Я — Драко Люциус Малфой

      16 мая.       Нас так нагружают, что на записи уже не остаётся ни времени, ни сил. Решил черкнуть только потому, что накопилась куча событий. Не то чтобы важных, но значимых.       Директор Каркаров стал ужасно нервный. Он и так, по-моему, был чересчур, строг к своим, как бы их лучше назвать… даже не студентам, скорее курсантам. Глаз с них не спускает, в девять отбой, по утрам гоняет их пробежками, полётами и строевой подготовкой. Смотрю на это и представляю, что было бы, окажись я в Дурмстранге. По струнке ходить всё-таки не моё. Да и эта их форма. Парадная — да! Смотрится шикарно, но повседневная какая-то невзрачная, хоть и делает парней мужественнее. Мне всё равно не нравится — слишком простая, солдафонская.       Снейп, под стать Каркарову, держит Слизерин в чёрном теле. Он и так был не особо благодушен, теперь вообще мрачнее тучи. Если бы это было ему выгодно, снимал бы баллы, а так только рычит и язвит, лучше в его присутствии вообще рот не раскрывать, чтобы не нарваться на унизительнейшие замечания в свой адрес. Поттер, похоже, до сих пор это не усвоил, и уже пару раз за этот месяц напросился на моральные плевки в его адрес и потерю баллов. Снейпу всё равно, что очкарик участник Турнира. Для него он просто Поттер.       Гермиона как-то между делом упомянула, что профессор заподозрил его в краже ингредиентов для Оборотного зелья. Я теперь почти уверен, что тот самый «человек верный Тёмному Лорду», о котором говорила Мариетт, скрывается под чужой личиной. В этом самая главная сложность. Кто угодно может быть этим шпионом, хоть сам Дамблдор. Никто не догадается.       Участники Турнира, все четверо, постепенно как-то очень напрягаются. Диггори отощал, Делакур с трудом маскирует синяки под глазами, Поттер нервный, а Виктор становится всё молчаливее. Он и так не особо-то общителен, а теперь и того больше. Мы его почти не видим. Слухи ходят, что Каркаров заставляет его много читать и тренировать заклинания. Так-то это правильно.       Гермиона тоже Поттера гоняет, да так, что он уже прячется от неё, а она злится на него и жалуется, что Поттер бездельник. До чего она становится забавной и милой, когда возмущается и сердится. Главное, чтобы не на меня. Мы видимся от силы раз в неделю, и то случайно. Пару раз столкнулись в библиотеке, но народа там теперь всё время полно, один раз успели увидеться мельком на нашем месте у озера. Уизли, гад, потащился за ней следом. Мы лишь успели сказать друг другу «привет», когда она спускалась с холма, но потом Гермиона вдруг остановилась, посмотрела наверх и громко произнесла: «Рональд? Что ты здесь делаешь?» Она стала быстро подниматься наверх, а я спрятался в своём укрытии.       — Куда ты полезла? — недовольно произнёс Уизли. — Такая высота.       Со склона посыпались камни и комья глины.       — Просто гуляю, — спокойно отвечала Грейнджер. — Но ты прав, тут очень опасно. Идём.       — Что там внизу? — не отставал он.       — Откуда я знаю? Очевидно озеро…       Их шаги удалялись. Было не по себе. Главным образом от того, что этот рыжий кретин следит за ней. На самом деле это не просто плохо, это отвратительно. Зачем парню следить за девчонкой? Заботится о её безопасности? Ха! Конечно! Знаю я, зачем. Скорее почему. Уверен, он в неё влюблён. То, что он ругается с ней по любому поводу — лишнее доказательство. Не устраивают его её отлучки! Когда же уже всё это кончится?! Очевидно, он не предпринимает попыток за ней ухаживать — это утешает, но что если попытается? Придётся открутить ему башку.       Главное, что Гермиона ведёт себя как ни в чём не бывало. Она, похоже, и не замечает, как он на неё пялится. Конечно не замечает — вся погружена в учёбу. Её без книги нигде не увидишь. Она и спит, наверное, с книгой в обнимку. Иногда меня увлекает вопрос — как она спит? Я люблю спать на животе. Знаю, это плохо для морды — весь потом помятый, приходится ждать, когда эти дурацкие полоски от подушки сойдут. Ужасный вид. Но мне так удобно, что я могу сделать. Пытаюсь представить её кудри, рассыпанные по подушке, её сомкнутые ресницы. Мне кажется, что она любит спать на боку. Не знаю почему. Глупости какие-то.       Мне нужно думать об экзаменах, а в голову лезет всякое… Кстати о всяком. Очевидно, учёба отбивает напрочь это «всякое». Думать об этом просто не успеваешь. Профессора будто взбесились, требуют всё больше с каждым днём. Приходится так напрягать мозг, что к ночи думать уже вообще не хочется. Ни о чём. Большой плюс. Но утром всё равно просыпаешься, воткнувшись в матрас. Раздражает. Даже не представляю в каком направлении искать и как решать эту проблему. Это тебе не легилименция, у Снейпа не спросишь, у мадам Пинс тем более.       Знаю, чем Крэбб спасается, но я так не хочу. Это слишком… тупо. Что я какой-то слабак, что со своим туловищем справиться не могу? Грег тоже. Плечами пожал, покраснел и сказал: «Передёрни, да и всё».       Должен быть другой способ. Не может не быть. Если учёба и занятость может на время отвлечь, значит есть что-то ещё, просто надо понять, где искать. Пока приходится применять воспоминания о мерзких огромных слизнях. Помогают, особенно в сочетании с флоббер-червями. Так, меня сейчас стошнит.       Кроме этого мы выпросили последнюю тренировку. В самом деле, сколько можно напрягать мозг? Засиделись уже по библиотекам и классам. Правда не дали нам тренировку отдельно, нас объединили с Гриффиндором, Когтевран с Пуффендуем. Почему опять с Гриффиндором? Блин, это каждый раз нервотрёпка! А к нам ещё охотник присоединился — Эдриан Пьюси. Ему учиться осталось всего ничего, но почему-то он решил, что должен вернуться в команду. Да и Крэббу с Гойлом нужны тренировки. Но Гриффиндор. Хоть бы Грейнджер не вышла… Ага, сейчас! Не выйдет она на последнюю тренировку, как же. Кого из близнецов не выпустят на этот раз? Или они выйдут втроём — это будет совсем нечестно. Говорят, у них ещё новый вратарь намечается. Вуду и правда уже давно пора отчаливать. ЖАБА на носу.       Ладно, поживём — увидим, что из этого выйдет.       Ну, что ещё… Мариетт. Что поделать, девчонка совсем не в себе. Она, конечно, корчит из себя ледяную глыбу, даже стараться не надо — у чистокровных это в порядке вещей. Но на днях встретились случайно в коридоре на четвёртом этаже. Мариетт шла навстречу, такая уверенная и деловая, даже не взглянула в мою сторону. Вздохнул с облегчением, но пройдя мимо неё испытал такое неприятное ощущение, будто в спину иглы воткнулись. Резко обернулся, а она стоит и смотрит, настойчиво, выжидательно, но встретившись с моим взглядом, испугалась, быстро отвернулась и пошла дальше. Нет, это не была легилименция. Я уверен. Это просто было что-то вроде… интуиции. Может быть владение окклюменцией даёт возможность чувствовать любое воздействие? Даже взгляд другого человека. Как будто тело реагирует само, не дожидаясь рассуждений. Странный эффект. Я хотел бы поговорить об этом с деканом, но сейчас совсем не подходящее время.       С одной стороны, уже не терпится закончить этот курс, сдать экзамены и расслабиться. После экзаменов завершающее испытание Турнира — развлечёмся напоследок.       Но с другой… это будет означать разлуку. Долгую разлуку с Гермионой. Этот год ужасно тяжёлый, но он особенный, ведь это наше время. Тринадцатого июня будет год, как я предложил ей быть моей девчонкой. Это был один из лучших дней в моей жизни. Кто знает, запомнил бы я это, если бы не дневник. Хотя, вряд ли бы забыл. В тот день мы возвращались домой. Хогвартс-экспресс, тёмный тамбур, её губы… Так! Срочно вспомнить слизней!       В этом году тринадцатого июня мы будем здесь. Это не обычный день. Надо обязательно что-то придумать, сделать ей сюрприз. Интересно, а она помнит? Должна помнить, но там ещё рядом мой день рождения. Она, скорее всего, будет думать об этом. Блин, пятого экзамен по зельям. Очень удачно, ничего не скажешь. Похоже, июнь будет очень насыщен событиями.       18 мая.       Какое же это мучение! Квиддич — то, что объединило нас, то, что разлучает и заставляет испытывать боль. Игра похожая на жизнь. То, что делает нас ещё дальше и в то же время заставляет ещё сильнее любить.       Твою мать… Я просил Грега быть осторожнее. Не просто просил, настаивал, как только мог, как будто чувствовал.       Стадион был переполнен игроками. К нам присоединился ещё один охотник, а Гриффиндор заменил вратаря.       Уизли. Я думал, умру со смеху. Какой нахрен из Уизли вратарь?! Он же пустоголовый болван! Ясное дело, Вуд готовится к ЖАБА, кого-то надо было притащить на его место. Но ещё один рыжий… Слов нет. Гриффиндор решил сдаться не начав играть. Пьюси немного нервничал, но, судя по вратарю Гриффиндора, у них дело было хуже, но зато на одного загонщика больше, а это огромный минус, мы могли и не успеть добраться до их ворот против троих загонщиков.       Грейнджер была во всеоружии, её красно-жёлтый свитер всё время был перед глазами — золотая львица. Эта брошка то и дело привлекала моё внимание. Золотая Львица. Я хочу её так называть, особенно, когда копна её кудрей трепещет на ветру, развеваясь в разные стороны. Тугой хвост на затылке не спасает — они всё равно повсюду. У меня сердце заходится от восторга, когда она проносится мимо, когда с громким стоном бьёт по бладжеру. До мурашек. Такая решительная и сильная — самая классная девчонка. Моя девчонка!       Поттер в этот раз решил не тупить. Было видно, что он внимательно следил за ситуацией. Игру никто не комментировал и забитые квоффлы не считал. Конечно, мы их считали сами.       Грейнджер вывела из игры Монтегю. Это был очень неприятный сюрприз! Всего два охотника — это хреново! Она выбила ему плечо, и Грэхем с трудом держался на метле. В итоге он приземлился, и мадам Трюк пыталась что-то сделать, велела ему сесть. А тем временем гриффиндорцы стали пытаться выбить нашего вратаря. Блетчли уворачивался, но у него был такой испуганный вид. Ещё не хватало остаться без головы перед экзаменами. Грейнджер не церемонилась. Я знаю, какой азарт её захватывает во время игры, она и меня прикончить готова.       — Убери её! — завопил Пьюси, приняв на себя обязанности капитана, как самый старший в команде. — Гойл! Убери Грейнджер! Быстро!       Я видел, как Грег бросил на меня решительный взгляд. Как Поттер рванул в её сторону. Близнецы занимались Крэббом, пытавшимся убрать Уизли из ворот. Я был слишком далеко. Снитч мелькнул перед глазами, но я, словно сквозь воду, наблюдал, как Гойл нанёс удар, как бладжер ударил ей в спину, почти по голове. Гермиона вскрикнула, вцепилась в метлу обеими руками, её бита полетела вниз, а метлу закрутило. Она спикировала, словно семечко клёна. Я думал у меня сердце разорвётся. Раздался звук свистка.       — Все на землю! — прокричала мадам Трюк усиленным голосом. Гермиона неловко приземлилась, но устояла на ногах. Она замерла на одном месте без движения. Гриффиндорцы уже окружили её, когда мы приземлились. Я бросил злобный взгляд на Гойла, но он просто отвернулся. Пьюси довольно похлопал его по плечу и усмехнулся: «Отлично!» Я растолкал близнецов, один из них тут же развернулся и бросился на Гойла.       — Какого хрена?! — выкрикнул он.       — Отвали! — проворчал Грег.       — Ты за это ответишь! — Уизли кинулся на Гойла, его тут же схватила за руки Джонсон.       — Фред, ты чего?! Это же игра!       — Ваша загонщица слишком хлипкая! — усмехнулся Пьюси. — Лучше не выпускайте её на поле.       — Она — лучший загонщик в истории этой школы! — злобно бросил Уизли. — Вы — жалкие ничтожества!       — Фред, пожалуйста! — вдруг простонала Грейнджер, запуская пальцы в волосы на затылке. — Ох, голова трещит… — она потёрла шею, зажмурилась. — Отличный удар, Гойл.       Она закрыла глаза, вдруг покачнулась, я бросился к ней и тут же замер, ощутив крепкую хватку Грега — он вцепился в мой свитер на спине. К ней кинулись буквально все, включая Пьюси и Блетчли. Второй близнец подхватил её на руки.       — Несите её в больничное крыло! — скомандовала мадам Трюк, а потом свирепо уставилась на нас. — Что вы устроили, джентльмены? Это была не игра. Мы ведь договорились. Больше никаких совместных тренировок! Переодевайтесь.       Трюк отправилась за ними следом. Смотрел, как уносят мою девочку. Всё, чего я хотел, это идти за ней. Хотелось убить Гойла прямо на месте, но тут в полной тишине, раздался рык:       — Убью нахрен!       Уизли рванул вперёд, и никто не успел его удержать, он повалил Грега на землю и начал месить кулаками по лицу.       — Эй-эй! — завопил Эдриан и набросился на Уизли, тут же получая кулаком в нос.       Твою мать! Уизли отлично дерётся. Гойл тоже ему заехал пару раз, но стоять и смотреть никто не собирался.       — Рон! — выкрикнул Поттер и схватил его за плечи, начал оттаскивать, подключились оставшийся Уизили и Джонсон. Я втиснулся между Гойлом и Уизли, получил кулаком в лицо, но оттащил Грега в сторону.       — Отвали, придурок! — проорал я. — Это игра, идиот, что ты хотел?       — Заткнись, Малфой! — выкрикнул Поттер. — Ты бы вообще молчал! Ты сейчас… не здесь должен быть. Идём, Рон!       Поттер схватил Уизли выше локтя и поволок со стадиона. Они почти побежали. Я пошёл за ними.       — Ты куда?! — со страхом прохрипел Гойл. — А ну стой!       — Я иду в Больничное крыло, — заявил я.       — Ты совсем? Тебе нельзя! — шипел он, оглядываясь на остолбеневших парней, идя уже рядом со мной.       — Я тебя просил… — прошипел я. — По хорошему просил. Но ты…       — Малфой, ты идиот, если думаешь, что я предам свою команду ради твоей Грейнджер. Вот увидишь, она всё правильно поймёт, в отличие от тебя!       Как он меня раздражал! Уизли только два слова Пэнси сказал, а Гойл был готов его убить. Неужели не понимал, что я чувствую? Или не хотел понимать?       Когда мы вошли, гриффиндорцы стояли у входа.       — Чего припёрлись? — злобно спросил, очевидно, Джордж.       — Валите отсюда! Шоу не будет! — прорычал Уизли-младший.       — Что с ней? — стараясь сделать безучастный голос, спросил я.       — Сотрясение, — пробубнил Поттер. — Довольны? Всё, валите отсюда.       — К вашему сведению, — вдруг заговорил Гойл. — У меня не было цели кого-то убивать. Это игра! Девчонка мелкая и хрупкая. Как вы вообще допускаете, чтобы она играла? Почему я должен учитывать её габариты? Я и так ударил вполсилы, а если бы посильнее? Мог вообще убить нахрен! Убирайте малявку из команды, ясно? Если сама не уйдёт!       Гриффиндорцы молчали, раздражённо глядя на Грега. По сути… в чём-то он прав.       — Расходитесь, — немного взволнованно проговорила мадам Помфри, возникшая рядом. — Девочке нужен покой.       — Всё серьёзно? — с большим участием спросил Поттер.       — Пара дней и всё пройдёт, — вздохнула целительница, — но сейчас ей нужна тишина и покой.       — Она… в сознании? — со страхом спросил рыжий. Блин, как их всех подразделять?! Бесят уже! Пусть будет Уизли-младший.       У меня внутри всё кипело от волнения и злости. Как же я хотел быть рядом, остаться с ней.       — В сознании, но головная боль сохранится на некоторое время. Мистер Гойл, идёмте, — Помфри тут же взяла его за локоть.       — Я? — Грег просто ошалел.       — Мисс Грейнджер есть что вам сказать.       — Мне? — снова растерянно спросил он.       Целительница устало вздохнула и потащила Грега в палату, я тут же пошёл за ним, гриффиндорцы зашуршали, хотели идти за нами, но Помфри резко обернулась, пригвождая их взглядом к месту.       Мы подошли к кровати. Гермиона лежала с закрытыми глазами. Эти её бровки домиком просто убили. Мне так хотелось целовать её руки, обессиленно лежавшие поверх одеяла. Бледная, моя маленькая. Я в тот момент возненавидел квиддич всей душой.       Она приоткрыла глаза, сфокусировалась на мне и тихо произнесла:       — Малфой… мне… нужен Гойл.       — Отлично, я нужен Грейнджер, — усмехнулся Грег, и я злобно пнул его по ноге. — Слушай, — тут же сморщившись, тихо заговорил он, — я не собирался…       — Всё нормально… — прошептала Гермиона. — Ты всё сделал правильно. Это игра. В следующий раз… я проломлю тебе череп.       — Ну-ну, — усмехнулся Грег, — мечтай.       — Обещаю, — с трудом улыбнулась она, не открывая глаз. — Я не уйду из команды, даже не надейся. Придётся… меня убить.       — Как скажешь, — дёрнул плечом Грег. — Всё равно. Извини.       — Извинения приняты, — еле слышно шепнула она.       Какое-то затуманенное было состояние. Мне казалось, что этот дружеский разговор между ними словно хороший знак. Словно… возможность к переменам.       — Так, всё. Идите, джентльмены! — настойчиво заявила целительница.       Помфри практически вытолкала нас всех за дверь. Мы молча стояли в коридоре. Я, Грег, Поттер, Уизли, близнецы и Анджелина Джонсон. Стояли и молчали как идиоты. Почему-то все взгляды буравили меня. Официального заявления ждали что ли?       — Ну что, живая? — раздался ироничный голос с того конца коридора, к нам приближались Пьюси, Блетчли, Монтегю и Крэбб.       — Какая забота! — ухмыльнулся близнец. — Не дождётесь! Готовьтесь к следующему сезону!       — Ну-ну! — бросил Пьюси. — Идём, парни.       Я и Грег направились к ним. Молча шли до самой гостиной. Потом, так же молча, вошли в нашу спальню. Монтегю закрыл дверь.       — Итак, — скрестил руки на груди Эдриан. — Что это было? Какого хрена вы потащились проведывать грязнокровку?       Я уже вдохнул поглубже, готовясь произнести речь — честную, настоящую. Я устал от этих пряток. Хочу беспрепятственно быть с той, кого люблю. Но тут вдруг Грег выпалил:       — Слушай, Эд, серьёзно. Я думал, прибил её. Плевать, что грязнокровка. Человек всё же. Живой. А она теперь там валяется с сотрясением…       — Гойл, не будь слабаком, — брезгливо скривился Пьюси. — Это игра. Мелкая зубрила должна понимать. Ей будет лучше, если уйдёт сейчас.       — Это точно, — усмехнулся Гойл.       — Ладно, идём, — бросил Пьюси, и они вышли из нашей спальни.       При Крэббе мы, конечно, ничего не обсуждали. Я был благодарен Грегу за это неожиданное прикрытие, но какая-то досада преследовала непрестанно. Так тоскливо было не видеть Гермиону в Большом зале. Так тяжело. Я чувствовал себя предателем. Ничего не сделал, чтобы её защитить. Не признался как хотел. Всё не так.       И ночью я пошёл к ней. Не был уверен, что смогу обойти ловушки Снейпа, но мне повезло. Я крался вдоль стены и не наткнулся ни на одну. Поднявшись на второй этаж, тихо прошёл к лазарету. В три часа ночи вряд ли кто-то будет шастать, даже привидения и портреты спят.       Гермиона тоже спала. Она лежала на боку, и пока я приближался, не мог отвести взгляда от её лица. Она казалась такой спокойной, совершенно здоровой. Тень от её ресниц лежала на щеках, а кудри красиво блестели в свете луны, падавшем из окна. Тихо взял стул, сел рядом с ней и просто смотрел. Долго-долго. Не хотел её будить, тревожить. Дышал с трудом, ведь моё дыхание казалось слишком громким. Хотелось целовать её маленькую руку, лежавшую возле подушки, её изящные пальчики, пуговичный носик. Передать не могу, сколько нежности в моей душе. Ничто и никто не способен заставить меня испытывать такие чувства. Понял, что очень тяжело переношу её боль, её страдания. Это просто невыносимо!       Как же хотелось сказать ей, что теперь ненавижу квиддич, что она должна уйти, чтобы больше не терпеть боль и страх друг за друга. Это не её дело! Не знаю, сколько времени я сидел возле неё, пока за окном не забрезжил рассвет. Я даже удивился, что как-то внезапно стало светлее. Уже собирался тихонько встать, когда она глубоко вдохнула, медленно повернула голову и приоткрыла глаза.       — Драко… — с нежностью прошептала она, и её взгляд тут же стал встревоженным, — что ты здесь делаешь?       — Охраняю тебя, — усмехнулся я, — а то мало ли, подкрадётся опять кто-нибудь со спины…       — Драко, — простонала она, — ты не виноват! Ты ничего не должен был предпринимать. Твоя задача — поймать снитч. Знаю, это трудно, но так надо! Мы выбрали этот путь — вместе!       — Тебе больно? — шепнул я.       — Немного, — улыбнулась она, закрывая глаза. — Но это пройдёт. Главное к экзаменам в себя прийти.       Я склонился к её лицу, осторожно убрал кудряшки ей за ухо, она удивлённо взглянула на меня. Ну что я мог поделать, так хотелось к ней прикоснуться!       — Пожалуйста, брось это! — зашептал я, чувствуя, как тревога переполняет душу. — Я не могу смотреть, как ты страдаешь!       Ласковая улыбка, такая красивая.       — Нет, Драко! — тише шёпота ответила она. — Я не могу! Это то, что я по-настоящему люблю. Так же сильно, как видеть тебя в воздухе, как ты проносишься мимо, как горят азартом твои глаза. Я хочу… пугать тебя, — она хитро улыбнулась, — хочу видеть, как ты волнуешься, мне это нужно!       — Ты невыносимая, — вздохнул я.       — Я знаю, — она снова закрыла глаза. — Тебе нужно уходить. Сейчас…       — Уже поздно, — шепнул я, чувствуя, как внутри всё падает.       Мадам Помфри стояла в дверях в домашней мантии и странном чепце. Она смотрела на меня, словно глазам не верила.       — Здрасть, — выдохнул я.       Она молча кивнула и исчезла за дверью.       — Ну… вот и всё, — шепнул я. Гермиона смотрела на меня с ужасом. — Не бойся. Сколько можно скрываться? Я уже готов всем рассказать, а ты?       — Это… слишком трудный вопрос, — она закрыла глаза.       — Прости. Я не даю тебе отдыхать, — я погладил её мягкие волосы, и, наклонившись, сделал то, что так хотел, поцеловал её гладкую нежную руку. Она сжала её в кулак и смотрела так ласково.       — Скоро увидимся, — улыбнулась она.       И я ушёл. Просто свободно шёл по коридору, не крался на первом этаже. Филч уже возился возле Большого зала. Я вошёл в подземелья. Гойл сидел на кровати заспанный.       — Где ты был? — проворчал он.       — У Грейнджер, — ответил я.       — Ясно, — он тут же упал на подушку и уже через минуту опять спал.       Похоже, не избежать мне этих тревог. Грейнджер доведёт меня до нервного срыва, это точно. Квиддич становится уже каким-то нездоровым испытанием благодаря ей.       На меня очень подозрительно косятся гриффиндорцы, но почему-то мне больше совсем не страшно. Мадам Помфри… она может рассказать кому-то из учителей, что видела меня. Конечно, она догадалась, что происходит, иначе откуда было это удивление, написанное на её лице. Кто из профессоров может рассказать отцу? Да никто. Никто не станет. Снейп уже давно в курсе, но, похоже, не собирается этого делать.       А эта фраза Поттера. Он точно намекал на то, что я должен быть рядом с ней. Уверен, он не поверил ни ей, ни мне. Он догадывается, что между нами что-то есть, но пока молчит. Уизли точно не в курсе.       Всё больше людей подозревает, смотрит искоса. Никто не обвиняет, не обличает. Что будет, когда узнают абсолютно все? Я хочу этого, а последствия… Похоже, они меня больше не волнуют.