Я — Драко Люциус Малфой

      5 апреля.       Наконец-то закончился этот день. Дождаться не мог, когда останусь один. С самого моего приезда чувствовал себя не в своей тарелке. Словно это вовсе не мой дом. Нужно признать, что всё изменилось. Изменился дом, изменились родители. И я изменился настолько, что мать смотрела на меня со страхом, словно я чужой человек. Она старается видеть во мне всё того же ребёнка, каким я был в десять лет. Но того ребёнка больше нет. Похоже, она наконец это осознала.       Ей больно. Я вижу, как ей больно. Она разве что не плакала, и этот странный взгляд, он меня преследует. Взгляд, как на бога. Как на недосягаемую величину. Мама больше не решается прикоснуться ко мне — погладить по щеке, обнять, поцеловать, как она делала это раньше. Мама берёт меня за руку так неловко и смущённо. А я не знаю, что с этим делать. Мне не по себе от этого растерянного взгляда. Она старалась смотреть на меня как прежде, но ничего не выходило. Она словно потеряла что-то. Ещё на рождественских каникулах мама была другой. И я не хочу знать причин. Точнее, я их и так знаю. Я стал другим.       Эти месяцы изменили мою жизнь и меня самого. Я не чувствую больше себя ребёнком. Как только я вошёл в свой дом, понял, что здесь всё не так, как мне нужно. Всё чужое. Здесь нет того тепла, что дарит мне Хогвартс. Здесь нет свободы. Нет выбора. Всё будто замерло, жизнь остановилась. Вся эта подготовка к празднику, размеренное движение предметов в доме, то и дело снующие туда-сюда эльфы, спокойный голос матери, раздающей указания — всё стало таким незнакомым, как будто раньше я не видел всего этого.       Я наблюдал и чувствовал себя лишним. Я хотел… домой. Хотел туда, где она — где моё счастье. Задавался вопросом — на своём ли я месте? Слова Грейнджер стучали в голове. Ей кажется, что здесь меня ждёт опасность. Наверное, я понимаю почему. Потому что здесь всё стало чужим. Я нашёл место, где мне лучше. И оно точно не здесь.       Отец был сдержан. Впрочем, как всегда. Но теперь он, кажется, стал ещё угрюмее и задумчивее. И мне, признаться, всё равно, в чём причины. Мне не хотелось с ним говорить, уверен, что и ему со мной тоже. До поры…       Я старался не выходить, общался с родителями только во время приёмов пищи. Мерлин. Мне даже еда стала казаться какой-то не такой. Знаю, они ни в чём не виноваты, старались для меня сделать всё, чтобы я чувствовал себя хорошо, но между нами пролегла какая-то пропасть, и чем больше они со мной говорили, тем отчётливее я понимал, что между нами нет взаимопонимания.       Они не касались тем, связанных с Тёмным Лордом, избегали всего, связанного с ним. Говорили о Турнире, расспрашивали о моём мнении, в каких я отношениях с Виктором. Родителям очень понравилось, что мы общаемся — знаменитость в нашем кругу не повредит. А когда речь зашла о его расставании с «мисс Грейнджер», имя которой отец буквально процедил сквозь зубы, мне стало жутко не по себе. Он выразил искреннюю радость по этому поводу. Даже записывать не стану, каких мерзостей он о ней наговорил, чем, по правде говоря, опустил себя ещё ниже в моих глазах. Но я промолчал, понимая, что другого и ожидать не следовало. Мама тоже молчала.       Потом они порадовались, что я не заинтересовался Делакур, на их взгляд, она перспективная невеста, но родство с вейлами было бы весьма спорным преимуществом. Даже здесь отец ратовал за чистоту крови, намекая, что время идёт, чистокровные девушки подрастают… До чего же я не люблю эти темы.       Отец с любопытством слушал о Поттере, но я не стал вдаваться в подробности. Давно прошли те времена, когда я вываливал всё, что о нём знаю. Гермионе бы это не понравилось. Самого смешит, что я учитываю её отношение к очкарику. Но разве должно быть иначе? Он же её друг.       Мама пришла ко мне вечером, как всегда, попрощаться перед сном. Она явно устала и была немного взволнована. Я уже сидел на кровати в пижаме, отложил книгу, а она опустилась в кресло напротив, сложив руки на коленях. Она вдохнула поглубже, сдержанно улыбнулась:       — Завтра такой ответственный день, дорогой. Не думаю, что тебе нужно напоминать правила…       Я отчего-то начал раздражаться.       — Не нужно, мам, — вздохнул я. — Всё предельно ясно.       Она была так странно напряжена, и мне даже стало казаться, что она боится говорить со мной. Только сейчас мне стало казаться, что она чересчур сдержана, наигранно холодна. Какая настоящая и честная по сравнению с ней Гермиона! Она, как огонь — яркий, тёплый. Я смотрел на маму, как на человека, которого не знаю. В детстве мне казалось, что она добрая и открытая, но вспоминаю, с ужасом осознавая, что эта сдержанность была всегда. Всегда недосказанность. Внутри будто сжалась пружина.       — Мам, тебе нравится квиддич? — спросил я, чувствуя, как внутри что-то лопается от волнения. Мама удивлённо посмотрела на меня.       — Квиддич? — она подумала секунду, слегка улыбнулась. — Почему ты спрашиваешь?       Зачем юлить? Почему она это делает со мной?       — Просто хочу знать, как ты к нему относишься, — терпеливо ответил я. — Никогда не видел, чтобы ты летала на метле.       Мама вдруг усмехнулась, чуть прикрыв рот ладонью, и у меня на душе стало теплее.       — Квиддич никогда меня не увлекал, Драко. Это занятие не для леди.       — Правда? — я был искренне удивлён, но, похоже, моё высказывание выглядело как издёвка, потому что мама слегка нахмурилась. — Значит, все девчонки, играющие в квиддич — не леди?       — Сам посуди, сынок, — она как-то немного расслабилась, я даже обрадовался. — Разве станет настоящая леди соревноваться с мужчиной? Кричать так громко, что её голос становится неприятным? Станет подвергать своё хрупкое тело опасности и травмам? Истинные леди так себя не ведут.       — Но все факультеты…       — Заметь, — мама изящно приподняла указательный палец кверху, — слизеринки не играют в квиддич. Эти девушки воспитаны в традициях чистокровных семей. Они настоящие леди! Взять, например, мисс Паркинсон…       — Ты не представляешь, как она иногда ругается! — закатил я глаза. — Может, она не кричит на стадионе, но если Грег или я…       — Темперамент не портит юных леди, когда он в меру, но носиться за квоффлом, размахивать битой… — мама скривила уголок губ, и мне стало по-настоящему весело.       — Ты умеешь летать на метле? — усмехнулся я.       — Драко! — возмущённо, но пытаясь сдержаться, воскликнула она. — Конечно умею! Но для чего, если есть камины, можно трансгрессировать, воспользоваться порталом и…       — Я хочу это увидеть! — засмеялся я. — Так и представляю! Ты будешь самой красивой и изящной колдуньей в мире!       Она так весело засмеялась! Я никогда не видел её такой… живой.       — Спасибо, сынок, — улыбалась она. — Я подумаю об этом. И всё же, леди должны уметь выглядеть достойно. Ты не согласен?       Я смотрел на неё, а думал о Грейнджер.       — Думаю, главное, чтобы она была счастлива, — спокойно ответил я.       Мама только сейчас, кажется, была настоящей. Посмотрела с нежностью.       — Я счастлива, что у меня такой прекрасный сын, — тихо сказала она, поднялась, колебалась мгновение, так и не решилась подойти. — Спокойной ночи, милый.       Она пошла к двери. И я соскочил с кровати.       — Мам! — она обернулась, и я её обнял. Так хотел, чтобы она осталась такой навсегда. Какой она стала маленькой. Мама взглянула на меня, пряча слёзы, и быстро ушла.       Увижу ли я её такой ещё когда-нибудь? Не знаю. Но сегодня она была прежней.       Это негласный закон — Малфои никому не показывают своё истинное лицо. Даже друг другу. Вчерашняя мамина «слабость» забылась, и она снова «леди». Что ж, мне несложно. Скучающий вид, сдержанность, молчание. Родители всегда предпочитали, чтобы я просто молчал. Всякий раз, когда я отвечал кому-нибудь шутя, отец меня одергивал. И теперь у меня не было желания нарываться. Было бы жутко неловко быть одёрнутым, когда выглядишь не как ребёнок, а вполне уже взрослый человек.       За весь вечер родителям раз десять разные волшебники задали вопрос, сколько мне лет, и каждый раз удивлялись: «В самом деле, четырнадцать, мы были уверены, что не меньше восемнадцати». Потому, очевидно, присутствующие «леди» и интересовались мной слишком откровенно. Это было дико, словно в зоопарке глазели, улыбались, глазки строили. Всё дочки министров, лордов, знаменитостей.       Главная гостиная стала неузнаваемой. Мама изменила цвет мебели, посуды, и сегодня всё вокруг было в сдержанных синих и золотистых тонах. Сотни парящих свечей под потолком сделали вечер как-то… романтичнее, что ли, а большая люстра, предмет отцовской гордости, не участвовала в освещении.       Отец принимал поздравления, сдержанно кивал. Я смотрел на весь этот фарс и меня тошнило.       Все эти люди, кто бы они ни были — от Министра Фаджа до отца Крэбба — для них отец просто, даже не знаю, возможно, влиятельная фигура, возможно меценат или спонсор. Кто угодно, только не друг, не коллега, и вовсе не приятный человек. Волшебники всех мастей улыбались и изображали благодушие, учтивость, а отец делал вид, что он рад всех видеть.       Где я всё это время был? Почему ничего этого никогда не замечал?       Мне не было дела. Именно так. Не было дела до отношений между людьми. Мне всегда казалось, что мой отец нужен кому-то, очень важен и влиятелен. Так и есть. Только всё это держится не на уважении, точно нет. Все эти взгляды полны неискренности. Как же я был слеп!       Это всё Гермиона. Только рядом с ней я смог увидеть искренность. Честность. Увидеть правду. Я знаю, что чувства могут быть настоящими, тёплыми, что кто-то может смотреть на меня как на человека, а не как на кошелёк с деньгами отца. Для всех я — сын Люциуса Малфоя. Никто не имеет представления, что я за человек, и это даже хорошо. Родители правы, когда прячут свою суть от людей. Это для обеих сторон лучше.       Среди беседующих гостей вращалась мама. Она хорошая хозяйка — у неё всё идеально. Она самая идеальная. Я восхищаюсь ей. Мама… она ведь не просто мама — она леди. Я об этом никогда не задумывался. При всей холодности и сдержанности умудряется быть приветливой и приятной. С ней общаются охотнее, чем с отцом. Это интересно наблюдать.       Как же я был рад, когда появились Гойлы. Отец, Грега, разумеется, со всем почтением поздравлял отца. Похоже, он один из немногих, с кем отец хоть немного ближе общается. У них общие тайны, это очевидно. Эта их дурацкая борьба с маглорождёнными вызывает во мне омерзение. Грег был так хмур и угрюм, что моя радость быстро улетучилась.       — Ну, и чего? — проворчал я, а потом усмехнулся: — Ты тут на празднике вообще-то.       — Не до веселья, Малфой, — буркнул он.       — Нашу зеленоглазую принцессу не отпустили? — прошептал я.       — Не смешно. Я ведь ей обещал. А отец заартачился. Мол, раз её родители не разрешили, так и нечего.       — Они здесь, кстати, — кивнул я в сторону Паркинсонов, и Грег посмотрел на них, как на врагов.       — Почему было не взять её с собой? — возмутился он. — Что за вредные люди?       — Не тебе решать, как дочь воспитывать, — усмехнулся я. — Юная леди должна быть почтительна и послушна родителям.       Гойл уставился на меня, как на сумасшедшего. Я тихо засмеялся.       — Мать мне вчера читала лекцию о «юных леди».       — А, ясно! — брезгливо бросил он. — Винишка хоть дай, — ухмыльнулся он.       — Хрен тебе, — усмехнулся я. — Оно зачаровано.       — А-а-а! — скривился он. — Мои тоже так хитрят. Сок или вода?       — Хренов чай, — прыснул я, и мы вместе засмеялись, привлекая к себе внимание, кажется, всех дамочек, даже далеко не молодых.       В это время Фадж выполз на середину гостиной. Он уже собирался открыть рот, когда у входа появились высокого роста леди и джентльмен в необычной одежде. Я даже не усомнился, что они французы, удивительно, насколько они отличаются от англичан. Но это ещё что. Они вошли в гостиную, отец отправился навстречу, попутно подхватывая маму под локоть.       — Месье Дюран! Какой приятный сюрприз! — сдержанно улыбался отец.       — Люциус! Прими наши поздравления! — с сильным французским акцентом произнёс господин и почтительно поклонился, они о чём-то обмолвились. Тут из-за их спин появились две девушки, и я перестал дышать.       — Наши дочери, — представил Дюран, — Линетт и Мариетт.       — Какие милые юные леди, — сдержанно, но радушно улыбнулась мама, и девицы присели в реверансе.       У Гойла глаза забегали.       — Вот это номер! — прошипел он.       Мне казалось, что рожа сгорит. Внутри полыхало так, что впору канделябры поджигать. Мама взглянула на меня, протянула руку, и я на ватных ногах двинулся к их компании.       — Наш сын — Драко, — представил меня отец.       — Мы знакомы, — еле скрывая улыбку, ласково произнесла Мариетт, — виделись в Хогвартсе.       — О, вы прибыли с делегацией из Шармбатона! — отметил отец. — В таком случае, у вас обязательно найдутся общие темы. Идёмте, Юбер. Министр как раз готовился произнести речь.       — Оу, уи! Конечно! — с сильным акцентом ответил Дюран и, взяв свою жену под руку, ушёл вместе с моими родителями.       — Так… ты и есть… тот самый Драко, — бросая взгляд на сестру, усмехнулась Линетт. Очевидно, что она старше, может, на пару лет. Она такая же высокая и они просто до безумия похожи — такие же тёмные прямые волосы и голубые глаза, а взгляд ещё наглее и надменнее. В Мариетт осталась хотя бы капля застенчивости, а тут… просто ноль. — А кто тот симпатичный парень? — прищурилась она, глядя на Грега.       Я кивнул Грегу, и он, тут же сорвавшись с места, подошёл к нам.       — Грегори Гойл, мой сокурсник и друг, — спокойно представил я.       Грег кивнул девчонкам, Линетт вдруг протянула ему руку.       — Можешь звать меня Лин, — Грег покраснел, ответил на рукопожатие, просто стиснув её ладонь. Она скорчила такую довольную рожицу, что мне стало даже неудобно, и показалось, что кого-то придётся спасать.       Тем временем Фадж ударился в пламенную речь:       — Мы собрались здесь, леди и джентльмены, чтобы выразить наше почтение одному из самых уважаемых граждан Магического сообщества. Люциус Малфой — преданный служитель своей страны, наша поддержка и опора, который всегда с большой готовностью принимает участие в жизни нашего мира. Вам, наш дорогой друг, выражают признательность медицинские учреждения и культурные образования, благодаря вашей поддержке развиваются спорт и просвещение. Уверен, все согласятся с тем, что не успеваем мы ещё подумать о том, чтобы обратиться к вам за помощью, а вы уже с готовностью протягиваете нам руку…       У меня было такое странное впечатление. Казалось, что Фадж говорил чистую правду. Я знаю точно — отец делает всё это. Самодовольное выражение его лица говорило само за себя. Но я никак не могу понять, почему всё это выглядело так отвратительно? Почему все эти люди, со сдержанными натянутыми улыбками, просто бесили.       Как же хотелось уйти.       В какой-то момент, когда взрослые подняли бокалы за именинника, почувствовал, как ледяная тонкая рука протискивается под мою руку. Я стиснул челюсти, направил на раскрасневшуюся Мариетт недовольный взгляд, уверен, это было очевидно, но она всё равно улыбнулась так, будто надеялась, что я улыбнусь в ответ.       — Осторожней, — тихо произнёс я. — Мне ведь наплевать, что кругом полно народа.       — Мой отец — французский дипломат, Драко, — ехидно заговорила она. — Вызовешь моё неудовольствие — втянешь свою семью в политический конфликт.       — Пристанешь к подростку, — ехидно усмехнулся я, — нарвёшься на уголовный. Напомни, сколько тебе лет?       — Кто к кому пристанет, ещё посмотреть надо, — улыбнулась она, а потом вздохнула и примирительно заговорила: — Слушай, это какая-то нелепость. Я вовсе не хочу ничего плохого. Ты… мне нравишься, это правда. Но я ведь понимаю, любви не прикажешь. Мы ведь можем общаться как… взрослые, цивилизованные волшебники, не так ли?       — В таком случае, убери свою руку, будь любезна, — ухмыльнулся я. Она медленно вытянула своё запястье.       — Почему ты такой? — прищурилась она.       — Наследственность хорошая, — бросил я.       — Я знаю, ваш род один из самых древних в Англии, да и во всей Великобритании.       — Может и в Европе, — ответил я, — какое это имеет отношение к делу?       — Ты слишком уж суров для четырнадцати лет, пусть даже почти пятнадцати, всё равно.       — Говорю же, наследственность обязывает. Тебе не дано быть единственной наследницей, тем более мужчиной. Накладывает, знаешь ли, отпечаток.       — У меня от твоих слов мурашки бегут по спине, — неожиданно склонившись к моему уху, шепнула она. Хреновы мурашки. Это что, заразно? Но я не двинулся с места.       — Не будь такой впечатлительной, — скривился я.       — Я достаточно взрослая, чтобы быть впечатлительной.       Она смотрела на меня так, словно я должен ей. Это было странно. Требовательно. Ну нет уж. Я ничего не должен. Никому.       Внезапно её мать возникла перед нами. Дочери точно не были похожи на неё.       — Идём, дорогая, леди Малфой прислала нам домовика. Осмотримся и вернёмся, — заявила леди, и у меня внутри будто что-то рухнуло. — Не желаете присоединиться к нам, Драко? — учтиво спросила мадам Дюран.       — Мне лучше остаться здесь, — заявил я.       Дюран, подхватив под руки обеих дочерей повела их к выходу из гостиной. Гойл тут же оказался рядом.       — Ты слышал, что произошло? — зашипел я.       — Да, твой отец предложил им остановиться в вашем доме.       — Что?! — возмутился я, меня буквально чуть не разорвало на части.       — Да. У твоего отца с этим французом какие-то важные дела.       — Только этого не хватало! — выдохнул я.       — Я хочу свалить домой, — торопливо заговорил Грег. — Эта Лин странно себя ведёт. Просила показать ей дом, я ей что, экскурсовод!       — Гойл, не тупи. Ты ей понравился.       — И что?! — возмутился он, выпучивая глаза. — Я должен был быть здесь с Пэнси!       — Её родители так не считают.       — Когда уже мы сами будем что-то решать! — психовал он. — Мне уже пятнадцать!       — Маловато, — усмехнулся я.       Тут, как ни странно от гостей отделился отец и направился прямо к нам. Гойл тут же стушевался. Знаю, все боятся моего отца, в принципе, из слов Фаджа вполне можно понять, почему. Отец приблизился, процедил сквозь зубы:       — Прогуляйтесь, Грегори, — тот просто молча ретировался, а мне стало совсем тревожно. — Очевидно, ты понял, Драко, что у нас гости.       Тут до меня дошло, что отец немного нетрезв, уж очень складно и открыто лилась его речь, а напряжение, которое постоянно его сопровождает, будто исчезло.       — Да, гостей полно, — подтвердил я. — Даже слишком.       — Мне нравится твой гонор, сын. Настоящий Малфой, — он потрепал меня по плечу, а я просто офигевал. — Я имел в виду гостей, которые останутся после праздника. Месье Дюран с семьёй.       Я кивнул. Не особо хотелось обсуждать это происшествие, но отец продолжал.       — Это очень важный джентльмен, а посему, будь как можно более тактичным в обращении с его семьёй. Мне нужна его поддержка.       — Мне показалось, что это твоя поддержка нужна всем в Магическом мире, — усмехнулся я.       — Ты знаешь, я не любитель твоих шуток, Драко, — натянуто улыбнулся он. — Но сегодня я тебя прощаю. Однако, я кое-что заметил, и, как хороший отец, должен предупредить.       Мне стало более чем любопытно. Странно и подозрительно. Отец подошёл ещё ближе и заговорщически зашептал:       — Опасайся этих девиц, Драко! Не забывай! Ты — Малфой! Ты достоин самого лучшего. Самого, понимаешь?! Здесь, в этом доме, сейчас нет ни одной достойной тебя леди. Ни одной! Знаю, ты сейчас в том возрасте, когда кровь играет — я вижу, как эти девицы смотрят…       Как же мне было это дико! Отец никогда не говорил со мной так. Не предостерегал так откровенно. Возможно, дело в алкоголе, я просто не нахожу другого объяснения. Это было странно, но я испытал такую глубокую благодарность. Просто невероятную! И я смотрел на него другими глазами, будучи уверенным, что возможно, он завтра и не вспомнит об этом разговоре.       — Эти… охотницы, — брезгливо продолжал он, — не должны уловить тебя в свои сети, понимаешь? Достойную женщину найти непросто, нет, она не станет бросаться тебе на шею, не будет смотреть так, как эти «леди Дюран». Ты выбираешь! Всегда! Они принимают твой выбор и смиряются! Запомни! Не уступай, будь горд, ты не какой-нибудь полукровка из провинции. Ты меня понимаешь? — я кивнул в ответ. — Будь вежлив, но бдителен. Не пускай их… сюда… — он больно ткнул указательным пальцем мне в грудь, и это казалось таким правильным. — Знаю, сейчас неподходящий момент, Драко, но, скорее всего, подходящего может и не случиться. Я хочу тебе лишь добра.       — Я знаю, отец, — уверенно ответил я. — Знаю и… признателен.       Он улыбнулся. Нервно как-то, немного напряжённо, но это было так искренне, как никогда. Отец тут же ушёл, так же внезапно, как и появился, вернулся к своим высокопоставленным гостям. А я дышал с трудом после таких откровений. Смотрел по сторонам, и эти отвратительные взгляды окружающих женщин ужасно смущали.       Я вдруг ощутил давление. Лёгкое, еле заметное покалывание в голове. Квиддич. Мне ничего не стоило сосредоточиться. Я не мог ошибиться, это было нападение на моё сознание. Не сомневался ни секунды. Если бы не Снейп, я никогда бы не догадался. Вдруг испытал такое счастье от того, что уроки были не зря. И я с восторгом прокручивал в голове последнюю тренировку. Пока не ощутил, что давление прекратилось. Я не знаю, кто это был. Очевидно кто-то, кому был интересен мой разговор с отцом. Возможно. Я никогда не смогу определить нападавшего. Слишком много народа было вокруг. Декан был прав. Это просто восхитительно!       Когда вернулись девицы Дюран, мы с Грегом уже попрощались. Он сбежал домой, жаловался матери на головную боль. Она очень его опекает, прям как моя. Конечно, он смог сбежать. И я бы хотел. Но всё оставшееся время мне пришлось выслушивать впечатления Линетт и Мариетт об Англии, о Лондоне, Косом переулке, Хогвартсе, о нашем зимнем саде и комнатах, которые им показали. Мариетт больше не пыталась ко мне прикоснуться, но разговаривала всё так же ласково, почти заискивающе. Её сестра вела себя откровенно вызывающе. И я вдруг обнаружил, что начал их поддразнивать. Это получалось как-то ненароком.       — Нам предложили комнаты рядом с твоей, Драко, — кокетливо говорила она, — можем легко прийти друг к другу в гости, — Мариетт аж позеленела от злости.       — Отлично, — усмехнулся я. — Очень предусмотрительно со стороны матушки.       Линетт тихо засмеялась, а Мариетт натянула неискреннюю улыбку. Стравить сестёр — отличная идея. Пусть занимаются друг другом.       — Невежливо тревожить гостеприимных хозяев по ночам, — усмехнулась Мари, якобы в шутку, толкая сестру в плечо. Лин явно подавила раздражение.       — Правильно. Маленькие девочки должны спать по ночам, — её натянутая улыбка стала почти оскалом.       — Прошу меня извинить, — довольно улыбнулся я и быстро направился к матери, решив понаблюдать со стороны. Видел, как эти курицы начали рычать друг на друга, стали такими злобными, почти не смущаясь окружающих. Забавно.       Не знаю, как так получилось, но родители, похоже, не сошлись во мнениях. Мама заметила, что я общался с сёстрами и, выделив для меня минуту и покинув гостей, с участием заговорила:       — Милые девушки, правда, дорогой? Какие манеры. Ты ещё не знаешь об их происхождении? Очень древний французский род…       — Да, мама, — не стал спорить я.       — Это ничего, что они немного старше…       — Мам, когда я смогу уйти? — терпеливо спросил я.       — Потерпи, милый, — участливо улыбнулась она, — остался праздничный фейерверк, и гости начнут расходиться.       Эти полчаса были самыми мучительными. Ко мне прицепилась мамаша Гойла с расспросами, насколько серьёзные отношения у Грега с Паркинсон, а выражение лица у неё было такое азартное, будто я сейчас расскажу, как я свечку над ними держал. Понятия не имею, что и как можно было ей рассказать, но предпочёл помалкивать, сказал только, что мы все дружим, очевидно, между ними есть симпатия, что они иногда вместе гуляют. На этом всё. Уверен, что об их уединениях по углам точно говорить не стоило. Что за любопытная женщина, спросила бы у него сама! Видимо, Грег помалкивает на эту тему.       Я в свою очередь аккуратно расспросил, как они относятся к их дружбе. Миссис Гойл начала юлить, уклоняться от ответов. Неудивительно, что Грег помалкивает. Странные они какие-то. Чем им может Пэнси не нравиться — чистокровная, наследство нормальное, приданое, всё как положено. Хрен знает, может им характер её не нравится? Неважно.       Фейерверк был шикарный. Совсем не хуже, а может даже и лучше, чем в Анси. Отец может себе позволить, почему нет. Смотрел на разноцветные искры и вспоминал лицо Гермионы, её восторженный взгляд. Она была такой необыкновенной тогда. Какие же мы были мелкие тогда. Не верится, что уже почти два года прошло с той встречи в Анси. Будто вчера. А на носу пятый курс. Мы тогда были просто друзьями, такими ещё далёкими друг от друга. Восторг гостей вокруг был как будто размытым. Я смотрел на небо и хотелось продлить этот момент. Хоть немного побыть в детстве. Но я не стал ждать окончания салюта. Знаю, это было неправильно, завтра наверняка получу выговор от родителей, но я просто сбежал. Так хотелось сохранить это тёплое настроение, не хотел снова общаться с Дюран, слушать их болтовню и «вежливые» перепалки. Ушёл к себе.       Мама не пришла попрощаться перед сном, видимо, у них есть ещё другие дела. Даже хорошо, что про меня забыли. Сейчас уже глубокая ночь.       Великий Салазар. Кто-то в дверь скребётся. Кому там ещё от меня что-то надо?!