Я — Драко Люциус Малфой

      2 сентября.       Платформа 9 и ¾. Место встречи с друзьями и врагами. Мне кажется, лучше приезжать поздно, когда все уже вошли в вагоны, чтобы поменьше общаться с теми, с кем не хочется, и не видеть тех, кто противен. Уизли, со своими облезлыми сундуками и чемоданами, просто вызывают тошноту. О Поттере я вообще молчу. Ведёт себя как больной: озирается, дёргается всё время. И Грейнджер… какая-то другая. Не сразу понял, что с ней не так. То ли подстриглась, то ли облезлый кот, сидевший у неё на руках, сбил с толку. Я видел её всего пару секунд, даже разглядеть не успел.       Зато меня поразило то, как сильно я вымахал за лето. Стал почти одного роста с Гойлом. Надо же. Да и он меня удивил. Куда брюхо делось? А морда? Неужели отказ Паркинсон так на него подействовал?       Жаль, что на Крэбба ничего не действует. Странно, но всё, что в нём за лето изменилось, это только нахальность, её стало ещё больше. Поговорил с ним сразу же, в тамбуре вагона. Он расслабленно отреагировал на мой вопрос.       — Какого хрена ты треплешься, а меня молчать просил? — процедил я сквозь зубы, ткнув указательным пальцем ему в грудь. Это просто обалденно видеть его перепуганный взгляд на одном уровне с моими глазами. Блин! Рост — это офигенное преимущество!       — Да ладно, Драко! — Крэбб как-то очень быстро расслабился, и мне это не понравилось. — Тебе-то что?       — Знаешь, мне вообще не нравится, когда собственный отец передаёт мне слухи о моих друзьях. Это стрёмно, Крэбб! Надеюсь, мне не придётся опять за тебя оправдываться.       — Твой отец в курсе?! — Крэбб тут же испугался. — Блин! Значит, и мой в курсе? Твою мать. Он же может мне запретить с Милли общаться!       — Понял, да?! — ухмыльнулся я. — Думаешь, её мамаша не в курсе?       Крэбб схватился за голову, а его узкие, заплывшие жиром глазёнки, расширились.       — Бли-и-ин! — вот и всё, на что его хватило.       — Ладно, Винс, — хлопнул я его по плечу. — Не тупи, и всё наладится. В руках себя держи, понял? Никуда твоя «суженая» не денется.       — Понял я, понял, — пробубнил он, и мы вернулись на свои места.       Но дальше всё было не так радужно. Мы с Гойлом пропустили тележку со сладостями, что-то не хотелось ничего. А тут в купе нагрянули Паркинсон и Гринграсс со своей младшей сестрой. Гойл занервничал. Ох, чует моё сердце, это не к добру. Он даже не сказал ничего, просто подхватил меня за локоть и поволок на выход.       — Чего? — только и успел выпалить я, оказавшись в проходе.       — Куда тележка поехала? — хмуро спросил он.       — Туда! — кивнул я, и мы пошли вперёд. — Нафига тебе тележка?       — Надо, — бросил он. Я закатил глаза. Мы ведь так и не поговорили ни разу. Интересно, сколько ещё он будет надеяться, что кроха Паркинсон хотя бы посмотрит в его сторону?       И надо было нам оказаться в другом вагоне, когда поезд вдруг остановился и свет отключился. Мы замерли, переглянулись.       — Что происходит? — прошептал Гойл.       — Не знаю, — шепнул я. Стало так страшно. — Идём назад. Быстрее!       Гойл кивнул, и мы быстрым шагом двинулись обратно. Вдруг, стало жутко холодно. Пар вырвался изо рта, как зимой.       — Драко, это очень плохо, — прошипел Гойл. — Отец рассказывал, что…       Но он не успел договорить. У входа появилась огромная чёрная фигура в ободранном плаще, меня даже затошнило от ужаса. Гойл схватил меня за предплечье.       — Назад! — он потянул меня за собой, а потом втолкнул в чьё-то купе, а сам заскочил в следующее. Я захлопнул дверь и спрятался за угол, плюхнувшись на сидение. Меня трясло. Никогда не видел ничего страшнее. Я понял, это был дементор.       — Малфой! Какого Салазара ты тут делаешь? — передо мной с выпученными глазами сидели близнецы Уизли. Хуже компании и представить нельзя! В это время за стеклом проплыла чёрная тень, мы вжались в спинки сидений. Дверь приоткрылась, длиннопалая костлявая рука просунулась в щель, я перестал дышать. Но она тут же скрылась, и тень устремилась дальше.       — Это дементор, — захрипел один из близнецов. — Ищут Блэка.       — Точно, — отозвался второй.       — Значит, сюда не вернётся.       — Наверное.       — Малфой, давай на выход!       Я ни слова не мог сказать. Знал, что находиться рядом с Уизли — последнее дело. Но страх был сильнее. Через пару минут раздался какой-то шум. Дементор пронёсся мимо и исчез. А потом включился свет. Дверь резко распахнулась, и в купе ворвался Уизли.       — Гарри без сознания! — выпалил он и только потом увидел меня. — Какого хрена он тут делает?       Я вдруг осознал, что услышал.       — Твой малахольный дружок в обморок шлёпнулся? — усмехнулся я.       — Заткнись, Малфой! — хором выпалили все трое Уизли.       Я тут же вскочил и понёсся в свой вагон.       — Держи язык за зубами, а не то… — прокричал мне вслед Уизли.       — Ага! Непременно! — засмеялся я.       Скоро меня догнал Грег.       — Ну, Поттер у меня попляшет! — прошипел я.       — Что произошло? — на бегу пыхтел он.       — Поттер сознание потерял, — усмехнулся я.       — О-о-о! — засмеялся Гойл. — Это ему даром не пройдёт!       В купе на нас набросились с вопросами: где мы были, что видели?       Тут же всем и про Поттера рассказал. Такой подарок прямо в начале года — лучше не придумать! Посмотрим, как этот храбрец будет теперь отмазываться.       За ужином было слишком много шума. Директор убедительно вещал о том, чтобы мы были осторожны, поскольку дементоры Азкабана будут патрулировать окрестности школы до тех пор, пока не найдут опасного преступника.       Как ни старался, так и не поймал взгляда Грейнджер. Она была слишком взволнована и одной из первых ушла из Большого зала. Дурная блажь пойти за ней не выходила из головы. Но, ни с того ни с сего, Паркинсон потянула меня за рукав мантии. Я обалдел, если честно. Обычно, если ей что-то надо, она просто спрашивает или говорит, но в этот раз было иначе, она как будто пыталась это скрыть.       — Чего? — подозрительно шепнул я.       — Поговорить надо, — прошептала она.       Я огляделся.       — Со мной?       — Нет, с твоей тенью! — психанула она.       — Ну?       — Задержись немного после ужина.       Мне было очень не по себе. С одной стороны любопытно, а с другой… всё-таки она нравится Гойлу. Как это будет выглядеть? Он ведь мой друг. Я присматривался к нему довольно долго и видел, какие печальные взгляды он бросает на Пэнси. Блин! Неужели я так же глупо выгляжу, когда смотрю на Грейнджер?       Пришлось довольно долго ждать, пока все не наелись до отвала. Наши весело зашагали в гостиную, мы с Пэнси плелись в хвосте.       — Драко, пожалуйста, поговори с Грегори! — с мольбой зашептала она, и я заметил, как она покраснела.       — О чём?       Она шумно выдохнула.       — Ну, не знаю. Скажи ему, что в Слизерине полно девчонок, что он найдёт ту, которая ему понравится.       — Зачем? — ухмыльнулся я. — Нафиг они ему сдались?       — Ну, пожалуйста! Ох! — она потёрла лоб ладонью. — Ладно. Он на твоём дне рождения признался мне в любви.       — Прям в любви, — усмехнулся я.       — Ничего смешного! Будь посерьёзнее! Ты же его друг!       — Ладно, ладно. И чего?       — Ну… Я же не могу с ним встречаться, если я его не люблю. А он всё лето присылал мне сов, подарки, записки. Ты видел, как он изменился? Он наверное думает, что если… похудеет, то понравится мне. Но дело не в этом… просто. Неважно. Поговори с ним. Сделай так, чтобы он от меня отстал. Сам не мучился и меня не доставал.       Всё это было так странно. Не думал, что Грег может быть настроен так серьёзно. Стало так обидно за него. Не такой уж он и урод, и не такой уж глупый, Крэбб тупее.       — И что тебе не нравится, Пэнс? — почему-то разозлился я. — Ты могла бы хотя бы дать ему шанс.       — Ага! Чтобы про меня потом слухи ходили, как про Булстроуд? Спасибо! — возмущённо выпалила она.       — Ты тоже в курсе? — удивился я и с досадой вздохнул. — Дурацкий день рождения.       — Ты поговоришь с ним?       — И чем он тебя не устраивает?       — Ну откуда я знаю… — вздохнула она. — Мне может… другой нравится, какое тебе дело?       Она снова покраснела.       — Ладно, поговорю, — ответил я. — Ты уверена, что надо?       Она кивнула.       Не нравится мне это всё. Никогда не думал, что мне выпадет такая дурацкая миссия, нянчиться с Крэббом и Гойлом. С другой стороны, а кому ещё с ними нянчиться? Они же тугодумы.       Мы уже спускались в подземелья, когда мимо проскочило что-то быстрое и пушистое. Внезапно раздался голос, от которого я вздрогнул, а внутри всё замерло.       — Живоглот! Вернись сейчас же, ты потеряешься!       — Что тебе тут надо, Грейнджер? — скрестила руки на груди Пэнси.       Кот тем временем уселся в углу, прямо перед входом в нашу гостиную. Грейнджер замерла на месте. Она, похоже была так увлечена отловом своего кота, что даже не заметила, куда её занесло. Она бросила на меня осуждающий взгляд, молча подошла к коту, настойчиво обхватила его руками и отправилась в обратную сторону, с гордо поднятой головой и опущенными глазами.       — Не приходи сюда, грязнокровка! — прокричала ей вдогонку Паркинсон. Грейнджер никак не отреагировала.       Стоило ей скрыться за углом, как Паркинсон уставилась на меня уничтожающим взглядом.       — Почему ты промолчал? Грязнокровка на нашей территории, а ты молчишь?! После неё здесь всё дезинфицировать надо!       — Я устал, Пэнси! — закатил я глаза. — Она слишком мелкая букашка, чтобы внимание обращать.       Она помолчала немного.       — Знаешь, если ты хочешь, чтобы тебя уважали в Слизерине, если хочешь быть лидером, ты должен показывать пример, ясно? А не ныть, что ты устал. Поверь на слово. Будешь потакать грязнокровке, быстро потеряешь своё положение.       Она фыркнула и вошла в гостиную.       Знаю, что Паркинсон права. Но меня беспокоит не это. Круто быть лидером, знать, что можешь влиять на людей. Но будет гораздо хуже, если кто-нибудь догадается о моём отношении к Грейнджер. Я не только потеряю авторитет в школе, но и, скорее всего, будут очень серьёзные проблемы с родителями. И перевод в Дурмстранг будет не самым страшным наказанием. За такие проступки чистокровные отрекаются от родных. Даже в моей семье, к сожалению, есть такие случаи. Мамин кузен Сириус Блэк в числе тех, кто был изгнан. А ещё, об этом вообще в семье не говорят, но однажды я слышал, случайно, что у мамы, кроме сестры Беллатрисы, которая сейчас в Азкабане, была ещё сестра, которая вышла замуж за магла, и от неё семья тоже отреклась. Нет, я не собираюсь жениться на Грейнджер, слишком рано… Что за бред я вообще пишу?       Я не хочу лишиться семьи. Не представляю, что будет. Нужно быть осторожнее.       5 сентября.       То утро было замечательным и не предвещало ничего плохого. Поттер был как на иголках, и я не мог спокойно пройти мимо.       — Говорят, ты раскис, Поттер! — громко произнёс я за завтраком. Он резко обернулся, такой злобный. — Сознание потерял?! Серьёзно?       — Отвали, Малфой! — проворчал Уизли.       — Откуда он знает? — еле слышно промямлил Поттер.       — Забудь! — деловито вздохнула Грейнджер и посмотрела на меня убивающим взглядом. До чего же я люблю этот взгляд. Хочется сказать ещё что-нибудь, чтобы она снова и снова смотрела только на меня.       Уизли всё прятал глаза. Лучший друг! Главный предатель, но вряд ли Поттер догадается когда-нибудь.       Вот была потеха, когда мы пришли в Запретный лес на урок, совмещённый с Гриффиндором. Я сделал вид, что увидел дементора. Поттер так перепугался, что мы покатились со смеху и потом ещё долго изображали дементоров. Обожаю дразнить этого неудачника. Надо было видеть Грейнджер, ей приходилось сдерживать обоих своих дружков, чтобы они в драку с нами не влезли. Обожаю наблюдать, как она резко оборачивается, встряхивая своими кудрями, хмурит брови и молча кривляется в ответ.       Всё началось на этом дурацком уроке лесничего. Это была самая худшая идея из всех пришедших нашему чокнутому директору. Как можно доверять пню вести уроки, следить за детьми? Это просто безумие!       Я никогда раньше не видел живого гиппогрифа. Он был красивый, огромный, но выглядел устрашающе. Он ведь хищник. Никогда не знаешь, что хищнику в голову взбредёт. А этот леший привёл его на урок.       Кто бы сомневался, что именно Поттер, этот выскочка, будет первым, кто его приручит. Весь из себя такой смельчак, боящийся дементоров и летающий на гиппогрифах. До чего же было тошно видеть её восхищение! Грейнджер смотрела на него, как на героя, с таким обожанием. Я так разозлился! Хотелось его убить! Подумаешь, полетал на гиппогрифе!       Я просто вышел вперёд, так хотелось доказать, что ничего нет особенного в его геройстве. Чем там восхищаться, тем, что эта курица слушается лешего? Мне даже страшно не было.       Не понял, что я сделал не так, но эта скотина вдруг поднялась на дыбы. Перед моим лицом промелькнули его когтистые лапы, и он ударил меня. Было ощущение, что я остался без руки, было так больно. Я упал на спину от удара. Все вскрикнули, Хагрид бросился отгонять этого зверя.       А я вдруг почувствовал прикосновение маленькой руки к моему плечу.       Я с трудом открыл глаза. Грейнджер стояла передо мной на коленях, с таким ужасом в глазах.       — Драко, ты как? Где болит? — прошептала она.       И это было последнее мгновение счастья, которое я испытал в своей жизни. Она испугалась за меня, хотела помочь. Никто не подошёл, ни мои друзья, ни Паркинсон, все убежали ещё дальше.       И я испугался. Она выдала нас. Ещё мгновение и всем стало бы очевидно, что никакие мы не враги. У меня как будто вся жизнь пронеслась перед глазами: слова матери, отца, Паркинсон, изгнанный Сириус Блэк, сестра матери, которую я никогда в жизни не видел.       Я собрал всю свою волю, всё своё упрямство, всё отчаяние, которое нашлось в душе, прищурился и процедил сквозь зубы:       — Убери свои поганые руки, грязнокровка!       Я уже видел это выражение лица. И снова это сделал. Боль в руке стала совсем неощутимой, но я ненавидел этого урода Хагрида, его зверюгу, выскочку Поттера и себя. Грейнджер медленно поднялась. Видел, как тяжело она дышала, как кофейные глаза застелили слёзы. Я предал её снова.       — Ему нужно в госпиталь, сейчас же! — выпалила она, и Хагрид поднял меня на руки.       — Убери от меня свои лапы, — завыл я. — Отец обо всём узнает. Твоей курице конец!       Я выл от боли, но вовсе не от той, о которой все думали. Я понял, что потерял её. Потерял мою маленькую Грейнджер. Ведь она говорила, что второй раз не простит. И я сделал выбор. Сам. Осознанно.       Ну зачем она подошла, зачем прикоснулась ко мне, зачем заговорила? Она всё испортила, раскрыла наш секрет перед всеми! Как она могла? Почему? Неужели так за меня испугалась? Грейнджер могла бы остаться вдалеке, как все, и всё было бы хорошо! Что я наделал? Зачем полез к этой крылатой скотине?       Не мог делать записи. Я просто до сих пор не могу поверить, что всё разрушил. Уже три дня, как я не вижу её лица. Вообще. Она всегда садится ко мне спиной. Делает всё, чтобы я её больше не видел, не знал, не мог понять, что она чувствует. Мне кажется, что-то хрупкое, такое странное и больное счастье, которое меня грело, уничтожено раз и навсегда. Осталась только злость на себя, злость на весь мир, которой я буду себя мучить.       Я не знал, что она мне настолько нужна. И ведь даже попросить прощения не смогу, потому что поступил так, как должен был. Так будет лучше. Только я умираю от боли. Может, хоть ей не так плохо? А вдруг она поняла? Вдруг не всё потеряно?