Я — Драко Люциус Малфой

      1 декабря.       Гойл неплохо держался всё это время. Умудрялся быть таким невозмутимым, что я даже удивлялся. Пэнси то и дело его дразнила, старалась уколоть едкими словечками, а он не реагировал, как я ему и сказал. Я его зауважал. Серьёзно! Особенно, когда Грег очень натурально зевнул ей в лицо и отправил в рот огромное пирожное, Паркинсон чуть не задохнулась от возмущения, а Грег просто ушёл.       Ещё никогда в жизни она так за ним не бегала. На каждой перемене, при любой возможности пытается вывести его из себя, а Грег делает вид, что её не видит, может даже начать разговаривать со мной параллельно.       Например, на зельеварении по ошибке положил десять волосатых гусениц. Зелье вспучилось, полезло через край на стол, на пол. Снейп брезгливо сморщился и заставил Грега всё убирать, лишив пяти очков.       После урока Паркинсон начала язвить.       — Похоже, Гойл, у тебя с основами нумерологии проблемы. Пять от десяти не отличаешь? Ты настолько тупой?       — Драко, глянь, что у меня в ухе? — сморщившись заговорил Грег. — Свистит жутко.       — Тебе, наверное, к мадам Помфри надо, раз что-то свистит. Это ненормально, — усмехнулся я.       — Да, точно. Со мной прогуляешься? — на полном серьёзе спросил он.       — А то! Я друга не брошу в беде, — с трудом сдерживая улыбку, ответил я.       Паркинсон возмущённо хватала ртом воздух.       — Идиоты! — выпалила она и понеслась по коридору, в сопровождении своих хихикающих подружек.       Надеюсь, до неё скоро дойдёт, что эти психи ни к чему. Она только всё усугубляет. Понятно, ей обидно, что её кинули, но сама виновата.       Да только его дневные уверенность и самообладание разваливаются, когда наступает ночь. Я знаю, он не хотел, чтобы кто-то его услышал, но он воет в подушку по ночам. Натурально. Как больной волк. Не думал, что он будет так мучиться. Мне кажется, я начинаю ненавидеть эту вредную девчонку. Если она в ближайшее время не изменится, я даже не знаю. Вот… что я могу? Хрень какая-то, придётся с ней поговорить. Уже даже жалею, что вмешался. Может, было бы лучше, чтобы Грег и дальше ходил за ней, как пёс, носил её сумку, туфли ей вылизывал. Фу! Нет уж нафиг! Это не лучше! Переболеет и успокоится. Она его не достойна.       Я, конечно, делаю вид, что не в курсе его страданий, но невольно сам погружаюсь в какую-то муть. Понимаю, что мне самому совсем даже не плохо, а вполне ещё нормально. Да, я не могу общаться с Грейнджер. Так было всегда и так будет. Я не питаю никаких надежд, потому что ничего не изменится. Я останусь чистокровным, она маглорождённой и ничто это не исправит. Между нами пропасть. Непреодолимая.       Часто я смотрю на неё, на уроках, в Большом зале, везде, где встречаю. Она бросает на меня быстрый взгляд и всё на этом. И я рад, что не убиваюсь так, как Гойл. У меня нет причин. Она меня не отталкивала, не унижала. Между нами просто безнадёга, из-за которой переживать бессмысленно.       Как бы я хотел узнать, что она чувствует, о чём думает, может, ей вообще всё равно.       6 декабря.       День был пасмурный. Мы были почти уверены, что пойдёт снег, тогда, возможно, игру опять бы перенесли. Но нет. Всё шло по плану. Я был так отлично настроен, готов свернуть горы, хотя было такое впечатление, что охотники наши, кроме Маркуса, конечно, были немного не в себе. Неясно, что с ними было не так, то ли больные, то ли не выспались, Грэхема вообще вывернуло. Короче, общее напряжение ощущалось.       Не люблю, когда так происходит, но команда отправилась на поле, не дождавшись меня. Ещё один тревожный сигнал. Все уже ушли на стадион. Я бежал по пустынному коридору, в форме и с метлой, пришлось надеть под тёплую мантию ещё свитер. Взмок уже, как гиппокамп.       Внезапно меня схватили за руку. Перепугался жутко, обернулся. Грейнджер тут же затащила меня в тёмную нишу перед выходом во двор.       — Что ты делаешь? — зашипел я. — Я опаздываю! Эти придурки…       Я замер, понимая, что она смотрит на меня жутким, растерянным, испуганным взглядом. Глаза полные слёз. Грейнджер дрожала, как лист на ветру.       — Ты чего? — выдохнул я. И она вдруг мгновенно шагнула ко мне и обняла, обхватив за грудь, прижалась так сильно, что у меня дыхание остановилось.       Я думал, что умер. В глазах потемнело. Я услышал, как будто издалека, как метла ударилась об пол. И я обнял её. Никогда не забуду это ощущение полёта, как будто я куда-то провалился, лечу и не могу остановиться. Почувствовал, что от неё пахнет снегом, холодом, её волосы были мокрые.       — Драко, ты должен меня выслушать, — быстро зашептала она. — Я знаю, это против всех правил, я не имею права вмешиваться. Но прошу тебя, будь осторожен! Это может быть твоя последняя игра.       — Подожди, — растерянно прошептал я. — Что ты говоришь? Как ты можешь знать? А ну-ка!       Я схватил её за плечи, отодвинул и заглянул в глаза.       — Ты что натворила? Ты… ты…       — Я из будущего, Драко, — выдохнула она. — Я уже видела игру! Знаю, так нельзя, я не должна была, это ужасный риск и для меня, и для тебя! Но я не могу иначе! Послушай. Счёт будет просто разгромным! Всё будет зависеть только от тебя! На тридцать восьмой минуте счёт будет 110:30. Ты потеряешь контроль, ты… рискнёшь взять снитч и… Ты должен отказаться! Лучше проиграть, лучше так!       — Что ты несёшь? — воскликнул я. — Я не могу проиграть! Не имею права!       — Ты должен! Бладжер ударит тебя в грудь, ты не… тебя не успеют спасти…       Она зарыдала, закрыв лицо руками. Меня всего трясло от ужаса. От боли, от обиды, досады. Стало так страшно, что хотелось просто всё бросить и никуда не ходить. Я не мог поверить в то, что происходит.       — Вы всё равно проиграете, — сквозь слёзы стонала она. — Пожалуйста! Не рискуй! Я не выдержу этого ещё раз! Умоляю! Просто… ничего не будет видно, скоро пойдёт снег. Вы будете играть вслепую!       — Дамблдор этого не допустит, — уверенно заявил я.       — Дамблдора не будет на игре. Его вызвали в Министерство по делу Хагрида и Клювокрыла. Драко, пожалуйста. На тридцать восьмой минуте ты должен… не знаю… просто не ходи туда! Нельзя изменить будущее! Вдруг тебе суждено…       — Иди сюда, — шепнул я и осторожно обнял её за плечи. Она снова обвила меня руками, вцепилась в мой свитер на спине, смяла своими маленькими пальцами. Я был так счастлив, что кажется, был готов умереть прямо сейчас, потому что она со мной, потому что чувствую, как дорог ей. Она плакала, уткнувшись лицом мне в грудь, такая маленькая, моя крошка. Ком напрочь застрял в горле.       — Я буду осторожен. Обещаю. Я должен идти, ты же понимаешь. Я не могу подвести своих. Может… сейчас не лучшее время, но… я обязан. Ты лучше всех знаешь, что значит «обязанность». Я — Малфой. Я не имею права проиграть.       — Я знаю, — шептала она. — Я даже не могу быть с тобой там. Меня не должны видеть. Если… если ты исправишь будущее, если всё получится, я не вспомню об этом разговоре, понимаешь? — она подняла на меня полные слёз волшебные кофейные глаза. — Моё будущее изменится, и я буду там, на трибунах. А эта я, — прижала она ладошку к своей груди. — Эта я останется только в твоей памяти, понимаешь? Если ты не пойдёшь на стадион, я вообще не знаю, что случится.       — Я пойду, — с трудом дыша говорил я. — Я пойду, потому что так нужно. Я не буду бояться, буду осторожен. Только… можно я кое-что оставлю… себе на память?       — Что? — вытирая слезинку, скатившуюся по щеке, шепнула она.       У меня дрожали руки, сердце разрывалось на части, я не мог дышать, в ушах стоял шум. Но я видел её глаза, и как будто всё менялось. Я наполнялся силой, решимостью, уверенностью, что всё будет хорошо. Осторожно стянул с неё красную шапку, её кудряшки сползли на лицо. Я обнял её за плечи, притянул ближе, было так страшно! Никогда не испытывал такого сладкого страха. Безумного, заставлявшего наклониться к её лицу, почувствовать её дыхание. Она вдохнула, и её ресницы дрогнули, глаза закрылись. Я коснулся губами её губ. Всё перевернулось. Искры из глаз. Её губы были такие мягкие, такие тёплые, сладкие, они раскрылись, и я провалился в омут, впивался в неё, как голодный, и её маленькие пальцы пронзали мою спину, запуская мурашки по всему телу. Грейнджер издала такой сладкий стон, что внутри меня как будто заструилось что-то, горячие волны огня ударили в низ живота. Я прижал её к себе ещё крепче, и она не противилась, обнимала, целовала в ответ.       Мне казалось, что время больше не существует, пока кто-то не пробежал по коридору с бешеной скоростью. Топот торопливых ног вырвал из её объятий. Я смотрел в её сонные глаза, на её алые приоткрытые губы и не верил в то, что произошло. Я даже не знаю, как описать своё состояние. Ноги подкашивались, такая дикая слабость и в то же время ощущение, что готов свернуть все холмы Хогвартса.       — Мне пора, — прошептал я. Она кивнула.       — Пожалуйста, будь осторожен.       Я поднял метлу и вышел из ниши. Не успел сделать и двух шагов, как позади опять раздался топот и злобный окрик:       — Малфой, какого хрена? Где ты шляешься?! — Монтегю был просто в бешенстве. — Мне и так фигово, ты ещё со своими закидонами.       — Чего без меня свалили-то? — тут же напал я. — Ушли без ловца, вот и ловите снитч сами, деловые!       — Мы не твоя свита, Малфой! Не борзей! — ворчал Грэхем. — Давай бегом!       Я не бежал. Я летел на крыльях. Мне казалось, что я отделился от тела и всё, что творилось вокруг, меня вообще не касается. Ветер трепал мантию, я надел наушники, было жутко холодно, но внутри был такой пожар, что хватило бы растопить все ледники мира. Я ничего не видел, только её кудри, ресницы, её губы. Чувствовал её тепло, её дыхание, её вкус. Вкус свежего снега, аромат зимы. Так странно. Ведь день был просто пасмурный.       Мы вбежали на стадион. Мадам Трюк была очень сурова, метнула в меня укоризненный взгляд, и тут же прозвучал свисток. Мы взлетели. Через пять минут забили первый квоффл. Настроение у меня было невероятным. Я был уверен, что нам удалось изменить будущее. Всё теперь будет иначе. Моя команда выиграет, обязательно!       Ещё через пять минут забили Когтевранцы. Я завис недалеко от трибун Гриффиндора. Хотел увидеть её. Конечно, Грейнджер была там, рядом с Поттером, Уизли и его сестрой. Она бросила на меня мимолётный взгляд и следила за игрой, а я не мог отвести от неё взгляда. Грейнджер ещё не знает, что произойдёт очень скоро. Не знает, что я поцелую её, что она будет обнимать меня. Внутри всё переворачивалось.       И тут пошёл снег, как она и говорила. Сначала мелкий и почти незаметный, но потом повалил хлопьями, ветер усилился и стал метать белую массу из стороны в сторону.       Вдруг я заметил, что Монтегю со своей метлой на земле, бежит за трибуны, но не успевает, его опять вывернуло. Да что же за напасть! Стало так тревожно. Когтевран снова забил, потом ещё раз. Не представлял, чем могу помочь команде, подставляться загонщикам — глупо, играть за охотника нельзя. Маркус явно был не в духе, наши ряды рассыпались, когтевранцы забивали один мяч за другим, а снитча всё не было видно. Как его вообще можно было увидеть в этой липкой каше?       Я последний раз бросил взгляд на Грейнджер. Её волосы, торчавшие из-под шапки, стали похожи на сугроб. Вот почему они были мокрые. Я понял, что если сейчас ничего не сделаю, игра закончится нашим поражением.       Чанг тоже не видела снитч. Она плавно облетала стадион, уворачиваясь от бладжеров. Я двинулся в противоположном направлении. Снег залепил всю спину, я чувствовал его тяжесть, стряхивал с гловы и плеч, как мог. Снегопад усилился и было очевидно, что увидеть снитч будет просто невероятной удачей.       Внезапно я услышал объявление Ли Джордана:       — Итак, тридцать пятая минута матча и всем очевидно, что Слизерин в крайне невыгодной ситуации. Счёт 110:30. Надо бы поднажать, парни, несмотря на отсутствие одного охотника. Похоже, мистер Монтегю нездоров. Вся надежда на ловца. Драко Малфой явно не видит снитч, как и мисс Чанг. Немудрено, ведь погода нынче крайне неблагоприятная.       Тридцать пятая минута. Сердце замерло. Я остановился. У меня три минуты. Всего три, чтобы что-то изменить. Чтобы…       Я так и не понял, что же может со мной случиться. Бладжер ударит меня в грудь и я… я что, погибну? От удара бладжера? Что за бред? Это невозможно! Но она же сказала. Она плакала, умоляла быть осторожнее. Говорила, что не может меня потерять. Что же случится?       Тут я увидел его — маленький золотой мячик. Он метался из стороны в сторону, и я тут же бросился за ним. Снег залеплял глаза, ветер, как нарочно, встречный. Я услышал, как Чанг с шумом пролетела рядом. Увидел её руку, тянущуюся к снитчу.       Ну уж нет! Я ускорился, толкнул её в бок. Трибуны засвистели. Плевать! Она ловец прежде всего, а уж потом девчонка. Слизерин на трибунах стал кричать: «Драко, Драко!» Я совершенно отключился от всего. Смотрел только на золотую точку в белоснежной пелене. Свист над ухом — мимо пронёсся бладжер. Крики трибун. Кофейные глаза. «Будь осторожен!»       — Тридцать восьмая минута матча! — весело вопил Ли Джордан. — Чья же возьмёт? Драко Малфой совсем близко! Чжоу Чанг немного отстаёт, но она приближается…       Хотелось орать от напряжения. Знаю, время уже пришло. Она просила, умоляла, плакала, но я не мог остановиться. Свист над ухом. Снова.       — Драко, берегись! — заорал Маркус.       Её глаза. Снитч прямо перед носом. Ну уж нет! Я сдохну, но возьму его! Выбросил руку вперёд. Мимо.       Пронзительный девчачий визг. Я замер. Это точно был её голос. Рванул вверх. Бладжер пронёсся подо мной, зацепив левую ступню. Снитч снова перед глазами, Чанг наперерез. Я снова рванул вперёд, схватил его. Удар в плечо, хруст, адская боль. В памяти глаза Грейнджер полные слёз. Удар в голову. Темнота.       Я проснулся от адской головной боли. Не мог пошевелиться, открыть глаза. Казалось, что в голове просто дыра, через которую сочится мозг. Всё, что я смог, это тихо застонать. Понял, что плечо не движется, то ли сломано, то ли выбито, было всё равно, потому что головная боль перекрывала всё.       Мороз прошёл по коже, когда я услышал знакомый голос.       — Я настаиваю на переводе моего сына в больницу Святого Мунго. Ему нужна профессиональная помощь.       — Сэр, вашему сыну нужен покой, — спокойно, но настойчиво шептала мадам Помфри. — Сотрясение и вывих не повод…       — Мне лучше знать! — сквозь зубы прошипел отец.       — Мистер Малфой, — послышался хрипловатый голос Дамблдора. — Мадам Помфри совершенно права.       — Как вы посмели проводить матч в таких погодных условиях? — почти завопил отец. — Вы подвергли смертельной опасности учеников. Опять! Мой сын без сознания!       — Мне лучше, — прошептал я, но похоже, никто не услышал, а может, мне просто показалось, что я смог это произнести?       — Мистер Малфой, прошу вас, пройдёмте в мой кабинет. Мальчику требуется тишина.       — Вы безответственный старик… — снова заговорил отец, но остальное я уже не услышал, очевидно, они вышли из палаты.       Стало тихо. Похоже, и мадам целительница куда-то ушла. Я не мог открыть глаза. Было так больно и тяжело. Но ещё больнее было от того, что я остался один. Я почувствовал, как слёзы медленно покатились из уголков глаз, как грудь сдавило. Я шумно выдохнул.       — Всё хорошо, милый! — этот нежный голос. Мама. — Ты скоро поправишься.       Она ласково промокнула моё лицо, вытирая слёзы.       Я попытался сказать что-нибудь, но она осторожно приложила пальцы к моим губам.       — Тише, тише, любовь моя! — ласково шептала она. — Не говори. Отдыхай. Я буду здесь. Всё будет хорошо. Ты настоящий герой. Мой герой, моё счастье. Ты победил. Я так тобой горжусь.       Мне стало легче, но слёзы всё равно медленно стекали на подушку. Я видел перед собой лицо Грейнджер. Её губы. Я ждал её. Казалось, если она не придёт, я умру от этой боли. Она так была мне нужна, именно сейчас!       Я отключился.       Не знаю, сколько я спал, но когда смог открыть глаза, понял, что наступила ночь, а может, раннее утро, зимой невозможно понять. Тишина. В палате никого. Тоска сдавила грудь, и я смял пальцами одеяло от бессилия. Шорох над ухом, возле окна.       — Ты проснулся? — тихий, такой желанный шёпот близко-близко. — Прости, я раньше не могла прийти.       — Который… час… — беззвучно шепнул я.       — Четыре утра, — я почувствовал её ладонь на своих волосах. Какое же это блаженство! Боль утихла, в сердце разлилось такое невероятное тепло. — Я лишь хотела, чтобы ты знал… что я здесь и…       Грейнджер подошла ближе. Я увидел её такой, какой никогда не видел. На ней было тёплое платье в клеточку. Она никогда не ходит в таких. Наверное, только в своей гостиной. Волосы распущены, невероятно мелко закручены.       — Снег… — тихо с трудом прошептал я. — Ты говорила, что будет снег.       — Что? — улыбнулась она. — Откуда я могла знать? Вам не повезло, погода всю игру испортила. Но ты молодец! Отлично справился. Болит голова?       У меня ком встал поперёк горла.       — Да, — выдохнул я.       — Возле тебя всё время кто-то есть, — шептала она. — Уверена, скоро придёт твоя мама. Мне лучше уйти. Нельзя, чтобы меня заметили.       Я с трудом кивнул.       — Завтра приду, обязательно, когда никого не будет, хорошо?       Я смотрел на неё из-под ресниц, в полумраке её было так плохо видно. Я приподнял руку, ту, которой мог пошевелить. Почувствовал её тёплые пальцы в ладони.       — Ты… спасла мне жизнь… — прошептал я.       Она смотрела удивлённо, наклонилась чуть ближе.       — Что? Я не…       — Ты… пришла перед игрой… из будущего.       Её глаза расширились, Грейнджер прикусила губу, потом прищурилась.       — Малфой… я не приходила. Видимо… удар был слишком сильный.       Я понял. Это была не та Грейнджер. Не та, что видела мою смерть на стадионе. Не та, которая обняла меня, не та, которую я целовал, не та, которая рискнула всем, чтобы спасти меня. Но ведь я-то помню.       Я с трудом вздохнул.       — Удар был… сильный, да уж.       — До завтра, — улыбнулась она и отпустила мою руку. Я закрыл глаза, слушая, как удаляются её шаги.       Дверь щёлкнула. И я выдохнул. Вой. Это всё, на что я был способен. Я выл в ночь от боли и безысходности, а подушка промокла от слёз. Моя память — это всё, что у меня осталось. Я буду любить ту, которая видела, ту, которая любила меня. Та Гермиона Грейнджер осталась в прошлом.