Захват империи для чайников

Посвящается: Ragven, еже.вике, Ксанне, Katerina.., asperitas и Iren Dragneel.

За неоценимую поддержку и помощь❤

Итак… С чего же начать?

Август. 1888 год.

Княжество Драгнил.

      Люси поморщилась от ударившего в лицо сквозняка. Она что-то неразборчиво промычала, оборвав прерывистое «э-э-э» хрюканьем, а после — перевернулась и машинально скинула пяткой подушку на пол. Наверное, Хартфилия впервые за последние годы мучений так спокойно и безмятежно спала, пусть её перекинутая через край кровати нога и спутавшиеся гнездом волосы мало чем напоминали типичную рекламную заставку счастливого пробуждения. Моя жизнь — сказка.       Парчовые занавеси легонько покачивались, однако холода от открытого окна Люси не чувствовала (она, на самом деле, мало что сейчас чувствовала). Оставшиеся пять подушек из роскошного багрового шелка и черного бархата пренебрежительно валялись где-то за пределами уютно уединившейся во всех этих благородных занавесях и висюльках кровати. Девушка пересекла пяткой воздух, перекинув на правую ногу левую, из-за чего шкура «любезно убитого каким-то старым хером-другом семьи бурого мишки» сползла с изножья кровати куда-то на пол.       Хартфилия, честно сказать, за полтора месяца проживания в имении Драгнил успела свыкнуться, что для местного царя-батюшки роскошь — понятие относительное и довольно будничное с учетом того, что сам Нацу родился едва ли не с золотой ложкой во рту и таким же слюнявчиком на шее. Для самой Люси приоритетом выступали удобство и комфорт, а стоимость знатно подпортивших остатки нервов висюлек-кисточек, торчащих из балдахина, интересовала её в самую последнюю очередь.       Да, у неё явно развилось потребительское отношение, но эти блядские верёвки знатно заколебали шататься из стороны в сторону, да так, что на лбу выросла третья шишка. На этих кисточках проще повеситься, чем оставить неугробленными во всей этой чудесно-пречудесно богатой атмосфере.       Рука дернулась, когда холод неприятно уколол кончики пальцев, так что, ожидаемо, Люси сжалась в маленький комочек. Занавеси зашуршали, а после и вовсе резко разъехались в сторону, впуская в скрытое от посторонних глаз местечко утреннюю прохладу. Хартфилия недовольно уткнулась в подушку, чувствуя, что для полноценного пробуждения ей осталось только открыть глаза. Сказка, которая явно не планирует заканчиваться хэппи-эндом.       — Леди Люси, доброе утро! Поднимайтесь. Господи, если ты решил забрать мою душу на небеса, пришли кого-нибудь, кто хотя бы внешне похож на ангела.       — Кьёка, какое «доброе утро»? Судя по окнам, солнце еще даже не встало, так что самое время сказать спокойной ночи.       Кьека, громко и пренебрежительно хмыкнув на слишком вольное для сдержанности Люси сонное бормотание, резко потянула одеяло на себя. Хартфилия еще не до конца осознавала, что происходящее — отнюдь не картинка из её полусна-полуреальности, а сказанное — всего лишь любезно подкинутые дровишки в и без того полыхающий костер ненависти. Костер, от которого Люси ещё только предстоит сегодня бегать. Поэтому, почувствовав прокатившуюся волну холода по коленкам, девушка нехотя разлепила глаза, мысленно откручивая Кьёке голову, словно та была крышкой от банки с солёными огурцами.       — Леди Люси, прошу, начните хоть немного соответствовать статусу будущей Княгини! Может, Вы и привыкли спать до первых петухов, однако то были устои второй аристократической линии, а Вы, попрошу, вскоре войдете в высший свет. Княгиня Драгнил обязана вставать до рассвета, чтобы успеть не только подготовиться к завтраку, но и сходить на утреннюю службу в капеллу дома. Сейчас Вы в первую очередь плюете на свои обязанности. Да я твои обязанности на!.. Вертела!..       Люси, перевернувшись на спину и раскинув руки, гневно сдула спавшую на нос прядь волос. Раз овечка. Два овечка. Три овечка. Сна ни в одном глазу, вместо него — пылающая ненависть к банке солёных огурцов. Кулаки противно сжались, и, вместо словесного поноса и ласкового «не хочешь ли любезно пойти нахер?», Хартфилия злостно прошипела:       — Ни в коем случае, Леди Кьёка. Обязанности и статус Княгини для меня превыше всего.       — Я признательна Вам за то, что Вы хоть немного, но осознаёте всю ответственность статуса.       Кьека ушла, бросив напоследок что-то о Нацу и его скором приезде. Ох, эта новость кое-как взбодрила, но не настолько, чтобы Люси отказалась от привычного тоскливого взгляда, брошенного на свисающую висюльку-верёвку, или от мысли о том, что длины этой хреновины хватит, чтобы обвязать вокруг шеи петлю. На виски давили воображаемые маракасы и барабаны, играющие на фоне чересчур знакомую мелодию. Честно? Хартфилия с радостью пустилась бы в пляс, если бы не одно «но».       Сейчас эта мелодия приелась похоронным маршем.

Три.

Два.

Один.

      — Бамболейло с утра-пораньше, прости Господи.       Сначала искупали в холодной воде под слоганом, что закалка не будет лишней, потом напялили безвкусное красное платье и заплели тугую косу, приговаривая о каком-то покаянии и красоте в простоте. Дальше — повели в семейную капеллу Драгнил, закрыли (а может и заколотили) двери и оставили молиться у алтаря за упокоение душ усопших и, собственно, благополучие наследников славного имени дома. Конечно же, первые минут десять Люси действительно молилась, а после зажигала несколько свечей в память кого-то там, чьё имя она вряд ли выговорит, но вот оставшиеся полтора часа она тынялась от стены к стене, пытаясь себя чем-то занять.       Безусловно, плохо осквернять святые места для богослужений ничегонеделанием, но Хартфилия не была фанатиком, потому и не видела смысла тратить на молитву больше десяти минут. А тут служба на коленях у алтаря на протяжении нескольких часов… Это уже садизм какой-то. Приходилось читать псалмы, каноны и прочую общеобразовательную литературу на церковно-фиорском языке — хотя пользы от этой писанины не было, но всё же какие-то основы местной религии Хартфилия кое-как запомнила. А вот когда Люси всё же выпускали, её вели на завтрак в кругу прихвостней Кьёки. Чтобы не сбежала. Вот только вопрос. А куда бежать?       И тогда Люси сталкивалась со своим личным ночным кошмаром. Когда за окном только-только вставало солнце, а Кьёка даже не скрывала своей довольной ухмылки, Хартфилия искренне вспоминала те верёвки балдахина и ближайшую люстру.       — Леди Кьёка, позвольте уточнить… Милорд отдал приказ об увольнении поваров?       — С чего Вы взяли?       — С того, что мне каждый день в течении последних двух недель на завтрак подают вот это.       Люси, удерживая гордую осанку и скрипящее хладнокровие, брезгливо подняла сухарь и стакан воды, якобы намекая на то, что её не устраивает. Раньше она считала подобное меню основой для трагикомического анекдота, но сейчас эта суровая реальность влепила очередную пощёчину желудку. Конечно, можно стерпеть и это, ведь Люси всё еще верила, что её политика «притаиться до удобного случая» рано или поздно даст результаты, вот только… Удобный случай что-то не подворачивается, а голодная смерть уже утробно дышала в спину.       — Ах, это? Дело в том, что я распорядилась отправить некоторых рабочих и поваров в столицу для дополнительного обучения свадебному меню. Для подобного торжества я отберу лучших из лучших, ведь блюда дома Драгнил будут поданы к столу королевской семьи, Леди Люси.       — Может тогда стоило оставить не лучших из лучших в особняке, чтобы в моём меню было хоть что-то кроме сухарей и гречки?       — К сожалению, никто из штата не выразил своё желание остаться в особняке. Боюсь, перспектива обучения у дворцовых поваров привлекла их куда больше, чем обязанность прислуживать гостье Милорда. Однако мои подчиненные способны приготовить простейшие блюда для Вас, Леди Люси.       Кьёка мягко улыбнулась, пусть это и был несомненно фальшивый жест, который Люси даже не захотела переводить.       Хартфилия, ответив такой же улыбкой, мысленно представила эту великолепную картину, как Кьёка угрозами и шантажом вынудила весь штат из пятидесяти и без того талантливых кулинаров собрать свои манатки и уехать в столицу. И все это ради праздника, который состоится по меньшей мере через недели две-три. Что-что, а логика и Кьёка всё же вещи несовместимые. Взгляд опустился к сухарям и стакану воды и тут же метнулся обратно. Простейшие блюда? С каких пор сушенные куски хлеба стали полноценным блюдом? Ты меня за придурка не держи.       — Ох, Леди Кьёка, Вы снова не следите за своей речью.       — Простите?       — Вы упомянули, что я «гостья» Милорда. Ни в коем случае не хочу трактовать это, как оскорбление, однако всё же попрошу объясниться. Недопонимания в таких случаях излишни. Ага, как же. «Гостья» это, грубо говоря, плевок в лицо, мол, «временное явление, никакая не невеста». Мне бы стоило ответить, однако и здесь спрятан булыжник под водой — она всего лишь провоцирует, поэтому и ждет бурной реакции или, в лучшем случае, громкого скандала. С учётом её положения в особняке и привилегий со стороны Нацу, не исключено, что у неё припрятан козырь. Причём, довольно внушительный. И идиоту ясно, что Кьёка просто пользуется тем, что Нацу практически всё время куролесит из дома во дворец и обратно, поэтому и промышляет тут всяким: начиная высосанными из пальца правил поведения будущей Княгини, а заканчивая цирком с кухней. Даже сейчас она выводит на эмоции, наивно веря в то, что меня задел её акцент на «временности явления», но вот мне главное — мотать на ус. Задачка на логику, дубль два! Кто победит в этой схватке: провокация или манипуляция?       Кьека ухмыльнулась шире прежнего — ох, каково было её самолюбию сейчас, ведь впервые Люси среагировала на подобное. Однако Хартфилия достойно держала марку эмоциональной непробиваемости — спокойно ждала ответа и даже потягивала любезно предоставленную водичку.       — Что Вы, Леди Люси, какие оскорбления? Я всего лишь посчитала нужным немного открыть Вам глаза на отношения рабочего штата особняка к Вашей чрезвычайно скромной персоне. Увы, не все в стенах этого дома хотели бы видеть Вас в качестве хозяйки, так как Ваша манера поведения, даже не смотря на мои попытки обучить Вас основам, по-прежнему остается, как у Леди второй аристократической линии. Отнюдь не Княгини.       Люси разломала сухарь надвое и вкинула меньшую часть в рот.       Повисла неловкая тишина, прерываемая шорохом салфеток. Хартфилия изящно промокнула губы и, припомнив азы драгниловской улыбки, засияла в тысяче и сотнях звёзд и прожекторов. Девушка махнула рукой и ближайшая служанка, до этого протирающая пыль со стен, мгновенно подбежала, чтобы забрать посуду и остатки сытного завтрака. Люси неспешно отодвинула стул и всё также с вынужденной неторопливостью поднялась, а после — расправила складки полюбившегося красного платья, которое в скором времени уйдет на тряпки. Драгниловская улыбка — произведение искусства, заслуживающее особого внимания.       — Ох, правда? С учетом того, что в центральном особняке работает больше двух сотен человек, я восхищена Вашей проворностью, Леди Кьёка. Вы, вероятно умело справляетесь со своими обязанностями экономки, раз у Вас хватает времени расспрашивать каждого рабочего этого дома обо мне и моих успехах в качестве будущей Княгини.       — Леди Люси, я немного не пон...       — Не нужно понимать, Леди Кьека. Это всего лишь юмор, не более.       В ответ милейшая улыбка, от чего Кьёка незаметно сглатывает и пятится назад. Люси, расправив складки юбки у основания корсета, присела в неглубоком реверансе и откланялась, оставив после себя недосказанность и тянущийся всё тем же, но уже более радостным «выкуси бамболейло, стерва» шлейф победителя в этом разговоре-перепалке. Вот так это делается, дорогая.       Слуги спешно открыли перед ней дверь и Люси, даже не отвесив благодарности за сытный завтрак, поспешила уйти. До занятий у неё ещё было свободное время, чтобы передохнуть в библиотеке, в саду или у себя в покоях, однако ноги сами повели в сторону небольшой постройки за особняком. Туда, где работает основной штат особняка в полдень.       Хартфилия, чувствуя, как болезненно урчит живот, пыталась не поддаваться голодному обмороку или желанию воспользоваться положением, чтобы отдать приказ Лаки незаметно стащить хотя бы какую-то булку. Опуститься до того, чтобы просить камеристку красть хоть что-то сытное с кухни для прислуги? До чего ты докатилась, Анна-Люси? В глазах стояли слёзы сожаления, потому что Хартфилия даже не могла позволить себе смачно выругаться.       Неизвестно: следят ли за ней прямо сейчас.       Вдалеке показалась Лаки, несущая в руках таз с постиранными простынями. Она, опустив весь этот навал вдвое больше неё самой на траву, устало вытерла рукавом формы лоб. Люси оставалась стоять в теньке под навесом особняка, прячась в коридоре, будто бы герой-шпион, ждущий, когда этот человечек заметит постороннее присутствие.       И вот камеристка бегло бросила взгляд в сторону особняка и увидела там Хартфилию, мило махнувшую ладонью в качестве приветствия. Прошла всего секунда, прежде чем Лаки сорвалась с места, бросив обязанности по стирке на потом. Она, едва подобрав подол формы, бежала на встречу к Госпоже, не скрывая счастливой улыбки.       — Госпожа-а!       — Надеюсь, я тебя не отвлекла?       — Нет, что Вы!       Камеристка быстро подбежала к Люси и остановилась всего в метре от неё, попытавшись вернуть сбившееся дыхание в норму. Лаки выглядела уставшей и изморённой, она заметно исхудала и осунулась, раз даже не заботилась о своём внешнем виде — волосы сальные и скрученные в какую-никакую прическу-пучок, а на щеках остатки сажи. Люси скрипнула челюстью от недовольства. Верхушка этого особняка знатно потрепала всех из дома Хартфилия: что прибывшую ради свадьбы дворянку, что её минимальный круг прислуги. Здесь никто не мелочится.       Пальцы уверенно и мягко коснулись щеки Лаки, стирая остатки сажи под глазом с очаровывающей материнской лаской. Люси старалась держать улыбку и не выдавать того, что и сама терпела от Кьёки и её тараканов в голове — хотя, было бы странно, если бы об этом не знали ближайшие слуги. Лаки пожевала губы и смущенно опустила голову, поддаваясь нежным касаниям Госпожи, как маленький котёнок, тянущийся за молоком.       — Как Брая?       — Всё хорошо, Госпожа.       — Вы хорошо кушаете?       — Да, Госпожа.       Лаки специально умалчивала детали, дабы не расстраивать Госпожу и не подливать масла в и без того полыхавший огонь. Хартфилия прекрасно видела, что всё уж точно не хорошо, но внутри металась признательность за то, что Лаки настолько чувствовала, что и когда нужно сказать. Лаки как никто другой понимала общее положение дел, и подобная осознанность делала её самой ценной из всех прислуживающих. Сейчас в приоритете была подготовка к фееричной победе, а не разборки с временными проблемами, пусть и работоспособность служанок ценилась намного больше, чем работоспособность какой-то там аристократки второй аристократической линии.       Хартфилия улыбалась, ласково поглаживая щеку Лаки, будто бы та была маленьким ребенком, принесшим Люси в спешке нарисованный рисунок. С губ сорвался будоражащий своей тайной шепот.       — Как обстоят дела с подготовкой?       — Не беспокойтесь, Госпожа. Мы сделаем всё как нужно.       Взгляд Лаки — пылающий и уверенный — был направлен на Госпожу. Вся её резко выпрямившаяся фигурка говорила о полной готовности отвоёвывать и добывать кровью, потом и слезами победу в особняке. Лаки готова была броситься в любой омут ради своей хозяйки, и такая самоотверженность не могла не радовать. Люси лишь одобрительно кивнула в ответ, чувствуя, как поднявшаяся после завтрака буря в её душе, медленно сошла на нет. Процесс идёт — сейчас это главное.       — Что же, тогда ступай. Если будет что-то нужно, ты знаешь, что делать.       В ответ — нижайший поклон и сверкающая на губах улыбка. Лаки убежала в сторону оставленного тазика с бельем более бодро и активно — видимо, её особенность «зажигаться» после разговора с Люси давала плоды не только в исполнении зловещих планов, но и в плодотворности исполнения обязанностей. Хартфилия, проводив камеристку тоскливым взглядом, не заметила, как улыбка на её губах совсем исчезла.       В её глазах стоял штиль, но подобное «затишье» лишь предзнаменовало «бурю». Ветер ласково щекотал щёки, приподымая выпущенные из тугой косы передние пряди волос.       — Интересно, как же ты выкрутишься из такой ситуации, Кьёка.

***

Немного позже.

Знаете, чего вы точно не знали о Кьёке?       — Прошу, тяните гласные как нужно, Леди Люси. И где Ваше придыхание?       Люси, оттаптывая всё, что только можно было оттоптать в зале для обучения пению, декламировала стихи на исключительно верском языке. К слову, верский — национальный язык Империи Альварез, соседствующей с Фиором страны, откуда, как оказалось, и тянутся корни семьи Драгнил. Поверьте, зарубить на носу то, что Нацу фиорец только в двадцати процентах случаев нетрудно, особенно, когда об этом трещат так же, как и о том, что Люси каким-то хреном принижает гордость альварезцев своим произношением.       Опять-таки, каким хреном, если Люси знает верский как родной, с учетом того, что он успел стать чуть ли не международным языком, на котором составляются все торговые договоры. Было бы странно, если бы она, будучи дочерью графа, активно пытающегося в торговлю, не знала язык, на котором все прибывающие в особняк Хартифлия «коллеги» начинали травить анекдоты. И активно впаривать дешманские товары под видом «благородного шёлка» и «восточных травок».       Но Кьёке-то насрать, честно. Ей насрать на то, что Люси учили коренные альварезцы. Более того, ей с высокой колокольни на то, что Хартфилия побольше самой Кьёки может рассказать о сраной фонетике и ебучем придыхании. А всё почему… А всё потому, что, как оказалось, Кьёка настолько мелочная, что готова отыгрываться даже за безобидную шутку.       — Говорите громче и чётче! Держите интонацию и не растягивайте предложение до такой степени! Леди Люси, Вы что, хотите опозорить Господина, когда в особняк пожалуют гости из Альвареза?       Кьека продолжала причитать, сидя на софе аки баронесса. Она развалилась среди всех этих бархатных подушек и, перекинув ногу на ногу, надменно поглядывала то на Люси, то на развёрнутую книгу со стихами на коленях. Вот честно, с виду и не скажешь, что она простая экономка, занимающая должность ни больше ни меньше чем «глава прислуги». Что-то вроде прута, сцепляющего весь веник в кучу. При том, этот самый прутик на пару со всем веником что-то очень сильно возомнил себя пылесосом, раз так уверенно качал права.       Глаз Люси дернулся, когда экономка перевернула страницу и тонко намекнула на следующий стих. В голове пробежало очень меткое слово на верском, означающее «не соизволите ли пойти на великолепнейшие три буквы?». Хотя, для Кьёки был бы более понятен красноречивый посыл «иди убейся, желательно, под ближайшей компостной ямой».       Люси, тихонько рыкнув и выровняв осанку, упёрто продолжала декламировать стихи на свой лад, в упор игнорируя прилетающие раз за разом замечания Кьёки. Дело в том, что ближайшим прототипом верского языка из современности можно назвать немецкий, а с ним как бы шутки плохи. Принципы у обоих одинаковы: что там, что там важен акцент, придыхание и интонация. Что там, что там специфическое произношение отдельных букв, да ещё и эти порядком поднадоевшие артикли… В любом случае, теперь у Люси отпали все вопросы насчет того, почему же Нацу моментами очень быстро говорил. Вот, где собака зарыта. В верском погребе. У альварезкой бабушки.       — Чётче! Леди Люси, я не потерплю таких ошибок! Вы не покинете этот зал, пока я не услышу достойный акцент в Вашей речи!       — Ты ещё голодом начни морить. Хотя, нет, подожди… Ты же и так это делаешь.       Люси шипела про себя, лишний раз мысленно представляя картину того, как она исполнит судьбу Анны-Люси в день свадьбы. Тихонько откинет копытца у алтаря и поминай как звали. А Нацу что? А Нацу не сильно-то и расстроится, судя по тому, что ни на одно письмо он не ответил, да и за прошедшие несколько дней даже не пытался связаться с Люси и узнать, как у неё дела. И жива ли она вообще.       Наверное, когда Люси свалится в голодный переутомлённый и депрессивный обморок, он просто потыкает ее пальцем, по типу, «эй, ты там как?», а после кивнет священнику, мол, «как говорится: начали за здравие, закончили за упокой, че стоишь, давай отпевай, я тебе не за выпученные глазки деньги плачу». И, честно сказать, в голове эта картинка выглядела очень ярко, печально и реалистично одновременно.       — Вы меня плохо слышите, Леди Люси? Продолжайте декламировать.       Хартфилия уверенно бубнела про себя, держа в голове то, что Кьёка на расстоянии, как минимум, метров пяти. Девушка не стеснялась моментами шипеть в ответ на «доебаться с нихуя» грозное «желаю тебе отстрадать диареей так, чтобы ни лопух, ни лапчатка не помогли», пока Кьёка вдумчиво и со смыслом раз за разом начинала свои проповеди о том, как Нацу, бедняжка, расстроится, если Люси «не научится верскому языку».       И ведь действительно! В голове закрепилась назойливая такая ассоциация, будто все в высшем обществе тыкают в Нацу и Люси пальцами, потому что Хартфилия додумалась сказать вместо гортанной «р» что-то между «г» и «ы». И вот Драгнил, не сдерживая слёз, отмахивается от уже бывшей супруги и убегает в сторону уборной, чтобы выстрадать весь этот позор в гордом одиночестве. Да-да, конечно. Мужик, способный заставить обосраться одним взглядом, плачет над раковиной от того, что какой-то нафуфыренный хрен тыкнул пальцем. Мм, охотно верю.       Люси вздохнула, думая о том, что все эти стихи и вычурные «тренировки Княгини», политые соусом «глотни-ка дерьмица, дорогуша», немного поднадоели. Кьёка, пусть и останется врагом-намбер-ван в стенах этого дома, но Хартфилия, если честно, замаялась искать способы утопить её в ближайшей канаве и не получить за это леща. Нет, конечно, может и получилось бы утопить, а потом скинуть всё на суицид и «выход только один», да вот только вряд ли его-светлейшая-головушка и мистер «вероятно, я тебя кокну в первую брачную ночь» не был настолько тупым, чтобы не заметить очевидного.       — Громче! Чётче!       Кьёка продолжала плеваться под ноги Люси, при том, что Хартфилия едва ли сказала три слова. Экономка кудахтала и кудахтала, словно Люси явно где-то перешла ей дорогу, хотя, по сути, так оно и было. Девушка, глотнув нарастающую обиду и прогрессирующее желание взять туфлю и кинуть кому-то прямо в лоб, сцепила зубы и продолжала зачитывать стихи с едва слышным шипением. Главное, продержаться до свадьбы, чтобы это сраное «громче и чётче» перестало нести в себе контекст ментальной пытки и психологического унижения. Зная Нацу и его дурной (очень дурной) нрав в этом плане, одними стонами Люси не отделается.       Вот там… Учитывая едкое напоминание о том дне, когда Люси ляпнула про комплексы… Вот там придется орать куда громче и четче, чем сейчас по всей видимости.       Не то, чтобы Люси прям было интересно вкусить все запретные и не очень плоды взрослой замужней жизни, но… Любопытство присутствовало: что же будет после свадьбы? Какими будут их отношения? Как далеко эти самые отношения зайдут? Сможет ли Люси воспринимать Нацу не как подкравшийся сзади скример из ужастиков, а как… хотя бы человека?       — Несмотря на позднее время, Вы всё ещё учитесь, Миледи? Похвально.

Да блять.

      Люси, чертыхнувшись, ощутила всю прелесть парализовавшего её инсульта жопы — вот вспомни, и оно припрется. Нацу, вошедший в залу весь из себя при параде (впрочем, как всегда), довольно усмехнулся, заметив, как Хартфилия глотнула испуг и тут же нацепила ответную улыбку. Девушка спешно поправила волосы и прикрыла глаза, поприветствовав Драгнила реверансом. Юбка платья шуршала слишком громко, но тут вопросы не к Люси и даже не к дизайнеру, а к Кьёке, обозвавшей этот кусок алой ткани (больше смахивающий на тот самый прошмандовский красный), лучшим, что привезли из ателье специально для Княгини.       В целом, если обобщить образ Люси на сегодня, то он колебался от «с пивком покатит» до «главное, чтобы было удобно». И, честно сказать, неизвестно, что из этого хуже: постирония или высосанный из пальца оптимизм.       — Приветствую Вас, Княже. Прошу простить, я бы с радостью предложила совместный ужин, однако Леди Кьёка намерена сегодня провести урок дольше обычного.       — У Вас какие-то проблемы с обучением?       — Со слов Леди Кьёки, я весьма плоха в верском языке, Милорд. Насколько мне известно, Альварез считается родиной дома Драгнил, и я даже мысли допускать не хочу о том, что мои навыки могут как-либо Вас пристыдить перед высшим обществом. Поэтому, если Леди Кьёка считает нужным попрактиковаться немного дольше, то я воспользуюсь этой возможностью.       Нижайший поклон, от чего заплетённые в тугую косу волосы упали на плечо. Люси спрятала свою ухмылку (очевидную абсолютно для всех присутствующих в зале), чувствуя, как задница Кьёки изрядно поднапряглась, а Нацу заметил очевидный намёк. Точнее, намёк на намёк — в его же стиле. Конечно же, Хартфилия была не прочь съесть чего-то вкусного, ибо повара готовили что-то кроме гречки, сухарей и воды только по приезде Драгнила. Конечно же, Люси хотела снять это убожество с себя, и под «убожеством» она имела в виду полностью всю одежду, ибо сейчас девушка больше смахивала на монахиню из женского монастыря, нежели на будущую Княгиню, цветущую и пахнущую красотой и юностью.       И, конечно же, для Хартфилии было куда проще и приятнее подыхать от приступов паники и зарождающейся эпилепсии в обществе Нацу, чем терпеть давку тапком и угрозы битьём палками от Кьёки, которой лишь повод дай.       — Леди Кьёка, насколько я помню, Леди Люси обучается верскому больше месяца, и у неё по-прежнему нет удовлетворительных результатов? Получи, фашист, гранату — вот как это делается, заюш.       — Ох, Милорд, позвольте отметить, что успех зависит не только от прилагаемых мною усилий, а еще и от желания самой Леди Люси. Как видите, она всё ещё плоха в акценте, а что уж говорить про всё остальное. А мы ведь только приступили к основам!       — «Леди Кьёка, не стоит преуменьшать мои способности. Вы чересчур скромно обо мне отзываетесь».       Чистый верский. Идеальное произношение. Идеальная интонация. Идеальное разнообразие словаря, будто бы Люси верский давался с той же лёгкостью, что и фиорский.       Хартфилия лишь мягко улыбнулась в ответ резко опешившей Кьёке, обучавшей Люси исключительно основам и декларированию. Нацу, явно предугадавший такой ход от невесты, позволил себе прыснуть в кулак и выпалить тихое, но дошедшее до ушей Люси жаргонное-верское «с ума сойти». Ох, неужели Его Светлость, Заноза в заднице, всё же оценил эту фееричную манипуляцию, на которую кое-кто очень сильно недалекий повёлся? Это же можно расценивать как похвалу, да?       Кьёка, скривившись, запаниковала — она заметила, что Господин был весьма лестно настроен в отношении Хартфилии, из-за чего её зубы достаточно громко застучали. Ага, значит, что-то пошло не по плану, да? Ну ты не печалься, с кем не бывает.       — «У вас великолепный акцент, Миледи. Я приятно удивлен».       — «Благодарю, Милорд».       — «Позвольте спросить: откуда такое мастерство?»       Попутно довольно интересному вопросу, Люси пыталась подобрать идеальное сравнение, описывающие дуэт Нацу фон Игнии Драгнил и верского языка. Фиорский в его исполнении звучал несколько неестественно с учётом пробегающего акцента, который очень даже выбивал из колеи общего впечатления (пусть и придавал шарм его образу из-за милейшей картавости в отдельных случаях). А вот верский… Это равносильно находке утеряннного пазлика под кроватью и торжественному вкладыванию его в полноценную картину — недостающий элемент. Но есть кое-что, что приносило куда больше удовольствия, нежели прекраснейшее сочетание иностранного языка в исполнении его носителя. Лицо Кьёки, к примеру.       Ведь ненавязчивая беседа между Нацу и Люси на сугубо верском давно переросла подмеченный раннее экономкой «первый класс, образовательная программа для тупых». И Люси, чувствуя нарастающие волны недовольства и проклятий споткнуться на ровном месте, как никогда тешилась этим просто восхитительным чувством. Впервые ей так льстило, что кто-то настолько её ненавидел.       — «Мой отец в течении последних лет заключил несколько торговых сделок с альварезкими торговцами, из-за чего они часто останавливались у нас в особняке на несколько дней. Никогда бы не подумала, что моё детское любопытство позволит мне говорить с моим Лордом Драгнилом без запинки. Для меня это честь, Милорд».       Проходит секунда и Люси настигает резкое осознание, что она в порыве «щас я покажу, как надо, готовьте жопы» сделала то, о чём очень скоро (спойлер: уже сейчас) пожалеет.       На губах этого самого Лорда Драгнила растет проказливая ухмылка — Люси всё-таки допустила ошибку, пусть и незначительную. Хотя, с какой стороны посмотреть на аспект незначительности, ага. То, что она заменила уважительную форму на более неформальную из-за созвучности слов — это еще да, это еще в какие-то ворота влезет. А вот…       А вот то, что она изначально подразумевала «с самим Лордом Драгнилом», а не то, что из неё вывалилось с порывом «ну подумаешь, словила небольшую звездочку»… Ну как сказать? Нацу-то только в радость слышать наглядный прогресс с недавнего «Ох, Нацу, милый, не переживай. Я дам тебе знать, если вдруг мне захочется немного развлечься», ведь Хартфилия буквально только что (неумышленно и максимально тупо) намекнула на то, о чем в здравом уме и думать не хочет. А вот Люси сейчас чувствует себя валенком.       Поношенным, брошенным под кровать и покрывшимся паутиной валенком с громадной такой протёртой дыркой в пятке. Хотелось перевести всё в шутку, ведь… Ничего смертельного не случилось, да и ошибка была неумышленной. Ну подумаешь, оговорилась. Не делать же из этого трагедию, тем более, когда Кьёка (о великий гуру верского языка, твою мать) даже не заметила. Давайте всё дружно забудем и посмеемся. Особенно в той части, где я называю Лорда Драгнила «своим», ага.       Особенно в той части, где этому самому Лорду Драгнилу только в радость косяки подобного рода. Напомнить, кто первый предложил переспать до свадьбы и сделать из этой небольшой романтической паузы «наш маленький секретик»?       — Что же, могу отметить, что в улучшении Ваши навыки не нуждаются. Повторюсь, я приятно удивлён, Миледи. Да по тебе видно.       — Благодарю, Милорд.       Комплимент Люси восприняла остро, ведь за всё то время, которое ей довелось проводить в компании этого заморского засранца, Хартфилия наловчилась видеть «между строк» то, на что раньше и внимания не обратила бы. Например, безобидное «я приятно удивлён» буквально переводилось как «неужели не терпится?». Да. В том самом смысле, от которого хотелось рвать волосы на голове — причём, клочками, да так, чтобы кожа кровоточила.       Люси, конечно, не отрицала, что обычаи на то и обычаи, чтобы их исполняли беспрекословно, но чем ближе был день свадьбы, тем больше у Хартфилии тряслись коленки. Нацу казался чересчур самоуверенным и опытным в делах любовных (чем явно гордился, судя по всему), отчего Люси было стыдно даже допускать мысль о том, чтобы пофантазировать, мол, «а как оно? А что оно?».       Куда более добивающим фактором служило то, что в мире книги Люси слишком долго, посему память из «настоящей жизни» улетучивалась с течением времени — оно и логично. Мало того, что из головы вылетели фундаментальные детали о своей биографии, так ещё и непонятно: испытывала ли Люси в прошлом подобную близость.       Отсюда такая пугающая неизвестность. Мало того, что для тела Анны-Люси это будет впервые, так ещё и ментальной Люси придётся испытывать весь спектр эмоций без импровизации.       — Раз вопрос с обучением решён, могу ли я предложить Вам совместный ужин, Миледи?       Люси опешила, метнувшись взглядом от Кьёки к Нацу и обратно. Если первая нервно жевала губы и застрявшие в горле ругательства, то второй не сдерживался в лукавых ухмылках. Складывалось впечатление, что Драгнил не просто зашёл проверить что да как. Нацу будто бы специально выискивал повод для ненавязчивого «сворачивайся с учебой, нам надо поговорить» — или же у Люси на фоне постоянных (вот тут без преувеличений) косяков развилась полноценная паранойя?       Но выбирать не приходилось, поэтому, ответив мягкой улыбкой на предложение, Хартфилия приподняла подол пышного платья и аккуратно спустилась со своей персональной сцены для фееричной траты времени в пустую. Она прошла мимо покорно склонившей голову Кьёки, незаметно хмыкнув вслед её в кои то веки затянувшейся молчаливости. Изящная рука рефлекторно потянулась к любезно предложенному локтю Нацу, несмотря на то, что от внезапной близости у Люси тут же спёрло дыхание. Запомни, Хартфилия, лимит косяков на сегодня исчерпан, поэтому только попробуй учудить что-то ещё. Тогда тебе уже никакие висюльки-верёвки-удавки и люстра не помогут.

***

И всё-таки это была паранойя.       Люси, усевшись на до чёртиков удобной софе, буравила взглядом тарелку эклеров. Знаете, что такое «кишка кишке бьёт по башке»? Это когда ты минимум месяц сидел на воде, гречке и сухарях, а потом тебя сдуру нормально покормили. Так ещё и в придачу предложили попробовать десерт и ты, будучи неверующим дуралеем, сидишь и думаешь: съесть все пять эклеров сейчас или засунуть куда-то под юбку, чтобы пронести в свою комнату. А может съесть половину, а вторую попросить придержать до завтрака? Или это слишком нагло?       В кабинете стояла нагнетающая тишина, от чего Хартфилия в перерывах между мысленным смакованием десертов, бросала подозрительные взгляды в сторону дверей и усевшегося за бумажную работу Нацу. Драгнил, вальяжно раскинувшись за рабочим столом, сконцентрировано вычитывал какие-то документы и изредка что-то черкал гусиным пером. И самое главное: молчал. Итак, что мы имеем: первый советник (а это очень важная деталь) приперся на мои занятия, чтобы их сорвать и увести в столовую поесть. Первый советник (правда очень-очень важная деталь) после сытного ужина из первого, второго и третьего, потащил меня к себе в кабинет, якобы под предлогом поговорить. Запомнили? Первый советник (вот прям супер-важная деталь, которую нужно держать в голове постоянно) притарабанил в свой кабинет эклеры, торжественно разрешил сесть напротив них и даже попробовать, а сам ушёл работать. Вопрос: а что, собственно, происходит и почему все молчат?       — Милорд, так о чём Вы хотели поговорить?       — Поговорить? О чём поговорить?       Нацу не отрывался бумаг, несмотря на то, что вопрос Люси был с тем ещё намёком, мол, «ну и, я жду». Драгнил увлечённо что-то перебирал, встряхивал и подписывал и так минимум три круга, пока Хартфилия упорно ждала более внятного ответа насчёт подлинных причин сегодняшних посиделок. Так-то она не против посидеть и попускать слюни на десерты, но вот делать это в компании Нацу… Что-то как-то теряется весь смысл процесса «посидеть и попускать слюни», не находите?       Люси поправила складки юбки, разглаживая ткань ладонью то туда, то сюда. Тишина, повисшая в кабинете, прерывалась шуршанием бумаг и едва слышным завыванием чьего-то живота, так и просящего кое-кого хотя бы надкусить один из эклеров — желательно тот, который не первые несколько минут очаровывал клубничным ароматом. Руки рефлекторно тянулись к кондитерскому изделию, но Хартфилия упорно себя останавливала. Здесь явно что-то не так. Вдруг, сладости — всего лишь ловушка? Или предлог? Или способ меня задобрить?       — Если мне не изменяет память, Вы меня позвали, чтобы отужинать, а после пригласили в кабинет, как я полагала, для важного разговора.       — Если десерт считается важным разговором… Будем считать, что ты правильно всё поняла. Теперь эти эклеры выглядят вдвойне подозрительно.       Люси, нахмурившись, попыталась представить, будто бы розовая помадка с белыми завитками угрожает ей расправой зубочисткой, дабы хоть немного приглушить чувство голода по сладкому. Конечно же, Хартфилии осточертела диета и странные порывы Кьёки сделать из Люси жертву голодовки. Конечно же, она мечтала о том, чтобы вкусить этот запретный плод и насладиться им сполна, причмокивая и постанывая от наслаждения в процессе.       Конечно же, она бы накинулась на сладости, если не бы не одно «но». Точнее два.       Первое — это, грубо говоря, подарок первого советника (без наглядной на то причины, а она у него всегда есть!). Второе — сама ситуация наталкивает на мысли повременить с дегустацией.       Люси нахмурилась сильнее, сжимая в пальцах подол платья, чтобы немного сбавить темп рвущегося наружу красноречия. Нацу, будучи первым советником и почти-что-мужем, вёл себя чрезвычайно расслабленно, будто никакого уговора и обоюдной выгоды в этом браке не было. Нет, конечно же, с одной стороны это хорошо…. А с другой по голове бил сорокалетний первый советник из сериала, напоминающий о том, что у него как бы роль местного засранца.       Как-то очень подозрительно. Особенно, когда в этой эпохе развита тенденция «задобрения» для того, чтобы что-то получить от женщины. И это «что-то» колеблется от «за гранью фантастики» до «пошёл ты нахер». В общем, вариантов полно.       — Мне кажется или Вы как-то несерьёзно относитесь к фиктивному браку?       — А мне кажется, что ты чересчур усложняешь фиктивный брак, Люси. Наслаждайся пирожными, их доставили из лучшей кондитерской Княжества.       Пусть Люси и попыталась намекнуть на то, что понятие «фиктивный брак» исключает какую-либо спонтанность в отношениях и требует предельной чёткости, её попытки разузнать истинные мотивы Драгнила, ожидаемо-очевидно, оказались отфутболены. Ну ладно, хрен с тобой. Меня дважды просить не надо.       Хартфилия, подозрительно прищурившись и не глядя на тарелку, потянулась к ближайшему эклеру. Пальцы ловко подхватили пирожное и тут же поднесли к губам. Люси, вдохнув во все легкие чарующий и опьяняющий аромат черники, продолжала щуриться и нашёптывать мантру-уговор «ну если Вы настаиваете». Драгнил равнодушно копался в бумажках, толком не обращая внимания ни на Хартфилию, ни на то, что количество эклеров на тарелке с каждой пройденной минутой и просмотренной отчетностью по урожаю уменьшалось. И вот спустя каких-то минут десять, измеряемых четырьмя эклерами и двумя чашками травяного чая, Хартфилия довольно и почти что незаметно слизала с пальца остатки нежнейшего в её жизни миндального крема.       На серебряном подносе красовался последний эклер — тот самый, с розовой помадкой и белыми завитками. Люси, промокнув губы салфеткой, изящно разлила свежезаваренный чай, косо поглядывая то на эклер, то на Нацу, по-прежнему кладущего болт на происходящее в кабинете. Хартфилия умышленно оставила последнее пирожное в качестве «ну я же не скотина какая-то, вот, попробуйте и Вы», умалчивая то, что именно этот эклер в её фантазиях угрожал ей расправой зубочисткой. Есть у них что-то общее, знаете.       Взгляд снова метнулся к Драгнилу, выискивая в его чересчур серьёзной и занятой фигуре хоть какой-то намёк — это же первый советник и заноза в заднице в одном лице. Само его существование было синонимом слова «намёк». Люси на этот раз решила позволить себе немного наглости — девушка бесстыдно долго разглядывала черты лица Нацу, которые ей всё же удалось рассмотреть на расстоянии, отделявшим софу от массивного дубового стола. Вот при определённом освещении он очень даже симпатичный.       Развалившись боком на софе, Люси увлечённо подпёрла рукой щёку. Честно сказать, девушку ничуть не смутило то, что она позволяла себе больше положенной нормы, о которой сама едва ли не кричала в каждую щель при каждом удобном случае. С учётом недавних «обосратушек» от «а где же привычные подвохи от первого советника, эу?», Хартфилия резко осмелела (или очень сильно поверила в себя), раз действительно не задумывалась о том, нормально ли это. Нормально ли разглядывать то, что через несколько недель будет на всех правах… Твоим?

Брак ведь так работает, да?

      На самом деле, первый советник не такой уж и страшный. Особенно, когда молчит. Страшно, когда он начинает заискивать, утаивать и хитрить — вот тогда да, тогда попа делает «жим-жим». А когда он тихонечко работает — хоть к ране прикладывай. Спокойный, без извечных подколов и попыток склонить кого-то, кто очень любит косячить, к очередному «это фиаско, братан».       Хотя, всё же есть определённое противоречие: вроде бы Люси и перестала шугаться его, как того скримера из Слендермэна, а вроде и осталось такое ненавязчивое напоминание (как звонящий в семь утра, в воскресенье будильник, который ты забыл снять с пункта «ежедневно») о том, что этот человек точно не из категории «суси-пуси». Какой человек, такое и впечатление от него. Жутко противоречивый. И не без подводных камней.       — Перестань искать подвохи, Люси.       — Милорд, откровенно говоря, я с самой первой встречи ищу в каждом вашем слове подвох. Будет довольно трудно отказаться от такой весьма полезной привычки, особенно, когда я не знаю, зачем Вы меня сюда позвали.       — Чтобы ты немного расслабилась и отвлеклась от обучения и подготовки к свадьбе.       — Тогда мне искать подвох во внезапном проявлении заботы?       Нацу встряхнул последнюю стопку бумаги, поравняв её по краям. Люси, увлечённо наблюдая за его движениями, продолжала думать о каких-то утаённых мотивах, которые постепенно складывались в одно-единственно и такое правильное «Хартфилия, неужели шарики за ролики заехали?». И Люси даже отрицать не станет, ведь последние два года, которые она живет в этом мире, единственная привычка, которая неоднократно спасала (хотелось бы в это верить) ей жопу — предельная аккуратность, граничащая с паталогической подозрительностью.       Иногда Люси не думает о Нацу в ключе потенциального «эй, детка, с сегодняшнего дня я твой персональный Кристиан Грей или Аль Капоне — выбирай, кому ты больше симпатизируешь». А иногда Хартфилия забывалась на фоне непривычно-необоснованной заботы и внезапного «хватайся, я тебе помогу, но не слишком обольщайся — это разовая акция». И эта двойственная натура Нацу с каждым днём всё больше заставляла Люси нырять в омут противоречий: то она боялась его до усрачки, то смело бросала вызов, будто бы, как минимум, была террористом-смертником.       Драгнил отвёл взгляд от аккуратно разложенных по категориям стопок и перевёл на чересчур сосредоточенно-задумавшуюся Хартфилию. Её взгляд явно мог бы продырявить в Нацу дырку, но он списал всё на очередные эмоциональные качели почти-что-супруги. В голове эхом звучал вопрос Люси о том, стоит ли расценивать внезапную заботу как некий подвох, отчего на губах сразу вырисовывалась довольная ухмылка.       Запонки щёлкнули — Драгнил оставил их около чернильницы, попутно подкатывая рукава рубашки до изгиба локтей.       — Подвоха правда нет, Люси. Я делаю это только из-за того, что ты мне интересна. Такой ответ тебя удовлетворит? Так, стоп.       Воздух выбило из легких моментально — Люси почувствовала, как к горлу подкрадывается щекочущий кашель, а глаза лезут на лоб. Хартфилия резко притормозила в своих размышлениях, слыша в ушах отбивающееся эхо голоса Нацу о том, что весь его подвох — это неприкрытый интерес к самой Люси. Казалось бы, что тут такого, верно?       Но почему-то внутренний радар «наебалово-контроль» внезапно отсигналил, постепенно склоняя Хартфилию к двум просто непозволительным теориям. Первая: Нацу явно подменили или напичкали какими-то медикаментами сомнительного происхождения, раз в нём проснулась какая-то скрытая сторона человека-подорожника. Вторая: неужто зачатки влюблённости по мозгам ударили?       Вместо того, чтобы засмущаться и отреагировать по-девичьи адекватно, Люси то недоумённо морщилась, то подозрительно щурилась, выискивая в абсолютно апатичном к Хартфилии и её бзикам Нацу хоть что-то, что бы могло соответствовать характеру первого советника. Ну, как бы… Первый советник, да?       Хорошо, упустим то, что книга и сериал знатно драматизируют его натуру заморского засранца, потому что в этом Нацу какие-то процентов пятнадцать адекватности, к счастью, присутствуют. Безусловно, рано говорить о тотальном «мозги набекрень», пока Люси не вступила с ним в брак, так как сама концепция брака предполагает проверку на прочность своими извечными «и огонь, и лёд, и медные трубы». Рано ловить флешбеки того, что это книга, где каждый герой то ли раненный в голову, то ли ужаленный в жопу, и эти великие «психологические травмы из детства» нужно разгребать минимум однудраму-кучустекла-исноваовердраму.       Но интерес? Интерес в Люси, которая только и делает, что косячит в перерывах между минутками славы? Братан, а с тобой точно всё в порядке?       — И… Чем же я Вас… заинтересовала?       Люси, упустив ловкое «Боже упаси» между словами «Вас» и «заинтересовала», проглотила подкравшуюся к горлу панику. Нацу, внезапно включив режим «занозы в заднице», ответил довольной ухмылкой, неторопливо поднялся и подошёл к книжным полкам. Несколько секунд отчаянных попыток понять, что происходит и почему Нацу, повернувшийся к ней спиной, начал пугать вдвое больше своей молчаливой улыбчивостью, как тут… Драгнил подходит к Люси и протягивает книгу.

«Основы этикета и традиций»

      Хартфилия, всё ещё недоумённо переглядываясь то с Нацу, то с относительно потрёпанной книжкой, благодарно кивнула. Драгнил, пока Люси увлеченно разглядывала обложку и потёртые буквы на корешке, подхватил любезно оставленный эклер и ушёл обратно к столу.       — Страница шестьдесят восемь, третий абзац сверху.       Люси, бросив взгляд на Нацу, присевшего на край стола, не смогла не отметить его предвкушение и насмешку — ага, то есть норму косяков за сегодня всё же придётся нарушить, да? Дрожащие руки раскрыли книгу на первой попавшейся страничке — сама книга оказалась довольно старой, так как даже запах от страниц, казалось, был пропитан древностью. Буквы и нумерация местами потёртые, а жёлтые страницы с едва проглядывающими пятнами от чего-то (по всей видимости, от всё той же старости) кое-где порванные.       Либо этой книге было вдвое больше, чем самой Люси, либо ею частенько пользовались. Нацу явно не педант, раз преспокойно ест эклер стоя, да еще и без салфеток, так что не исключён сомнительный факт «творческого» отношения к вещам.       Пальцы тряслись в такт собственному сбитому дыханию, ведь внутренний радар «Наебалово-контроль» разрывался от предупреждений по типу «Дорогуша, если откроешь, то тебе влетит по первое число так, что до смерти вспоминать будешь», но Люси старалась держаться и не подавать виду того, что она уже знает, чего ожидать. Бросьте, это же Нацу. Даже если не брать во внимание статус первого советника, Драгнил по-прежнему торжественно окрещён «занозой в заднице». При том, что «заноза в заднице» полностью оправдывала и любовь к насмешкам, и пристрастие к внезапным подъёбам.       — Зачитаешь вслух? Вот-вот, а я о чём.       Нацу, успевший слопать эклер за то время, пока Люси отчаянно вспоминала монолог Гамлета «Быть или не быть», заново завернул рукава рубашки и сложил руки под грудью. Хартфилия, прикусившая губу от прогрессирующего «но я не хочу, пощади», успела трижды пожалеть о своих слишком длинном языке, тормозящей смекалке и вечно забываемой привычке затыкаться тогда, когда любопытство сулит прилетающие по лбу грабли. А в обществе Нацу Драгнила эти грабли становились чуть ли не полноценным ежедневным ритуалом.       И вот… Заветная шестьдесят восьмая страничка встретила любезно загнутым верхним уголком, тонко намекая, что, по всей видимости, Нацу очень хорошо подготовился к вопросу «а чем я тебя, собственно интересую, а?». И Люси даже не застонала от отчаянья и безысходности, ведь она ещё у порога его дома смирилась с тем, что будет пасовать своему недо-почти-что-мужу постоянно.       С губ сорвался обречённый вздох, пальцы поддели загнутый уголок, а глаза быстро нашли третий абзац сверху.       — Традиция вышивки фамильного герба дворянской семьи известна своей древностью и уникальностью. Этот жест расценивается как весьма…

.

.

.

Чё, блять?

      Люси, резко опешив от первых пяти слов следующего предложения, перевела ошалелый взгляд на жутко довольного Нацу, которому только продолжение веселья и подавай. Драгнил кивнул, намекая, мол, «ты читай-читай», однако Хартфилия, покраснев от стыда, злости и прочего сумбура эмоций, сорвалась едва ли не на истерический хрип.       — Громкое заявление о своей любви к наследнику дворянской семьи… Другими словами, юные и незамужние благородные дамы, вышившие герб дворянской семьи на платке, публично признаются в своем желании связать себя узами брака с наследником той семьи, чей герб вышили…       Книжка резко полетела в сторону стенки, едва не задев вазу с любезно собранной утром сиренью. Люси вскочила с места, шипя про себя одно-единственное в качестве мантры-попытки убедить всех вокруг, что: «Да у меня и мысли не было!». Она даже пыталась ругаться, скрипя зубами, но уходить дальше толерантного «тысяча чертей» не хватало смелости.       Руки дрожали, коленки подкашивались, а в голову било напоминание того самого вечера, когда Нацу, невзначай уточнив о том, знает ли Люси о смысле вышитого платка, тонко намекнул на сделанное Хартфилией предложение руки и сердца. Намекнул и даже заставил её сказать обречённое «я приеду домой и прочитаю, прекрати наседать на мозг». Она-то домой приехала… Но поискать что-то толковое забыла, скинув всё на тараканов «занозы в заднице» и его привычку «доёбываться с нихера». А всё, всё. А раньше надо было, так что теперь живи с мыслью о том, что… Вышив красные пионы просто потому, что это любимые цветы, ты сделала предложение первому советнику. Сраным платком. Молодец, Люси, продолжай в том же духе.       Правая бровь подскочила в нервном припадке, когда Хартфилия заметила, что этот надменный ублюдок достал из нагрудного кармана жилета тот самый сраный платок с красными пионами — и чтоб ему это потом аукнулось! — ведь каким садистом нужно быть, чтобы так навеселе им размахивать, мол, «смотри-смотри, что у меня есть! Твоё обручальное колечко, Люси!».       — Это всего лишь глупое недоразумение, Лорд Драгнил.       — Не сомневаюсь.       — Повторюсь, это недоразумение, посему не расценивайте мой платок, как скрытый мотив ввязать Вас в брак. Я говорила, что не ведаю о подобной традиции ещё в вечер мероприятия у герцога Редфокса!       — Безусловно, однако твоё «недоразумение» увенчалось успехом, разве ты не рада?       И снова эта до жути довольная ухмылка.       Люси, собирая остатки своей гордости и уверенности, зашипела, чуть не сорвавшись на гортанный рык. Одна мысль о том, что всё это время она жила в незнании того, насколько фатальную ошибку допустила, вышив этот платок навыка ради! Если бы не он… Если бы не он, то продолжала бы сейчас Хартфилия играться в войнушки с Мишель, плюя на обратную сторону медали политики принца, противоречивость главных героев и сраную Кьёку. И не знала бы Люси стыда и горя, ведь — Господи прости, вот она! — причина, по которой самооценка с каждым днём падает всё ниже и ниже, куда-то под фундамент этой здоровой дуры, зовущейся особняком.       Вот она — причина всех вырвавшихся в сердцах «заноза в заднице» и «дело в комплексах». Вот она — причина, по которой Люси добровольно-принудительно идёт на расстрел к своему жениху и высшему обществу.       Хартфилия выходила из себя стремительно и безвозвратно, ведь наконец-то пазлы сошлись. Точка невозврата — тот самый, казалось бы, бесценный платок, приведший к Князю Нацу фон Игнии Драгнилу. День, когда всё пошло по жопе отнюдь не мероприятие у герцога Рефдокс, а день, когда Люси пришла в голову идея вышить платок-твою-мать-обручалку, навыка и потехи ради.       Указательный палец упирается в грудь Нацу, а Люси, явно обозленная и ненавидящая всё вокруг, не стеснялась подбирать выражения. Сам спровоцировал. Если захочет — пусть наказывает. Если захочет — пусть грубо отпихивает от себя. Если захочет — пусть разрывает к чертям собачьим помолвку под предлогом неуважения и просто отвратительного поведения для Леди, готовящейся стать частью высшего общества. Насрать. Засунь свой этикет себе в зад, дорогой.       — Признаться честно, Лорд Драгнил, Ваши насмешки прямо сейчас переходят какие-либо границы и, извольте я не буду просить прощения за грубость, мне осточертело терпеть всё это!       — Да что ты говоришь.       Палец ныл от того, насколько часто Люси пришлось тыкать им в Нацу, чтобы ещё больше подчеркнуть свою максимально необоснованную злость. Возможно, здесь сработало что-то вроде «последняя капля», ведь Кьёка всё это время не стеснялась трепать нервы и издеваться, а Драгнилу хоть бы что, жива — и на том спасибо. Люси просила о защите, она согласилась раскрыть известные только ей секреты этой затычке в каждой бочке ради того, чтобы наконец вздохнуть и жить себе в качестве третьесортной героини — тихо и спокойно, пока смерть не настигнет годиков так в восемьдесят.       Она думала, что брак будет наилучшим решением, раз идея с патронатом оказалась провальной по всем пунктам. Она думала, что под крылом настолько авторитетного дворянина, как первый советник, ей ничего не грозит, а получилось всё с точностью наоборот.       Что получила Люси? Союз с первым советником, который предполагает дальнейшее её участие в кулуарных играх дворца. Буллинг от местной сучки, которой-то и противопоставить нечего. И дражайшего женишка, плюющего на основательное подыхание невесты в стенах собственного дома, зато не брезгующего накормить её пирожными и вручить (точнее, торжественно на неё свалить) полкняжества в придачу. Хотите сказать, что Нацу ничего не знает о голодовке, ревизии гардероба и просто скотском отношении со стороны Кьёки и её прихвостней? Серьезно? Что это за дешёвая комедия брошенки с назревающей свадебкой?       Нацу, явно только приветствующий этот взрыв Везувия, молчаливо улыбался и ничего не комментировал. Будто бы этого и ждал. Будто бы этого и добивался. Люси, едва сдерживая слёзы обиды от накопившегося внутри, опустила руки и отвернулась в сторону, не позволяя себе ещё одну опрометчивость. Её слабости должны остаться при ней.       Это то, о чём она зареклась и то, чего она никогда не допустит. Тем более, перед первым советником, умеющим доламывать. Хартфилия шмыгает носом, а Нацу клонит голову в сторону, смягчившись в лице.       — Может расскажешь, что тебе осточертело терпеть?       — Назовите хотя бы одну причину, почему я должна это делать?       — Ты измотана, тебе стоит с кем-то поговорить.       Люси снова шмыгнула носом, чувствуя надобность в платке или хоть в чём-то, чем можно остановить нахлынувшую истерику. За последний год на её плечи взвалилось слишком много: Мишель и её тараканы, проблема соответствия происходящего с книгой, Нацу и его противоречивость, Кьёка и её выходки, которые начали граничить с травматизмом. И ещё много-много чего, начиная от проблем, которые Люси создаст своим вхождением в формальную линию уже второстепенных героев, заканчивая высшим обществом и вероятной травлей (там тусовались только жёны первой линии, которые своим мужьям по статусу и репутации не уступали, да и тёмных лошадок никто не любил).       Голос сорвался на тихий хрип, а ладони рефлекторно начали утирать глаза — слёзы жгли и норовили хлынуть водопадом, если что-то не сделать. Хотелось разреветься и расклеиться окончательно.       — Если Вы собрались позлорадствовать, то… Прошу, не сегодня… Не надо…       Сколько бы Хартфилия не плакала в подушку, сколько бы не ныла и не просила Господа помочь справиться со всем с гордо поднятой головой, Люси хватало только на то, чтобы с обусловленной гордостью принимать пинки под жопу и удары по хребту. Для супер-пупер плана по выдворению Кьёки нужны были время и повод, последнего Кьёка не давала, а спровоцировать ситуацию у Люси пока мозгов не хватало.

Вот и получается, что… Накипело. Достало. Осточертело.

      Нацу хмыкает — на слух привычно-равнодушно, хотя чего Люси от него ожидала? Слов поддержки? Мотивации? Или доброго совета? Фиктивный брак на то и фиктивный, чтобы всё было чётко, с тактом, с расстановкой — да так, чтобы и за рамки не выходить. Поэтому Хартфилия, в десятый раз шмыгая носом, пыталась мысленно заставить себя развернуться и уйти. Сбежать подальше от гнетущего чувства, будто бы ею только что воспользовались, чтобы увидеть плачущее, распухшее и покрасневшее нечто.       Безобидное и беззащитное, возомнившее о себе едва ли не вершителя истории, способного изменить ущербный конец книжной героини на свет прожекторов, кучу денег и табун поклонников.

Но…

Проходит секунда — какой-то миг, который стал еще одной точкой невозврата. Более значимой. Неминуемой.

      Драгнил легонько клонит её макушку на себя, и Люси — чересчур податливая прямо сейчас — рефлекторно падает к нему в руки.       В другой раз Люси охватили бы эмоции. В другой раз Люси смущённо отводила бы взгляд и говорила о каких-то глупостях. В другой раз она действительно придала бы значение этому жесту как тому, что могло бы ударить Нацу в голову. Она бы увидела в этом то, что заложено у каждого главного героя классического романа — склонность к шаблонным телячьим нежностям. Она бы посмеялась после или накручивала бы на пальцы волосы, раздумывая над тем, как её девичье сердечко сделало «ту-дум».       Но сейчас, чувствуя теплоту ладони, мягко касающейся волос и шершавость жилета под щекой, Люси жмурилась от бьющих по выдержке слёз не от мыслей о романтике и шаблонной сцене, характерной для главной пары какой-то истории. Впервые за прошедшие два года в этом мире её кто-то обнял — без слов, просто потому что знал, что Хартфилия в этом нуждается больше, чем в советах и наставлениях. Девушка ворочала носом, боясь запачкать чужую одежду, но кричащее от усталости и боли естество рвалось наружу захлёстывающей бурей.       Нацу гладил по голове ласково и убаюкивающе, словно пакостливой натуры первого советника или той же занозы в заднице в нём не было и грамма. Драгнил снова открылся с новой стороны — более цепляющей и привлекающей, так что Хартфилия, пересилив своё «я не хочу доставлять проблем своей истерикой», бросила попытки вырваться и уйти.       — Очень важно не давать слабину, Люси, я понимаю, но… Брак и создан для того, чтобы хоть иногда давать волю эмоциям. Тебе решать: захочешь ли ты довериться мне или нет, настаивать я не буду, однако не стоит расценивать наш брак как исключительно фикцию.       Шёпот обжёг ухо, от чего Хартфилия содрогнулась. Нацу говорил о чём-то невозможном — фиктивный брак, исключающий фикцию. Разве это не глупость в их случае? Доверять друг другу из-за общих амбиций — одно, но доверять друг другу настолько, чтобы плакать о том, что гудит и щиплет внутри? Разве это правильно? Разве не проще держать марку сильной и независимой? «Подстать первому советнику»?       Хотя? Первый советник в понимании видящей всё насквозь Люси открылся совершенно с неожиданной стороны. Нацу с самого начала догадывался, что Хартфилия, пытающаяся держать лицо в его присутствии, всего лишь отчаянно склеивает термоклеем остатки собственной веры в то, что терпеть, сжимать зубы и ползти дальше — правильное решение. Так-то оно правильно, но… «Давать волю эмоциям»?       Лаки и Брая прибегали к ней в слезах, рассказывая об издевательствах Кьёки и Люси их утешала. Но… Сама Люси, когда нужно поплакать и пожаловаться, предпочитала делать это в одиночку. Собеседниками были висюльки-удавки и промокшая насквозь подушка, ведь главное правило третьесортного-смертника-одиночки — «не показывать слабостей». Слабости чреваты проблемами. Проблемы чреваты сожалениями.       Пальцы сжались, а Люси зарылась в спутавшиеся волосы, утыкаясь носом куда-то между воротом рубашки и края жилета.       — Я не могу так обременять Вас.       — Жена не может быть бременем для мужа. К тому же, я говорил, что мне бы хотелось, чтобы ты больше мне доверяла и перестала расценивать любое моё действие как угрозу.       Горькая улыбка рвалась наружу. Люси расслабленно выдохнула остатки истерики, чувствуя, как на сердце тихо и легко, словно штиль у морского побережья. В голову пробираются мысли-клятвы о том, что Хартфилия больше в жизни не скажет, что Нацу — пугающий и чёрствый, как трёхдневная корка хлеба. Хитрый и подозрительный? Да. Но бесчувственная скотина, коим он был для Люси буквально минут пять назад? Нет, ни в коем случае.       — Извините… Я просто…       — Не стоит, я всё понимаю. Для тебя это впервые, поэтому тебе нужно время, чтобы свыкнуться.       — Сегодня Вы чересчур великодушны, Милорд. Мне стоит насторожиться?       — Тебе стоит воспринять это как шаг навстречу доверительным отношениям.       Хартфилия неторопливо подняла голову и чуточку отстранилась, чувствуя, как на её губах заиграла непроизвольная улыбка. У неё хватило сил на шутку — уже хоть что-то, хотя в голову до сих пор упорно лезут мысли о каком-то тупом «эй, не торопи события, красавчик, я ведь могу привыкнуть». И, честно сказать, ей бы была в радость подобная привычка.       Люси металась взглядом то туда, то сюда, пусть каждый раз возвращалась к Нацу и его успевшей очаровать и утащить за ногу куда-то в подворотню стороне «булочка с корицей». Между ними было всего несколько сантиметров. Повисшая атмосфера сбивала с нужной мысли, а аромат клубничного эклера настойчиво напоминал о себе сладким потягиванием внизу живота. Люси морщит нос, как только чувствует, что ладони Нацу — тёплые и такие нужные прямо сейчас — ускользают куда-то вниз. Обнимашки уже закончились? Это, что, тоже разовая акция?       — Рад, что тебе стало легче.       Нацу — вернувшись в амплуа «серьезного и непоколебимого» — мягко улыбнулся, отчего по щекам Хартфилии пополз румянец. Она промямлила под себя невнятное «спасибо», пытаясь не забыть использовать формальный тон и приевшееся привычкой «милорд». Драгнил не брезговал называть её по имени и обращаться на «ты», но Люси всё же хотела повременить с неформальным общением до свадьбы.       Правда, сейчас на языке крутилось щекочущее «Спасибо, Нацу, извини дуру за то, что сорвалась», и что с этим жгучим «скажи, давай, скажи уже, тряпка!» Хартфилия не знала.       Её утешили, обняли и даже помогли немного отключиться от круговорота мыслей о грядущих подсрачниках от проблем, людей и угрызений самооценки. А она даже нормально отблагодарить не могла. Поэтому, собрав волю до кучи и намотав остатки соплей на кулак, Люси набралась смелости.       Но Нацу, легонько поддевая переброшенную на её напрягшееся плечо косу, мягко стянул заколку.       — У тебя очень красивые волосы, не стоит их прятать.       Заколка-цветок осталась у него в ладонях, а волосы, постепенно распустившиеся из-за объема и тяжести локонов, начали лезть в лицо. Хартфилия, чувствуя, как уши горят, а перед глазами — туман, едва как выдыхает застрявший в горле воздух. Она могла бы обмолвиться, что Нацу сейчас сделал то, о чем Люси мечтала с самого утра. Она могла бы сказать, что слышала музыку, воспевающую к ангелам на фоне его смелой фразы о красивых волосах.       Она могла бы сказать, что прямо сейчас у неё сведет желудок, если он продолжит так бессердечно и бесцеремонно кадрить её, потому что сердце и без того долбилось о рёбра, как бешенное. И, черт Драгнила дери, если Нацу добивался прогрессирующей со скоростью звука симпатии со стороны Люси, то у него это вышло.       Официально: обнимашки и лучший подкат этой эпохи сделали своё дело, раз Люси, мысленно хватаясь то за вспотевший лоб, то за чертыхающееся сердце, допускала максимально противоречивую мысль, о которой только могла подумать за весь период помолвки. Какого хрена ты такой милый, а?!       Но роковому «ту-дум, шо ты творишь» не суждено было быть озвученным вслух, потому что в момент, когда взгляды смущённой до чёртиков Люси и довольного до чёртиков Нацу встретились, дверь открылась и в кабинет стремительно влетел Макао. Дворецкий — замахавшийся бежать минимум два этажа вверх — протянул недоуменному Нацу письмо, пытаясь отдышаться.       — Господин… Пришло письмо… От Её Высочества, Принцессы Акванты.       Макао опирался на свои колени и утирал рукавом фрака испарину. Драгнил, перевернув письмо лицевой стороной, встречается нахмуренным взглядом с голубой печатью — гортензия, символ дома принцессы из Акванты, страны-союзника. Люси, резко потерявшая дар речи, буравила взглядом бумагу и печать, словно уже догадывалась, что могло пойти не по сценарию.       Ведь Принцесса Акванты, будучи любимой главной героиней из сериала и книги, никогда не слала кому-то письма, так как её нахождение в Империи было лишь завуалированным заключением до свадьбы с принцем. Ответ сам лез в голову.       Макао, выровнявшись, глотнул побольше воздуха, чтобы выпалить всё и сразу без заминок.       — Принцесса желает аудиенции с Леди Люси. Это приглашение в Сапфировый дворец, Господин.

***

      Фарфор стремительно летит на землю, разлетаясь мелкими осколками. На платье — остатки кремового торта, прилетевшего после трижды сказанного «дрянь!», на кудрявых волосах — капли стекающего по шее и подбородку чая, который, благо, успел остыть. В глазах — слёзы и непонимание.       Увядший сад. Сапфировый замок — цветущая холодом и кровью тюрьма для Принцессы Акванты, ставшей заложником империи Фиор. Осколки фарфора под крохотными ладошками и кровь, просочившаяся в ворот разорванного платья.       Мужчина, приставивший к содрогающемуся горлу меч. Именно эта сцена всегда ассоциировалась с Принцессой Акванты — несчастным ребенком, приехавшим в Фиор в возрасте десяти лет, дабы исполнить долг политического брака. Ей было всего шестнадцать, когда её сюжетная линия стартовала в книге и сериале, и семнадцать, когда начался отсчет до её неминуемой погибели от рук королевского отпрыска. Принц Фиора? Нет.

Нет.

      — Ваше счастье, Ваше Высочество, что договор между Фиором и Вашей грязной варварской страной всё ещё в силе, иначе моя рука сейчас не дрогнула бы.       Светлые волосы, когда-то заплетённые в аккуратную прическу, сбились и спутались. Передние пряди — обрезанные и вырванные клочком — лезли в искусанные губы и прикрывали два глубоких пореза на щеке. Глаза — глубокие и манящие, словно морское дно — смотрели с вызовом на провозглашенного палача Империи. Пальцы сжались, а голос — дрожащий и едва слышный — шептал что-то на грани болезненного хрипа.       — Тогда чего Вы ждете? Раз я проклята небесами и Вами, Милорд… Раз моя судьба — острие Вашего меча и лютая ненависть, пылающая в Ваших глазах, прошу… Молю всех Богов, чтобы Ваша рука замахнулась еще раз.       Бледные щеки омывали слёзы, оставляя на коже кровавые разводы. Голос дрожал, а страх парализовал, но Принцесса пылала уверенностью самовольно пойти навстречу вставшему у горла острию. Ладони касались меча мягко и трепетно, а после сжали, позволяя багровым дорожкам брызнуть и остаться алым пятном на красивом платье и растущей под ногами траве.       В ответ — скрипящее молчание. Принцесса Акванты — трогательная и нежная, как цветущий бутон лилии, плывущий по озеру. Она, пусть и главная героиня сюжета, получила трагичный конец, достойный фона. Её любовь к главному герою истории, Принцу Фиора — искренняя и неподдельная — проходит через все испытания, но терпит крах из-за Эрзы Скарлетт Белсирион, главной героини, внезапно появившейся на пороге Кафедрального собора. Той, что посмела украсть сердце возлюбленного, приговорив Принцессу Акванты к смерти от разбитого сердца и воткнутого в хрупкое тельце меча.       Пылкий взгляд девушки уступал противнику, цыкнувшего в ответ на громкие заявления. Но мужчина, почти что ровесник Принцессы, отмахнулся от неё, как от надоедливой мошки, встряхув меч от остатков грязной крови. Его плащ с изображением имперского герба громко шуршал под ногами, отчего мужчина поморщился — генеральское одеяние для официальных приёмов трудно было назвать удобным.       Его взгляд — колкий и пугающий затягивающей бездной — скользнул по дрожащей фигурке Принцессы, всё ещё сидящей на земле среди осколков, разбросанной еды и остатков разорванного рукава платья. На языке крутилось ловкое «продажная, никчёмная женщина», одновременно с проносящимися в голове кадрами, где эта самая женщина пыталась отравить Леди Скарлетт. И ради чего?       Ради того, чтобы победить в борьбе за сердце Принца?       Жалкая, не стоящая всех тех милостей, к которым обязывал этикет. Имперский отпрыск. Первый в персональном списке уродов, стоящих виселицы, и второй в очереди на звание «главный засранец сюжета». Кузен принца, его двоюродный брат по линии матери, меч и щит Империи, а также «запасной вариант» парламента в случае случайной гибели Принца.       Мелкий пиздюк со смазливым лицом и просто скотским характером, стоящий всех возможных синонимов к слову «паскуда» и тот человек, которого Люси всеми сердцем и душой терпеть не может, ведь именно от его рук… От его меча погибнет Принцесса Акванты, когда её публично обвинят в попытке отравления Эрзы Скарлетт Белсирион. То ли причина кроется в личной ненависти к королевской чете Акванты, погубившей всех родных на северных границах, то ли в том, что Эрзе, как главной героине сюжета, предназначен королевский гарем и участие в любовном многоугольнике — история умалчивает, ведь Люси не знает конца и всех мотивов поступков героев. Однако одно точно ясно. Эрза — главная героиня, а значит её должны любить все, а те, кто против… Должны умереть. Таков закон. Константа этой истории, коснувшаяся трепетной Принцессы Акванты, желающей свободы и спасения. Желающей любить и быть любимой.       Смерть только-только распустившейся гортензии в Сапфировом замке Фиор прокатится по империи, как новость, стоящая пира, ровно за день до свадьбы Принца Фиора и его единственной возлюбленной — Святого Рыцаря из Королевства Драгнов.

Смерть от рук императорского Эдельвейса, растущего на горных склонах северных земель Фиора.

Там, где бушует вьюга.

***

Август. 1888 год.

Сапфировый дворец. Крокус.

      Люси, прикусив губы, с трудом ориентировалась в дворцовых лабиринтах.       Встреча с Принцессой Акванты сулила много чего: начиная с восторженных криков о её неземных красоте и очаровании и заканчивая крепкими объятиями с отчаянным: «Держись, девочка моя, тебя в обиду я не дам». Принцесса была верхом изящества и утонченности, чем сразу и пленила Люси, когда та смело искала в Пинтересте обои с кадром из сериала параллельно просмотру. Идеальная девушка, чья история не получила должной экранизации в сериале…       Однако получила максимально трагичный конец на момент двадцатой главы книги, где двоюродный брат принца нещадно убивает её буквально в этом же замке.       Хартфилия мягко коснулась колонны, чувствуя, как Сапфировый замок просит о помощи — вот она, цитадель Принцессы. Её персональная проржавелая клетка и заброшенный дом, за пределы которого ей запрещалось выходить, и в стенах которого сохранился последний её вздох. Как-то всё это печально, не находите? Приехать в Фиор, будучи ребёнком, всю сознательную жизнь готовиться к свадьбе с Принцем и через семь лет умереть от рук его несносного братца-паразита просто потому, что тебе не принадлежал статус «главной героини». Как же это, твою мать, знакомо, правда?       Люси неспешно шла вперед, обдумывая то, что же могло натолкнуть мелкого пиздюка на подобное. Месть за погибших на войне с Аквантой родителей? Месть за попытку убийства возлюбленной-Эрзы, при том, что любовь была одностороння и наглядно безответная? Или что-то еще? Возможно ли, что Принцесса Акванты перешла ему дорогу в политическом аспекте? Или подвох в очевидной драматизации сюжета, ибо это роман, а по всем канонам романы всегда идут по пути многоугольников, чтобы в конце недодрамы кокнуть (по факту, слить) неугодных?       Так много вопросов и так мало ответов. Хартфилия вздохнула и потёрла гудящие от всех этих размышлений виски.       Что всем сделал этот едва распустившийся цветок — непонятно, но допустить это в настоящем, когда у Люси были рычаги давления, Хартфилия не планирует. Кого-кого, а Принцессу Люси рвалась спасти уже сейчас, крича что-то о долге первой фанатки и основательницы фан-клуба, и припоминая, что картинка-скриншот из пятого эпизода стояла у Люси на экране блокировки больше чем два месяца.       А это ой как многого стоит.       Мысли путались. Люси бродила в этих лабиринтах с того самого момента, как случайно отбилась от собственных телохранителей под предводительством Ромео — хотя, трудно сказать, что она была прям-таки расстроена, честно. Голове нужен был отдых от круговорота событий, резко нахлынувших на Люси, как летний ливень: начиная от Нацу и всем, что с ним связано, и заканчивая тем, как же Хартфилии не наброситься с кулаками на мелкого пиздюка, если ей всё же доведётся с ним встретиться. С этим уродом не только одним воздухом дышать не хотелось… Его, в принципе, изолировать от общества нужно было, перед этим хорошенько так запульнув каблуком в лоб для профилактики.       Кулаки непроизвольно сжались, пока Хартфилия шла вперёд, нашёптывая ругань себе под нос. Впереди показался поворот, обросший лозами винограда: Сапфировый замок на самом деле заброшен, так как тут жили от силы человек пять-семь — Принцесса и её минимальная свита с прислугой. Соответственно, никто в здравом уме не будет выделять бюджет для содержания никому не сдавшейся королевской наследницы, особенно, когда под «никому не сдавшейся» подразумевается не только больная на голову королевская семейка из Фиора, но и родители из Акванты, пославшие доченьку буквально в ебеня, лишь бы мирный договор заключить.       Оно-то и логично, Акванта была страной немного низких патриархальных порядков, где детей рожали много и беспрерывно, так что сами родители (и не важно — королевские или нет) теряли счёт того, сколько мальчиков, сколько девочек и как кого зовут. Хотя, было чудом, если девочек в такой-то стране с устоями «женщина всего лишь украшение мужчины» вообще за членов семьи считали.       Зубы нещадно скрипнули от полыхающего чувства несправедливости. Ладно там Анна-Люси, но Принцесса Акванты, которая считается полноценным главным героем? За что её так? Чем этот несчастный ребёнок заслужил подобное?       — Бред сивой кобылы, серьёзно…       Люси, пыхтя то о том, то об этом, мысленно выстраивала план, как будет умолять Нацу что-то с этим сделать. Он же первый советник, и это сейчас не про статус местного засранца, если что. Раз он такая авторитетная в Империи задница с широкими полномочиями и генерирующей безумные идеи смекалкой, то он-то точно сможет подсобить. Даже если Хартфилии ради этого придётся пойти на супружеские крайности.       Принцесса Акванта стоит таких усилий, ведь из всех персонажей её хотелось утешить и спасти больше остальных. Самое главное: как можно дольше не давать Принцессе встречаться с мелким пиздюком, потому что бзики в его голове начнут прорастать совсем скоро. Если не уже.       Каблуки звонко стучали о каменную дорожку, а Хартфилия, победно сжав кулаки, уверенно заворачивала в поворот, надеясь, что впереди — заветные ворота в знаменитый сад Принцессы Акванты, который жаждет посетить едва ли не каждый уважающий себя дворянин. Пусть она и была добровольно-принудительным затворником, но даже в такой затворнической репутации была своя прелесть — расползающиеся слухи, теории и догадки, пускающие корни в высшее общество быстрее эвкалипта.       И вот, пылая уверенностью вершить революцию или возглавлять бунт, Люси сделала шаг вперед и тут же упала.       Секунда — она зажмурилась. Вторая — Люси открыла глаза и увидела перед собой сбитого с толку стражника, успевшего подхватить её за плечо.       — А, ой, прошу меня простить, я столь неосмотрительна…       — Ничего страшного.       Мужчина (хотя, ему на вид около двадцати), неторопливо помог Люси подняться на ноги. Хартфилия в спешке пыталась поправить складки платья, параллельно рассматривая исподлобья стражника с неподдельным интересом. Хотя, его толком-то и стражником не обзовёшь, пусть камзол и выглядел простоватым. Высокое положение среди стражи замка (и тут трудно понять чьего: Сапфирового или одного из тех, где ошивались остальные главные герои) выдавала золотая брошка, придерживающая плащ на правом плече.       Пока Люси мысленно мычала, пытаясь хотя бы предположить, кто перед ней: капитан стражи или кто-то повыше, молодой человек, равнодушно кивнув, ушёл — видимо, в сторону выхода из замка. И вот тут несостыковочка происходит, ведь в голову Хартфилии лезли несколько факторов, которые напрягали до степени «Ты кто такой и откуда вылез?».       Во-первых, внешний вид. Золотая брошь, явно намекающая на высокое положение среди стражи или военных кругов. Приятная внешность, уже точно не характерная для обычных служащих при замке. А крепкое телосложение и чрезмерная хладнокровность говорили об определенных заслугах, допустим, службы где-то за пределами безопасной столицы.       Во-вторых, манеры. Люси с виду дворянка, а раз уж приехала в Сапфировый замок на встречу с Принцессой Акванты — уж точно не последняя в списке высшего общества. И раз этот чудак это понял (а он понял, судя по вынужденной сдержанности), то из подобного предположения можно сделать вывод, что уверенно отчаливающий в сторону выхода персонаж либо дворянин, либо сын/наследник какой-то семьи, почитаемой за военные заслуги (например, отпрыск какого-то генерала).       В-третьих, прогрессирующее чувство дежавю. Помнится, в книге был момент, на котором Автор сделал большущий акцент. Глаза. Когда Люси подняла голову, встречаясь с пронзительным взглядом спасителя-стражника, её пробрала едва ощутимая дрожь. Черные. Будто бы Обсидиан — и это сейчас едва ли не цитата.       Люси, жуя губы, металась: если он главный герой, тогда стоило поднапрячь извилины и вспомнить, кто бы мог выглядеть как стражник, но при этом обладать такой запоминающейся и уникальной деталью во внешности. А если второстепенный, то какая роль ему отведена, раз Хартфилия мысленно процитировала чуть ли не полноценную строчку в книге? Чёрные глаза, тёмные волосы, выглядит как стражник. Ошивается в замке Принцессы Акванты. Вероятно, дворянин.       Перед глазами всплывали чуть ли не анкеты с персонажами, которых Люси с горем пополам пыталась вспомнить и отсортировать. Парень отдалялся, поэтому Хартфилия, стиснув зубы, решила не медлить. Раз интуиция подсказывала, что этот человек всё же не последний герой этой истории, значит стоило воспользоваться любезно предоставленным судьбой шансом и убить двух зайцев одним ударом.       Люси, приподняв подол платья, спешно сократила расстояние между ними, тут же окликнув парня извинениями.       — Прошу, подождите!       Тот развернулся в пол-оборота и, недоумённо вздернув бровью, посмотрел на Люси, запинающуюся в отдышке. Велика вероятность того, что она об этом очень сильно пожалеет, правда. Но, раз интуиция отсигналила, игнорировать этот посыл свыше чревато ещё большими сожалениями. Конечно, помимо этой сраной интуиции внутри Хартфилии метался вьетнамский флешбек встречи с первым советником (потому что сейчас практически похожая ситуация), однако Люси, уверенно глотая волнение и сомнения, уговаривала себя не давать заднюю. Раз сказала «а», тогда говори и «б».       — Приношу свои извинения, Лорд. Моё имя Анна-Люси Хартфилия, я дочь графа Хартфилия. К большому сожалению, я немного заплутала, не подскажите, где я могу найти Её Высочество, Принцессу Акванты?       Люси присела в стандартно-приветственном реверансе, демонстрируя свою осведомленность, что перед ней человек со статусом. Но её жест явно не оценили, потому что в ответ Хартфилия краем уха услышала многострадальное «да что ж сегодня за день-то такой, а?». Конечно, её бровь нервно подскочила к верху, но Люси держалась как образцовая Леди, не знающая, что такое послать восвояси или же с намёком на невежество сказать: «А ну повтори, чё сказал».       Парень, устало выдохнув, лениво отвесил поклон. Его лицо — недовольное, уставшее и даже скукоженное от навалившихся на плечи обязанностей по сопровождению — держало марку хладнокровия и равнодушия. Если честно, Люси тут же отбросила какую-либо обиду на его не совсем идеальные манеры (точнее, полное их отсутствие, потому что он должен был представиться в ответ), потому что в глаза бросилась ещё одна весьма противоречивая деталь.       Равнодушие, граничащее с откровенным наплевательством. Холод, который буквально чувствуется на коже, словно морозный ветер. И…       — Прошу за мной.       Парень произнёс это всё также безразлично, пройдя мимо Хартфилии в сторону того самого поворота, где они столкнулись. Он шёл быстро, словно спешил как можно скорее покончить с нагрянувшей проблемой в виде заплутавшей дворянки, а Люси, едва успевая нагонять его, недоумевала тому, почему же внутри плескалось очень знакомое чувство. Знакомое и противоречивое, будто бы застрявший в подкорке мозга ответ выглядел глупым и одновременно самым логичным из всех допустимых.       Взгляд карих глаз плыл то по нахмуренному лицу сопровождающего, то по нескончаемому коридору-лабиринту Сапфирового замка, но всегда…

Всегда возвращался к проглядывающему под плащом на правом плече семейному гербу с чересчур знакомым цветком.

***

      Сопровождающий довёл её до ворот и, не успев получить благодарность за помощь, исчез.       Люси, стоящая под кованным забором, обросшим лозами, нервно жевала губы, ведь сейчас её волновало всё происходящее вокруг. Сумасшедшая догадка парализовала рациональное мышление. Хартфилия пыталась убедить себя в том, что ей нужно взять себя в руки, ведь прямо сейчас она на пороге знакомства с любимым персонажем, но другая её часть — наученная подзатыльниками Нацу и подсрачниками Мишель-Кьёки — кричала об очевидном. На правом плече был нарисован герб. Герб с изображением Эдельвейса — цветка, который по праву принадлежал дому кузена принца. Мелкому пиздюку, которому сейчас должно быть от силы лет семнадцать. В сериале он предстал неотесанным, но смазливым ребёнком, не удавшимся ростом и характером. Он вечно перечил первому советнику, через раз критикуя разгульный образ жизни и халатное отношение тамошнего Лорда Драгнила к обязанностям, при том, что сам не справлялся со своими.       И снова вопрос ребром: как его звали? Как бы он мог выглядеть, если люди здесь едва ли чем-то схожи с теми, которых Хартфилия помнила по книге и сериалу. Но глаза… Герб… Золотая брошь… Он точно был дворянином.       Люси, нахмурившись и наматывая круги перед забором-входом в сад, пыталась не впадать в конкретную паранойю. Если тот человек и правда… Двоюродный брат принца, Меч и щит империи, то почему он ошивался в Сапфировом замке? Это было очень странно, если учитывать ту ненависть к Принцессе Акванты, которую демонстрировал этот уродец буквально с первых секунд экранного времени что в книге, что в сериале. Более того, что там, что там он казался более… Инфантильным, эмоциональным. Настоящий ребёнок, думающий своим невъебенных размеров эго, а не чем-то, что с анатомической точки зрения должно находиться в голове. Тогда как?       Мальчик из книги/сериала вечно кричал о своем титуле, кичился своими достижениями и фыркал в сторону разумных мыслей, которые ему пытался донести Канцлер. Тот парень показался Люси склонным к флегматизму, то бишь стандартная личность, плывущая по течению и кладущая болт на каких-то там первых советников, принцесс и прочих. Не-сос-ты-ко-воч-ка однако.       А вдруг… Из-за того, что Люси как бы не местная, большая часть главных героев немного модифицировалась? Может Хартфилия успела где-то напортачить? До событий основного сюжета ещё ого-го, но на счету Люси уже назревающая свадьба с первым советником и изгнание Мишель, которая как бы и должна была начать сюжет своим внедрением в систему «Сдохни, Умри или Выскочи замуж». Но каким боком тут кузен принца? Да нет, бред какой-то.             Люси прикусила ноготь, действительно стоя на той самой непозволительной грани, чтобы броситься в омут «твою мать, что я наделала». А может здесь тоже задействован принцип «книга драматизирует»? Слишком много мыслей, слишком.       Проходит минуты две, если не больше, прежде чем Хартфилия опустила руки, выдохнула поднакопившееся волнение и остановилась на одном-единственном аргументе.       — Предположим, что это не кузен принца, а его, допустим, ближайший подчинённый.       И, да, уверенно шагая в сторону беседки у озера и чарующих своим видом клумб с редчайшими цветами, Хартфилия действительно старалась верить в то, что тот парень — всего лишь правая/левая рука кузена принца, прибывший к Принцессе сугубо из мотивов «проинформировать-прошпионить-пригрозить». С учётом того, что он внешне выглядел старше, чем инфантильная и страдающая комплексом неполноценности семнадцатилетка и с учётом того, что сам кузен принца считается предводителем имперской армии, вполне логично будет, если тот парень всего лишь… Скажем, друг, наставник или ближайший помощник, которому позволено носить форму с гербом Эдельвейса. Доверенное лицо, во. Вот это уже больше смахивает на правду.       Люси, мягко придерживая подол платья, шла в сторону виднеющейся беседки — как раз там Хартфилия заметила чей-то силуэт. Солнце ослепляло, а ласковый ветер трепал распущенные волосы, кое-где украшенные драгоценностями и заколками-цветками. Каменная дорожка, обросшая мхом, вела прямиком к беседке — обвитая цветущими лозами, она выглядела так, словно была ключевой составляющей пейзажа. Чем ближе Люси подходила к беседке, тем больше чувствовался какой-то детский испуг вперемешку с любопытством.       И вот, вдыхая полной грудью запах гиацинтов и рассаженных у берегов озера гортензий, Хартфилия неторопливо поднялась по скрипящим ступенькам. Окружающая среда невольно наталкивала на мысль единения с природой и вот она — Анна-Люси Хартфилия — стала частью всей этой просто неземной красоты. Позабытый где-то в лабиринтах эскорт и пугающая теория встречи с ненавистным мелким пиздюком улетучиваются вместе со всеми остальными, более незначительными, но всё же тягостными мыслями.       Люси расслабилась, приободрённая внутренним восторгом. Прямо сейчас — всего каких-то три ступеньки — и она встретится со своей любимицей. Хартфилия, будучи не только третьесортной героиней, но и дворянкой из всего лишь второй аристократической линии, прямо сейчас имела честь быть частью общества Её Высочества, Принцессы Акванты. Удивительно, неописуемо и так…       Волшебно, отчего слова терялись и путались на языке.       Ещё шаг и приятный тенек окутал её крошечную фигурку, сжавшуюся в предвкушении. Люси, не поднимая головы, села в глубоком реверансе, демонстрируя Принцессе не только глубочайшую благодарность за приглашение, но и уважение.       — Позвольте Вас поприветствовать, Ваше Высочество. Мое имя Анна-Люси Хартфилия из дома Хартфилия. Для меня это большая честь.       Руки изящно опустили пышный подол платья, выполненного в семейных цветах Хартфилия, от чего юбки шуршали не так сильно. Люси выпрямилась и, подняв голову, встретилась взглядом с сидящей за столом девушкой. Утончённая, словно фарфоровая кукла. Её лицо, обрамлённое кудрявыми волосами, выглядело едва ли не произведением искусства, вышедшим из-под кисти мастера. Фигурка — крохотная и аккуратная, а улыбка — чарующая и пленяющая.

Её Высочество, Принцесса Акванты. Невеста принца Империи Фиор.

Джувия-Роксана де Акванта Локсар

      — Не стоит благодарностей, я всего лишь хотела преждевременно поздравить со свадьбой и извиниться за то, что не смогу присутствовать. Прошу, присаживайся.       Люси кивнула и, отведя всего на секунду взгляд, села напротив принцессы, попутно подогнув юбку. Руки от нервов чуточку дрожали, но цветочный аромат, коим, казалось, было пропитано это место вдоль и поперёк, понемногу расслабил Хартфилию и её желание пару раз заикнуться. Джувия, приподнявшись, изящно подхватила фарфоровый чайник, подлив Люси в чашку ягодного чая.       Джувии сейчас было около пятнадцати-шестнадцати, но она выглядела и воспринималась куда старше. Люси, проглотив волнение, чувствовала себя в своей тарелке и вне её одновременно, ибо приевшиеся мысли о сравнивании себя с принцессой не давали покоя. Такая прилежная и трепетная, такая спокойная и утончённая — настоящая аристократка. Несмотря на устоявшийся стереотип о том, что Королевство Акванта — страна варваров и еретиков со своими странными обычаями и непонятными для фиорцев устоями, Джувия под такое описание явно не подходила.       Возможно разгадка крылась в том, что по прибытии в Фиор десятилетнюю девочку, грубо говоря, перевоспитали: как в манерах, так и в восприятии окружающего. Сюжет сериала об этом не распространялся, однако книга неоднократно акцентировала внимание на межкультурных особенностях фигурирующих в истории стран. Акванте присуща приставка «де» в благородном имени, Альварезу — «фон». Фиор же знаменит двойными (реже — вторыми) именами, так что удивительно-дополняющее «Роксана» — часть Фиора, коей Корона нарекла будущую (в теории, конечно же) императрицу.       — Надеюсь, дорога не выдалась утомительной.       — К счастью, нет. Наш экипаж добрался намного быстрее из-за хорошей погоды. Благодарю.       Люси пыталась держаться достойно и не допустить привычное для нее и персонажа «Анна-Люси Я-буду-косячить-даже-там-где-накосячить-невозможно» фееричное падение в грязь лицом. Краткость и лирика — лучшее решение для такой беседы, так что, придерживаясь политики «не говорить ничего лишнего», Люси улыбнулась и пригубила чашку с ароматным чаем.       Джувия, любезно указав на пирожные и десерты, коими был заставлен весь стол, присоединилась к улыбчиво-молчаливому чаепитию, изредка бросая в сторону Хартфилии незаметные взгляды. Люси же, наученная горьким опытом, продумывала вопросы о погоде, моде и прочих незначительных вещах, о которых обычно говорят дворянки высоких статусов. Марго Бёрд и компания — это одно, а принцесса Акванты — уж, извините, немного другое. Наступить на те же грабли, которые хорошенько так треснули по лбу в усадьбе занозы в заднице, позже — первого советника? Э-э-э, нет, спасибо.       — Ваше Высочество, не хотите ли поговорить о…       — Можем ли мы упустить формальности?       — Ох, если Вы того пожелаете…       Джувия, отдалённо напоминающая Нацу своей резкостью в переходе на «ты», немного напугала, но Люси упорно продолжала верить в то, что принцессе так проще. Последние несколько лет она жила затворником в Сапфировом дворце, отчего подруг (вообще хоть кого-то, с кем можно поболтать без официальной речи) как таковых у неё не было. Да и, честно сказать, иногда очень выматывало вечное напоминание, мол, «только попробуй обратиться на «светлость» к маркизу, не позорься, Господи-прости».       Мизинец, оттопыренный под идеальным углом, внезапно дрогнул, стоило Люси услышать небольшой смешок со стороны принцессы. Джувия, поначалу показавшаяся милейшим божьим одуванчиком, внезапно усмехнулась так, будто перед Хартфилией не иностранная принцесса — девочка-аленький цветок. А кто-то… Другой.       — Тогда сразу перейду к делу. Не вижу смысла подыгрывать, раз ты все равно в курсе, что мои извинения и поздравления были всего лишь поводом для встречи. Стопе-стопе-стопе!       Люси, глотнувшая чай, едва не поперхнулась. Это… Это как вообще? Хартфилия, сдержав опешившее «подожди, дай я немного в себя приду, а потом продолжим, хорошо?», промокнула губы салфеткой, надеясь, что её ступор остался незамеченным. Принцесса Акванты описывалась как человек, боящийся переступать границы этикета. Её с детства приучали к высшему обществу и обычаям, на которых держится любое светское мероприятие, поэтому для Хартфилии, как фанатки-намбер-ван было трудно представить Джувию такой… Стремительной и резкой, плюющей на прошедшие минут пять с момента встречи.       Подобная спешка начала немного напрягать.       — Если Вы на том настаиваете.       — У меня есть к тебе деловое предложение.       Джувия, аккуратно приподняв чашку за ушко, мило улыбнулась, словно никакого «заговора между строк» не было. Её «у меня есть деловое предложение» звучало в духе тех самых драматических игр, где подобное «деловое предложение» заканчивалось для главного героя либо откровенной задницей, либо маленьким надгробием и тремя родственниками, оплакивающими горе-фраера под дождем.       Между тем, по спине Люси прошелся ободрительный холодок, вернувший её в тот самый вечер, когда кое-кто с похожей улыбкой сказал:

«Давайте заключим пари»

      И после этого началась глобальная катастрофа, закончившаяся помолвкой, Кьёкой, вероятными подсрачниками от Общества благородных дам и почти-что-мужем, который в одно время чуть ли не киборг-убийца, а в другое — подорожник, который хоть к ране прикладывай. И такая биполярка хрен знает сколько продлится. Не-не, ребята, давайте без меня. Я не настолько живучая.       Бровь нервно дернулась от осознания того, что культ главных героев истории на то и культ, чтобы каждый представлял собой отдельную категорию опасности. Ну что, повторение мать учения, да? Первый советник — радикальный черт, принцесса — очаровывающая плутовка. Анна-Люси — спотыкающееся о собственные ноги нечто, явно не вписывающееся в ранее упомянутый фееричный тандем. Заебись.       — Смотря какое предложение.       — Как только ты станешь Княгиней, тебе придется войти в Общество благородных дам на правах супруги одного из парламентариев. Ты наверняка знаешь о том, что тебя там не ждут и, более того, вряд ли встретят с распростёртыми объятиями.       Люси, притворившись, что её больше интересовал кекс с черничной начинкой, грубо провела по нему ножом. Анна-Люси с радостью развесила бы уши, если бы не одно «но». Аккуратность, которую Нацу привил Люси в общении с вот такими вот экземплярами сейчас играет ей на руку, за что Драгнилу стоило сказать большое спасибо. Пусть принцесса Акванты и являлась любимой героиней Хартфилии, сейчас от того образа хрупкой девочки, брошенной на произвол судьбы, не осталось ничего.       И причин у этого явления достаточно, начиная реалистичностью этого мира, где таких вот «недобитых» уничтожают сразу и не важно в каком возрасте, и заканчивая пустившими корни в эту эпоху тенденциями «если не ты, то тебя». Вероятно, та хрупкая натура принцессы была нещадно растоптана в период, когда она не могла достойно дать отпор.       Бисквит таял во рту, и Люси, наслаждаясь искусной выпечкой, мысленно разбирала каждое слово, сказанное Джувией. Четыре ипостаси, полученные от учений первого советника: ничего не упускать, как можно больше утаивать и думать перед тем, как что-либо кому-либо говорить. А если хочешь, чтобы твоя жопа не оказалась у кого-то на прицеле — улыбайся и вовремя прикидывайся дурочкой.       — И в чём же заключается Ваше предложение?       — Позволь мне помочь. Мой статус довольно высок даже для политического заложника Короны, к тому же, я лично знакома со всеми участницами Общества. Думаю, тебе будет намного проще ориентироваться, если ты будешь знать, с кем стоит сотрудничать, а с кем нет.       Люси, пригубив чашку с чаем, выдерживала паузу. Принцесса темнит — в этом сомнений нет. Зная, что главные герои на то и главные герои, чтобы иметь за любым шагом-решением-словом мотив, Джувия явно не была исключением, пусть на это и были надежды в самом начале. «Ожидание» и «реальность» имели горькое послевкусие, отчего Хартфилия не спешила отвечать на пылающий энтузиазм со стороны принцессы энтузиазмом охотно согласиться.       С одной стороны, очень удобно иметь список «плохишей» в кармане, чтобы знать, на кого не стоит нарываться, дабы не получить по хребту. С другой стороны — информация на вес золота и просто так её мне никто не даст. Это равносильно тому, что кто-то из одноклассников нашел ответы на итоговую контрольную работу по математике и ответы настолько эксклюзивные, что поверить в то, что они бесплатные — очень трудно.       Мысленно раздумывая над тем, как бы правильно и аккуратно узнать насчёт цены такого карманного путеводителя, Люси попутно припоминала все те шишки, которые она получила в общении с Нацу. Перспективы от такого предложения радовали, но вот были подливающие дёгтя в бочку мёда «э-э, подожди», о которых Джувия отчего-то не говорила. Ладно, будем считать, что она ждет этого вопроса от меня.       — Могу ли я уточнить детали?       — Конечно.       — Если я принимаю условия уговора, Вы предоставляете мне информацию о каждой женщине из Общества, верно?       — Не только. Я научу тебя выживать в нём, поскольку от тебя, как от будущей супруги первого советника, ждут подвигов и свершений, и если ты не будешь соответствовать их стандартам…       — Поползут слухи, я понимаю.       Люси, гордо вздернув подбородком, держалась уверенно и стойко, будто бы умышленных запугивай со стороны Джувии и не было. Манипуляцию не так сложно распознать, особенно, когда ты сам по себе неплохой манипулятор. Это равносильно игре в «Монополию» — выигрывает тот, у кого больше опыта и навыков, ну а в случае Люси — у кого шишек больше, и кто увереннее от них уворачивается. Хартфилия мысленно усмехнулась, сравнивая уровень своего лавирования в светских беседах в начале пути и сейчас.       Конечно, нельзя сказать, что Джувия неправа, ведь Общество благородных дам (сокращенно — ОБД) на то и частная тусовка, чтобы туда могли вступить только избранные, поэтому, да… Соответствовать требованиям нужно, но для Люси это будет трудно, ведь она о них ничего не знает. О каких подвигах и свершениях говорит принцесса — загадка для Хартфилии, так что, да… Карманный путеводитель сейчас ой как в тему. Более того, перспектива оказаться эпицентром травли слухами тоже не особо прельщает. Закон высшего общества для всех одинаковый: если о тебе поползли не самые лестные слухи, проще сымитировать свою погибель и смотаться в другую страну, чем пытаться жить с этим, надеясь, что всё утихнет, или, Боже упаси, пытаться эти слухи опровергнуть. Пока что аргументов «за» намного больше.       — Довольно интересное и, я бы даже сказала, щедрое предложение, но что Вы хотите взамен?       В ответ — милейшая улыбка. Люси, опустив чашку на блюдце, приготовилась к худшему: от очередного союза против правительства империи, до шпионажа в интересах принцессы. Сейчас, видя то, какой Принцесса Акванты является на самом деле, любое безумие вполне себе могло бы оказаться реальностью. Даже если прямо сейчас прозвучало бы что-то в духе «докладывай мне о любом действии и решении первого советника», серьёзно. Хартфилия не позволяла себе хмуриться, чтобы Джувия не сразу поняла весьма категоричный настрой насчёт ответа.       Люси среагировала на всю ту же милейшую улыбку настороженностью. В воздухе повисло напряжение, отчего между девушками образовалась неловкая тишина, прерываемая пением птиц и шумом озера. Принцесса откинулась на спинку стула, удерживая на губах улыбку, чтобы сохранить образ невинности.       — Поверь мне, это мелочь. Я буду признательна, если ты станешь моей подругой, Люси.       — А если поконкретнее?       Люси ответила сразу же: резко и уверенно, демонстрируя то, что она не собиралась вестись на привычную для светской беседы фальшь. Лицо Джувии даже не дрогнуло — ох, она только этого и ждала. Хартфилия мысленно цыкнула сама на себя, осознавая, что её проверяли на «прочность». Хотя не сказать, что подобный промах был равносилен косяку, скорее, если бы Люси играла роль дурочки, то и принцесса бы говорила по-иному, упуская ключевые детали.       Однако фраза о «подруге» всё ещё не выходила из головы. Гугл-транслейт упорно отказывал в переводе, при том, что чуйка горлопанила о скрытом подтексте этих слов. Стала бы нынешняя Принцесса Акванты искать подругу в лице какой-то там подозрительной дамочки из второй аристократической линии? Или же в этот раз играет роль перспектива союза с женой первого советника? Окей, помимо свадебной суеты, Кьёки и геморроя с Обществом, добавим пункт о вероятных желающих поиметь меня в качестве недалекого союзника в ближайшем будущем.       — Как и ожидалось от избранницы Лорда Драгнила.       — Сочту это за комплимент. И всё же, чего Вы хотите на самом деле?       — М-м, взамен на драгоценные знания, я бы хотела, чтобы ты стала моими глазами и ушами. В Общество принимают только замужних дам, поэтому путь туда мне пока закрыт, однако на их собраниях очень часто поднимаются весьма интересные вещи. Весьма интересные и весьма полезные.       И снова улыбка. Люси вскинула бровью, схватывая каждое слово на лету. То, что Общество по своей сути что-то вроде закрытого клуба — это было ясно с самого начала. То, что там обсусоливают всё, что только можно, начиная слухами о том, кто кому и с кем изменяет, и заканчивая предполагаемым количеством бастардов, рождённых от проституток — такая себе новость. Но вот последнее — «весьма полезная и интересная информация» может наталкивать на то, о чём обмолвился Нацу после приезда Люси в особняк — реформы, планы членов парламента и прочие связанные с политикой вещи.       То, чем может руководствоваться Люси, проверяя, соответствует ли события оригиналу книги или всё же сработал эффект бабочки.       Если Люси не сориентируется в этом змеином кругу — её попрут оттуда при первой же встрече, но имея знания о том, как нужно себя преподнести — охо-хо, сколько возможностей… Закачаешься.       — Другими словами, я должна буду после каждого собрания докладывать вам о его результатах, верно?       — Что ты, всё не настолько серьёзно, так что прибереги формальности для официальных приёмов, Люси. Наше общение не будет выходить за рамки девичьих разговоров за чашечкой чая.       — Тогда… Это всё?       Джувия кивнула, пригубив чашку с чаем, чтобы скрыть хихиканье. Люси же постаралась найти её словам более понятную трактовку, чтобы выкрутиться, попросить о времени на «подумать и взвесить». Учитывая сказанное принцессой, она оставляет за Хартфилией право фильтровать информацию: то бишь, докладывать только о том, что сама Люси посчитает необходимым. Это удобно, и это громадный плюс.       Другой вопрос: зачем ей эти знания и как она собирается их использовать. И ладно там личный интерес или перестраховка (во что с трудом после такой-то встречи верится), но если будет испорченный телефон, то отвечать за длинный язык придётся Люси. А это как бы… Неприятненько немного, особенно, когда за Хартфилией закрепится статус супруги первого советника. Вдвойне неприятненько.       Люси, чувствуя пробравшую тело усталость, скользила взглядом по столу, обдумывая, как же правильно поступить. Стоит ли давать ответ сразу? Или всё же спросить о том, чего хочет добиться принцесса, получив такие знания? А может нужно рассказать об этом Нацу и узнать, что он об этом думает? Доверие, все дела.       — Как Вы хотите использовать эти знания?       — Увы, не могу сказать из объективных на то причин. Я понимаю, что ты сомневаешься, поэтому можешь вернуться домой и обсудить моё предложение с Лордом Драгнил.       Хартфилия мысленно цыкнула, почувствовав, что её как-то слишком легко раскусили. Может ли быть такое, что у неё просто на лбу написано, о чем она думает? Джувия, промокнув губы салфеткой, неспешно вышла из-за стола, удерживая сложенные руки около корсета — посиделки окончены. Люси даже не успела заикнуться благодарностью за прием, предложение и возможность подумать, как вдалеке послышался какой-то неестественный для среды звук.       Что-то упорно выбивалось из устоявшейся атмосферы пения птиц, шелеста листвы и покачивающейся от ветра воды в озере.       — К сожалению, моё время ограничено, прошу за это простить, Леди Хартфилия.       Джувия остановилась около ступеней, попутно выглядывая что-то или кого-то вдалеке с неприкрытой улыбкой. Шум приближался со стороны входа в сад — прямо туда и смотрела принцесса. Люси, оттряхнув юбку, поднялась с места и поравнялась с принцессой. Взгляд быстро нашёл источник звука, коим были Ромео и ранее сопровождавший Люси эскорт.       А так же…       — Могу я кое-что спросить, Леди Хартфилия?       — Конечно, Ваше Высочество.       Люси ответила автоматически, не задумываясь. К ним, будто бы волна, настигающая город, приближались две группы из вооруженных мужчин — эскорт Хартфилии и группа рыцарей под руководством того самого недостражника, которого повстречала Люси перед аудиенцией в саду. Тот самый парень, запомнившийся Хартфилии гербом с Эдельвейсом на плече.       Ветер мягко встряхнул передние пряди, ласково касаясь щек. Вода в озере, расположенном чуть ли не под боком беседки, шумно всколыхнулась. Люси металась взглядом между группой мужчин и улыбчивой Джувией, которая с необычайным смирением ждала своей участи. Принцесса Акванты всегда страдала от рук кузена принца, но он никогда не показывал этого в открытую. Про их натянутые отношения и жестокое обращение со стороны двоюродного брата принца знали только двое: Джувия и сам мелкий пиздюк. Но почему сюда идет группа мужиков во главе с человеком, который носит на одежде герб дома того уродца?       Несмотря на то, что впечатление от встречи с принцессой Акванты было весьма неоднозначным, в душе медленно проросло семя тревоги. Сейчас происходило то, что основному сюжету неизвестно, поэтому Люси не могла предположить, зачем они идут сюда и зачем человеку кузена принца понадобилась Джувия. Хартфилия, позабыв о том, что принцесса хотела о чём-то спросить, искренне хотела что-то сделать. Оказать помощь или поддержку.       Но та улыбка — словно происходящее прямо сейчас было всего лишь обыденностью — обезоруживала.

Равно как и несколько слов, сказанных в тот момент, когда усилившийся поток ветра ударил в спину.

      — Как долго ты в этом мире?

Секунда.

Две.

Три.

      Люси с голодом хватала ртом воздух, толком не задумываясь, как она сейчас выглядела перед подошедшим эскортом. Взгляд был прикован к Принцессе, уверенно вышедшей навстречу тому самому парню, успевшему отдать команду своим подчинённым. Хартфилия чувствовала, что вот-вот упадёт, и это сейчас не шутка, ибо звучащие в голове эхом слова Джувии постепенно обретали новые краски смысла. Как долго… В этом мире? В этом мире?       — Ваше Высочество, кронпринц просит об аудиенции.       — Не стоило ради такого приводить целый отряд, Лорд Фуллбастер.       Ромео любезно протянул руку, шепча: «У Вас всё в порядке?», но Хартфилия не знала, в порядке ли она. В голове стоял сумбур, а взгляд — недоумённый и испуганный одновременно — по-прежнему был прикован к хрупкой фигурке принцессы. Пазлы упорно не складывались: ни так, ни этак. Джувия мило наклонила голову, отчего её кудряшки весело подпрыгнули на ветру. Люси едва ли делала шаги вниз по ступенькам, так что мысленно обещала сказать Ромео большое спасибо за своевременную поддержку.       Лорд Фуллбастер, коим оказался тот самый парень, махнул подчинённым, столпившимся сзади, чтобы те покинули сад. Ромео, перепуганный больше Люси, метался между всё ещё опешившей Госпожой, мыслью побыстрее увести её отсюда и происходящим прямо перед глазами действом — принцесса Акванты любезно беседовала с неким стражником-сопровождающим.       Если он таковым являлся.       — Хотя, не скрою, мне льстит то, что моим сопровождающим будет сам Меч и щит Империи.

Секунда.

Две.

Три.

      Джувия, хихикнув в ладошку, благодарно улыбнулась в ответ на любезно предложенный в качестве опоры локоть. Люси, пропустившая мимо ушей вопросы Ромео о самочувствии, не могла поверить тому, что видела. Она стояла прямо около куста с голубой гортензией и не понимала, когда же успела выпасть из реальности. Хартфилия едва дышала и держалась на ногах, а Джувия, откинув кудрявые волосы на спину и прижавшись к Лорду Фуллбастеру, повернулась к Люси, будто бы ничего... Ничего не произошло, и оригинальная история прямо сейчас не полетела к чертям собачьим.       — С нетерпением жду Вашего ответа и следующего визита, Леди Хартфилия. Желаю Вам безопасной дороги домой.

Феерия продолжается.

Насколько нужно быть безумной, чтобы, будучи попаданкой в Анну-Люси Хартфилию, ввязаться в брак с первым советником?

Вероятно, настолько же, настолько ещё одна попаданка в Принцессу Акванты, решившая водить дружбу с собственным убийцей.