Я — Драко Люциус Малфой

      14 февраля.       Все эти дни затвора были какой-то пыткой. Из замка нас не выпускали. Даже во двор и на тренировки. Осталась последняя игра — мы против Гриффиндора. Грейнджер всё больше времени проводит с близнецами Уизли — это просто убивает! Она весёлая — они смешат её. Это их развязное к ней отношение выводит меня из себя, а обращение «сестрёнка» — нисколько не облегчает жизнь. Стоит ей появиться в Большом зале, они тут же виснут у неё на ушах. Как же хочется надеяться, что кроме квиддича их ничего не объединяет.       Их рыжий брат-уродец вчера вернулся из Больничного крыла. Прям удовольствие получаю от его бессильной злобы. Не нарадуюсь, что ни он, ни Поттер с Грейнджер не общаются. Похоже, этот котяра рассорил их окончательно.       Кстати, кота я не видел, но уверен, что с ним всё нормально, судя по довольной мордашке Грейнджер.       Как же мне нравится этот её озорной взгляд. Как бы она не старалась, от меня не скроется. Я чувствую, как погружаюсь в какое-то сонное состояние, переглядываясь с ней. Она смущается, с трудом скрывает улыбку, как будто сказать что-то хочет. Да только поговорить нет никакой возможности, учителя следят за нами, как пастухи за стадом. Досадно до ужаса.       Скольких мне стоит усилий не показывать своего волнения. Во время ужина Грег так шарахнул мне своей дурацкой пяткой по ноге, что синяк остался. Взглянул на него, а он смотрит в упор и молчит.       — Чего? — спрашиваю.       А он многозначительно так:       — Да ничего! — губы стиснул и головой мотает, намекает на что-то. До меня только через минуту дошло, что я на Грейнджер засмотрелся, а он заметил и предупредил. Я жутко забеспокоился, осмотрел остальных. Вроде никто не заметил. Вздохнул с облегчением.       А ночью, когда Винс уже захрапел, Грег резко поднялся, взял стул и сел напротив моей кровати. Стало ясно, что предстоит серьёзный разговор. Да только, о чём? Ну о чём тут можно говорить?       — Ты, Малфой, глупо себя ведёшь, — по-деловому начал он, скрещивая руки на груди.       — Ну, конечно! — усмехнулся я.       — Ты неосторожен! — тут же смягчился он, подаваясь ко мне ближе и облокачиваясь на колени. — Видел бы ты свой взгляд! Как она это выдерживает?       — Что — «это»? — снова усмехнулся я, чувствуя, как горячая волна обжигает лицо.       — Да ты разве что из тела не выскакиваешь, как будто кроме тебя и Грейнджер никого нет в зале! — шептал Грег. — Ты хоть понимаешь, чем это грозит?!       Я с досадой выдохнул, плюхнулся на подушку.       — Малфой! — возмущённо шикнул он.       — Что! — замученно протянул я.       — Ты слышишь меня или нет! Ладно я, а если кто-то другой заметит?! Хочешь стать посмешищем?       — Никто не посмеет надо мной смеяться! — уверенно заявил я.       — За спиной — совершенно спокойно, — со знанием дела ответил он, и новая волна жара прошла по всем внутренностям.       — Никто, ничего не заметит, — лениво зевнул я, намекая на окончание разговора.       Но Грег не сдвинулся с места, снова скрещивая руки на груди.       — И давно это у вас? — расслабленно спросил он.       — Что значит, «у вас»? — ухмыльнулся я, и стало совсем не по себе.       — Это значит, что я не слепой, Драко. Она в тебя влюблена — это очевидно.       Мне казалось, что внутри меня взрывается сотня фейерверков. Я даже искры увидел перед глазами. Сердце забилось так бешено, что казалось вылетит из груди.       — С чего ты взял? — это прозвучало настолько спокойно, что я даже удивился, учитывая, что дышать я тоже почти не мог.       — С того. Ты когда на неё не смотришь, глаз с тебя не сводит. Блин, Малфой! Да как ты такое допустил? Ты же знаешь — этого нельзя допускать! Она — грязнокровка! Если твой отец узнает…       Я вдруг первый раз почувствовал, как это слово резануло по сердцу. Всегда знал, что это мерзкое слово, унизительное, неправильное. Но почему-то раньше меня это не цепляло так сильно, как в ту минуту. Я посмотрел на Гойла. Просто посмотрел, а он аж руки опустил.       — Да брось ты… — выдохнул он.       — Не произноси это слово, — прошипел я.       — Вы хоть соображаете, что делаете? — не своим голосом воскликнул он, тут же зажав рот ладонью. Оглянулся на Винса и снова зашептал: — Малфой, придурок! Это надо прекращать!       — Ничего и нет! — яростно зашептал я. — Мы по-твоему идиоты? Думаешь, не понимаем, чем это всё грозит?       — И давно у вас «ничего нет»? — усмехнулся Грег.       — Неважно, Гойл, — вздохнул я. — Ничего нет.       Я лежал глядя в балдахин. Предательский ком сжимал горло.       — Сожалеешь? — подозрительно спросил он. Потом заговорил так обречённо, что выть захотелось. — Хочешь, чтобы всё было по-другому? Ничего не изменишь, Драко. Ты лучше сейчас пойми — она не изменится, так и останется гряз… маглорождённой. А ты останешься Малфоем, ясно?       — Я в своём уме, Грег, — злобно прошептал я. — Думаешь, я не понимаю ничего? Сожалею ли? Да! Сожалею!       — Сколько?       — Да что ж ты не уймёшься? — психанул я и сел, опустив ноги на пол. — Какая разница, сколько?       — Хочу понять масштаб бедствия, — ухмыльнулся он.       Я молчал, пытаясь понять, когда же всё это началось. Я вдруг понял, что перечитывал эти страницы в дневнике уже десятки раз. Именно тот день, когда заметил заколки в её волосах. Её день рождения на первом курсе. Она была одна. Совсем одна. Ждала чего-то, но я почти уверен, что в тот день её так никто и не заметил. Но было так тепло на душе от того, что её заметил я. Мою маленькую гордую гриффиндорку.       — Драко… — вдруг шепнул он. — Всё безнадёжно, да?       Я просто отвернулся, понимая, что не могу, просто не имею права показать свою слабость.       — Всё нормально, — проворчал я.       — Значит, давно, — вздохнул он. — Я не замечал, пока ты орать во сне не начал. Если будешь осторожнее, никто не заметит. Блин, Малфой! Ну почему она-то? Вон Дафна ничего девчонка, да и вообще, на тебя даже старшекурсницы засматриваются. Почему?       — Думаешь, я знаю? — с трудом ухмыльнулся я. — Иди спать, Грег. Валентинку-то настрочил своей ненаглядной Паркинсон?       — Нет, — вздохнул он. — Она же сразу догадается, а я не уверен ещё, что она этого хочет. Странная она. Непонятная. Твоя Грейнджер тоже странная…       — Она не моя, — прошипел я. — Блин, Гойл! Если ты хоть кому-нибудь…       — Да ты что, Драко?! — оскорбился он. — Ты думаешь я могу тебя предать?       — Грег, это серьёзно! — простонал я. — И дело даже не в школе…       — Значит, ты — не идиот, а я — идиот, по-твоему?! Да я меньше всего хочу, чтобы узнали твои предки! — шипел он, практически уже сидя на моей голове. — Ты должен прекратить на неё пялиться, ясно?! Паркинсон смотрит подозрительно! А ты знаешь, какая она глазастая!       — Блин… — выдохнул я.       Слабость сковала всё тело, и я снова рухнул на кровать.       — Вот-вот! Внимательнее будь! А я о Грейнджер позабочусь.       Я уставился на Гойла и тут же вскочил, хватая его за воротник пижамы.       — Чего? Что значит «позабочусь»?! Да я тебе башку оторву! — прорычал я.       — Малфой, ты больной? — испуганно пролепетал он. — Ты вообще в курсе, что на друзей кидаешься? У-у-у! Всё ещё хуже чем я думал…       — Грег, гад, прекращай глумиться! — простонал я, отталкивая его к стулу. — У меня и так мозги набекрень! Ладно! Ты про что вообще?       — Да фиг знает, кину в неё заклинанием каким-нибудь… дурацким или бумажкой, на худой конец, чтобы не таращилась зря.       Я молчал. Внутри всё дрожало от волнения.       — Правда смотрела? — в ожидании с трудом выдохнул я.       Гойл расплылся в такой ехидной ухмылке, что мне стало хреново.       — Н-н-нет! Я пошутил! — беззвучно засмеялся он.       — Паразит! — прошипел я и стал лупить его подушкой, а он отбивался еле сдерживая смех. — Говори правду, гадёныш!       — Малфой, ты ненормальный! Блин, ты реально в неё влюблён! Поверить не могу! — шептал он и дразнился: — Наш блондинчик влюбился!       — Заткнись, придурок! — сквозь зубы свистел я, но почему-то на душе было так хорошо и весело, как никогда прежде.       Мне вдруг стало так легко, как будто тяжкий груз свалился с души.       — Между… прочим, — лупцуя меня уже своей подушкой, шипел Гойл. — Никто… про Валентинки не… говорил! Можно не… париться!       Я в очередной раз увернулся.       — И что? Не воспользуешься ситуацией?! Может… Пэнси тебе уже не нравится?       Гойл тут же прекратил «битву».       — Не смешно, Драко, — вздохнул он.       — Ну, всё! Не дуйся. Знаю я вас, — примирительно похлопал я его по плечу. — Давай спать. Как мы Винса не разбудили?       В ответ послышался смачный храп. И мы тихо засмеялись.       Я долго-долго не мог уснуть. Чувствовал себя таким взволнованным и счастливым. Нет, я и сам много раз замечал взгляды Грейнджер. Но когда об этом сказал Грег, это же совсем другое! Совершенно! Гойл, конечно, тот ещё специалист, но когда он сказал, что она в меня влюблена… Это ни с чем не сравнить. Как я хочу, чтобы это было правдой!       15 февраля.       Мы очень удивились, обнаружив утром у Большого зала почтовый ящик. Он выглядел совсем не так отвратительно, как в прошлом году. Он был меньше, приятного цвета красного дерева, а под узкой крышкой были прикреплены два бумажных голубя. Прямо перед нами в ящик отправляли свои Валентинки несколько девчонок с Пуффендуя. Они весело хихикали и болтали. Забавно было на них смотреть.       Внезапно нас обогнали наши девчонки. Они многозначительно на нас посмотрели и опустили в ящик свои разноцветные открытки. Пэнси изо всех сил делала вид, что Валентинки не для нас — мы недостойны! Насмешила только.       Хорошо хоть сегодня нас освободили от контроля. Не так уж и приятно каждое утро перед завтраком созерцать недовольное лицо декана. Но старосты всё равно бдят, только и слышно: «Малфой, ты куда? Забини, а ну вернись! Гринграсс, где твоя сестра?» Достали, сил уже нет. Сколько можно ловить этого Блэка? Ощущение такое, что он испаряется в воздухе. Чтобы кто-то мог так долго скрываться от дементоров? Очень странно!       Ладно, речь вообще-то не об этом, а о том, что я вдруг понял, что совершенно не готов к этому дню. Нет, я думал о Валентинке, пусть это и глупо, но хоть какая-то возможность поболтать с Грейнджер и остаться в тени. Но, будучи уверенным, что повторения прошлогоднего сценария не будет, я даже одной маленькой записки не подготовил. Не выдирать же листы из тетрадей. Совсем уж глупость.       Уже сидя за столом в Большом зале, почему-то начал волноваться, сам не заметил, как барабанил пальцами по столу, пока Паркинсон не схватила меня за руку.       — Да прекрати ты! — прошипела она. — Что с тобой такое? На нервы уже действуешь!       Неожиданно Грег пододвинул ко мне тарелку с сандвичами. Я опешил, а он многозначительно вскинув брови, бросил взгляд куда-то вниз. Не понял сначала, чего ему надо, начал злиться. Он закатил глаза и назвал меня тупицей! Меня — тупицей! Это уже вообще! Я приподнял тарелку и тут же бросил на место. Под ней лежало красное картонное сердечко. Никакой фантазии!       — Пиши, если хочешь, — тихо сказал Грег. — Я сам брошу.       В это время в зал вошла она. И плевать, что эти рыжие опять капали ей на мозг, улыбаясь во все рожи. Она так на меня посмотрела, что у меня сердце чуть не лопнуло от восторга. Как же я люблю её глаза! Невообразимо карие, как две спелые вишни, сияющие на солнце. Сомнения пропали в ту же секунду. Гойл отвлёк на себя внимание всех рядом сидящих. А главное чем? Задал самый простой вопрос: «А кто будет Валентинки разносить?» Со всех сторон захихикали, стали его дразнить, зато тут же поднялась профессор Макгонагалл. Это был мой шанс.       — Студенты, — спокойно произнесла она. — Мы не допустим прошлогоднего хаоса в Хогвартсе. В этом году День Святого Валентина пройдёт скромно. Никаких скитаний по всей школе не будет. Нельзя допустить срыва уроков. Желающие могут оставить свои сообщения в почтовом ящике у входа. Вечером старосты разберут корреспонденцию и раздадут открытки во время ужина. Вот и всё. Поэтому постарайтесь успеть отправить своё сообщение до пяти часов вечера. Ровно в пять почтовый ящик будет убран. Хорошего всем дня.       Она немного натянуто улыбнулась, и все принялись за обсуждение её слов и поглощение пищи.       Я же уже нацарапал карандашом маленькую записку, и Грег потихоньку спрятал её в карман своей мантии. Стараясь вообще не смотреть на Грейнджер, вышел из зала вместе с друзьями. Гойл без всяких стеснений бросил в ящик несколько красных сердечек.       — Тоже написал? — ухмыльнулся я, толкая его в плечо.       Он, почему-то виновато, кивнул.       — Нормально всё, — шепнул я.       Крэбб тоже бросил что-то в ящик, не успел разглядеть. Даже Маркус и Блетчли участвовали в этом мероприятии. Никто не скрывается! Почему я должен это делать? Так обидно. Я просто представляю себе, что это будет. Расспросов не избежать. Мне, например, без разницы, кому предназначены их записки. Кто знает, может, и меня бы никто не спросил.       Но Грег ведь спросил! Да не просто между делом, он меня пытал буквально! Кто знает, может, другим до меня и дела нет. Но стоило мне так подумать, как возле меня возникла Пэнси.       — Знаешь, Малфой, мог бы и написать кому-нибудь, хотя бы ради забавы. А то такое впечатление, что ты кроме себя ни о ком не думаешь, даже странно.       — Что тут странного, — усмехнулся я. — Что плохого в том, что я компанию самого себя предпочитаю какой-то другой? Мне и одному неплохо. Никто мозг не выкручивает.       — Намекаешь, что я кому-то выкручиваю мозг? — обиженно воскликнула она.       Я засмеялся.       — Конечно, нет! Ты просто образец покладистости, Пэнси! — я по-дружески обнял её за плечи. Но она всё равно покраснела как помидор и отпихнула мою руку, еле заметно глянув на Грега. Как же мне было приятно это видеть! Хорошо, что Грег шёл впереди и не заметил.       Меня вдруг пронзила жуткая мысль, а если видела Грейнджер? Сердце в пятки рухнуло, я быстро огляделся. Поняв, что гриффиндорцев поблизости не было, вздохнул с облегчением. Я вдруг понял, что для меня очень важно её мнение. Если я вдруг начну общаться с другой девчонкой, она будет чувствовать себя так же, как я, когда она разговаривает с близнецами или Поттером, или Уизли, или Вудом? Она себе позволяет общаться с парнями, почему я не могу? Могу ведь? Главное границы не переходить. Наверное.       День проходил тихо и спокойно, совсем как все — обычно. Но мы все ждали вечера. Сказать, что с нетерпением, будет слишком слабо! Меня просто трясло! Пэнси нервничала и всех цепляла, включая Грейнджер, но та никогда не отвечала, отворачивалась и делала вид, что грубые обращения Паркинсон её не касаются. Хорошая тактика, мне нравится. Грег был напряжённым и молчаливым, а Винс и Миллисента болтали на каждой перемене, словно это их личный день. Наверное, так и надо. И я бы хотел поговорить с Грейнджер, жаль, что это невозможно вот так, у всех на виду. Старшекурсники ходят парочками, держатся за руки, даже целуются по углам. Мне это не грозит.       Перед ужином мы сразу заметили, что ящик для Валентинок убрали, как Макгонагалл и обещала. В зале царило веселье. Когтевранцы уже получали свои открытки. Не особо-то их было много. Мы поскорее расселись по местам, и наш староста стал раздавать Валентинки. Передо мной шлёпнулась толстая пачка, дух захватило.       Слизерин загудел: «Наш герой! Малфой лучший!» До чего же приятно! Решил даже не сдерживать улыбку. Какой смысл?       А её взгляд! Она с трудом сдерживала хитрую такую, ехидную ухмылку. Поняв, что я смотрю на неё, закатила глаза с таким говорящим выражением лица: «Вполне ожидаемо!» И это для меня дороже всех признаний.       Я хотел найти лишь одну среди них и начал перебирать постепенно, одну за другой. Но всё было не то. Прочитал уже штук десять, когда в зал вбежала староста Гриффиндора и начала раздавать Валентинки. Когда она сунула в руки Грейнджер маленькую стопку открыток, она засияла, как маленькая рождественская гирлянда. Я невольно улыбнулся. И только взгляд Уизли вызвал внутри что-то омерзительное. Он был так недоволен, словно она предала кого-то. Эгоист хренов. Странно, что и ему досталась одна открытка, которой он не просто удивился, а чуть под стол не свалился от удивления. Поттер ухмылялся, перебирая свои несколько штук. Но мне они были не интересны. Всё чего я хотел увидеть её реакцию на мою.       Грейнджер читала открытки, улыбалась, было ощущение, что она знает каждого, от кого получила Валентинки. И когда ярко красное сердечко оказалось у неё в руках, дыхание замерло. Грег опять пнул меня ногой под столом, но я только отмахнулся.       Мур, Грейнджер.       Как твой кот? Живой?       Встретимся на нашем месте?       Она улыбнулась нежно, совершенно не так, как раньше, когда читала другие записки. Но потом её улыбка растворилась, она подняла на меня глаза. Её брови сдвинулись домиком над переносицей. Плохой знак. Сожаление. Ужасное, безжалостное. Она отрицательно помотала головой и взглянула на Макгонагалл, как будто знала что-то, чего не знаю я.       Я опустил глаза и стал быстро просматривать свои открытки. И наконец замер.       Мур, Малфой.       Спасибо. Жаль,       что не могу сказать       тебе это с глазу на глаз.       Стало так досадно. Просто ужасно! Объяснение пришло очень скоро. К концу ужина Макгонагалл поднялась и громко провозгласила:       — Сегодняшний праздник подошёл к завершению. Надеюсь, все остались довольны. Но теперь вы должны вернуться в свои гостиные под присмотром ваших деканов. Следы преступника обнаружены возле замка. Нельзя рисковать. Ваши спальни будут подвергнуты обыску, а гостиные запечатаны на ночь. Прошу всех быть предельно внимательными и благоразумными.       Очевидно, Грейнджер уже знала о распоряжении декана. Я снова её не увижу. Ни для кого эта новость не стала печальной, кроме нас. Она тоже поникла. Перебирала в руках красное сердечко и больше не смотрела в мою сторону. В какой-то момент выпрямила спину, задрала нос и снова стала сама собой. У неё отлично это получается. Никто и не догадается, что она чем-то расстроена.       Я продолжил читать открытки, даже особо в смысл не вдаваясь. Пока не наткнулся на одну, очень меня поразившую.       Думаешь, я ничего не вижу?       Ошибаешься. Будь осторожен.       Я сохраню твою тайну.       Во рту пересохло. Даже в глазах потемнело на мгновение. Я как-то бессознательно оглядел всех девчонок, до кого взгляд дотянулся. Все они были какие-то ненормально загадочные, с хитрыми ухмылками, я даже растерялся. Взглянул на Грега. Он был задумчивый, но не в плохом смысле. Даже не знаю, наверное, он был счастлив. Только теперь заметил, что перед ним лежало несколько разных сердечек. Неужели не только от Пэнси?       Агрессивный шёпот заставил навалиться на стол, чтобы увидеть Крэбба, который что-то доказывал Булстроуд, а она размахивала перед ним тремя открытками. Вот и встречайся с девчонкой после этого. Сцена ревности была яростной и неприятной. Стало ясно, что разговоров не избежать, похоже, Винс вляпался.       Мы снова, как стадо овец, брели под присмотром декана в свою спальню. Жаль, что этот день закончился так. Эта подозрительная записка совершенно изменила моё настроение. Я был рад, что удалось перекинуться парой слов с Грейнджер, а вот странная записка ужасно встревожила. О какой тайне вообще речь? Неужели кто-то ещё догадался о нас с Грейнджер?       Крэбб злобно плюхнулся на кровать. Я думал она проломится от такого удара.       — Да брось ты, Винс! — успокаивал его Гойл. — Все ссорятся.       — Я что, виноват, что кто-то мне Валентинки прислал? Я при чём тут? — психовал он. — Написали-то какую-то ерунду, а Милли такое устроила! Что мне теперь делать? Это нечестно!       — Да успокойся ты! — вздыхал Грег. — Она уже завтра прощения попросит. Возьми и выкинь эти открытки. Не знаю, сожги их у неё на глазах. Сразу успокоится.       — Я бы этого не делал, — ухмыльнулся я. — Твою подружку воспитывать надо. Это что теперь, она по любому поводу будет скандалить, а ты под её дудку плясать? Нельзя быть подкаблучником, Крэбб.       — Да я и не хочу ни под чью дудку плясать, — ворчал он. — Пусть дуется сколько влезет. Пусть знает, что она не единственная в этой жизни. Тоже мне.       — Правильно, — одобрительно ухмыльнулся я. — Верная точка зрения. Поддерживаю.       — Какие-то вы злые, — вздохнул Гойл и улёгся на свою кровать.       — А ты чего такой… странный? — усмехнулся я. — От Пэнси Валентинку получил?       — Похоже, — смущённо улыбнулся он. — Они же не подписываются. Не уверен, но похоже на неё.       — Дай глянуть, — оживился Крэбб. — Я тебе свои покажу.       Они обменялись открытками, с улыбками читали. А я чувствовал себя растерянным. Было жутко. В мои планы совсем не входило, чтобы кто-то неизвестный хранил мои тайны, да ещё непонятно какие.       — «Грегори, мне очень нравится, каким ты становишься! — бодро начал читать вслух Винс. — Уверена, из тебя получится отличный загонщик». Это точно от Паркинсон. Даже не сомневайся.       — Дай посмотреть, — внезапно даже для себя попросил я.       Это была просто совершенно ничем не обоснованная надежда и больше ничего. Я всматривался в этот почерк и находил сходство. Сложно было сказать наверняка. Грег как-то внезапно вырвал записку у меня из рук.       — Ты чего, Драко? — подозрительно спросил он.       — Ничего, — тряхнул головой я. — Всё нормально.       Но, видимо, его этот ответ не устроил, и ночью, когда Винс захрапел, Грег меня всё-таки допросил, и я показал ему открытку со странным посланием. Мы долго сравнивали его открытку и мою при свете волшебных палочек, и пришли к выводу, что обе написаны одним и тем же человеком. Очевидно — это Пэнси.       Меня совсем не устраивает, что она знает мой секрет. Наверное, заметила наши с Грейнджер «переглядки», как выразился Грег. Но утешает, что она намерена хранить молчание. Остаётся лишь надеяться на её настоящую дружбу.