Грани миров

Это была совершенно замечательная спокойная неделя. Маринетт высыпалась. Маринетт наедалась. Маринетт наконец подтянула долги по учёбе и больше не ходила по коллежу, опустив глаза и пытаясь как можно быстрее спрятаться за первым попавшимся углом. Упоительное чувство собственной полноценности затопило Дюпэн-Чэн с головой и хорошо сказалось на её настроении. Да что там, она за неделю ни разу не была на пороге нервного срыва. Самый большой отрезок спокойствия за последние полгода точно. Спонсором её миролюбия можно было назвать акум. Точнее, их отсутствие. Благостность обычных будней не прерывалась криками горожан, тающими зданиями или зловредным колдовством. Ничего не было; размеренная жизнь текла вперёд, неспешно, как уставшая речка у подножия гор. Маринетт нравилось. Тикки отъедалась печеньем и много спала, также пользуясь временным затишьем. Нуар, с которым Маринетт продолжала встречаться в их квартирке или на патрулях, выглядел получше. А ещё он прекратил быть гиперактивным, из-за чего Маринетт предположила, что его нервозность и возбуждение — обычное следствие накопившегося недосыпа. Было, правда, кое-что тревожащее Маринетт в течение этой недели… слишком много вокруг стало парочек, как бы смешно это ни звучало. Они целовались и обнимались, казалось, на каждом углу, привлекая к себе внимание прохожих, туристов и горожан. Но это точно не было влиянием акумы. Хотя бы потому, что никаких негативных эманаций от парочек Маринетт не чувствовала, да и не делали милующиеся люди ничего противозаконного. Скорее, это сам мир подталкивал Маринетт к разрешению её большой проблемы. Это она про наступление генералов Котании и Адриании на её маленькую Маринеттоландию. Пока выходило, что ситуация никак не менялась: Маринетт продолжала испытывать сильные чувства и к любви всей её жизни, — Адриану, — и к продолжению её души, — Коту, — да только выбрать между ними никак не могла. Едва чаша весов хоть немного склонялась в сторону одного из парней, как происходило что-то, из-за чего сердце Маринетт вспыхивало любовью к другому. Это, признаться, выматывало. Разум Маринетт метался от одной вымышленной армии к другой, и единственное, чего хотела сама Дюпэн-Чэн, — это сдаться на милость сразу двум парням и не парить себе голову. Она чувствовала себя буридановым ослом, — ослицей, — который никак не может решить, из какой кучки сена он хочет есть, потому что оба варианта одинаково хороши. Дошло до того, что при самом негативном развитии событий Маринетт решила кинуть монетку. Если Адриану или Коту надоест быть не единственным, и кто-то из них поставит ультиматум… в общем, Кот — орёл, Адриан — решка. Оставалось только решить, будет ли Маринетт бросать монетку на разрыв или же на сохранение отношений. Мир, как уже упоминалось ранее, словно подталкивал Маринетт к ускоренному принятию решения. Куда бы Дюпэн-Чэн ни пошла, её везде преследовали милующиеся парочки. Звуки поцелуев и тихие довольные вздохи наполнили Париж, как цветущей весной, хотя до неё ещё было по крайней мере три месяца. В СМИ такой взрыв гормонов и любвеобильности назвали Рождественским чудом и активно рекламировались вазелиновые мази: на губах от множества поцелуев и мороза у большинства горожан лопалась нежная кожица. Маринетт вся эта вакханалия с поцелуями и пред-Рождественским кипишем напоминала дополнение для игры Plague.inc. Там надо было заражать людей Рождественским настроением и червём-паразитом, чтобы в мире настал вечный праздник… она только надеялась, что в реальности никаких червей в мозгу не предусмотрено, и люди просто хотят отдохнуть. Зимней сказке сдались и родители Маринетт, и Нино с Альей, и большая часть одноклассников. На переменах Маринетт оставалась чуть ли не наедине с Адрианом, потому что её лучшая подруга утаскивала его лучшего друга в неизвестном направлении, ученики Франсуа Дюпон заигрывали друг с другом, и даже мадам Бюстье ворковала по телефону со своим мужем. Адриану и Маринетт оставалось только сидеть на подоконниках и разговаривать. Раньше девушка от такого близкого общения просто сходила бы с ума… теперь же, когда она могла практически в любой момент прийти к нему как Ледибаг и подарить глубокий чувственный поцелуй, воспринимать Агреста стало проще. С одной стороны. С другой, Маринетт стало сложнее: теперь она смотрела на красоту Адриана, и в девичьей голове рождались совсем не нежные мысли. Чаще всего в них присутствовала леска йо-йо, связанный Адриан и она сама, с его членом во рту. Почему-то её подростковому сознанию показалась крайне возбуждающей мысль о том, что Маринетт Дюпэн-Чэн может сделать минет Адриану Агресту. Она читала бесчисленные статьи в интернете, посвящённые оральному сексу, она смотрела порно, — в кои-то веке в учебных целях, — она тренировалась на своём розовом дилдо и просто воображала, как это всё может быть, если она осмелится предложить что-то такое любви всей её жизни. Затем, приходя к Адриану домой, она немела. Все сексуальные мысли враз становились маленькими и незаметными, и Маринетт вспоминала о них только после того, как уходила от Агреста. До этого они могли смотреть фильмы, разговаривать, играть в настолки, есть — да делать что угодно, кроме самого главного. Раньше самой большой проблемой Маринетт Дюпэн-Чэн было то, что при попытке сказать «Я тебя люблю!» у неё отнимался рот. Теперь тот же недуг не давал Ледибаг предложить Адриану заняться оральным сексом. А что, рот же закрыт. Она даже репетировала сакральное «Хочешь… я сделаю тебе минет?» перед многочисленными фотографиями любви всей её жизни. Адриан улыбался на её красные щёки и бесстрастно продолжал смотреть со стены со многих ракурсов. Короче, не получалось у неё сказать нечто подобное даже его изображениям, что уж говорить про настоящего, живого Адриана, у которого был настоящий член, который Маринетт хотела себе в рот. От одних мыслей об этом ей становилось жарко и неудобно. Говорить об этом? Нет уж, только про себя, под одеялом и в полной темноте! На исходе девятого спокойного дня, — была среда, — Маринетт собиралась в школу, пребывая в мрачном настроении из-за собственной неудовлетворённости и бесполезности. Очередная тренировка горячего предложения прошла неудачно, Тикки, как смогла, утешила подопечную, а Адрианы со стен смотрели с мягким разочарованием и пониманием в зелёных глазах. Нужно было спешить в коллеж, чтобы краснеть перед настоящим Агрестом, и это тоже не прибавляло оптимизма. Оказалось очень сложно смотреть в глаза предмету своего обожания, если ты хочешь от него не только объятий и хомячка. Ругая собственное половое созревание, Маринетт быстро пошвыряла нужные учебники в рюкзак и схватила сумочку для Тикки. Квами, благоразумно помалкивая, устроилась в привычном месте и затихла: у Тикки был большой опыт работы с нестабильными и раздражёнными подростками, так что она знала, когда стоит влезать с сочувствием и советами, а когда нужно тихонько исчезнуть с горизонта. Маринетт собрала учебники и канцелярские принадлежности, влезла в школьные розовые бриджи, — они висели на бёдрах, потому что Маринетт всё никак не могла ни подшить вещь, ни набрать вес, — и, громко топая, направилась на выход. Люк она распахнула так сильно, что железная ручка с лязгом врезалась в пол и оставила вмятину на деревянном паркете. Это немного отрезвило. Воровато оглянувшись, Маринетт потёрла пострадавший участок и поджала губы. С кончиков пальцев у неё стекла ярко-розовая капля, которая, упав на вмятину, затянула её, как царапину. Новые силы были странными, но Тикки говорила, что у них большой потенциал. Как Кот мог даже без трансформации уничтожать что угодно, так и Маринетт теперь могла в небольших объёмах возвращать вещам их целостность. Восстанавливать, как любила повторять Тикки. Квами вообще до невозможности любила собственные силы и старалась при каждом удобном случае напомнить Маринетт об их исключительности. И о том, что с ними и без того невероятная Маринетт становится просто Чудесной. Тикки обожала свою подопечную, собственные силы и их совмещение. И всячески подчёркивала свою любовь, используя для этого любой удобный момент. Родителей, как всегда, дома не было — ну да ничего удивительного. Маринетт по-быстрому соорудила себе бутерброд на кухне и, закусив свой неполноценный завтрак, выбежала из квартиры. Быстро спустившись по нескольким лестничным пролётам, она толкнула тяжёлую дверь подъезда и вышла на улицу. И замерла. Бутерброд, до этого зажатый крепкими зубами, выпал у Маринетт изо рта и шлёпнулся на брусчатку. За спиной девушки хлопнула закрывшаяся дверь. Глаза Маринетт округлились настолько, что, увидь кто Дюпэн-Чэн в этот момент, не поверил бы в её полуазиатское происхождение. Прямо на проезжей части какая-то особо страстная парочка занималась любовью. Маринетт ощутила себя глупой, как пробка, и такой же пустоголовой. Парочка на дороге совокуплялась с энтузиазмом двух половозрелых кроликов, дорвавшихся друг до друга после бесконечного воздержания. Мужчина со звериной прытью вколачивался в свою партнёршу, пока та подмахивала ему бёдрами и страстно стонала от наслаждения и боли: женская спина нещадно стиралась о грубый асфальт при каждом мощном толчке. Маринетт открывала и закрывала рот, неотрывно смотря на парочку. Затем ей всё-таки хватило сил немного повернуть голову — и девушка издала тихий писк. Зажав себе рот ладонью, Маринетт остановившимся взглядом смотрела на то, как знакомая ей соседка скачет в позе наездницы на не менее знакомом полицейском. Оба выглядели такими довольными и счастливыми, что Маринетт бы их даже не подумала бы трогать… не занимайся они сексом на дороге утром среды. Маринетт отступила к подъезду и прислонилась спиной к двери. Равнодушное сознание продолжало регистрировать происходящее перед глазами: как колыхалось рябое тело соседки, как поджимались пальцы на ногах у полицейского, как фитнес-парочка прямо перед Маринетт развлекалась во всю мощь своих подкачанных тел. Вдалеке виднелись другие люди, занимающиеся не менее страстным сексом, но их Маринетт уже разглядывать не стала. Нащупав пальцами за спиной ручку от двери, Дюпэн-Чэн потянула её на себя, напрочь забыв про домофон. Естественно, войти у неё не вышло. Она несколько раз бесполезно подёргала дверь, прежде чем вспомнила о том, что нужно набрать заветный код. Как назло, пальцы едва слушались, да и похолодели настолько, что сенсорные кнопки на них просто не реагировали. Вдобавок Маринетт не могла отвести взгляда от совокупляющихся… в общем, в дом она еле попала — и то по чистой случайности, как ей казалось. Закрыв дверь и отрезав себя от звуков улицы, — никаких гудений автомобилей или криков, только стоны и звонкие шлепки, — Маринетт выдохнула. Едва дойдя до лестницы, она уселась на холодные ступени и потёрла лицо ладонями. — Ну же, Маринетт, будь объективной, — пробормотала она. — Вряд ли это ты виновата… ну не могла же я притянуть секс в свою жизнь вот таким вот образом?! Она истерически рассмеялась, и именно этот звук разбудил Тикки. Квами вылетела из сумочки и замерла напротив подопечной. Быстренько слетав к окну и осмотрев творящийся на улице хаос, Тикки вернулась к Маринетт и успокаивающе погладила ту по уху. — Ну ничего страшного же не происходит? — спросила Тикки. — Подумаешь, сексуальный акума… — Который превратил добрую половину Парижа в непрекращающийся порноролик! Тикки вздохнула. Они не так часто встречались с акуманизированными, зацикленными на сексе в такой степени. Примерно один из двадцати-тридцати одержимых был сексуально озабочен, но обычно это проявлялось не столь глобально. Маринетт даже думать не хотела о том, что же стало причиной акуманизации в этом случае, если одержимый мог спокойно заставить других людей забыть о собственной человечности. — Может это не совсем секс-акума, — предположила Тикки. — Может, этот одержимый просто высвобождает тайные желания или подкручивает гормоны. Или выводит на поверхность инстинкты, или… — Я ценю, что ты пытаешься меня поддержать, — прервала квами Маринетт, — но это лишнее, правда. Давай лучше просто поднимемся обратно в квартиру, ты поешь, и мы перевоплотимся, чтобы разнести эту акуму, как всех остальных. Хорошо? — Звучит как отличный план, Маринетт. Они поступили именно так, как девушка и планировала. Родителей всё ещё не было в квартире, но теперь, учитывая ситуацию, Маринетт не хотела бы с ними встретиться. Во избежание: а если Том и Сабин попали под атаку акумы и стали такими же неадекватными, как люди на улице? Нет уж, спасибо, не надо ей видеть такого счастья. Пока Тикки насыщалась, Маринетт бесцельно бродила по квартире и избегала окон. Её взгляд то и дело сам стремился к блестящим стёклам и улице. И это раздражало. Когда Тикки наелась и розовым росчерком нырнула в серёжки, Маринетт была практически доведена до истерики. Происходящее казалось насмешкой от мира и судьбы: раз уж не можешь предложить заняться сексом своему крашу, Маринетт, то наблюдай за тем, как этим самым сексом занимаются другие! Просто… праздник какой-то! Совершив трансформацию, Ледибаг вылезла из окна в гостиной, как всегда не заботясь о конспирации. Всё равно все, кто мог бы отреагировать на неё, были слишком заняты там, внизу. Ей было просто необходимо найти Кота и придумать хоть какой-то план. Прыгая по крышам, Ледибаг старалась не обращать внимания на тяжёлые вздохи и стоны. От одной только мысли о том, чтобы заняться сексом на улице, её передёргивало. И дело было не столько в приватности и желании уединиться, сколько в температуре: синоптики на сегодняшний день обещали всего два градуса по Цельсию. Низковатая температура для того, чтобы заниматься крышесносящим сексом на проезжей части. Хорошо ещё, что машин не было. Как и снега с дождём. Париж под влиянием одержимого внезапно на самом деле превратился в город любви. Плотской, конечно, но кого это волнует? Любовь слышалась в воздухе, любовью занимались горожане и туристы, о любви кричали люди, срываясь в оргазмы. И всё бы было не так плохо, если бы… Если бы. Во-первых, если бы не акума. Во-вторых, как и во всех остальных случаях, когда был замешан одержимый, ничего хорошего от его влияния не получалось. Люди, хотя и выглядели счастливыми, особенно при оргазме, всё остальное время больше напоминали зомби, запрограмированных на одно-единственное действие. Только закончив совокупляться, попавшие под атаку акумы начинали снова. Иногда они меняли партнёров, иногда нет. В первом случае несчастные горожане на трясущихся руках и ногах просто ползли от одного человека к другому, оставляя за собой тянущиеся дорожки из различных жидкостей. И не всегда это были только смазка, семя или слюна. Люди были так поглощены своей плотской любовью, что просто не могли остановиться даже тогда, когда им требовался отдых или туалет. Это было отвратительно. Ледибаг на всей скорости бежала к их с Котом убежищу. Они давно с напарником договорились, что встречаться будут именно там, особенно если не знают, где находится вторая часть их чудесного дуэта. Это решение оказалось крайне удачным и спасло Ледибаг добрый моток нервов. Гораздо лучше бежать к месту встречи, чем нарезать круги по городу в бесполезном поиске напарника, не так ли? Кота ещё не было, зато под куполом Эйфелевой башни обнаружилась ещё одна акума, Таролог. Ледибаг настолько привыкла к появлению этой одержимой в своей жизни, что практически обрадовалась знакомому лицу. Где-то она, кстати, это лицо уже видела. Знакомая женщина, с острым подбородком и такими зелёными глазами… — Добрый день, Ледибаг. Ледибаг на приветствие только кивнула и неуютно поёжилась. Даже на приличной высоте были слышны стоны и экзальтированные выкрики удовольствия. — Кота ещё нет? — Не видела. Я жду вас двоих. — Ну, загрузка закончена на пятьдесят процентов, — невесело пошутила Ледибаг. — Ждём обычные пятнадцать минут, потом придётся начинать с акумой самостоятельно. Кот появился на исходе десятой минуты. Взъерошенный, с абсолютно круглыми глазами и ярким румянцем на острых скулах. Он ошалело посмотрел на Ледибаг и Таролога, прежде чем проблеять неясное приветствие и усесться прямиком на пол. — Ну и денёк, — икнул он, вздрагивая. — Я пока добежал, меня чуть несколько раз не сцапали. Извращенцы, господи-боже, просто извращенцы! Прошлый секс-акума был и то приятнее! Ледибаг хмыкнула. Прошлый секс-акума оказался явным приверженцем садо-мазо, чёрного латекса и Кота Нуара. Только завидев напарника Ледибаг, этот акума встал на колени, протянул Нуару стек и начал слёзно умолять «хозяина» отшлёпать «своего недостойного раба». Нуар, помнится, даже шлёпнул того пару раз. Просто чтобы не разочаровывать такого преданного фаната, как объяснял Кот. По мнению самой Ледибаг, Нуару просто понравилось, что хоть кто-то назвал его «хозяином». Кот немного отошёл от своеобразного утра, встряхнулся и встал на ноги. Ледибаг он подарил быстрый поцелуй в уголок губ, Тарологу — долгое объятие, чем очень удивил напарницу. Пообещав объяснить всё потом, Нуар отряхнул костюм от невидимых пылинок и преувеличенно-бодрым голосом поинтересовался: — Ну, миледи, каков план? Я бы предпочёл отдаться обуревающей город страсти, но это, видимо, не наш вариант. — Совсем. — Тогда есть другие? Ледибаг по-детски шмыгнула носом. У неё, к примеру, совсем не было никаких вариантов, но признаваться в этом Нуару оказалось как-то неудобно. Она посмотрела на Таролога, и женщина с неожиданной улыбкой пришла героине на помощь: — Если позволите. У меня есть план. Но для его исполнения мне придётся применить на вас одну из своих карт. — И какую? — с подозрением спросила Ледибаг. Несмотря ни на что, она всё ещё весьма скептически и настороженно относилась к этой акуманизированной женщине. Что бы ни говорили Кот и Адриан, как бы Таролог ни вела себя рядом с Чудесными, она всё ещё была одержимой акумой. Порченой душой. И как тут расслабиться с таким соседством, скажите на милость? Правильно, никак. Хотя вроде бы Таролог говорила, что она не человек и не акума, а что-то другое… но ни у Кота, ни у Ледибаг так и не нашлось времени, чтобы поразмыслить над этим. Или хотя бы минутки, чтобы задать пару вопросов этой странной одержимой. К примеру, о её происхождении. Или о том, почему её внешность меняется. О картах… в конце концов, Таролог не могла, судя по всему, использовать одну и ту же карту дважды, а их у неё всего двадцать две. И что будет, когда эти карты, если так можно сказать, кончатся? В общем, одни вопросы и никаких ответов. На вопрос Ледибаг Таролог мягко, по-матерински улыбнулась и вытащила одну из карт откуда-то из тканей своих юбок. — Шестой аркан. Влюблённые. Ледибаг прищурилась. Влюблённые. Ну же, голова, думай… Как позитив — это вроде бы любовь, чистые эмоции, открытые чувства, правильный выбор. Неплохо. Как негатив… любовник? Полное залипание одного человека на другого, игнорирование внешнего мира и внешних событий. Розовые очки, неадекватное поведение, незрелость, неправильный выбор, лживый Эдем… так себе значения. Прикусив губу, Ледибаг посмотрела на Кота. Нуар выглядел скорее заинтересованным, чем напряжённым — ну ясно. В этой ситуации он не помощник, потому что из-за чего-то слишком хорошо относится к этой странной одержимой. Доверяет ей, хотя Таролог появилась не так давно. Да сама Ледибаг это доверие зарабатывала потом и кровью, а у акуманизированной оно словно оказалось вшито в одержимость! Потерев край маски, Ледибаг вздохнула. Она прекрасно понимала, что большая часть её претензий навеяны бредом ревности и ничего под собой не имеют. Ей, пожалуй, было немного обидно, что Кот так быстро принял Таролога в ближний круг и при этом ничего не объяснял. Конечно, Чудесные могли иметь личные секреты, — как у Ледибаг было со звонком Бражнику, — но они в итоге всё равно раскрывались, рано или поздно. Только что-то Ледибаг казалось, что в этот раз всё будет «поздно». Она нервно передёрнула плечами и попыталась прислушаться к собственной интуиции. Та обычно не подводила. Вот только услышать голос шестого чувства Маринетт не смогла: его заглушали раздающиеся на улице стоны, жаркие вдохи и выкрики. А, да, акума-трахарь. Как она могла забыть, Господи. Таролог и Кот терпеливо ожидали её решения, и это давило. Нуар просительно заглядывал напарнице в глаза, одержимая смотрела прямо и спокойно — ну точно Соломон на суде, не иначе. Внезапно разозлившись на собственную нерешительность, Ледибаг отрывисто кивнула и подошла к Коту поближе. Ещё она взяла его за руку и сжала пальцами твёрдую чёрную перчатку. Глупый жест обладания, но ей стало легче, когда Кот сомкнул пальцы в ответ. — Ладно, — сказала наконец Ледибаг, — но мне это не нравится, так и знайте. Плохая идея. — Тебе это интуиция сказала? — тихо спросил Кот. Ледибаг скривилась. Вторая попытка прислушаться к внутреннему чувству кончилась так же, как и первая — никак. Вздохи и стоны, стоны и вздохи. Ледибаг даже позавидовала, потому что её личная, да и сексуальная жизнь пролетали мимо. Интересно, сможет ли она вообще спокойно посмотреть Адриану в глаза после всего… вот этого. Она ведь обычный подросток и думает об обычных подростковых вещах. И о сексе. Соединение Адриана и секса в одном предложении рождало в её голове вполне понятные ассоциации. Да ещё и стоны эти… сколько можно-то! Кот, пока она задумалась, успел встать вровень с ней и протянуть их сплетённые руки вперёд, к Тарологу. Одержимая на их руки положила свою карту — действительно, шестой аркан, Влюблённые. Карта даже засветилась, и на этом моменте Маринетт, наконец, очнулась от своей излишне глубокой задумчивости. Свечение объяло карту и быстро, как змея, перекинулось на руки Чудесных. Оно обвило их запястья, как верёвкой, и перетекло в два красивых золотых браслета толщиной примерно в два пальца. Хотя, учитывая, насколько они были тонкими и неощутимыми, Маринетт лучше сравнила бы их с золотыми лентами. Кот потряс рукой с золотым браслетом, чтобы проверить, не слетит ли тот от резкого движения. Потом поковырял новенькое украшение одним из когтей и, уверившись в том, что оно сидит намертво, довольно кивнул. — А что они делают-то? — спросил он. Таролог подошла к Чудесным и подняла их обвитые лентой руки на уровень своего лица. Маринетт только в этот момент поняла, насколько же женщина на самом деле высокая. Минимум метр девяносто, а может и больше. Ледибаг с её несчастным метр семьдесят было крайне неуютно… ещё и Кот за последнее время очень вытянулся, как и Адриан. Но Агресту хотя бы простительно: у него и мать, вроде, была очень высокой, и отец выше двух метров. Два двадцать вроде… В индустрии моды смеялись, что Габриэль стал модельером только из-за того, что никак не мог найти себе нормальную одежду по росту. Маринетт не была уверенна, что это просто шутка. — Ничего особенного, — сказала Таролог, рассматривая золотые ленты, — они просто фиксируют вас друг на друге, чтобы акума ничего не мог сделать с вашим сознанием. Влюблённые… обычно они говорят о наличии третьего в отношениях, потому что эту карту слишком часто рассматривают именно в негативном значении. Я же использовала её для заключения вашего волшебного брака. На время. «Цепи Гименея», — уныло подумала Маринетт, когда Нуар отпустил её руку. — «Ну почему мир меня сводит именно с Котом, а не с Адрианом, а?» — Ладно, у нас нет времени предаваться раздумьям и унынию, — Ледибаг вытащила свою ладонь из чужой руки и хлопнула себя по щекам. — Хотя ты, Нуар, совсем не выглядишь недовольным. — Шутишь?! Да только что сбылась моя мечта, брак с тобой, миледи! Спасибо, мам! Он напрыгнул на Таролога с объятиями, пока Маринетт бестолково хлопала ресницами. Учитывая, что акуманизированная совсем не удивилась обращению Нуара, а, напротив, обняла Кота в ответ, Ледибаг не послышалось. «Мам». Ну обалдеть вообще. — Так. Так. Так… Ладно, — Ледибаг коснулась маски и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Об этом мы с тобой тоже поговорим… потом. Сейчас акума. Учитывая, что мать Нуара, насколько Маринетт помнила, или пропала, или умерла… вопросы, вопросы. Не акума и не человек, да? Кот отлип от матери и счастливо улыбнулся напарнице. — Конечно. Мы давно должны были поговорить, правда? К тому же, если получится, ты узнаешь мою личность! — Если получится, — эхом отозвалась Ледибаг. Она ощущала, как её сознание медленно, но верно переключается в то, что Тикки называла «боевым режимом». Где малышка-квами услышала такое определение, Маринетт не спрашивала. Скорее всего из какого-то фильма: Тикки частенько зависала перед телевизором по ночам, пока все спали. Сабин потом, правда, ругалась на Томаса — мать Маринетт считала, что месье Дюпэн просто забывает выключить телевизор в гостиной вечером. — Ладно, — Ледибаг хлопнула в ладоши, окончательно фокусируясь на акуме и предстоящем бое. — Как нам найти акуму? Разделяться я не хочу, неизвестно, какие у одержимого способности. Мало ли, может он способен не только повышать гормональный фон, чтобы провоцировать желание. — Как ты это красиво вывернула, миледи, — Кот растрепал волосы. — Гормональный фон… — А ты как интерпретируешь происходящее? — Ну, типа злое волшебство и всё такое. Может у акумы вообще волшебная палочка. Насмотрелся хентайных аниме и вообразил себя злой мадокой. Маринетт замерла. Воображение у неё было живое, натренированное созданием эскизов и дизайнерством, так что предложенный Котом вариант акуманизированного тотчас появился у Ледибаг перед глазами. Маленькая девочка-волшебница в пышном розовом платьице, может быть даже с крошечными крылышками за спиной, такими прозрачными, блестящими и магическими… и волшебная палочка. Хотя, учитывая специфику проявления акумы, вместо палочки будет дилдо или вибратор. Тоже волшебный. Ледибаг встряхнула головой, чтобы избавиться от странного видения. Девочка-подросток в розовом с членом в руке никак не хотела уходить. Растерянно посмотрев на Кота, Ледибаг тяжело вздохнула: вот вечно Нуар что-то брякает, а она потом не может разобраться с собственным воображением. За это Кот, кстати, не раз получал по ушастой голове её йо-йо. Но при матери бить его как-то… неправильно, что ли. Особенно если мать у него то ли пропала, то ли умерла. Скорее умерла, если считать, что акумы — это души из-за Граней, по словам Плагга. Но мать Нуара жива. Но она говорила, что она не акума и не человек. Как всё сложно-то, боги. Иногда Маринетт хотела быть просто тупой девчушкой, думающей только о блёстках, мальчиках и макияже. Никаких тебе акум, никакого спасения мира, никаких Граней и боли после сражений. Знай себе вздыхай по Адриану и выбирай новую помадку. Она снова встряхнулась и всё-таки взяла себя в руки. — Обход города, — сказала Ледибаг. — Традиционный маршрут, ладно? Он как раз проходит через все высокие точки Парижа, так что мы в любом случае найдём акуманизированного, хотя бы издалека увидим. — Хороший план, — одобрила Таролог. — Но я не участвую. После использования карт мне надо восстановиться, хотя бы недолго. Поэтому вынуждена вас покинуть. Она растрепала волосы Кота и кивнула Ледибаг на прощание, прежде чем кинуть себе за спину карту Шута. Уход Таролога был таким же, как и ранее: она просто вошла в раскрывшийся портал к шагающему мужчине и мелкой тявкающей собачке. Едва Таролог оказалась по ту сторону, как разлом реальности схлопнулся с едва различимым шипением. Кот задумчиво потёр подбородок. — Интересно, это и есть те Грани, о которых говорил Плагг? — Всё может быть, — Ледибаг пожала плечами. — Во всей литературе по Таро, которую я листала с друзьями, говорилось, что старшие арканы представляют мироустройство или что-то вроде того. Может, карты и есть те самые Грани, между которыми всё натянуто? — Это уже нечто вроде философии. — И у нас нет на неё времени. За мной. Они добежали до привычных по ночным обходам крыш и встали на свой традиционный маршрут. Прыгать по знакомым черепицам было приятно, Ледибаг даже успокоила сильно бьющееся сердце. Кот тоже вошёл в ритм: Маринетт заметила, что напарник прекратил мельтешить и теперь каждый его прыжок и взмах шестом стали скупыми и точными. Внизу творилась вакханалия, по-другому Маринетт происходящее не могла назвать. Акуме было всё равно, на кого влиять, так что сексом занимались буквально все подряд, вне зависимости от пола или возраста. Ей оставалось только отводить взгляд от особо нелицеприглядных картин, потому что единственное, что могла сделать в этой ситуации Ледибаг — это победить акуму и использовать Чудесное Исцеление. Всё. Как-то пытаться вмешиваться в происходящее внизу было не просто бессмысленно, но и опасно. Если акума воздействовала на мозг человека, то последствия вмешательства Чудесных могли быть самыми разными, от помешательства до смерти. А на Чудесное Исцеление Маринетт всё же старалась особо не полагаться, сама не зная почему. Просто иногда ей казалось, что Исцеление — это какой-то ограниченный ресурс, и что энергию он черпает не из бесконечного источника. Тикки её мысли не подтверждала, но и не опровергала, потому что не знала сама: в прошлом города были не такими большими, как нынешний Париж, и акумы не успевали так уж сильно набедокурить. — Чудесное Исцеление всегда справлялось, — говорила квами. — Но ты можешь быть права в своих суждениях, я тебя обманывать не буду. Даже я сама не всё знаю о способностях и ограничениях Ледибаг. Такие слова непременно расстраивали Маринетт, сколько бы Тикки не напоминала о том, что не является всезнающей. — Как же так? Тикки обычно смотрела на подопечную старыми мудрыми глазами и улыбалась, так, как могла бы улыбаться языческая Праматерь. — Творец создаёт человека и выпускает его в жизнь, чтобы тот познал себя и свои возможности. Почему ты считаешь, что с квами ситуация обстоит иначе? Единственное, что Тикки знала о Чудесном Исцелении — это что оно всегда срабатывало, вне зависимости от сложности разрушений. Внутреннее ощущение Маринетт квами немного беспокоило, но не слишком сильно. — Ты же леди-удача, — говорила Тикки, чтобы успокоить Маринетт во время очередного приступа паники. — Даже если с Чудесным Исцелением что-то будет не так, всё образумится. Ты справишься, потому что Фортуна на твоей стороне. Маринетт, которой не слишком везло в жизни, в любви и в школе, на это только кисло улыбалась. Чудесные прошли половину города, но акуму так и не нашли. Зато везде были следы его пребывания: занимающиеся беспорядочным сексом люди. Кое-кто из пострадавших едва двигался, другие вполне бодро скакали или работали бёдрами, вызывая у Ледибаг отвращение и приступы тошноты. Во всём этом совокуплении не было не только любви, но и хоть какого-то смысла. — Боже, как же это отвратительно, — не утерпела Ледибаг, видя очередную кучу-малу из голых тел. — Просто… ужасно. — Я стараюсь не смотреть вниз, — заметил Кот. — Потому что если смотрю, то начинаю злиться или расстраиваюсь. В любом случае, мы же с тобой всё поправим, правда, миледи? — Естественно. — Ну, посмотри на всё это с позитивной точки зрения. Хотя бы нет разрушений города. — Зато сколько будет истощений, обмороков и даже смертей… — Смертей? Ледибаг отмахнулась, как от чего-то неважного. Она не собиралась говорить Коту, что наверняка больше всего от этого беспорядочного совокупления пострадает множество подростков и детей. Нечего Нуару задумываться о такой мерзости, ещё разозлится и опять наделает кучу глупостей… а Маринетт хватило и одного удара током. В этот раз, конечно, никакого тока не было, только секс и похоть. Но под атаку попадать всё равно отчаянно не хотелось. Акуму они нашли практически в самом конце обхода города. Что же, Нуар в чём-то оказался прав: одержимая была ближе к девочке-волшебнице хотя бы из-за того, что оказалась женщиной. Но вот платья на ней не было. Наоборот, акума оказалась абсолютно голой; её тело не прикрывали даже длинные волосы до колен: те к концам разделялись на толстые пряди, которые переходили в живые змеиные головы. В целом, внешний вид одержимой напоминал то ли о средневековой ведьме, то ли о Медузе, или же о совмещении этих двух образов. Волосы были медно-рыжими, змеи ярко-зелёными и очень злыми, кожа акуманизированной оказалось белой и веснушчатой, а глаза — неправдоподобно яркими, красными. Одержимая громко смеялась, когда видела, как люди занимаются сексом. Её это радовало сильнее, чем ребёнка рождественские подарки, и становилось абсолютно ясно, что договориться не получится. Был такой тип одержимых, которым просто нравилось то, что они творили. Чудесные с пять минут наблюдали за тем, как акуманизированная одним взмахом руки заставляла испуганных людей разрывать на себе одежду и начинать совокупляться. За тем, как она смеялась и танцевала под рваный ритм тяжёлых вздохов и влажных шлепков. Наблюдение дало свои плоды: Ледибаг и Кот нашли заражённый предмет. Как насмешка над их золотыми лентами, это оказался золотой же браслет на руке акуманизированной. В моменты, когда одержимая взмахом руки проклинала людей, этот браслет светился ярко-зелёным цветом и очень привлекал к себе внимание. К тому же, это был единственный предмет одежды на девушке. Вообще единственный предмет на её абсолютно голом теле. Чудесные, налюбовавшись на творящийся шабаш, аккуратно переползли с края крыши под защиту высоких дымовых труб. Нуар хмыкнул, повертел в руках жезл и посмотрел на напарницу. Ледибаг хмурилась — в голову героине ничего не приходило. Наконец, она приняла своё поражение и спросила: — Идеи? — Как всегда, миледи. Я отвлекаю, ты бьёшь чем-нибудь тяжёлым по голове. — Я не бью людей по голове. — Людей нет, но это же акума. И вообще, может, Супер-Шанс? Маринетт чуть не шлёпнула себя по лбу. Забыла о своём главном оружии, ну надо же! На всякий случай они отползли ещё подальше, чтобы не привлекать внимание акумы. Потерять одержимую Маринетт не боялась: судя по всему, та не собиралась в ближайшее время менять дислокацию. Слишком уж акума увлеклась обращением в секс-рабов людей, по воле случая запертых в огромном магазине. Маринетт даже представлять не хотела, какая там будет оргия. Нет уж, хватит с Ледибаг и девочки-волшебницы. Супер-Шанс выдал небольшую клетку, в которой сидела крошечная белая мышка. Кот, увидев подарок волшебства, склонил голову набок и скривил губы. — И что нам с этим делать? Ледибаг повертела клетку в руках. Мышь вела себя как живая: пищала, часто-часто дышала и нервничала, если клетка слишком сильно переворачивалась. Крошечные ушки дрожали, как и длинные белые усы. Трогательное существо. Даже жалко, что, едва увидев эту мышь, Ледибаг подумала о волосах-змеях акумы.