, когда нас уже провожали в гостиные, оказалось, что все лестницы смазаны чем-то липким, у всех обувь приклеивалась к ступеням, и Хогвартс стал похож на липкую ленту обклеенную мухами. Причём самое интересное, что этот невидимый клей действовал только на студентов. Учителя спасали учеников весь вечер, до самого отбоя. Я сам влип, чуть не грохнулся на лестнице. Такой крик вокруг стоял!       Сегодня никаких происшествий не было, но зато прошёл слух, что вчера у близнецов Уизли был день рождения. Презираю этих нищих Уизли с их дурацкой любовью к маглам. Но чокнутые близнецы всё же выбиваются из этой унылой массы. Не сказал бы, что мне понравились их розыгрыши — это было грубо и несмешно. Но зато день прошёл нескучно. А если учесть все события связанные с нападениями, обстановка даже немного разрядилась.       Я так и не решился ни разу за все эти дни пойти в Больничное крыло. Говорят, теперь вместе с Филчем замок патрулируют и преподаватели. Было бы крайне глупо нарываться в такой ситуации.       Жаль, что я не могу ничего узнать о Грейнджер. Логично, что ничего там не происходит, и все пострадавшие остаются в оцепенении. Только до всех мне нет дела.       Как же всё-таки сильно чувствуется, что её нет. Отец прислал мне распоряжение «поднажать в учёбе» пока «Грейнджер нейтрализована, можно хорошенько пополнить копилку Слизерина». Как же меня задели его слова! Словно это его стараниями гриффиндорка отправлена в Больничное крыло. Это просто ужасно! Не мог же отец знать…       Как он мог знать, что Тайная комната будет открыта? Нет-нет! Не может быть. Отец не мог о таком знать! Это невозможно. Он просто очень хочет, чтобы его сын был лучшим на курсе, вот и всё. Да, я лучший! И был бы лучшим, даже будь Грейнджер в порядке. Я бы обошёл её, чего бы мне это не стоило!       Это какая-то ерунда. Почему-то когда думаю об этом, ужасно злюсь. Бесит, что я не хочу с ней соревноваться, но должен! Иначе нельзя. Я хочу быть лучшим в принципе, но почему в сравнении с ней? Это несправедливо! Она — девчонка! Почему я должен сравнивать себя с ней? Бред какой-то. Почему я не могу просто любить её?       Вот. Я опять это написал. Может, это и правда то, чего я хочу?       Знаю, чего не хочу точно — чтобы родители узнали о том, чего я хочу. Пока нам можно было везде ходить, я искал в библиотеке подходящее заклинание, чтобы спрятать записи в дневнике. Нашёл парочку, но они ненадёжные. Их можно нейтрализовать обычным Финита. Пока использую их, думаю, от Гойла и Крэбба они точно защитят. А вот от родителей вряд ли. Плохо, что теперь не добраться до библиотеки. Поиски нужно продолжать.       11 апреля.       Сегодня пропала младшая сестра Уизли. Учителя в панике, хоть и стараются держать лицо. Отменили занятия, из гостиных запретили выходить. Старшекурсники шептались, что если девчонку не найдут в течение нескольких часов — школу закроют и всех студентов отправят по домам. Это может стать разгромом и концом Хогвартса.       Я вдруг так испугался, что это последний день в моей жизни, когда я могу увидеть Гермиону. Так какая разница, поймают меня или нет?       Выбравшись тихонько из гостиной, я понёсся в Больничное крыло. Летел не чувствуя ног. Но только я не добрался, среди полной тишины услышав быстрые шаги. Я спрятался за углом, выглянул, когда звук удалился, но я чётко слышал голос Локонса. Он что-то мямлил о том, что ему нужно срочно вернуться в Лондон. Немедленно.       — Сейчас не время геройствовать, — торопливо причитал он. — Не глупите, опустите вашу палочку, Гарри!       — Вперёд, профессор, ваш первый подвиг ждёт вас, — с усмешкой произнёс Поттер.       — Мистер Уизли, будьте благоразумны… — дальнейшие слова Локонса я уже не расслышал, но тут же решил, что просто обязан проследить за этими злоумышленниками.       Я пошёл следом. Они поднялись на второй этаж и вошли в девчачий туалет. Разумеется, я даже близко не подходил, подслушивал из-за двери. Они разговаривали с какой-то девчонкой. Потом раздалось шипение, а за ним странный шум и грохот.       Тишина. Долгая тишина и еле различимый вой, как будто кто-то плачет. Стало так жутко, что мурашки по спине побежали. Я тихонько заглянул в туалет, прошёл вперёд на носках, и вдруг, взгляд уткнулся в девчонку-призрака в очках. Она склонила голову на бок.       — Какой хорошенький мальчик! — улыбнулась она. — Как тебя зовут?       Я ужасно растерялся и на выдохе выпалил:       — Драко!       — М-м-м! Какое необычное имя! А я Миртл. Ты, наверное, со Слизерина?       Я кивнул и тут же увидел посреди комнаты огромный глубокий колодец, окружённый раковинами, сделал шаг в его направлении и даже голова закружилась от зияющей глубины.       — О, ты не представляешь, что тут сейчас произошло! — выпучило глаза привидение.       — Это вход… в Тайную комнату? — прошептал я и снова почувствовал, как мороз прошёл по коже.       — Какой умный мальчик! Почему я раньше тебя не видела?       — Профессор и Поттер там? — с сомнением спросил я.       — Да-а-а! — с улыбкой громко протянула она. — Гарри такой смелый!       Я резко развернулся и бросился бежать.       — Пока, Драко! — окликнула она. Я обернулся и бросил:       — Пока!       Я нёсся по коридору в сторону учительской, когда услышал недовольный окрик.       — Мистер Малфой! Это уже перешло все границы! — я остановился, испытав невероятное счастье. Ко мне широким шагом приближался профессор Снейп. — Что вы себе позволяете?! — прорычал он, приближаясь. — Вы нарушаете комендантский час, и уже не первый раз! Теперь вам точно не избежать разговора с отцом.       — Профессор, у меня важная новость, я искал вас! — выпалил я.       — Немедленно в свою спальню! — Снейп повысил голос, но я только разозлился.       — Поттер и Уизли пошли в Тайную комнату! — почти крикнул я. — С ними профессор Локонс.       — Зачем этот болван потащил туда детей… — как будто сам себе проворчал Снейп, а потом опомнился. — Откуда вам это известно?       Вдохнув поглубже, ответил:       — Я следил за ними.       Он смотрел на меня подозрительно, а потом спросил:       — Можете показать вход?       Я кивнул и пошёл в сторону туалета.       Профессор долго смотрел на уходящий в глубину туннель. Потом, не глядя на меня, произнёс:       — Отправляйтесь в свою спальню. Я обо всём позабочусь.       — Вы пойдёте туда, сэр? — с сомнением спросил я, честно говоря, даже не знаю, зачем, но Снейп взглянул на меня очень сурово!       — Мне всё больше кажется, что вы как-то слишком заинтересованы, Мистер Малфой. Идёмте! Я провожу вас.       Он круто развернулся и устремился вон, мне приходилось почти бежать, чтобы не отставать. В гостиной он тут же позвал старосту.       — Мистер Кросс, я оставляю мистера Малфоя на ваше попечение, — Алекс выпрямился, сосредоточился, будто ему доверили Философский камень охранять. — Глаз с него не спускать! Он не должен покидать гостиную до моего следующего распоряжения. Ясно?       — Да, сэр! — ответил Кросс и уставился на меня с подозрением и угрозой, как на преступника.       — Отвали! — психанул я и пошёл в спальню.       Что ещё мне остаётся? Только ждать.       Больше всего меня пугает то, что все опасения были не напрасны. Ведь Уизли чистокровные, но это их не спасло, а значит все чистокровные могут быть под ударом. Одно из двух: Уизли дружат с грязнокровками, поэтому считаются врагами наследника Слизерина или, что я считаю просто невозможным, они сами наследники. Ведь эта рыжая не оцепенела как все, она пропала. А может, сбежала? Чушь! Не станет же гриффиндорка натравливать монстра на своих! Или станет? Что будет, если Поттер и Уизли погибнут в Тайной комнате? Каково будет Грейнджер, когда она очнётся? Лучше не думать об этом. Вопросы всё равно без ответов.       Хоть бы они нашли эту рыжую, тогда Хогвартс не закроют. Надеюсь. Ужасно волнуюсь, как бы отец не решил перевести меня в Дурмстранг. Он добился отстранения Дамблдора, ареста Хагрида, несколько маглорождённых в Больничном крыле, Уизли исчезла, Поттер, Уизли и Локонс сгинули в неизвестности, где их может убить чудовище. Как можно находиться в этой школе? Не удивлюсь, если завтра получу сову о моём переводе.       А самое ужасное, что я ведь так и не увидел Грейнджер. Если сегодня моя последняя ночь в Хогвартсе, то скорее всего, я уже никогда её не увижу. Уйду, не попрощавшись, не сказав о том, что чувствую.       Наверное, это будет даже лучше. Всё равно нам никогда не позволят общаться. Грязнокровка и Малфой. Звучит. Звучит крайне безнадёжно.       13 апреля.       По-моему, то, что произошло в этом году в школе, в сравнение не идёт с прошлым годом. Но, по крайней мере, никого не убили, кроме василиска, скрывавшегося в Тайной комнате. Мы, и ещё сотня поколений студентов, жили под одной крышей с таким жутким существом! Я начинаю думать, что каждая легенда Хогвартса — это чистая правда. Ужас! Что же ещё тут может произойти?! Отец будет прав, если вздумает меня отсюда перевести куда угодно, хоть в Колдовстворец. Нет, это, пожалуй, уже чересчур.       Рыжую девчонку спасли, а Локонс, по «семейным обстоятельствам» покинул Хогвартс. Правда по слухам, некоторые его видели и думают, что он не в своём уме. Даже своего имени не помнит. Странно. Очень странно.       Поттер и Уизли ходят с такими самодовольными рожами, что становится тошно. Герои! Ещё не известно, что бы с ними было, если бы я не подсказал профессору Снейпу, где их искать, может, они бы и не вернулись оттуда.       К слову сказать, декан «освободил» меня сегодня утром. Опять допрашивал, почему я бродил по школе в тот момент, когда это было категорически запрещено. Я так и сказал, что искал Тайную комнату. Вряд ли он мне поверил, но, раз отец не устроил мне взбучку, значит, Снейп ему ничего не рассказал.       А отец, между прочим, был в бешенстве. Надо же такому случиться именно сейчас. Мало того, что Дамблдора восстановили на посту директора, так ещё Поттер подстроил освобождение нашего домовика Добби. Отец так был зол, что я даже спросить что-либо боялся. Он лишь рычал, что никогда не простит такого мерзавцу Поттеру.       Мне, если честно, жаль, что это ушастое чучело больше не служит нам. Он, может, был не очень умный, но добрый и исполнительный. Правда жаль. Добби присматривал за мной в детстве, терпел все мои выходки и выполнял приказы. На него можно было положиться. Если бы отец не бил его, может, он и не захотел бы уйти? Может быть. Как теперь узнать? Неважно. Горевать по этому маленькому шпиону я точно не стану.       А вот мысль, что теперь можно попытаться пробраться в Больничное крыло, крепко засела в голове. Ладно. Не сегодня. Слишком рано нарываться. Снейп всё ещё глаз с меня не спускает, кажется, он особенно внимательно за мной следит. Ощущение такое, что Кросс — его глаза, куда бы я не пошёл, везде этот вредный зануда-староста. И чего он так ко мне прицепился?       17 апреля.       Уже наступила глубокая ночь. Я был совершенно уверен, что незаметно проберусь в Больничное крыло, как вдруг шёпот Грега чуть не вынул из меня душу.       — Драко, ты куда?       — Гойл! — выдохнул я. — Чуть не умер, придурок! Зачем так пугать?       — Куда ты собрался? — заспанно ворчал он, потом взглянул на часы. — Три часа. Ты совсем сдурел? Куда можно ходить в три часа ночи?       — Не твоё дело, Гойл! Спать ложись и помалкивай! — бросил я и направился к двери.       — Вообще-то моё, Драко, и Крэбба, и Кросса, и Паркинсон…       — Что? — злобно прорычал я. — Вы все за мной шпионите?       — Прости. Мы не хотели. Но Снейп велел Кроссу, а Кросс нам, чтобы мы следили, чтобы ты не выходил ночью из Слизерина. Куда ты ходишь? Это странно…       — И вы… не знаете, куда я ходил? — подозрительно прошипел я, а сердце просто колотилось в горле.       — Нет, никто не знает. Но ты же скажешь? Мы же друзья, — с надеждой шептал Грег.       — Ага! А ты скажешь Кроссу, а Кросс Снейпу! Отличная схема! — бесился я и начал переодеваться. Провалился мой план. — И долго вы будете за мной шпионить?       Гойл потупился.       — Пока Снейп не отменит распоряжение.       Я только плотно сжал губы, чтобы не выругаться. Значит теперь, я не увижу Грейнджер до самого окончания учебного года, пока не приготовят зелье из мандрагоры. Я безнадёжно плюхнулся в кровать. Внутри всё кипит от злости и беспомощности. Как же это мерзко! Думал, напишу, выплесну всё это, но бесполезно, кажется, что злюсь ещё больше.       13 мая.       Не помню, чтобы хоть раз в жизни так волновался. Внутри всё скачет и так весело, как будто завтра праздник, какой-то очень большой, мой собственный праздник. Сегодня мадам Стебль сказала, что урожай мандрагоры уже отправлен в Больничное крыло и мадам Помфри занялась изготовлением Тонизирующего глотка мандрагоры. Гриффиндорцы аплодировали, радовались, как маленькие дети. Но я их понимаю, потому что у меня внутри творится то же самое. Я вдруг перестаю дышать каждый раз, когда думаю о том, что завтра, может быть, послезавтра, Грейнджер снова войдёт в Большой зал.       Как же я хочу её увидеть! Хочу хоть издалека поймать её взгляд, хотя бы раз! Знаю, она и не вспомнит, что я приходил к ней. Неважно. Важно, что я об этом помню.       Я не смогу спать. Сердце колотится, как бешеное. Паркинсон бесится, да и все слизеринцы, потому что даже без Грейнджер Гриффиндор лидирует по очкам, а ведь с их факультета больше всего пострадавших. Мы так старались, но в их копилке опять неизвестно откуда добавилось очков. Наверняка Дамблдор снова поощряет этих своих любимчиков за их геройство. О том что я в этом участвовал, наверное, знает только Снейп. Мне добавили двадцать пять очков, но что это в сравнении с сотней? Несправедливо это!       А! Плевать! В конце концов не это важно. Важно, что завтра большой, важный день. Как дожить и не сойти с ума от волнения?       16 мая.       Вечер.       Экзамены отменили. Через несколько дней мы уезжаем по домам.       Но только… Нет. Я не буду сопли распускать! Я не девчонка! Я — Малфой! Малфои не плачут.       17 мая.       Если я этого не сделаю, то меня разорвёт. Меня разметает по спальне, как от Бомбарда. Не знал, что может быть больно настолько! Почему?! Так не должно быть! Это нечестно! Всё в пустую. Идиот! Идиот!       Неужели я думал, что могло быть иначе? С чего бы? Я — чистокровный, она… она — моя боль. Моё страдание. Моя ненависть. Только она убивает, не делая ничего.       Когда Грейнджер появилась в дверях Большого зала, я узнал, что такое сгорать. Жар был невыносимым, он спалил всё внутри: грудь, горло, лицо, ладони.       — Вот и грязнокровка, — скривилась Паркинсон.       А я не мог отвести взгляда. Она была такой счастливой, красивой. Грейнджер могла улыбаться, разговаривать. Я всё ещё помню её застывшей, холодной, как камень. А теперь у неё снова розовые щёки и такие блестящие кудри. Я чувствовал, как сжимается всё внутри.       Но потом… она побежала, так быстро, как будто в ней жизни больше, чем было всегда. Она бежала через весь зал, улыбалась так весело! Поттер и Уизли вскочили со своих мест. И потом…       Всё было, как в страшном сне. Грейнджер бросилась Поттеру на шею, обняла изо всех сил, а он обнял её не задумываясь, как будто это в порядке вещей, обычное дело! Потом она пожала руку Уизли, помахала своей команде. Все они были счастливы видеть её.       Не мог больше дышать. Передо мной всё всплывал светящийся стеклянный шарик, её красивые, сияющие глаза, тепло её щеки на губах. И я ненавидел всё это! Ненавидел всё, что было, ненавидел Поттера, Уизли… и её тоже. А сейчас я ненавижу себя. Ненавижу эту боль в груди, от которой хочется разодрать на себе кожу.       Я с трудом выдержал этот ужин, во время которого из Азкабана вернулся лесничий. Мне хотелось уйти и не видеть этого безумного счастья Гриффиндора. Не знаю, на что я надеялся, буравя взглядом её затылок. Она ни разу не обернулась, не взглянула на меня. Я ждал сколько было сил. Смотрел, как Грейнджер смеётся, разговаривает, слушает очкарика с интересом и вниманием. Чувствовал, как злость с каждой минутой становилась всё сильнее, пока не стала невыносимой. И я ушёл. Ушёл не оглядываясь, ощущая, как сердце останавливается от мучений.       Все остались в зале, и я смог разбить в гостиной всё, что попалось под руки: настольные часы, несколько ваз, статуэтку с каминной полки, швырнуть пару подставок для книг. Хорошо, что немного придя в себя, вспомнил про Репаро.       Хотелось выть от обиды, от того, что я не имею права на слабость, на отчаяние, ведь мне никогда не быть на месте этого мерзкого очкарика. Никогда она не посмотрит на меня открыто, при всех, и не обнимет… так, как его обнимала. Грейнджер не могла вести себя иначе, знаю. Её друзья спасли Хогвартс. Спасли всех грязнокровок. Она благодарна.       А что я? Я — чистокровный волшебник из древнего рода. Она меня не достойна! Отец всегда так говорит о людях, подобных Грейнджер. Она — грязнокровка.       Боль пройдёт. Должна пройти. У меня нет выбора. Мне никогда не быть с ней. Никогда. То, что я чувствую, нужно истребить, и я это сделаю, иначе, я не понимаю, как жить.