Грани миров

После сложных затяжных боёв всегда следовал отдых. Это был непреложный закон, который соблюдал Бражник, и за который Маринетт благодарила всех богов, квами и Высшие Силы вместе. Она не знала, с чем это связано, но неустанно радовалась каждому более или менее спокойному дню. Боги знали, насколько ей был нужен отдых после всех событий с Упырём и Палачом; она заслужила этот чёртов отдых, мать его. Ей был нужен минимум месяц: столько, по словам её психотерапевта, требовалось, чтобы медикаментозное лечение дало хоть какой-то эффект. Маринетт ходила в коллеж. Присутствовала на уроках она чисто номинально, уставившись во время физики-геометрии-французского на светлую макушку перед собой. Адриан, к счастью, этого внимания не замечал, чего нельзя было сказать про Алью и весь остальной класс. У Маринетт был такой болезненный вид, что ей даже замечания не делали. Мадам Бюстье как-то пыталась поговорить с ученицей, но эта беседа ни к чему не привела. Всё время, пока учительница распиналась о важности поддержки и становлении человеческой личности через различные препятствия, Маринетт безучастно смотрела на доску позади женщины. Так и не добившись никакой реакции, мадам Бюстье с тяжёлым сердцем отпустила ученицу домой. Может, надеялась, что родители с подобными разговорами справятся лучше. Сабина и Томас тоже видели состояние дочери. Они пытались вытащить её на прогулку, разговаривали, готовили вкусности; Маринетт предпочитала оставаться дома или ходить к Адриану, отмалчиваться, голодать. Маринетт вообще часто была у Адриана дома. Пожалуй, она проводила в его комнате больше времени, чем в собственной, но Агрест точно не возражал. Ему компания Ледибаг была приятна. Кто бы сомневался, ха-ха. Она приходила к нему в любое время дня и ночи, порой даже забывая о приличиях и проникая в комнату без стука. Из-за этого она видела Адриана обнажённым, спящим, моющимся, ругающимся с приставкой, швыряющимся книгами и даже мастурбирующим на те самые журналы из-под кровати. Ей было почти плевать. Главное что Адриан был живым. Он очаровательно закраснел ушами, когда Ледибаг в первый раз застала его за самоудовлетворением и стыдливо закутался в простыню. — Миле… Ледибаг! Как я рад тебя… то есть, я… Ледибаг тогда спрыгнула с подоконника, закрыла за собой окно и прошла к креслу. Подтащив мебель поближе к кровати Адриана, — тот, видимо, предпочитал мастурбацию в комфорте, — героиня уселась и подтянула ноги к груди. Умостив подбородок на коленки, Ледибаг ухмыльнулась уголком губ. — Ну что же ты? Продолжай. Адриан от её тихого приказа вздрогнул всем телом и закраснел не только ушами: нежно-розовый румянец перетёк на шею и плечи, разлился цветом по груди и окрасил кожу Агреста в рассвет. Эрекция, только увеличившаяся от появления героини, призывно топорщила простынку. Ледибаг видела крохотное мокрое пятнышко, расплывающееся по ткани на головке. От этого во рту у девушки стало сухо, а по телу разлился жар. Адриан неуверенно посмотрел на героиню из-под светлой чёлки и слабой рукой откинул простыню. Маринетт жадно глазела на открывшееся зрелище, неосознанно облизывая сухие и липкие губы. Адриан был вылеплен по подобию Бога, не иначе. Он был прекрасен, идеальная модель человека: пропорции, цвет, насыщенность. Маринетт смотрела на выступающие вены на его предплечьях, гладила взглядом румяные плечи и грудь, ласкала вниманием поджавшийся живот и светлые паховые волоски. Когда ладонь Адриана легла на тёмный от прилившей крови член, Маринетт издала едва слышный чувственный вздох. С кошачьим слухом Адриан его, конечно же, услышал. Агрест громко застонал и запрокинул голову. Его длинные пальцы сомкнулись на стволе члена, оттянули крайнюю плоть, несколько раз двинулись вперёд-назад. Адриан смотрел на Ледибаг из-под полуопущенных ресниц, пока его рука словно бы жила отдельной жизнью. Ледибаг смотрела в ответ. Её дыхание стало тяжёлым и влажным, в животе скрутился колючий узел, щёки опаляло жаром. Ей хотелось встать из кресла, подойти к Адриану, опуститься рядом с ним и коснуться его… везде. Он был таким красивым и настоящим, таким живым! Ей хотелось запомнить это, впечатать эту развратно-прекрасную картинку в память, выжечь её на роговице, чтобы видеть постоянно. Она не пошевелилась и не вылезла из кресла, продолжая наблюдать. Адриан снова расслабился и вошёл в ритм. Свободной рукой он гладил себя по телу, и Маринетт следила за этим. Агрест мало уделял внимания груди и соскам, зато частенько проводил ладонью по бокам и бедренным косточкам. Иногда он несильно дёргал себя за паховые волоски, сопровождая это громкими пошлыми стонами. Маринетт отзывалась на них едва заметным скулением. Ей казалось, что Адриан не себя гладит, а её, настолько его движения были чувственными и возбуждающими. Он передвинул пальцы со ствола члена и накрыл ладонью головку. В зелёных глазах Маринетт заметила то, на что не обращала внимание раньше: смешливые искры и пытающийся вытянуться в щёлку зрачок. Это стало последней каплей. Маринетт буквально выкинуло из кресла; она даже не заметила, в какой момент оказалась не в отдалении от Агреста, а на кровати, рядом. Ледибаг наклонилась к паху напарника и лизнула его кулак, накрывающий головку. От этого Адриан вскрикнул. Его бёдра приподнялись, когда он толкнулся в кулак, и в следующий момент Ледибаг ощутила знакомый сладко-холодный запах чужого удовлетворения. Она посмотрела на Адриана снизу вверх, напоследок прижалась губами к его руке и подобралась наверх, чтобы лечь рядом. Агрест тяжело дышал, смотря помутневшими глазами в потолок и приходя в себя после оргазма. Он даже не заметил, когда Ледибаг натянула на них простыню и прижалась к его боку. — Значит ли это, что мы перешли на новый уровень отношений? — уточнил Адриан через какое-то время. — У нас всегда были совершенно особенные отношения, разве не так? Секунд десять он молчал. — Так. Она и сама не знала, почему не сказала в тот момент Адриану о том, что раскрыла его личность. Возможно, ей просто было тяжело вспоминать об обстоятельствах, сопровождающих это раскрытие. Или же она просто упустила подходящий момент. Так или иначе, а даже спустя месяц после разборок с Упырём и Палачом Адриан не знал об осведомлённости напарницы. Париж жил, будто ничего не было. У выхода акум было всего два последствия: появление горстки людей, что помнили всё от начала и до конца, и резкое падение популярности различных вампирских саг. Сумерки с треском провалились в кино, про Дракулу больше не снимали фильмы и не писали фанфики, даже в компьютерных играх стали избегать темы кровососов. Люди на подсознательном уровне удаляли из собственной жизни само упоминание о пережитом страхе. Чудесное Исцеление, вернувшее свою силу, справилось на отлично. Оно возродило Плагга и Кота, оно уничтожило следы разбоя акум, оно наполнило Маринетт силой и восстановило её основательно покорёженное сознание. Разделения на Маринетт и Ледибаг, возникшее из-за смерти Нуара, тоже больше не было. Тикки долго плакала, обнимая вернувшегося Плагга — Чудесное Исцеление восстановило их с Адрианом вне синхронизации. Ледибаг лично надевала кольцо на палец любви всей своей жизни, и, если бы Адриан не был без сознания, она бы обязательно бы его поцеловала. Может быть, он бы скаламбурил про ситуацию. Сказал бы что-то про венец и свадьбу. Она бы посмеялась. Они бы обнялись. Поцеловались. Ещё раз обнялись. Он был без сознания, и единственное, что смогла сделать Ледибаг — это перенести Адриана в его комнату. Именно там она прервала синхронизацию с Тикки, чтобы дать квами немного побыть наедине с вернувшимся Плаггом. Красная малютка вихрем налетела на котёнка, избивая того лапками и причитая на непонятном для Маринетт языке. Она в это время сидела на кровати рядом с бессознательным Адрианом и держала его за руку. Кончиками пальцев Маринетт чувствовала его размеренный пульс, и эта медленная песнь теплом разливалась по её душе. Он был жив. Её Кот был жив. Примерно неделю Адриан не ходил в коллеж. Столько же Ледибаг не появлялась на улицах Парижа. Единственное, на что её хватило — это короткая отписка напарнику про то, что она в порядке. Даже если это было не совсем так, Маринетт просто не могла оставить своего котёнка без хоть какой-то информации. После недели они встретились в начале их обычного маршрута по крышам. Кот выглядел понуро, но был живым. Ледибаг вернула свой обычный яркий окрас и голубые глаза. Всё было практически в порядке. На патруль в тот день они не пошли: всю ночь просидели на крыше в обнимку, даже не разговаривая. Только когда рассвет начал окрашивать небо, Ледибаг коротко пересказала, что происходило после смерти Кота в городе. Она рассказала и про Эмили, и про Хлою, и про сбоящее Чудесное Исцеление. Умолчала только о раскрытии — на это не хватило никаких душевных сил. Да и боялась она, по-детски и совершенно по-идиотски. Что забавно, в неделю отсутствия Ледибаг Кот Нуар регулярно наведывался к Маринетт домой. Ушастый лежал на балконе, сворачивался в кресле, распластывался на полу и мешал девушке передвигаться по комнате всеми возможными способами. Он ныл и мяучил, как настоящий зверь, и совершенно точно пытался измотать Маринетт своим поведением. У него не получалось, потому что даже эти дурацкие выходки до невозможности радовали Ледибаг без маски. Маринетт возобновила традицию подарков по вторникам. В первую неделю она лично передала Адриану презент, заявившись к нему домой. Следующие три раза Агрест, как обычно, находил подарки на школьной парте и открывал их под пристальным вниманием одноклассников. Месяц без акум Маринетт потратила на восстановление. Она проводила время с Адрианом, три раза в неделю ходила к психотерапевту, пила таблетки утром и вечером, мастерила подарки и восхищалась видами целого Парижа. Потом появилась акума. Это, видимо, был ребёнок. Маленькая тварь внешне напоминала беса, которого Маринетт видела раньше во время выхода демонов: она была ярко-розовой, с большим надувшимся животом и уродливой мордой, напоминавшей свиную. Из-за толстых губ выглядывали кривые, поражённые кариесом клыки. Одета Свинка была в яркие дисгармоничные тряпки, рисунок на которых постоянно менялся и напоминал Ледибаг конфетные мотивы. В принципе, не было ничего удивительного, что Свинка управляла сахаром. Акума носилась по городу со скоростью реактивной ракеты и буквально закармливала людей сладким. Свинка находила любителей десертов и запихивала тем в рот конфеты до тех пор, пока человек не умирал — чаще всего из-за того, что у него разрывался живот или блокировалась объёмом десертов трахея. При этом Свинка визгливо похрюкивала и смеялась. Кот и Ледибаг наблюдали за этой анархией некоторое время, не вмешиваясь. Они оба оттягивали момент окончания своего отпуска. Маринетт была уверена, что Адриан так же, как и она, не хотел прерывать их спокойные деньки, полные совместного времяпровождения и поцелуев. — Любишь сладкое, котёнок? — В принципе да. Но сейчас единственный десерт, на который я согласен — это ты. — Пошляк. Кот широко ухмыльнулся, продемонстрировав двойной набор клыков, и подмигнул напарнице ярким глазом. — А что насчёт тебя, сладенькая? — В обычной жизни я буквально окружена сахаром. Родители и Тикки просто не оставляют мне выбора, я обожаю десерты. — Родители?.. — Я та ещё булочка, Нуар. Давай, вперёд. Она спрыгнула с крыши и понеслась в сторону беснующейся акумы, слыша недовольные возгласы Кота сзади. Нуар возмущался и требовал развить тему: что значит, что она «булочка»? — Подключай голову, котёнок! Пора и тебе узнать, кто я такая! Ментальная шерсть Нуара от этой фразы наверняка встала дыбом. Он даже чуть не врезался в фонарный столб — так его потрясло откровение. — А ты что, знаешь, кто я такой?! Ледибаг расхохоталась, отпуская, наконец, ненужное напряжение. — Чёрный тебе к лицу, мистер модель! Кот был настолько возбуждён, что с акумой герои справились за рекордное время. Нуар просто размазал Свинку и её конфеты по стене, не церемонясь с одержимой. Ледибаг при этом отметила три вещи: во-первых, Кот стал сильнее; во-вторых, в нём было меньше сострадания к акуме; в третьих, его оказалось достаточно посильнее удивить, чтобы он растерял все свои каламмуры и забыл про намёк от Ледибаг про её личность. Дождавшись, пока погаснут искры от Чудесного Исцеления, Кот уничтожил бабочку при помощи Катаклизма, схватил напарницу за талию и утянул в ближайшее укрытие. Им стала крыша, — какая неожиданность, — новостройки, всё ещё заваленная строительным мусором. — Ты знаешь, кто я? — спросил Кот, сверкая зелёными глазами. — Ты знаешь, кто я! — Давай ещё раз, котёнок. — Ты знаешь, кто я! И кто же я? — Ты у меня спрашиваешь? Взгляд у Нуара из радостного стал озабоченным, и Маринетт решила не мучить больше напарника. Она прижалась к нему, положила ладонь на щеку и нежно погладила пальцами прохладную кожу. — Успокойся, Адриан. Я действительно знаю. Кот так резко выдохнул, что Маринетт ощутила мороз его дыхания. Его глаза расширились, зрачки сузились до двух едва различимых полосок, рот шокировано приоткрылся. Ледибаг привстала на цыпочки, чтобы аккуратно прикусить тонкую губу, и втянула Кота в мягкий, нежный поцелуй. Адриан обнимал её с такой осторожностью, что Маринетт ощутила себя реликвией. Древней китайской вазой, готовой растрескаться от прямого взгляда. Кот и раньше, конечно, аккуратничал в отношении неё, но в этот раз это было что-то новое. Другая степень близости и чувственности, новая глубина тихого и робкого счастья. — Ты… ты не разочарована? — Нет. Но я всегда могу изменить своё мнение. — Что? Почему?! Маринетт ткнула Кота в нос. Нуар забавно скосил глаза к её пальцу, и девушка рассмеялась от осознания: это же был Адриан! Идеальный солнечный мальчик Адриан, который по-ребячески косил глаза и обнимал её. Она любила его до умопомрачения. — Потому что мой напарник внезапно стал не таким умным, каким казался. Месье, вы не видели Кота Нуара? Он примерно вашего роста, шикарно выглядит, всегда уверен в себе и очень привлекателен. — Я люблю тебя, Ледибаг. Маринетт улыбнулась и приникла к Коту. Он обнял её, изо всех сил прижимая к себе и едва заметно мурча. — Я тоже люблю тебя, Адриан. Мой Кот Нуар. Его счастливых слёз она предпочла не заметить. С патруля расходились далеко за полночь. Маринетт старалась не думать о том, что был, вообще-то, понедельник, и что за ним следует вторник, официальный рабочий день. Коллеж неумолимо начинался с девяти, и расписанию было абсолютно плевать на внеклассную деятельность учащихся, даже если они спасали Париж по десять раз на дню. Едва разлепив глаза с утра под нервную трель будильника, Маринетт привычно сложила ладони в молитвенном жесте и вознесла благодарность всем-всем-всем за отдых. Он, похоже, уже закончился, но целый месяц Ледибаг и Кот Нуар были предоставлены сами себе. Утренний моцион и спешные сборы были привычным, практически медитативным действием. Тикки бестолково металась вокруг, мешаясь под руками и пытаясь запихнуть в походную сумочку печенья больше, чем туда могло влезть в принципе. Эта маленькая красная растяпа даже выкинула несколько учебников из рюкзака Маринетт; хорошо ещё, что Дюпэн-Чэн заметила это до выхода из дома. Тикки аргументировала своё поведение тем, что печенье при нападении акум полезнее, чем какая-то книжка по тригонометрии. Что бы это ни было. Перед выходом Маринетт проверила, всё ли взяла. Учебники, — не печенье! — были, сменная обувь была, подарок Адриану тоже был. Оставалось только надеяться, что сладкий набор придётся Коту по вкусу. Ну Маринетт же не знала, что в понедельник на город нападёт Свинка-сластёна! В коллеж она пришла привычно рано. Было странно вновь видеть ленивых охранников, засыпающих на своём посту, и нервных уборщиц, пытающихся за час сделать работу всей смены. Наверняка всю ночь женщины просидели за чаем и сплетнями вместо того, чтобы выполнять свои обязанности. Вот и бегают теперь. Бережно положив подарок на парту Адриана, Маринетт уселась на своё место и нежно провела ладонями по столешнице. Ей до сих пор сложно было поверить в то, что они с Котом разобрались с прошлыми акумами. Что всё вернулось в норму: её парта, её обычное расписание, родители, учёба, да даже Хлоя и её противный визгливый голос. Что вернулся Адриан. Это была настоящая магия. Маринетт никогда не забудет, как вспыхнули карты Эмили. Это была волшебная белая радуга, полная сияния и солнечных зайчиков. Вместо привычных божьих коровок по Парижу волной разлетелись светлячки. Их яркости хватило, чтобы развеять беспросветную депрессию Ледибаг. Они метались от здания к зданию, от трупа к трупу, стирая своей силой следы злости акум. Несколько несчастных демонов, попавшихся насекомым на пути, были насильно затащены в пентаграмму. Ледибаг сидела на коленях и с замершим сердцем смотрела по сторонам. Вокруг вставали скелеты зданий, на них нарастало мясо-бетон, кожа-стекло, яркий неон вывесок и пыль городской жизни. Кровь растворялась, будто под действием хлорки. Люди… Маринетт слышала людей. Их радостные голоса, приветственные крики, хлопки в ладоши — всё это и даже больше. В конце светлячки рванули на Ледибаг. Закружив её в бело-радужном водовороте, они постепенно растворились в воздухе, не оставив после и следа волшебства. Зато они оставили Кота Нуара. Адриана. Бессознательного мальчика-солнце Маринетт с кольцом Плагга на груди. — Ты чего плачешь? Маринетт вздрогнула и быстро вытерла выступившие на глазах слёзы. Из-за своей склонности к влажным ресницам ей даже пришлось отказаться от макияжа: мало приятного, когда вместе с нервами у тебя по щекам течёт тушь. Рядом с ней сидела Алья — собранная, напряжённая, смотрящая на подругу по-военному внимательными глазами. Если дело касалось Маринетт и её душевного состояния, то кто, кроме Сезер, — и Кота с родителями, — мог бы быть на страже? — Да так. Мелочи. Алья кивнула, но взгляда не отвела. Сезер считала, что Маринетт была одной из «помнивших» — тех людей, кто не совсем лишился воспоминаний о пережитом конце света из-за Палача и Упыря. Подобных уникумов осталось действительно немного, и все они внезапно оказались крайне популярны на телевидении. — Знаю я твои мелочи, — проворчала Алья, скрещивая руки под грудью. — Что, даже не поделишься? Маринетт дёрнула плечом и посмотрела перед собой. На губы сразу вылезла счастливая и немного глуповатая улыбка. Адриан, живой Адриан, сидел так рядом, что сердце замирало от счастья. Смеялся, перешёптывался с Нино и с огромным удовольствием поглощал подаренные сладости. Маринетт даже ощутила себя дурочкой. Конечно, разве могла бы какая-то акума отбить аппетит её котёнку? Нуар был готов есть всё, всегда и везде, вне зависимости от происходящего. Даже во время апокалипсиса Кот ел, точно стадо гиппопотамов: безнаказанно обносил магазины, фабрики, склады, маленькие лавочки… никакая вкусняшка Парижа не могла избежать кары его желудка. — Что, Адриан, нравятся печенья? Маринетт вздохнула. Ну конечно. Не добившись реакции от подруги, Алья перешла в наступление с другого фронта. Чёртова Сезер и её чёртово упрямство. Адриан повернулся и закивал. Попытка радостной улыбки провалилась: модельные щёки были практически до предела растянуты запиханной за них выпечкой. Ну прямо не кот, а хомяк. — А знаешь, кто тебе это всё дарит? — коварно прищурилась Алья. Маринетт на её выпад только закатила глаза. В подруге она была уверена, Алья не стала бы понапрасну раскрывать её чувства перед объектом столь горячей любви… хотя… А почему нет? С гораздо большим интересом Маринетт посмотрела на Алью. Сезер, заметив её шевеление, растянула напомаженные губы в садистской ухмылке. Впрочем, выражение превосходства пропало, когда она услышала ответ Адриана: — Конечно. А что? Какой бы реакции ни хотела добиться Алья от Маринетт, а её собственное удивление повеселило Дюпэн-Чэн намного больше. На мгновение Маринетт показалось, что глаза подруги просто выкатятся из глазниц или по-мультяшному впечатаются в стекляшки очков; этого не произошло, конечно, но выражение лица у Альи было знатным. Адриан вопросительно поднял брови и запихнул в рот, — чёрт возьми, подумала Маринетт, а у него оказался широкий и сексуальный рот, — целый круассан, вызвав бурный восторг от Нино. — Бро, ты просто уничтожитель выпечки, — присвистнул Ляйф. — Детка, а с тобой-то что? Алья захлопнула рот и собрала лицо в более или менее пристойное выражение. Затем она посмотрела на Маринетт, на Адриана, снова на Маринетт, и решительно встала из-за парты. — Ну-ка, Агрест, за мной! — Что? Что случилось-то?.. Маринетт удовлетворённо переплела пальцы и прикрыла глаза. Сейчас Адриан скажет Алье, что подарки ему носит Ледибаг; Алья закономерно возмутится, что героиня присваивает чужие дела, ведь это Маринетт дарила Агресту всё-всё-всё по вторникам; она, несомненно, выскажет это прямо в лицо возлюбленному подруги, в самых жёстких выражениях; Адриан растеряется, но начнёт думать, и… И ноги Маринетт дальше действовали сами. Она встала из-за парты и вышла из класса даже до того, как поняла это. Ноги словно бы не принадлежали ей, двигаясь совершенно самостоятельно. Стопы вели к кабинету Искусств — признанному месту для разговоров и сплетен во всём Франсуа-Дюпон. — Мне всё дарит Ледибаг, — услышала Маринетт голос Адриана. — Я не так давно это узнал, может, месяца два назад… или один? Сложно подсчитать. — Ледибаг? Что? Это не может быть Ледибаг, это… Маринетт толкнула тяжёлую дверь и вошла в класс. — Алья, пошли, — сказала она онемевшими губами. Наверняка выглядела она неважно; иначе Маринетт не понимала, почему и Адриан, и Алья вдруг забыли про прошлый разговор и обеспокоенно подбежали к ней. — Девочка моя, с тобой всё в порядке? — Маринетт, может быть, к медсестре? — Алья, — каркнула Маринетт ещё раз. — За мной. Не дожидаясь ответа, её ноги развернули непослушное тело и вынесли его из кабинета. Алья, само собой, побежала следом, прямо до женского туалета. Там-то жёсткий контроль над телом спал. На секунду Маринетт даже показалось, что невидимая сила устала, а потому отступила на какое-то время, чтобы собраться с силами и вновь начать портить Ледибаг жизнь. Маринетт бы пойти, найти Адриана, и признаться ему во всём… но она слишком устала. Кратковременная потеря контроля над телом ощущалась так, будто девушка пробежала марафон. — Маринетт? — Не спрашивай лучше у Адриана про подарки… — С какого это хрена, девочка моя?! Да ты ночами не спала, чтобы сделать ему ту кучу вещей, выпечь кексы-макаруны и ещё бог знает что, а эта шлюха в пятнистом костюме присваивает все твои труды себе! Маринетт закашлялась от удивления. Вот это сравнения! — Почему… почему шлюха? — Да они же спят! Что, думаешь, мамочка Сезер этого не увидит?! Я себя не зря мамочкой называю, между прочим! — Я думала, что «мамочка» — это потому, что ты заботливая… — Ну так-то да, — смутилась Алья. — Но, Маринетт, неужели ты оставишь всё как есть? Маринетт посмотрела на подругу. У Альи был взрывной характер, однако она быстро загоралась и быстро остывала. Наверное, именно про таких девушек как она сочиняли все анекдоты про женский род в общем: в одну минуту Алья могла яростно что-то доказывать, а в другую уже едва сдерживала слёзы, обидевшись невесть на что. С ней было забавно, если привыкнуть к таким эмоциональным качелям и не реагировать на них слишком сильно. Хорошо ещё, что в основном Алья находилась в приподнято-бодром расположении духа. Если бы Маринетт могла дать подруге какую-нибудь силу, то она бы точно выбрала что-то связанное с контролем сознания. Иллюзии, ментальность, интеллект — что-то, что заставило бы Сезер взять свой мозг под жёсткий контроль. Сил не было, к сожалению. И способа раскрыться перед Котом Маринетт опять не видела. — Что мне остаётся, Алья? — спросила она, имея в виду свою реальную проблему, а не «ошибку» Адриана. — Что мне остаётся?.. Алья подошла к Маринетт и обняла её. — У меня есть Ледиблог, девочка. Через него можно много что натворить. Мы, по-хорошему, можем даже стереть репутацию Ледибаг в пыль и прах. Не оставить от неё и мокрого следа! Как ты на это смотришь? Пускай Агрест увидит её настоящее лицо! Это уже было слишком. Маринетт выбралась из её рук и обиженно уставилась на подругу. Истерия, задавливаемая медикаментами, медленно поднималась желчью по пищеводу; с огромным внутренним равнодушием Маринетт вспомнила, что совсем забыла выпить с утра таблетки, прописанные психиатром. Её возмущение было лишь одним из проявлений внутренних переживаний. — Да при чём тут Ледибаг?! Ледибаг была ни при чём; виноват был Бражник или те самые Высшие Силы, которым Маринетт вот уже месяц как возносила хвалебные молитвы. А может, зря она их так нахваливает? Это же они отсыпали приключений на её век; не просто же так китайцы проклинают, желая жить интересно. Адриан не был тупым, ни в коем случае. Он знал, что Ледибаг дарит ему подарки, потому что Ледибаг ему об этом сказала сама. И Ледибаг делала его подарки, потому что Ледибаг — это Маринетт, наоборот тоже работает, спасибо. Так что ни в коем случае не стоило сомневаться в интеллекте Агреста. За него даже было немного обидно. — Что значит «при чём»?! При том, что эта сучка украла твой труд, и теперь туповатый мальчик-модель думает, что это она, а не ты… — Да она и есть я! — сорвалась на крик Маринетт. Алья отшатнулась, будто Маринетт не повысила голос, а минимум залепила подруге пощёчину. Конечно, вряд ли Дюпэн-Чэн так бы когда-либо поступила: во-первых, она действительно любила Сезер, несмотря на все её минусы и пытливость; во-вторых, Ледибаг была сильнее обычных людей, и ей совсем не хотелось бы снести подруге голову. Чудесное Исцеление, по словам Тикки, всё исправило бы… но проверять как-то не возникало желания. Алья из-за своей охоты на акум и так слишком часто умирала. — Ты… что? Сознание плавилось и трескалось. Маринетт отстранилась от своего тела и лениво размышляла о превратностях судьбы. Как так вышло, что первой узнала Алья? Потому что Хлоя не считалась, ведь тогда действовала акума. Неизвестно теперь, помнит ли она о… Почему чёртово волшебство иссякло рядом с Альей? Маринетт любила свою подругу, это не подвергалось никаким сомнениям, но от Сезер не зависела её жизнь во время нападения акум. Алья не прикрывала Маринетт спину во время боя, не рисковала собой, не умирала за неё. Так почему волшебство устало на ней, а не на Адриане?! Маринетт засунула пальцы в рот и завизжала. Звук получился глухим, но вывел Алью из ступора: подруга подскочила к Дюпэн-Чэн, выдернула её руки изо рта и прижала к себе в сильном объятии. Потом мир переключили, как всегда бывало во время нервных срывов. Маринетт вернулась в жизнь всё в том же туалете, но уже сидя на полу. Алья так же прижимала её к себе, лицо у подруги было землисто-серым, а глаза мокрыми от слёз. На щеке у Альи цвело несколько царапин — наверняка Маринетт размахивала руками, иногда у неё такое бывало. Не хватало только звука капающей воды и разлитой на полу лужи — и была бы отличная сцена из какой-нибудь мелодраматической картины. Но нет, в коллеже хорошо следили за состоянием труб, и в туалете было тихо и сухо. И тепло. Голос у Маринетт звучал спокойно и звонко, как обычно. Хорошо. Значит, во время срыва она не кричала. — Я успокоилась. Алья посмотрела на подругу дикими глазами и кивнула. — А… часто такое? — Да бывает. Тикки, залечи, пожалуйста, царапину. Маринетт встала, размяла колени и пошла к умывальнику. Тикки в этот момент знакомилась с Альей: всё равно Сезер была в той степени удивления, когда несколько новых странностей особо не изменят картину. Сначала Маринетт помыла руки. Прямо до локтя, наслаждаясь ощущением тёплой воды на коже. Это была ещё одна приятная роскошь: при Палаче и Упыре горячей воды не было, только холодная. Мыться приходилось по-старинке, отсчитывая зубами рваные ритмы буги, или же мешать кипяток с холодной водицей в тазу. Мало приятного. Теперь акум не было, зато была вода. Хорошая, тёплая. Как Адриан. На последнюю мысль Маринетт невесело хмыкнула. Интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы прекратить напоминать себе, что с её Котом всё в порядке? Что умирать он в ближайшие свои девять жизней не собирается? У Ледибаг ещё были на напарника планы, включающие «долго и счастливо» наравне со свадьбой, собственным островом, детьми и хомяками. — Маринетт, я закончила. Тикки выглядела довольной собственной работой: на щеке у Альи красовался ярко-розовый пластырь, криво налепленный поверх царапин. Маринетт удивлённо подняла брови, но комментировать не стала. Хотя она, признаться, рассчитывала, что квами по-настоящему вылечит подругу, а не просто прикроет её ранение боевой повязкой. Но тысячелетнему опыту крошки-подруги Маринетт всецело доверяла. Может быть, это самое волшебное исцеление стало бы для Альи последней рисинкой на чашке весов благоразумия. Были бы две чокнутых подружки. Плюс один клиент у психотерапевта. — Пошли домой? — предложила Маринетт как ни в чём ни бывало. Алья кивнула. — К тебе или ко мне? — продолжала Дюпэн-Чэн. — К тебе. Там пекарня. А такой стресс надо… заесть. Маринетт усмехнулась и упёрла руки в бока. Алья встала без чужой помощи и принялась поправлять изрядно потрёпаную причёску. Маринетт её что, во время срыва за волосы таскала? До пекарни шли в молчании. Алья то и дело опускала руку в карман куртки, чтобы кончиками пальцев коснуться головы Тикки — по просьбе Сезер малышка спряталась не у Маринетт, как изначально планировала, а у неё. Тикки в ответ на этот жест недоверия хватала Алью за пальцы и тёрлась о ногти как кошка, требующая ласки. Это, видимо, был какой-то особый жест, потому что с Маринетт Тикки поступала точно так же в начале их сотрудничества. Терпения Альи хватило ровно до комнаты Маринетт. Там она нетерпеливо зашвырнула школьную сумку куда-то в угол, уселась в кресло, важно сложила руки на животе и приказала: — Рассказывай. Разве у Маринетт оставался выбор? На удивление, говорить оказалось очень легко. Маринетт не раз и не два представляла, как она бы призналась хоть кому-нибудь в собственном волшебстве, но никогда в её мыслях это не происходило настолько естественно. Слова лились с её языка бесконечной ниточкой мёда, рассказ не прерывался ни на мгновение и не терял своего ритма, хотя Маринетт всегда считала себя плохим оратором. Она начала с первой акумы, Каменного Сердца. Люди запомнили его как довольно безобидного, но стрёмного голема, зацикленного на Милен. На деле же он был довольно жестоким и пытался впечатлить девушку, показывая силу. Сначала он давил машины, затем здания, а в конце перешёл на людей. Хорошо ещё, что Милен этого не помнила, как и остальной город. Но Ледибаг и Кот Нуар помнили. Бабблер был второй акумой, впечатлившей Маринетт до седых волос. Просто желание провести вечеринку без родителей заставило Нино отправлять людей в космос в шарах. Сражение затянулось. Когда Бабблер был побеждён, но ещё не очищен, начался дождь из тел: волшебные шарики просто лопнули без контроля. Кто не задохнулся внутри, умер в атмосфере или из-за падения. Ледибаг тогда применила Чудесное Исцеление только из-за окрика Кота. Некоторые акумы были забавными, другие не успели набедокурить из-за Чудесных. Те же Сапотисы, ведомые голодом, вполне могли закусить человеком, если бы еда закончилась… а ведь она закончилась бы, рано или поздно. — А Леди Вай-Фай? — спросила Алья, нервно разминая кулаки. Маринетт, перебирающая во время рассказа материалы для шитья, подняла голову на подругу. — А? О, нет-нет, ты была одной из самых милых акум, на самом деле. Один минус — чуть не убила Нуара, закрыв его в морозильной камере. Но, в целом… — В целом… Чувства к Адриану Маринетт оставила напоследок. Уже заметно стемнело, когда она, наконец, перешла к этой теме. — Жить без него не могу, — просто сказала Маринетт, перебирая подаренные Котом пайетки. — В этот раз акума его убила, так я просто с ума сошла. Алья уныло жевала круассаны и запивала их клубничным молочным коктейлем. Учитывая, что она терпеть не могла ни первое, ни второе, Маринетт была уверена: её рассказ произвёл должное впечатление. Тикки дремала на коленях Сезер, и на квами та смотрела, как на настоящее Чудо. Она гладила малышку, тягала её за пухлые щёки, аккуратно тыкала в крошечные красные крылышки и мяла в пальцах усики. Тикки на такое любопытство лениво смеялась и отпихивала чужие руки лапками — квами было щекотно. — А Кот Нуар?.. Он же любит тебя. — Я его тоже. Слышала же? Жить без него не могу. Цепи волшебства потихоньку смыкались у Маринетт на шее, и она ощущала это почти физически. Но Алья, как уже посвящённая в часть тайны, почему-то воспринималась совершенно иначе: ей, по крайней мере, можно было делать намёки. Принципы работы проклятой Тайны Личности Маринетт не понимала, да и не хотела понимать. Единственное, чего ей хотелось — это чтобы эта зловредная магия рассеялась с первыми лучами солнца. — Адриан — Кот?! — взвизгнула Алья. Маринетт равнодушно кивнула. Кот, Кот. Она своё удивление пережила на кровавых улицах, и теперь эта новость вызывала только приятное тепло в животе. Её Кот, её Котёнок, её солнечный мальчик-модель. — А ты… а он… чёрт возьми! Как же так?! Это же просто… Я сейчас же ему напишу! Громко топая, Алья направилась к своей сумке. С воинственным видом вытащив телефон, Сезер принялась что-то яростно печатать. Маринетт развалилась на полу, как большая ленивая кошка, и подпёрла голову рукой. — Я бы не советовала, — сказала она, смотря на подругу. — Мало ли, что может произойти. Сама понимаешь, магия… Алья прищурила пылающие гневом глаза. — Да вертела я эту магию… Желая показать, где именно, она как-то по-особенному нелепо взмахнула рукой, и телефон выскользнул из её пальцев. Маринетт словно в замедленной съёмке проследила за тем, как мобильник подруги, — она никогда в жизни его не роняла, на секундочку, даже во время погони за акумами, — летит через половину комнаты и приземляется ровно в стакан с клубничным молочным коктейлем. Глаза Альи стали идеально-круглыми. Тикки недовольно заворчала и возмущённо завибрировала, от чего комната наполнилась тёплым красным цветом. Маринетт легла на спину и закинула руки за голову. Да уж… магия.