Грани миров

Произошедшее во время съёмок обращения к парижанам ясно дало Ледибаг понять, что просто так с нынешними акумами им с Котом не справиться. Опасность, говоря откровенно, больше представлял Палач, чем Упырь: у второго непобедимой была его армия, а вот первый… фактически, ему нельзя было даже попадаться на глаза, ведь этот одержимый мог буквально убивать одним только взглядом. Это действительно оказалось проблемой. Большинство обычных тактик Чудесных просто не работали. Ледибаг и Кот Нуар привыкли действовать по одной схеме: он отвлекает и берёт удар на себя, она в это время отнимает заражённую вещь и очищает акуму. Но как Кот мог бы отвлечь Палача на достаточно долгое время? Одержимому было достаточно просто взглянуть на Нуара — и Кота просто вздёрнет на виселице. В любом случае, Ледибаг не хотела, чтобы Кот пережил то, что и она. Нуар, конечно, был очень крепким парнем, — что физически, что ментально, — но переживания в петле оказались не тем, чем Маринетт желала бы поделиться. Поскольку Палач так и не смог добить Ледибаг, он на ней зафиксировался. Теперь акуманизированный бродил по Парижу и мало обращал внимание на происходящее вокруг. Он искал девушку в красном, напряжённо вглядывался уставшими глазами в переулки и разбитые витрины магазинов, подолгу зависал перед плакатами с героиней и в общем выглядел как потерянный ребёнок. Честное слово, Ледибаг бы даже его пожалела — если бы одержимый не искал её для того, чтобы убить. В подобной задумчивости Палач частенько натыкался на низших упырей и даже Солдатов, что, естественно, последним крайне не нравилось. Обращённые вампиры были подвержены сильному влиянию инстинктов и напоминали этим диких животных. И нарушение границ территории, которую упыри считали своей, оказывалось для них довольно травмирующим. Но вампиры всё ещё подчинялись своему создателю, а Упырь относился к Палачу со снисходительной брезгливостью. Может быть считал, что другой акума выглядит недостаточно стильно, а может дело было в напрасной трате крови во время казни — самому-то Упырю кровь была нужна для жизни, а Палач совсем не думал о её сохранении во время четвертования. Напряжение между вампирами и Палачом было достаточно высоким, но вот между Упырём и Палачом практически отсутствовало. Ледибаг и Кот Нуар наблюдали за медленной прогулкой Палача по улицам Парижа из безопасного, плохо просматриваемого укрытия. Опытным путём Кот выяснил, что этому акуманизированному плевать на закрывающую тело одежду: Нуар вырядился в кота-из-коробок, соорудив себе костюм из картона, но Палач всё равно чуть не придушил непутёвого героя. Ледибаг хотелось самой прибить напарника после того, как она вытащила Кота из петли и сбежала с ним от одержимого. А вот физические преграды становились для Палача непреодолимыми. Но тут появлялось новое неудобство: Ледибаг могла закрыться от акуманизированного оторванной от машины дверцей; Палач в ответ мог вылить на голову героини сотни литров расплавленного железа. В общем, неудобный и опасный противник. У Ледибаг так и не получилось придумать, как ей получить заражённые наручные часы Палача, потому что она просто не могла приблизиться к нему на достаточное для контакта расстояние. Да ладно, она даже не могла придумать, как просто убить акуманизированного — Маринетт была уже согласна и на силовой метод решения проблемы, так её душевно вымотало происходящее. Она не хотела больше видеть залитые кровью улицы, висельников, оторванные части тел и другие продукты жизнедеятельности Палача. — Да ладно, Баг, — беспечно говорил Кот в ответ на её ворчание, — мы победим, и ты всё восстановишь. Как всегда. Короче говоря, напарник тоже не слишком помогал успокоиться. И, несмотря на всё это, Ледибаг всё равно не могла признаться Нуару в том, что её волшебство барахлит. Палач бродил по улицам в безуспешных поисках Ледибаг. На изредка попадавшихся ему на пути горожан он обращал внимания не больше, чем на мух, роем вьющихся вокруг его нелепой фигуры. Парижане, спасшиеся от его внимания, старались как можно быстрее спрятаться в каком-нибудь переулке или и вовсе в канализации. Кот поковырялся когтем в зубах, — на завтрак у Чудесных была китайская еда с пересушенной курицей и недоваренной лапшой, которая прилипала к эмали намертво, — и посмотрел на напарницу. — Что делать-то будем? Надо как-то уже заканчивать всю эту грустную историю. Ледибаг кивнула. Они действительно затянули, редко когда акума так надолго заставляла их напрячься. К тому же, непреложный факт: чем дольше одержимый бесчинствует, тем больше Ледибаг придётся восстанавливать. — У меня есть идея, — шёпотом сказала героиня, не отрывая взгляда от фигуры Палача. — Но в исполнении она трудная. — Идея? Это уже отлично. — Ага, конечно. Маринетт прикусила губу и кинула быстрый взгляд на Кота. Нуар выглядел уставшим, не спасало даже волшебство костюма: тёмные круги под глазами, намёк на морщинки между бровей, застывший взгляд, а поверх всего этого — распыленные остатки хорошего настроения. Конечно, после Исцеления все эти признаки сметёт волной волшебства, но вот тяжесть взгляда вряд ли исчезнет так же легко. — Я хочу стравить Палача и Упыря. — Отлично. И как мы это сделаем? Ледибаг пожала плечами. Цель-то она обозначила, но вот что делать дальше — понятия не имела. Легко сказать «стравить акум». По факту это сделать практически нереально: одержимые слишком зациклены на разрушениях и уничтожении парижан, чтобы реагировать друг на друга. Конечно, у Палача были небольшие разногласия с подчинёнными Упыря, но ведь с самим-то Упырём никаких проблем не было! Значит, надо их создать. Ледибаг погладила свою маску, затем прикусила кончик большого пальца и нахмурилась. Она была уверена, что у неё тоже есть та самая морщинка между бровями, как у Кота; точнее сказать, не морщинка, а только её обозначение, намёк на сложную жизнь и тяжёлые размышления. И поделать с этим ничего было нельзя: Чудесное Исцеление, увы, здесь пасовало. Она посмотрела на Кота. — Из-за чего у Упыря и Палача наибольшие разногласия? — Территория и кровь, — как само собой разумеющееся ответил Нуар. — Если упрощать, то люди. — Люди… Ледибаг уставилась на далёкий горизонт. Они с Котом сидели достаточно высоко, чтобы ничего не перекрывало обзор, и героиня могла видеть вплоть до самой границы молочного купола. Разные по высоте дома почему-то напоминали ей костяшки домино и клавиши фортепиано одновременно. А фортепиано сразу же напомнило об Адриане — ласковом, улыбчивом, слабом человеке, в которого Ледибаг, — Маринетт, — всё ещё была влюблена без памяти. Интересно, жив ли он? — Миледи, — Кот тронул Ледибаг за плечо и, немного замявшись, привлёк к себе. — Не знаю, о чём ты думаешь, но всё будет хорошо. Она тихо хмыкнула. Кот был прохладным и приятным, как холодильник летом. — Что, так заметно? — Ну вообще-то да. Но ты правда не волнуйся, мы всегда выигрываем. Мы же главные герои этой истории, разве нет? Вздох Ледибаг был тяжёлым и сиплым. Воздух после последней фразы Кота словно раскалился или замёрз, и теперь обжигал язык и лёгкие. Они главные герои истории. А кончится ли эта история хорошо? Паника накатывала снежной лавиной. Уже знакомая с признаками своего расстройства, Ледибаг обмякла в руках Кота и закрыла глаза. Нуар не подвёл: обвил лапами талию напарницы и прижал к себе, не давая упасть. При этом он ещё и следил за тем, чтобы их фигуры не выходили за границы укрытия и не привлекали внимание Палача. В такие моменты Нуар был крайне ответственным котом, с этим Ледибаг поспорить не могла. Волна за волной паника захлёстывала сознание девушки. Маринетт отстранилась от самой себя и словно со стороны наблюдала за тем, в каком ужасе мечется её разум. Кот с таким же безграничным терпением держал её безвольное тело в своих объятиях и целовал кривящиеся губы — не столько для собственного удовольствия, сколько для того, чтобы Ледибаг сохраняла тишину. Она не чувствовала оттенка зимы, который сопровождал все поцелуи Нуара. В этот раз было солёно: её собственные слёзы закатывались в рот, принося с собой железистый вкус. Вот ещё одна загадка: если слёзы Ледибаг были ненастоящими и неощутимыми, то почему они имели вкус соли и крови? В какой-то момент Маринетт, отстранённая от собственного тела, внезапно поняла, что снова может вернуть управление. Небольшим волевым усилием она словно соединилась с собой, ощутила руки и ноги, лицо, зажмуренные глаза и Кота рядом. Нуар был прохладным, приятным, сильным, его губы казались словно из свежевыпавшего снега, а клыки мягко кололи её язык в опасной ласке. Поцелуй из обречённого стал нежным, затем страстным и в итоге — просто потрясающим. Ледибаг закинула руки Коту на плечи и притянула ещё ближе. Нуар вцепился в девичью талию, вжимая в себя, давая почувствовать не только его животную силу, но и такое же неудержимое желание — Кот был возбуждён. Маринетт не знала, было ли это влиянием эмоций и момента, — в плохом смысле, — или же Нуар просто поддался инстинктам, но это словно отрезвило её. Разум стал таким же чистым и холодным, как дыхание напарника, и Ледибаг отстранилась. — Акумы, — напомнила она, стараясь выровнять дыхание. Кот кивнул, но рук с её талии не убрал. Он дал Ледибаг немного отстраниться, однако всё ещё не выпускал из своих когтистых объятий. — Они сражаются за людей, — сказал Нуар. — За их кровь и жизни. И людей осталось очень мало внутри купола. Вопрос времени, когда Упырь и Палач начнут грызню за территорию и охотничьи угодья. — Палач сейчас охотится на меня, — не согласилась Ледибаг. — До остальных ему дела нет. Кот пожевал губу. Выглядел Нуар как ребёнок, провинившийся перед строгим родителем. — Я обсуждал это с Плаггом. — И? — И он предложил способ, который поможет с этим. — И? — более требовательно повторила Ледибаг. Кот цыкнул. — Мне этот способ не понравился. Тебе он тоже не понравится. — Это уже мне решать. Говори. Кот отпустил её талию и отступил на пару шагов. Нуар снова хмурился, хотя всего минуту назад он выглядел почти счастливым и достаточно умиротворённым. — Плагг предложил дать палачу то, чего он хочет. Дать ему тебя. — Что? Кот потёр ладони и криво улыбнулся. — Он предложил дать акуме тебя, — повторил Нуар. — Ну, то есть не совсем тебя, а обманку. Чтобы он вздёрнул кого-нибудь, кто будет максимально на тебя похож, и успокоился с твоими поисками. Это даст нам место и время для манёвра. Маринетт подняла брови, но ничего говорить не стала. Такой способ решения проблемы действительно был больше присущ Плаггу, нежели её Котёнку: Нуар обычно пытался спасти всех и вся, не желая использовать принцип меньших потерь. Плагг же, учитывая все его прожитые столетия, заметно очерствел сердцем. Хотя, возможно, это было всего лишь свойство характера. Тикки ведь была того же возраста, что и Плагг, однако отличалась гораздо большим миролюбием и гуманностью. Но идея была, откровенно говоря, очень даже неплохой. Нынешние поиски Палача в самом деле не давали Чудесным «места для манёвра»; по городу приходилось передвигаться с оглядкой. Опаска натолкнуться на акуму заметно портила нервы героям и мешала нормально думать. Что уж говорить о составлении сколько-нибудь грамотного плана! — Кого Плагг предлагал вместо меня? — Хлою Буржуа. Несмотря на личную антипатию, Маринетт кивнула. Отличный выбор, если задуматься. Хлоя, как настоящая фанатка Ледибаг, пойдёт на подобную авантюру, — в Буржуа всегда было веры в Чудесную героиню больше, чем у самой божьей коровки, — к тому же, у неё есть отличный косплей-костюм и какой-никакой опыт в копировании Ледибаг. Хлоя не будет сомневаться в просьбе героини и бесстрашно пойдёт на смерть, если та скажет, что это необходимо. Хлоя всегда была уверена, что Ледибаг исправит любую ситуацию при помощи своего волшебства. Если бы Маринетт могла, она бы отдала Буржуа Талисман — но у Дюпэн-Чэн не было волшебной шкатулки в загашнике. Может, если бы была, всё бы вообще пошло по-другому. Тяжёлый вздох знаменовал принятое решение. Кот продолжал кривить губы в улыбке, понимая, какой нелёгкий выбор поставил перед напарницей. Дело оставалось за малым: переступить через остатки человеколюбия и сознательно отправить хорошо знакомую девушку буквально на плаху. Сложно, но реально. Да и другого выхода Ледибаг пока не видела. — Ладно. Ладно, сделаем так. — Миледи, это… — Пошли к отелю Буржуа. Может по дороге я найду другой выход, чтобы не привлекать Хлою ко всему этому. К тому же, всегда оставалась вероятность, что Хлои уже нет в живых, и план всё равно придётся менять. Апокалипсис диктовал свои условия. Бег по крышам был необычно медленным. Во-первых, Ледибаг старательно напрягала мозг, чтобы найти другой способ удовлетворить желание убивать у Палача. Манекен? Пугало? Голограмма? Может, стоило использовать свежий труп? Переодеть какого-нибудь вампира? Последний вариант, кстати, был довольно привлекательным, но уж больно опасным: пара пропущенных укусов, и герои пополнят упыриную армию. А это означало окончательное поражение как Парижа, так и мира в целом. Кто же будет защищать Землю, если с Котом Нуаром и Ледибаг что-то произойдёт? Примерно на половине пути до Башни Кот замер и схватил Ледибаг за руку. Герои скрылись за грязным рекламным баннером, чтобы не показываться на глаза собравшимся на площади неподалёку приспешникам акум. Множество упырей возились, как куча насекомых, то и дело залезая друг на друга и вцепляясь в чужие глотки. Крошечные потасовки вспыхивали и гасли, как свет светлячков по ночам. По середине площади было пустое пространство, на которое безмозглые упыри боялись заходить. В почти идеальном круге друг напротив друга стояли двое акум. Кот достал жезл, откинул крышечку и навёл на происходящее крошечную камеру. На экране оружия появилась картинка, словно снятая при помощи идеального оборудования. Надья Шамак просто обзавидовалась бы. Палач и Упырь стояли друг напротив друга и молчали. Выражение глаз Палача было привычно-уставшим, да и Упырь не изменил собственной привычке тянуть улыбку щелью рта. Возящиеся вокруг вампиры добавляли сюрреализма: множество их движений оттеняли полную неподвижность акум-предводителей. Кот приблизил картинку, пощёлкав коготками по экрану. — Интересно, что происходит. — Не думаю, что нас это касается. — У них тут собрание анонимных кровопускателей. Конечно же нас это касается. Ледибаг закатила глаза. — А мы тогда кто? Сообщество, выступающее против этих собраний? — Мы как анти-Ку Клукс Клан, миледи. Нас касается всё, что происходит с этими кровопийцами. И с Палачом, да, не забываем про него. Как бы увеличить звук… — Сейчас, подожди. Ледибаг сняла йо-йо с пояса и немного подкинула игрушку в ладони, призывая Талисман Удачи. Однако вместо какого-нибудь прослушивающего устройства или камеры, на которые Маринетт надеялась, в руки ей упал больничный пакет с кровью. Дюпэн-Чэн видела такие, когда участвовала в программе донорства. — Ты решила подкормить их? — не понял выверта Талисмана Кот. Маринетт потёрла лоб и подняла взгляд на напарника. В её супер-зрении Нуар на мгновение вспыхнул красным в чёрную точку — так же, как и призванный пакет. Недоумённо пожав плечами, Маринетт отдала пакетик напарнику. — Ты решила подкормить меня? — ещё больше растерялся Нуар. — Так я вроде больше по рыбке и круассанам, мурледи. Кровь это как-то… излишне. — И слава квами, котёнок, а то мне было бы прямо-таки неловко. Нуар повертел пакетик в лапах, крайне осторожно обращаясь с когтями, после чего убрал подарок Супер-Шанса в один из своих бездонных карманов. — Так мы будем подбираться ближе или нет, миледи? Палач и Упырь всё так же стояли посреди бурлящего моря серых тел. Упырь улыбался ещё больше. Палач горбил и без того согнутую спину, вампиры вокруг недружелюбно щёлкали челюстями и порыкивали. Ветер доносил запах крови и гнили, сопровождающие едва различимые обрывки слов. Ледибаг совершенно не хотелось разбираться с обнаруженным собранием. Но убивать Хлою Буржуа ей не хотелось ещё больше. — Ладно, котёнок, идём, проверим этих анонимных собирателей. Предельно осторожно Чудесные подобрались максимально близко. Скрываясь за любой попадающейся им на пути преградой, они смогли подползти буквально под нос акумам: площадь теперь расстилалась прямо перед глазами героев, затаившихся на одном из низких балкончиков старинного парижского здания. — У нас была договорённость, — сказал Упырь, явно продолжая разговор. — И ты её нарушаешь. Слишком много бесполезных убийств в последнее время… — Мне нужна Ледибаг, — глухо отозвался Палач. — Как и всем нам. Если ты не помнишь… — Мне нужна Ледибаг. Упырь душераздирающе вздохнул; его бесконечные серокожие приспешники отозвались на это раздражённым рычанием и клокотанием. Кот и Ледибаг переглянулись, но комментировать услышанное никак не стали: побоялись привлечь внимание акум к своему убежищу. — Ну так и ищи Ледибаг. Зачем ты начинаешь налево и направо убивать? Поначалу-то нормально всё было, друг мой, ты даже перестал охотиться на наших землях… На этот раз Палач звучал обозлённо. — Мне нужна Ледибаг. Другие мешаются. Я их убираю. Упырь поморщился; вампиры начали визжать и ухать, как сборище потревоженных мартышек. — Людей и так мало, мой недалёкий друг. И ты решил совсем лишить меня и моих детей пропитания? — Мне всё равно. Мне нужна Ледибаг. Маринетт увидела глаза Палача — и вздрогнула. Взгляд у акумы был безумным и практически лишённым разума. Вампиры вокруг волновались намного больше, чем их создатель. Казалось, что их безумие рождается в глубине зрачков Палача и распространяется по серым телам, как лесной пожар после долгой засухи. Отец всех этих тварей совсем не пытался как-то их приструнить. Выглядело это так, будто ему просто всё равно на происходящее в рядах собственной армии. — Так мы ни к чему не придём, мой сильный, но тупой друг. Маринетт поняла, что разговор в таком ключе мог продолжаться ещё очень долго, и слушать дальше не было никакого смысла. Она повернулась к Коту и заметила, что напарник напряжённо всматривается в бушующих вампиров. Судя по блеску зелёных глаз, у Нуара был какой-то план. — Миледи, ты мне доверяешь? — едва слышно спросил Кот. — Нет. — Хорошо. Я и сам себе не верю. Он завозился, доставая пакет с кровью. Ледибаг, не двигаясь, следила за движениями напарника, стараясь дышать через раз — на всякий случай. — Я, кажется, придумал, как нам стравить акум без участия Хлои. — Мне этот план, видимо, не понравится. — Но ты же мне доверяешь? Его улыбка была широкой и шальной, и Ледибаг поняла: доверять такому Коту Нуару нельзя ни в коем случае. Что бы ни произошло в ушастой голове, героине это наверняка не понравится. А значит, Нуара стоило остановить. Кот схватил Ледибаг за запястье свободной рукой и подтянул ладошку к своим губам. — Я люблю тебя, Ледибаг. И я верю в тебя. Ты же чудесная леди моего сердца, верно? — Ты о чём?.. Кот! Нуар заглушил её возмущение поцелуем. Простое прикосновение губ, сильное, но совершенно лишённое какой-либо романтики. — Прости, Ледибаг, — шепнул он в этом неправильном поцелуе. — Ты о… Договорить у неё не получилось. С губ Кота змейками соскользнуло несколько чёрных молний, которые сразу же заметались по телу героини. Это было сродни электричеству: тело Ледибаг онемело за одно мгновение, руки и ноги потеряли чувствительность, дыхание сбилось, голос пропал. Мир перед глазами раздвоился, затем растроился, потерял чёткие очертания. Затем исчезли звуки; последнее, что Ледибаг услышала — то, как Кот выпрыгнул из их укрытия, крича что-то. Это был безответственный, самоубийственный поступок. Бесполезная атака, если кто спросит Ледибаг. Единственный выход, по мнению Нуара. Зрение вернулось первым и почти сразу. Лишённая возможности двигаться или хоть что-то сказать, Ледибаг могла видеть, как Нуар вальяжно идёт по пустырю к акумам. Как он, закинув шест себе на плечи, что-то выговаривает смотрящим на него одержимым. Как он доходит до Палача и, словно какой-то плохиш в фильме, разрывает пакет с кровью прямо над головой акуманизированного. Попытка сбежать, воспользовавшись ступором акум, провалилась: всё же, Палачу было достаточно одного взгляда, чтобы… Это была не виселица. Голова Кота просто крутанулась, как в ужастике, и Нуар упал на площадь, уже не дыша. Ледибаг попыталась было дёрнуться, чтобы сделать хоть что-то, но тело её подвело. Чёрные молнии были безмолвны, они не трещали подобно электричеству, но с такой же силой травмировали её тело. Она могла только смотреть и заходиться в истерической панике. Море вампиров пришло в движение. Они, как приливная волна, как могучее цунами, хлынули вперёд. Видимо, их влёк запах крови, стекающий по одежде Палача. Звероподобные существа пытались оторвать от акумы хотя бы один кусочек, чтобы насытить свои животы — и у них, что удивительно, получалось. Палач бестолково махал руками. То тут, то там появлялись и пропадали бессчётные виселицы, плахи, дыбы; вампиров оказалось слишком много. Поняв это, Палач обратил налитые кровью глаза к Упырю: — Останови их! Виселицы всё росли и росли, одни сменяли другие. Вампиров вокруг меньше не становилось. Упырь при этом выглядел скорее раздосадованным, чем недовольным. Он легко двигался среди моря тел своих деток, словно и не замечал их копошения. На Палача ему было плевать, однако было рядом с акумой что-то, что привлекло его внимание… С холодным сердцем Маринетт поняла, что Упырь шёл к Коту. К телу Кота? Нет, она же Чудесная Ледибаг, она всё восстановит. К Коту. Она его оживит. Нужно только… Упырь дошёл до Нуара, схватил того за руку и поднял. Безвольный Кот напоминал тряпичную куклу. Хвост, обычно изогнутый или виляющий, был таким же безжизненным, как и вся фигура Нуара. Упырь широко ухмылялся клыкастым ртом, смотря прямо на Палача и на то, как вампиры рвут плоть соперника. Отец чудовищ медленно потянулся к руке Кота и неторопливо стянул с пальца чёрное кольцо. Несмотря на яркую зелёную вспышку, Маринетт всё равно увидела, как акума сожрал камень Чудес. Дальше она смотреть уже не могла. По щекам у Маринетт текли слёзы, горько-солёные и ненастоящие. Её трясло. Чёрные молнии терзали её тело, паника и горе убивали разум, ужас завладел душой. Мир вокруг словно перестал для неё существовать. Пропали звуки и запахи, померкли яркие круги перед зажмуренными глазами, взорвалась Вселенная и умер Бог. Осталось только всепоглощающий ужас и отвратительный вкус собственных слёз. Она пролежала в укрытии так долго, что площадь опустела, а чёрные молнии пропали. Маринетт просто продолжала лежать лицом в холодный камень старого балкона, не реагируя ни на что. Она даже не заметила, когда рядом с ней опустилась Таролог. — Вставай, Ледибаг, — сказала женщина усталым голосом. — Иначе всё это не имеет никакого смысла. Маринетт не отреагировала. Тогда Таролог потянулась к её серёжкам и беспрепятственно сняла одну — просто для того, чтобы прервать изматывающую трансформацию. Женщина вернула серьгу на место, едва пропал волшебный костюм. Ощутив пропажу могущества из собственной крови, Маринетт издала долгий болезненный писк. Это было похоже на потерю конечности. Особенно травмирующе после того, как ей вырезали сердце. Тикки парила рядом с подопечной. Она не пыталась как-то успокоить Маринетт или сказать что-то ободряющее. Напротив, квами словно потеряла вечный оптимизм, даже свечение стало более тусклым. Маринетт села на колени, безумным взглядом оглядываясь вокруг. Схватила Тикки и прижала квами к себе. Из горла девушки вырвался хрип, словно она не говорила по меньшей мере год. — Ледибаг, — позвала Таролог. — Идём. Нам надо продолжить. Безумные голубые глаза уставились на женщину. Маринетт открывала и закрывала рот, руки у неё тряслись, Тикки в ладонях дрожала. Да и у самой девушки ноги обессилели настолько, что она ни за что бы не встала на них. — Кот там лежит, — всхлипнула Тикки. — Котёнок… — П-плагг? Тикки задрожала ещё больше. — Не-нет его-о!.. Маринетт цепляясь одной рукой за перила, кое-как поднялась на ноги и перегнулась вперёд, чтобы увидеть… что она хотела увидеть? Он лежал там. Одежда была красной от крови и влажно блестела от искусственного освещения купола. Маринетт едва могла различить светлые волосы своего котёнка. — Нам надо идти, Ледибаг, — подала голос Таролог. — Ну же. Маринетт даже не взглянула в её сторону. — Он мёртв, девочка. Идём. — Он не мёртв. Он не может быть мёртв. Я его восстановлю. Прямо с-сейчас. Тикки! — Он мёртв, — прервала Маринетт Таролог. — И сейчас ты его не вернёшь. Акума уничтожил его Камень Чудес. Тикки всхлипнула и задрожала ещё больше. Маринетт покачнулась, но равновесия не потеряла. Да и куда ей падать? Только если вперёд, на площадь. Головой вниз, потому что… …ну какой ей смысл теперь? Нуар лежал не так далеко. Маринетт могла видеть его одежду, его кровь, его руки. Он лежал на боку, запрокинув голову так, что лица она не видела. Под Котом цвело огромное пятно красного. Но он дышал! Маринетт была уверена, что он дышал! Она видела, как его грудная клетка двинулась. Всего на миллиметр, но он же дышал! Радость затопила её голову. — Он жив, — сказала она Тарологу. — Жив! Тикки, давай! Она спрыгнула с балкона, ещё не завершив трансформацию. Приземление вышло неудачным: волшебство не успело дойти до ног, и Маринетт ощутила пронзающую боль в коленях. Но это её не волновало. Она же видела, что Кот дышал! Маринетт, хромая, побежала к напарнику. Нуар не двигался, и она не видела больше движения его груди. Надежда в её голове гнила, становясь прокисшим страхом. Вернулась слабость, Маринетт затошнило. Кровь под её ногами даже не успела свернуться, но уже была липкой. Сражаясь сама с собой за каждый шаг, Маринетт приблизилась к Коту и медленно опустилась на простреливающие болью колени. Нуар не отреагировал, когда она его позвала, не пошевелился, когда она потрясла его за плечо. Не вздохнул, когда она влепила ему пощёчину, перевернув на спину. Не посмотрел на неё, когда она принялась скулить и царапать собственное лицо. На её перчатках не было когтей, как у Кота, и мягкие кончики пальцев только оставляли светло-красные полосы на её коже. Адриан продолжал безучастно смотреть на купол над ними остановившимися молочно-зелёными глазами. Маринетт, смотря на его измазанное в крови лицо, внезапно расхохоталась. — Нет… нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Нет. Нет, это не ты. Это не можешь быть ты. Это не ты. Ты не… нет. Нет. Нет! Она размахнулась и ударила его в грудь. Кости хрустнули и прогнулись под силой её кулака — и девичья ладонь утонула в чужом теле. Маринетт издала панический вопль, выдернула руку и отскочила. Ноги её ослабели, и она упала на задницу, пребольно ударившись копчиком. Рука её всё ещё ощущала тепло и влагу чужого тела. Она отползала назад, пока не наткнулась спиной на фонарный столб. Тогда Маринетт дрожащими руками закрыла себе рот — и её почти тотчас стошнило из-за крови, попавшей ей на язык. Таролог, напротив, сохраняла траурное спокойствие. Звеня монетами на юбках, она подошла к Адриану и опустилась возле него на корточки. Подол юбок начал алеть, напитываясь кровью. Нежно погладив мёртвого юношу по лбу, женщина ладонью закрыла его глаза и поцеловала Агреста в холодные веки. В этот момент Маринетт поняла, кого же ей напоминала эта ненормальная акума. Это была Эмили. Эмили Агрест. Таролог подняла голову, вслушиваясь в тишину мёртвого Парижа. Подарив своему мёртвому ребёнку прощальную ласку, она встала на ноги и направилась к девушке. Подойдя совсем близко, она села рядом и отвесила Маринетт сильнейшую пощёчину. Это неожиданно отрезвило. В груди у Маринетт вспыхнула такая сильная ненависть, что, казалось, она могла расплавить даже сердце планеты. Эмили это понимала: смотрела в её горящие злобой глаза своей холодной зеленью. — Приди в себя. — Я… — Нам надо уходить. За мной. Она встала и, не оглядываясь, направилась к центру площади. Маринетт кинула беспомощный взгляд на Адриана, — на её Кота, котёнка, Нуара, её любимого, часть её души, её… — и, собрав последние силы, поднялась. Ей понадобилась вся её воля, чтобы дойти до Таролога, что ждала девушку возле раскрытого портала — карты Шута. — Вперёд, — скомандовала Эмили. Не было никакого перехода. Маринетт ожидала, что она увидит мир по ту сторону, что окажется возле сумасшедшего Шута и его пса, однако после шага в неизвестность она сразу же вышла в их с Нуаром геройской квартире. Следом на мягкий коврик прихожей ступила Таролог. — Тебе надо смыть кровь с рук, — сказала она. — Душ тоже будет к стати. Потом ты поешь, накормишь свою квами. Вы ляжете спать и проспите столько, сколько вам потребуется. Дюпэн-Чэн кивнула. Двигаться ей не хотелось, есть не хотелось, спать не хотелось. Но вот кровь действительно стоило смыть. Слушать чужие приказы было просто. Она прошла в ванную, — их с Нуаром ванную, с идиотскими утками на шторке! — до упора открыла кран и принялась остервенело тереть руки. Из-за красноты костюма казалось, что это не кровь стекает с него, а волшебство растворяется и уплывает в канализацию. Маринетт чувствовала себя Злой Ведьмой Запада, которая распадается от простой водяной капли. Отмыв костюм, она прервала трансформацию. Тикки, чьи глаза стали тусклыми и тоскливыми, залетела под струю воды и уселась прямо в раковине. Маринетт сделала воду потеплее, прежде чем начать раздеваться. Вместе с вещами она словно снимала с себя кожу, оголяя болезненное красное нутро. Слёзы катились, не переставая — но Маринетт их не чувствовала. Они были обычными, солёными, и падали вниз, повинуясь гравитации. Долетали до пола, до её голой груди, до вещей; впитывались, в отличие от слёз Ледибаг. Они были настоящими. Под душем она простояла так долго, что её кожа стала такой же красной, как костюм Ледибаг. Тикки всё это время просидела в раковине, тихонько дрожа и плача. Плагга не было. Кота Нуара не было. Адриана не было. Надежды на будущее тоже… не было. После душа Маринетт кое-как вытерлась, натянула на себя халат Кота, — Адриана, это Адриан! — и вытащила Тикки из раковины. Аккуратно уложив квами в карман халата, Маринетт прошла на кухню. Есть ей не хотелось, но выполнять чужой план было проще, чем думать самой, что же делать дальше. Еда, приготовленная Тарологом, была простой: покупное печенье для квами, криво нарезанные бутерброды для Маринетт. Сама Эмили стояла у подоконника и молча смотрела в окно из-за защиты полупрозрачного тюля. Пока Маринетт безучастно набивала живот, женщина ни разу не обернулась и ничего не произнесла. Закончив с едой и так и не ощутив вкуса, Маринетт посмотрела на Эмили. Та, ощутив её внимание, обернулась. Какие же зелёные были у неё глаза! Совсем как у Адриана! У Маринетт задрожали губы. — Что же мне делать? Эмили снова отвернулась к окну, переключив всё своё внимание на улицу. Зелёные радужки из-за отражающегося тюля казались такими же молочными, как у Адриана. Такими же мёртвыми, как у Адриана. Просто такими же, как у него. У Маринетт задрожали губы. Перед глазами снова появилась пелена слёз, из-за чего знакомая и любимая кухня размазалась, потеряла фокус. Сцепив пальцы в замок, словно молясь богам, Маринетт прижалась губами к рукам и всхлипнула. — Что же мне… — Ты не одна. — Что?.. Эмили не повернулась к ней; даже не повернула головы. Она всё так же смотрела на улицу остановившимся взглядом, как и раньше. Если бы Маринетт не видела, как двигаются её губы, то она бы даже не подумала, что это Эмили говорила с ней. — Ты не одна, — повторила женщина. — Ни в этой ситуации, ни в своём горе. — Но я… — Иди спать, Ледибаг. Завтра будет день. — Я не усну. Таролог подняла руку — в ней оказался зажат таблеточный контейнер. Тот самый, который Ледибаг забрала у двух самоубийц на крыше Телецентра. — Выпало у тебя во время обратной трансформации, — пояснила Эмили. — Очень удачно. Достаточно таблеток, чтобы уснуть. Она подошла к девушке и силой впихнула контейнер в ладонь Маринетт. Затем вернулась к окну, замерев на своём посту, словно сфинкс в пустыне. Маринетт хотела сказать что-то ещё… но не смогла. Она молча поднялась со своего места и пошла спать, как и было приказано. Только не в свою комнату, а к Нуару. К Адриану. Перед самой дверью она замерла, даже ручки не коснулась. Это была терра инкогнита. Неизвестная территория. Они с Котом никогда не нарушали личных границ и не ходили друг к другу. Иногда могли заглянуть в комнату квами, — у тех были свои понятия о приватности, — но никогда — друг к другу. Войти туда сейчас означало бы признать, что Кота больше нет. Поэтому Маринетт, простояв перед дверью какое-то время, всё же прошла мимо. Она вошла в свою комнату, уложила Тикки на подушку и села на кровать сама. Долго вертела в руках контейнер с крохотными жёлтыми таблетками и пересчитывала их раз за разом. Ей было интересно: хватит ли их для того, чтобы уйти вслед за Нуаром, или же Ледибаг просто выключится из реальности на какое-то время. Таблетки она глотала одну за одной, даже не запивая. Тикки, свернувшаяся клубочком на подушке, безучастно следила большими тусклыми глазами за действиями своей подопечной. Раз таблетка, два, три, четыре, пять. Прямо как считалочка, хотя на упаковке написано, что принимать нужно не больше одной за раз. Побочные эффекты были разнообразны, и летальный исход упоминался минимум дважды. Маринетт легла на спину и сложила руки на животе. Тикки подобралась к ней и устроилась около шеи маленьким горячим комком. Маринетт закрыла глаза, проваливаясь в тёмное ничто и мечтая лишь о том, чтобы всё это уже прекратилось. Через три часа вместо неё проснулась Ледибаг.