Я — Драко Люциус Малфой

      2 марта.       Эта весна меня измучила. Не было смысла ни в чём. Хотелось уйти и раствориться, чтобы никого не видеть, и чтобы меня никто не видел. Я уходил бродить вокруг озера, в надежде найти укромное место. И я его нашёл, там, где над водой склон холма и густые заросли. Здесь, словно специально для меня маленькая впадина, похожая на пещеру. Я уже представляю, какое красивое и надёжное там будет укрытие, когда станет совсем тепло, и растения покроются листьями.       Поттер быстро потерял ко мне интерес. Уизли, похоже, жутко его достаёт, потому что они следят за Грейнджер и Крамом. Недавно я получил сову, это было так неожиданно. Не знаю, как ей это удалось, но совершенно незнакомая сова принесла от неё письмо.       Здравствуй, Драко!       Мы не говорили так давно. Я вижу, ты меня избегаешь. Знаю, что виновата и прекрасно понимаю, как тебе неприятно всё это. Весь этот спектакль в Хогсмиде был нарочно, для Гарри и Рона, чтобы они отстали от тебя. Это сработало, но мне так жаль, что тебе пришлось видеть всё это.       Меня очень тревожит Рональд. Его ненависть к Виктору всё возрастает, но зато они совсем не вспоминают о тебе. Думаю, ты должен был это заметить.       Я вижу, как ты смеёшься, как подшучиваешь над друзьями, надо всеми вокруг, но ты не скроешь от меня свои глаза.       Если бы ты знал, как я хочу тебя увидеть. Не в Большом зале, не на уроках. Я просто хочу быть с тобой. Мне так нужно поговорить, всё объяснить. Поверь, для меня всё это тоже очень тяжело. И иногда я думаю, может, было бы лучше сказать Гарри правду? Сказать правду Виктору?       Я чувствую себя ужасно. Мне приходилось лгать столько раз в своей жизни — всё одна сплошная ложь с тех самых пор, когда узнала, что я — волшебница. В мире маглов я должна быть маглом, в мире волшебников — волшебницей. Я не могу открыто быть с тобой, но и в сложившемся положении уже невыносимо.       Я должна тебе сказать, что Виктор становится настойчивее. Он тянется ко мне, ухаживает, и я боюсь. Рон откровенно говорит, что Виктор хочет от меня лишь одного, и мне больно от того, что он, наверное, прав. Виктор хороший человек, но он — мужчина. Я не могу больше быть с ним. Жалею, что он стал нашим прикрытием — это была самая плохая моя идея.       Прошу, прости, что тебе приходится во всём этом участвовать. Это ужасно. Я поняла это, увидев тебя с Мариетт, тогда в Хогсмиде. Я причиняю боль всем — тебе, Гарри и Рону, и Виктору тоже.       Осталось решиться. Всё разорвать. Надеюсь, не будет слишком поздно.       Пожалуйста, уничтожь это письмо. Никто не должен узнать или догадаться. Всё так неправильно. Я устала.       Моя девочка. Если бы я знал, как теперь всё это разгрести. Как её освободить, помочь, решить. Я должен защитить её. Она нуждается в этом, взвалила на себя слишком много.       Я не смог уничтожить письмо. Я влюблён в эти буквы, в её искренность, в её боль. Я не знал, что и как ей ответить. Ждать становится всё невыносимее. Я прячусь в своём маленьком укрытии, как краб в ракушку — это так мерзко и неправильно. Всё, на что я решился это оставить ей записку в совятне. Знал, что это риск, но я это сделал, потому что все вокруг потеряли ко мне интерес. Минни была рада мне, тому что я копошился в её клетке, приклеивая записку ко дну миски для воды.       Сделай это, прошу тебя!       Сил больше нет смотреть.       Если этот ловец посмеет сделать хоть что-нибудь,       мне придётся его убить.       Я сделаю всё, что ты захочешь. Только прекрати.       12 марта.       Я сидел там, на берегу, смотрел на воду. Ещё довольно холодно, но воздух уже пахнет весной — сырой землёй, туманом. Это удивительное ощущение — быть одному и ждать какого-то чуда. Я ждал так долго! Пытался найти возможность поговорить с Гермионой, но даже Грег не смог мне помочь, словно Крам — цербер, стерегущий философский камень.       Я перечитывал её письмо, когда услышал быстрые шаги, переходящие в бег. Тут же свернул пергамент, сунул в карман пальто. Сверху посыпались камни, раздался тихий писк, похоже, она споткнулась, я выскочил из убежища, и Гермиона, скатившись с горки, оказалась в моих руках.       — Как ты меня нашла? — тут же выпалил я.       Она так весело улыбнулась, я думал с ума сойду от счастья, от того, что она рядом.       — Я следила за тобой, — прошептала она. — Ты ужасно невнимательный.       — А за тобой никто не следил? — заволновался я.       — Точно нет, я проверяла. Боишься, что кто-то раскроет твоё тайное место?       — Хотел бы хоть где-то побыть один, — вздохнул я.       — Я зря…       — Только не ты, — шепнул я, крепче обнимая её плечи, привлекая её к себе. Ох, как же я истосковался по её рукам, по теплу. Она обняла меня крепче, пристраивая голову на моей груди. Маленькая. Как мне нравится, что она такая маленькая! Мурашки носились по телу, мне хотелось поцеловать её, целовать до умопомрачения, но было боязно. Ведь она не просто так меня выслеживала, и я спросил: — Как тебе удалось уйти? Где все твои телохранители?       Она тяжело вздохнула.       — Я попросила его о встрече. Завтра, — шептала Гермиона. — Сказала, что у меня важный разговор. Он предложил встретиться у озера, и я согласилась. Не знаю, что Виктор мог подумать, но я порву с ним. Не могу больше так.       — Он… начал руки распускать? — стиснув зубы прошипел я.       — Нет-нет! Только не злись, пожалуйста! Он… ничего такого себе не позволяет, но… Мерлинова борода… я вижу, что он с трудом сдерживается. Он так смотрит на меня, как будто…       — Я понял, — шепнул я, зажмуриваясь, зарываясь лицом в её пышные волосы. — Это давно пора прекратить. Зря ты согласилась на встречу у озера. Это слишком уединённое место. Лучше было на виду. Он может подумать, что это настоящее свидание, понимаешь?       — Ох, я об этом не подумала! — вздохнула она. — Как же быть?       — Я буду там, ясно?       — Нет, Драко! — в ужасе замотала она головой. — В этом нет нужды! Виктор порядочный, он не станет…       — Грейнджер, не будь ребёнком! — воскликнул я, сжав её плечи и отстранив немного. — Ты не знаешь, как он себя поведёт! И я не знаю. Просто присмотрю, обещаю не вмешиваться. Только ты сможешь всё нормально ему объяснить, я не смогу, но хочу быть уверен, что он не обидит тебя.       Она с такой нежностью смотрела мне в глаза. Вздохнула, отвела взгляд.       — Не знаю, Драко. Мне ужасно не по себе. И так… страшно.       Я снова обнял её.       — Не бойся, — шептал я в её пушистую макушку, — всё будет хорошо. Это будет правильно. Хреново обманывать его. Мне Крам не особо нравится, но почему-то мы ладим. Не знаю…       — Вот видишь, — вздохнула она. — Он хороший, я знаю. Потому не могу так с ним поступать. Всё это тянется слишком долго. Гарри и Рон, кажется, больше тебя не подозревают. А вот Виктор Рону поперёк горла. Не понимаю, чего он-то так бесится? Гарри в апатии, а Рон…       Знаю я, что с Уизли. Только слепой не видит, как он на неё смотрит. Но только я ничего ей не скажу — ещё не хватало!       Вдруг мы услышали шаги. Сомнений не было, наверху кто-то ходил. Мы отпрянули подальше от берега, прячась во впадину. Прильнули к глинистой стене, прижавшись друг к другу.       — Красивое место, — послышался сверху девчачий голос, и другой ответил:       — Не подходи близко, тут высоко.       — Попробуем спуститься?       — Ты что, не надо, шею свернём.       — Очень красиво! Классно будет, когда деревья зазеленеют.       — Идём, а то Хагрид будет беспокоиться.       Послышался топот удаляющихся шагов. Стало тихо, и я осознал, что слышу, как мы шумно дышим, чувствую, как её пальцы впились в моё предплечье. Её плечо рядом. Кудри, щекочущие моё лицо. Она взобралась на камень, словно он мог лучше её спрятать. Карие глаза прямо передо мной. Так умопомрачительно близко. Мы смотрели друг на друга и молчали. Было так потрясающе чувствовать, как дыхание становится тяжелее, как в груди вспыхивает пламя, и это безумное притяжение влечёт к ней, словно магнитом.       Как красиво приоткрываются её губы, когда она вздыхает, как часто ресницы дрожат, когда она смотрит на меня — взволнованно, немного испуганно.       Её тихий шёпот: «Драко», — от которого мороз пробегает по коже, и руки, обвивающие мою шею одновременно с моими, скользящими по её тоненькой талии. Я с ума схожу, когда прикасаюсь к ней, когда приближаюсь к её лицу, захватываю её губы, чувствую это нежное тепло, такое сладкое. Как это потрясающе — чувствовать её ответное движение, скользящее, горячее. Моё тело предательски перестаёт подчиняться, мне хочется раздавить её, слиться с ней, каких невероятных усилий стоит сдерживаться, контролировать руки, которыми так и хочется забраться под её пальто. Блин, мне совершенно срывает башку, я почти себя ненавижу за этот предательский стояк, который невозможно остановить, от этой напряжённой боли.       Грейнджер превращает меня в зверя, дикого, ненормального. А её стоны почти отключают разум, когда я касаюсь губами её шеи.       Она испугалась, знаю, что испугалась, отстранилась, дышала рвано, так дрожала, испуганно глядя мне в глаза. Стоит мне увидеть её распахнутые глаза, и разум возвращается. Медленно, но возвращается.       Я выдохнул, уткнулся лбом в её висок, и её маленькие пальцы щекотали моё ухо.       — Замёрз? — тихо спросила она.       — Скорее наоборот, — улыбнулся я.       — Я тоже… — усмехнулась она. — Мне так нравится… твой одеколон, - прошептала она возле моей щеки, до чего же это было приятно слышать.       — А ты пахнешь персиком, — шептал я. — Почему? Это духи?       Она тихо смеялась.       — Это мой шампунь. Я не всегда пользуюсь духами, — Гермиона вздохнула. — Мне нужно идти.       Она осторожно надавила ладонями на мои плечи, я попятился, и она спустилась с камня вниз. Я на мгновение поймал её руку, и она сжала мои пальцы.       — Во сколько? — спросил я. Она взглянула вопросительно. — Виктор, — напомнил я.       — А, да! В пять. Мы должны встретиться на берегу. У пирса. Только, пожалуйста, не приходи. Мне так будет… легче говорить.       Я кивнул.       — Пока, — шепнула она.       Гермиона стала медленно подниматься наверх по еле заметной тропинке, хватаясь за ветки кустов и деревьев.       Я смотрел ей вслед и ощущал потерю. Не знаю, как объяснить эту досаду. Хорошо, что пальто не такое короткое. Блин, она однажды заметит этот хренов столбняк, что я буду делать тогда? Приходится заставлять себя думать о самых неприятных вещах, от которых становится мерзко. О флоббер-червях, например. Соплохвосты те же — очень способствуют расслаблению. Вот хрень. Любопытно, как с этим Винс справляется. И происходит ли это с Грегом? Проблема.       Спать не могу. Всё думаю о том, что завтра она наконец расстанется с Крамом. Не передать, как сильно я этого хочу. Только бы она на самом деле это сделала. Что если передумает? Лучше не думать об этом.       13 марта.       Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло.       Не представлял никакого другого варианта, кроме дезиллюминационных чар. Как ещё я мог незаметно пройти к Чёрному озеру? Да никак. У пирса негде спрятаться, только в лодочном сарае, но это слишком далеко. Когда я пришёл, завернувшись в свою невидимую простыню, Гермиона уже была там. Одна. Я думал, что нужно бы поговорить с ней, поддержать как-то, но вскоре невдалеке появился Виктор. Он шагал к берегу уверенно, спокойно, а она стояла и ждала. Я видел, как она нервничала, как руки дрожали. Наверное, я волновался не меньше. Скорее всего она и не поняла, что я уже был рядом.       Он подошёл к ней, так галантно взял её руку, хотел коснуться её пальчиков губами, но она смутилась, отстранилась. Немой вопрос на его лице. Как же мне было тошно. Чувствовал себя лишним идиотом. Так не хотелось смотреть на это.       Гермиона прочистила горло.       — Виктор, нам нужно серьёзно поговорить, — вздохнула она, отвернулась к воде, и я больше не видел её лица. Виктор стоял позади неё без движения.       — Позволь мне прежде сказать, — начал он. Гермиона промолчала, тогда он продолжил: — Ты первая девушка, которая затронула сердце…       — Виктор, — простонала она, — пожалуйста, не говори ничего!       — Ты первая, кто была добра, так терпелива и… недоступна.       — Зачем ты это говоришь? — прошептала она, и он в два шага приблизился к ней, остановился так близко, что у меня сердце чуть не вылетело. Я сжал в руке свою палочку, готовясь парализовать его, если потребуется.       — Ты должна знать, как я дорожу тобой, — тихо говорил он. — Я не знаю, кто тот, кого ты так преданно ждёшь, но если бы я знал, мог бы… понять, что делаю не так.       — Виктор, — грустно усмехнулась она, но так и не обернулась, а заговорила тихо, чуть дрожащим голосом: — Ты замечательный человек. Тебе не нужно быть каким-то другим. Просто нет необходимости. Может… может, ты и прав. Но я не могу тебе ничего рассказать. Ты давно должен был понять, что… ничего не получится.       Она тяжело вздохнула, Крам опустил голову, а у меня мурашки прошли по спине.       — Тот другой — просто трус, — уверенно заговорил Виктор. Я так сжал челюсти, думал, зубы себе сломаю. — Он недостоин тебя. Это не Уизли, и не Кармайкл, они совсем не скрывают своих чувств. А тот… слизняк…       — Виктор, ты не сможешь это понять, — выдохнула она. — Так сложились обстоятельства…       — Обстоятельства? — чуть повысил он голос и внезапно положил свои ручищи на её хрупкие плечи. Во мне всё вспыхнуло от гнева. — Никакие обстоятельства не могут унижать тебя. Он не позвал тебя на бал, скрывается, словно жалкий червь в норе. Очевидно, вы очень близки. Ты… зависима…       — Это вовсе не так! — возмутилась она и круто обернулась, буквально натыкаясь на него, упираясь ладонями в его грудь. — Это никакая не зависимость! Я просто…       — Гермиона. Ты очень умная девушка. Умнее всех в этой школе. Я понял это сразу. Может, я тебя не достоин, но он… не достоин ещё больше.       — Ты не можешь судить, — холодно ответила она. Как же я восхищён ею! Слов не хватит описать то, что я чувствовал. А он вдруг сжал её плечики своими лапами, приблизился к её лицу. И это была точка отсчёта.       — Мужчину судят по поступкам. Если их нет, значит он слаб, никчёмен…       Пять. Четыре…       — Виктор, пожалуйста, перестань! — с мольбой прошептала она. — Ты же ничего не знаешь!       Он смотрел на неё, как голодный зверь, но был осторожен, старался не спугнуть, я видел это так явно, что становилось больно. Она ломала его. Осторожно коснулся её щеки пальцами.       Три. Два.       — Скажи мне, кто он, — прошептал он у самого её лица.       — Это невозможно, — шепнула она, пытаясь отстраниться. — Виктор, мы должны… расстаться. Совсем.       — Ты ошибаешься, Гермиона, — с тоской улыбнулся Виктор. — Он причинит тебе боль, я это знаю…       Она тяжело дышала, в глазах слёзы. Думал моё сердце разорвётся от безудержной нежности к ней.       — Виктор, он любит меня, — прошептала она.       — Это не любовь — он тебя использует, — Виктор обнял её, а она вся сжалась, словно маленький запуганный котёнок, — позволь мне тебя защитить.       — Я люблю его… — огонь разлился по венам, я задыхался от счастья и тревоги.       — Он этого не достоин! Кто угодно, только не он!       Виктор склонился к её уху, коснулся губами.       Один.       — Отпусти её. Живо! — не передать, что творилось со мной. Я был готов убить его, стереть в пыль. Я целился прямо ему в висок. Виктор медленно опустил руки, стоял без движения. — Гермиона, отойди от него.       — Что ты сделал? — в отчаянии выдохнула она, глядя на меня и делая шаг назад. — Что натворил?       Я смотрел на неё и, кажется, был готов на всё, только бы защитить, оградить её от всего. Было абсолютно плевать, что будет дальше. Сделав несколько шагов, скрыл её за своей спиной, продолжая держать Крама под прицелом.       — Никогда к ней не прикасайся, — требовательно произнёс я. — Она всё сказала. Есть ещё вопросы?       Виктор молча смотрел себе под ноги. Он казался чересчур спокойным, и это тревожило. Тут он взглянул мне в глаза. Я чувствовал, что дуэли не избежать, и был готов ко всему. Крам смотрел на меня долго, а я на него. Гермиона подошла ближе, уткнулась лбом мне в спину, а потом прошептала:       — Если нас сейчас увидят, всему конец.       — Уже неважно, — шепнул я.       — Драко становится мужчиной, мисс Грейнджер, — снисходительно усмехнулся Виктор. — Очевидно, ты готов.       — Готов к чему? — скривился я.       — Взять на себя ответственность. Пусть пока и небольшую.       — Драко, пожалуйста, уходи! — простонала Гермиона. — Мы не можем так рисковать! Виктор, прошу тебя…       — Не нужно, — невесело улыбнулся он ей. — Я не собираюсь раскрывать ваш секрет. Только, зачем он?       — Нас разлучат, если кто-то узнает, — спокойно ответил я, хотя меня, если честно, трясло от волнения.       Виктор понимающе кивнул.       — Твоя семья?       — Давно ты понял? — ответил я вопросом на вопрос, ощущая, как невероятно легко вдруг стало на душе.       Он загадочно усмехнулся.       — На балу ты вёл себя странно, казалось, это неспроста. Я тогда стал следить. Ты хорошо врал, убедительно. Но ваши… как это… переглядки не заметит тот, кто не поверит, что это возможно. Слизерин и Гриффиндор не могут быть вместе — я это сразу понял.       Я почувствовал, как её тонкие пальчики сплетаются с моими, как Гермиона прижимается к моей спине. Так захотелось обнять её! Но я знал — она смущена, прячется от него.       — Если ты всё понял, зачем тогда… — почти возмутился я.       — Хотел видеть, — вздохнул он, глядя мне в глаза, — как далеко вы пойдёте. Ваша стратегия была неплоха, надо признать. Вы правдоподобно врёте.       — Пожалуйста, перестаньте, — страдальчески произнесла Гермиона. — Драко, ты должен уйти.       — Нас не увидят, — заявил Виктор. — Я спрятал это место. Никто сюда не явится ещё полчаса. Но вы можете уйти. Я узнал всё, что нужно.       — Прости меня, Виктор, — вздохнула Гермиона, выходя из-за моей спины. — Я так сожалею…       — Я понимаю, — тихо ответил он, опуская глаза. — Знаю, как все они относятся друг к другу, к тебе. Это трудно понять, но я пытался. История Хогвартса сложна, война ваших факультетов всё портит. Чистокровные, маглорождённые — это неправильно. Может, когда-то вы сможете преодолеть это.       — Спасибо, Виктор, — дрожащим голосом произнесла Гермиона. — Позвольте мне уйти.       Виктор лишь кивнул в ответ и отвернулся. Я взглянул в её грустные глаза. Какой же близкой и родной она казалась. И я обнял её, зная, что наше следующее свидание состоится теперь неизвестно когда. Она дрожала, уткнувшись лицом в мою грудь, крепко обняв спину. Как же не хотелось её отпускать. Но она ослабила хватку, я разжал руки, и Гермиона быстро пошла к замку.       Крам оглянулся, долго смотрел ей вслед. Мы молчали, но мне казалось, что это было далеко не всё. Он глубоко вдохнул, я бросил на него взгляд. Меня поразило словно молнией — его глаза были полны слёз.       — Ты должен беречь эту девочку, — хрипло заговорил он. — Она… заслуживает самого лучшего, ты это знаешь.       — Да. Я знаю, — шепнул я, чувствуя, как ком сдавливает горло. — Ты… её любишь?       Он грустно усмехнулся, опустил голову.       — Позволь я оставлю это при себе, — и он взглянул на меня покрасневшими глазами. — Не обижай её.       Он зашагал к замку, а я отвернулся и смотрел на озеро. Кажется, я сегодня так много приобрёл, но и ужасно много потерял. Виктор не стал мне другом, но и врагами мы не остались. Кажется, он лучший человек, кого я встретил в этой жизни. Благородный. Сильный. Надёжный. Добрый. Я хотел бы быть таким, как он. Наверное, и она хотела бы, чтобы с ней рядом был такой человек. Он многому меня научил. Я не забуду этого.