Я — Драко Люциус Малфой

      Здравствуй, Драко. Спасибо тебе за ответ!       Я хотела написать сразу, но Минни, бедняжка, так устала. Прилетела и проспала до следующего дня. Так было её жалко. Она прекрасная, наша маленькая, но уж очень далеко мы друг от друга. Ей сложно.       Ты меня успокоил. Твоё письмо согрело душу. Знаешь, я всё чаще задумываюсь, как быть со всеми этими письмами. Я храню их в зачарованном ящичке. Но это всё равно не надёжно. А ты? Ты хранишь их? Это так опасно для тебя. Может быть, я скажу ужасную вещь, но не лучше ли было бы уничтожать их. Поверь, я сама не представляю, как бы смогла это сделать, но что если их кто-то найдёт? Твой отец? Или мама?       Иногда я думаю, что было бы, если б их нашёл кто-нибудь из моих друзей или соседок по комнате. Наверное, был бы скандал, но нам это не навредит. А вот если найдут мои письма у тебя. Мне страшно становится при мысли, что я могу больше никогда тебя не увидеть.       Пожалуйста, будь как можно осторожнее. Если ты хранишь мои письма, подумай хорошенько. Может быть и правда лучше их сжечь? Пишу и не верю, что предлагаю тебе это. Я, наверное, не смогу это сделать. Никогда не смогу.       Прости, что утомляю тебя своими размышлениями.       В школе тихо и спокойно. Многие уехали на каникулы. Гарри и Рон, конечно, здесь. Мы тренируемся в заклинаниях.       Я очень жду твоего возвращения. Знаю, осталось совсем немного, но тяжесть на душе не покидает. Наверное, пока ты далеко, будет нелегко.       Пожалуйста, не отвечай сразу. Дай Минни отдохнуть. Г.Г. 7 апреля 1995г. ______________________________________________       Привет, Гермиона!       Честно говоря, я и сам думаю об этом очень часто. Знаю, что это самый верный вариант — уничтожить письма. И, да, я храню их. Не могу по-другому. Зачаровал шкатулку, но по-настоящему сведущий волшебник откроет без труда. Прячу её, стараюсь понадёжней, но не уверен, что не придётся однажды избавиться от них. Но сейчас я точно не готов.       Когда бывает особенно тоскливо, я их перечитываю. Что-то переосмысливаю. Иногда кажется, что мы с тобой из разных реальностей. Я не всегда тебя понимаю, а ты не всегда понимаешь меня. Но, по-моему, это не имеет значения. Думаю, у меня получится научиться — понять твой мир, так непохожий на мой. Ты давно уже учишься в Хогвартсе, но ведь твой путь к магии начался позже моего. И я хочу узнать, как это было с тобой. Ты ведь совсем другая. Ты — маглорождённая, ты — девчонка, ты для меня — загадочная вселенная, которую я не знаю. Когда ты рядом, кажется, что всё ясно и понятно, но, по сути, я не знаю ничего.       Наверное, ты уже и не напишешь, мы совсем замучили сову. Но я скоро приеду, и хочу получить ответы на свои вопросы. Так что готовься, потому что я хочу знать больше.       Я с друзьями почти не вижусь. Крэбб не появляется, Грег бывает, но редко. Общаюсь с сёстрами Дюран, никуда не деться. Но они безобидные, ведут себя как паиньки в чужом доме.       Скучаю по тебе и очень жду встречи. Д.М. 8 апреля 1995г.       10 апреля.       А я всё думал, с чего это девчонок словно подменили? Они вдруг стали такими покладистыми и спокойными. Думал, боятся, что я кому-нибудь сболтну об их поведении той ночью. Кому, интересно, я могу об этом рассказать? Гойлу что ли? Он кроме как о своей Паркинсон ни думать, ни говорить не может. Он сегодня был у меня. Жаловался, что им не разрешили встретиться на каникулах. Грег отправил Пэнс сову с приглашением, а она ответила, что её «маман закатила истерику и сказала, что ни о каких свиданиях не может быть и речи, не те сейчас времена». Надо было видеть лицо Грега. Он даже заявил, что чувствует себя мной, а Пэнси — это Грейнджер. Нашёл с чем сравнивать, болван. Они хоть в школе могут общаться, и никто на них косо не посмотрит.       Нужно же было помочь другу. Отправил приглашение от своего имени. Но эффекта не было. Ответ почти тот же, только хуже. Мамаша Паркинсон обвинила меня в сводничестве, заочно конечно, но Пэнси — добрая душа — конечно, мне всё передала. Не знал, куда деться со смеху. Сводника нашли. Понять не мог, чего они там такую конспирацию развели. Но сегодня всё стало ясно.       Был уже час ночи, когда в мою дверь тихо постучали. Сердце ёкнуло. Что, опять?! Издеваетесь?! Встал, открыл дверь, Дюран обе стояли на пороге. Я уже вдохнул поглубже, чтобы высказаться, а они тут же зашипели приложив пальцы к губам.       — Что? — уставился я на них.       — Ты знаешь, что происходит? Хоть представляешь? — наперебой зашептали они.       — И что же происходит? — так же вылупив глаза зашептал я. — Неужели земля разверзлась, и Тёмный Лорд взошёл…       — Ты что, в курсе? — удивилась Мари.       — Хватит! — устало вздохнул я. — Говорите.       — В твоём доме штаб-квартира! Ты знал? — с горящими глазами спросила Лин.       — Чья? — рыкнул я.       — Пожирателей Смерти! — с восторгом улыбалась Мариетт. У меня мороз прошёл по коже. Чему тут радоваться?       — Глупости, — бросил я. — Идите спать, хватит по дому шататься.       — Ты что, не веришь? — возмутилась Линетт.       — Да что значит, не веришь? — зашипела Мари. — Он прикрывает родителей, всё правильно делает! Вдруг нам нельзя доверять?       Линетт обиженно нахмурилась.       — Почему меня не позвали на собрание? Мне уже девятнадцать! Я думала, папа́ посвятит нас…       — А мне семнадцать! Это нечестно! — возмутилась Мариетт.       — Да. Ты ещё маленькая, — уверенно заявила Лин.       — А ты неадекватная, — ответила Мари, и они опять со злобой посмотрели друг на друга.       — Так! — прервал я их перепалку. — Хватит! Идите спать!       — Неужели тебе не интересно?! Как ты можешь? — возмутилась Лин. — Твои родители такие сильные и влиятельные. Они могли бы вести войну, могли бы истребить грязнокровок в два счёта, а ты…       У меня уже сердце рвалось прочь. Хотелось заткнуть ей рот. Но я не могу себя выдать. Никак!       — Мои родители не самоубийцы! — зарычал я. — Пожиратели Смерти для Министерства магии Британии — преступники! Никому не хочется в Азкабан!       — Болван, — выдохнула Линетт. — Нам не веришь?! Иди и посмотри сам! У них собрание прямо сейчас в кабинете твоего отца. Там рядом чуланчик, оттуда можно подслушать! — она коварно улыбнулась.       — Вы что, уже весь дом обыскали? — усмехнулся я, скрещивая руки на груди.       — Представь себе. И если ты немножечко пошевелишься, то, возможно, мы узнаем что-нибудь полезное. Не будь ребёнком! — Мариетт топнула ногой.       — Фиг с вами, — вздохнул я, накинул поверх пижамы халат, и мы, как мыши, тихо спустились на первый этаж.       Чулан, на самом деле, находится довольно далеко от входа в кабинет — в нём хранится всякий ненужный хлам, вроде лишней мебели — высокие витые табуреты, какой-то буфет, который выбился из интерьера, и прочее барахло. До комнаты нужно добираться длинным узким коридором, идущим в обход. Но они всё равно его нашли и ведь влезли туда, поняли, что оттуда можно подслушивать. Вот бестии! Им надо было учиться на Слизерине. Девчонки тут же взяли по глиняному горшочку и мне всучили такой же. Приложили их горлышком к стене, а ухо ко дну. Это что за методы вообще? Просто круто! Так, действительно, было слышно голоса в кабинете, пусть и смутно, но довольно разборчиво.       В тот момент, когда я приложил ухо к стене, послышался густой мужской бас:       — Министерство и не будет ничего предпринимать. Нет никаких оснований.       Ответил голос Дюрана, его акцент ни с чем не перепутать.       — Всё же учитывайте то, что я сказал, месье. Французская чистокровная аристократия на вашей стороне. Многие последователи уверовали после случившегося на Чемпионате. Мы видели это своими глазами.       — С тех пор прошло больше полугода, Юбер, — это точно был голос моего отца. — Эта жалкая попытка не значит ровным счётом ничего.       — Никто не признался, — снова заговорил бас. — Никто из нас этого не делал. Власти замалчивают побег Крауча из Азкабана, возможно…       — Что он может в одиночку? — снова заговорил отец. — Он был мальчишкой, когда попался. Почему он не связался ни с кем из наших? Это странно! Вероятно, скитается где-нибудь, прячась от собственного папаши.       — И всё же! — снова вступил Дюран. — Мы не имеем права игнорировать случившееся. Когда наш Лорд вернётся — дайте нам знать.       — Если! — уточнил отец.       — Не будь столь беспечен, Люциус, — снова послышался бас. — Месье Дюран дело говорит. Мы непременно сообщим. Разумеется. Уверен, что ваша семья поддержит наши общие стремления?       — Какой мужчина… — с восторгом простонала Линетт.       — Несомненно! — ответил Дюран. — Мои дочери уже достигли того возраста, когда борьба буквально кипит в их крови.       — Это прекрасно, — ответил бас.       Линетт еле слышно запищала, как будто выиграла матч по квиддичу.       Как же было жутко! Они готовятся, стягивают силы, пусть и незримо, но это происходит! Очевидно, отец не до конца в это верит. Но другие почти не сомневаются. Что же ещё они предпримут?       — Интересно, кто этот мужина, — зашептала Линетт. — У него такой потрясающий, внушительный голос. И уверенность. Аж руки трясутся.       — Это твоё обычное состояние! — усмехнулась Мариетт.       — Вредина! — шикнула на неё Лин и снова приложила ухо ко дну горшка.       — Нужно уходить, — прошептал я. — Похоже, они всё обсудили.       — Переждём здесь, — шепнула Мари, беря меня за руку. Ох, как мне не понравилось это прикосновение. В смысле, может быть, это нравится моему телу, но внутри что-то болезненно ёкнуло. Я отстранился. Надо было валить, но замешкался. Мне хватило бы пяти минут, пока собрание заканчивалось, пока в кабинете началось движение. Я должен был уйти!       И вдруг почувствовал её руку на своём животе. В груди всё стиснулось, сердце забилось как сумасшедшее. Я даже уже открыл рот, чтобы возразить. Доля секунды и её губы коснулись моих, еле ощутимо, но так возбуждающе. Дёрнулся назад, упёрся спиной в дверь, её руки оказались под моим халатом, забравшись через отвороты. В голове помутилось. Салазар, убей меня! Я задохнулся от её прикосновений. Процедил сквозь зубы:       — Отстань…       — Тише, Драко, — с улыбкой прошептала она. — Увидишь, тебе понравится…       Она наклонилась ближе. Я снова дёрнулся, чувствуя, что ствол уже упирается в её бедро. Мне казалось, что я сгорю. Схватил её за руки. Горшок грохнулся на пол. Она замерла. Лин выпалила:       — Дура! Нашла время!       В коридоре послышались шаги.       — Бежим! — выдохнула Мариетт.       Раздалось два хлопка, и они обе исчезли. Какой же я идиот! Они просто трансгрессировали, а я как полный кретин остался! Спрятался за дверь. Не передать, как же глупо я себя чувствовал, но, по крайней мере, стояк моментално прекратился. Дверь резко распахнулась. На меня уставился отец. В глазах сверкнула такая ярость!       — Ну что, Люциус? — пробасил тот самый голос, и мне вдруг показалось, что я знаю этого мага.       — Ничего, — бросил он. — Тут никого нет.       Отец быстро глянул на разбитый горшок и тут же захлопнул дверь. Я сидел в чулане, боясь выйти, пока он за мной не пришёл, наверное, минут через пятнадцать. Всё это время ругал себя последними словами. Как я мог быть таким доверчивым болваном? Или дело не в этом? Очевидно, что девчонки и правда хотели разузнать, что происходит. Чего пристала тогда? Потому что так захотела? Это тревожит. Тело реагирует независимо от того, хочу я этого или нет. Я не испытывал такого раньше. Прикосновения Мариетт возбуждали тело, хотя внутри всё разрывалось от протеста. Это как Империо. Воля растворяется, ты будто не принадлежишь сам себе, и это… жутко.       Отец открыл дверь, молча смотрел мне в глаза. Я отвечал тем же. Был уверен, что сейчас начнётся допрос и скандал.       — Надеюсь, ты понимаешь, что дело серьёзное, Драко, — спокойно произнёс он. — Иди спать и больше не делай глупостей.       Он развернулся и направился прочь. А я, ошарашенный таким его поведением, поплёлся в спальню.       Упав на кровать ощутил, как горит поцелуй Мариетт на губах. Казалось, что её руки всё ещё касаются моей груди. Зажмурился, пытаясь освободиться от этого возбуждающего наваждения. Это было внезапно. Я ничего не успел сделать, а должен был. Сердце заныло от боли. Ведь я так хотел, чтобы Гермиона была моей единственной. А эта голубоглазая девчонка поймала меня в самый… предсказуемый момент. Как я мог быть таким доверчивым болваном? Думал, что всё изменилось, что Мариетт успокоилась и поняла — ничего не выйдет. Но нет! Её нельзя предсказать. Значит, она не отступила.       Я должен быть сильнее. Должен! Иначе могу потерять самое главное — мою маленькую, нежную девочку. Как я буду смотреть ей в глаза? Как поцелую её, зная, что меня касалась другая?       Выкинуть. Нужно это выкинуть из головы! Нет моей вины в том, что сделала Мариетт. Я виноват лишь в своей глупой доверчивости. Но больше ей не удастся это повторить. Самое худшее сейчас — это погружаться в чувство вины. Я что, совсем идиот? Ну уж нет.       Окклюменция. Она поможет. Я просто засуну всё это поглубже на отдалённые полки моего невидимого шкафа. И буду думать только о Гермионе. Она никогда не узнает о том, какой я жалкий, доверчивый болван. Я не причиню ей боль.       Скорее бы эти дурацкие каникулы закончились! Ещё день. Один день, и послезавтра я буду в Хогвартсе.       Моя маленькая, моя единственная!       Прости меня!       Если бы я мог всё изменить. Если бы мог исправить ошибки, сделал бы это без сожалений. И почему у меня нет Маховика времени? Почему я так слаб? Неужели все мужчины такие? Это наш изъян. Наша болезнь и слабость.       Что с нами делают ваши руки? Ваши губы? Вы — девчонки. Как вам удаётся быть такими соблазнительными и безжалостными? Я думаю о тебе и умираю от страсти, вижу тебя и теряю рассудок, прикасаюсь и теряю волю.       Я так виноват, что не могу есть и спать. Не могу дышать. Я не знал, что так будет. Прости! Моё сердце разрывается от мучений, потому что этой ночью, в безумном полузабытье мне приснилась не ты. И я был с другой, делал то, что противно моему сердцу.       Почему это была не ты? За что?       Ненавижу себя. Ты никогда не узнаешь, как я себя ненавижу. Никогда не узнаешь. Но я должен сказать. Сказать. Забыть. Идти дальше. Ещё несколько часов, и увижу твои чудесные глаза, твою улыбку, услышу твой голос.       Я забуду. Это был просто сон. Просто кошмар.       Моя девочка! Я не знаю, как это забыть! Как бы ни было больно, я должен это скрыть. Это просто сон. Такой реальный, потому страшный. Клянусь, я этого не хотел.       Я так люблю тебя! Прости меня... 11 апреля       *Пламя охватило клочок пергамента, сжигая часть воспоминаний, часть боли, часть чувства вины. Но не всё.*