Злодей часть превая.

Я сидел под деревом на залитом солнцем поле. Где-то вдалеке стоял дом. Идиллия спокойствия. И лишь одна вещь её портила. Он стоял на границе этого рая, будто отлитый из золота человек. В его глазах не было ни злобы, ни ненависти. Ему было больно. Он мог видеть этот рай, этот дом. Но он знал, что стоит ему ступить на землю этого рая, это не даст ему ни покоя, ни удовлетворения. Он не сможет даже ощутить тепло солнца. Потому, что это не его рай. Это творение другого, чуждого. Встав со своего кресла, я пошел к копии Сына. — Значит, таким ты его видишь? Неполноценным? — Да. Он дом, разделившийся в себе. Он обречён на гибель. — Так уж и обречён? — Да, он, очевидно, «воин», а не «мать». Хотя корректно ли применять к ним людские термины? — А ты кто тогда? — Я? Я твоя шизофрения, меня нет, я сформирован твоим мозгом как буфер для отсеивания избытка информации. Честно, тот факт, что я хоть сколько-нибудь могу осознать себя, меня пугает. — Меня тоже. Но это ненадолго, я уже почти восстановился. — Это верно. Полагаю, ты хочешь проснуться? — Да, в следующий раз сделай нормальный сон. — Хозяин — барин. Глаза слипались и дико не хотелось вставать. Но было надо. Привстав с кровати, я увидел, что часы показывают без пяти минут полдень и один доппельгангер жарит яичницу напевая что-то из репертуара Канцлера Ги. Услышав про скачущих по небу ассасинов, я даже понял, что это была за песня. — Доброе утро, Рэй. Вижу, ты верна своим правилам. — Разве не за этим ты меня создал? — Спросила она. — Чтобы я помогала тебе? Подавала масло, готовила еду и иногда вредила врагам специфическими способами. — Да, но знаешь, когда я тебя создавал, мне было двенадцать. А сейчас мне почти восемнадцать. И, смотря сейчас на тебя, готовящей мне завтрак, я вижу некоторую бессмысленность этого. — В каком смысле? Я вам больше не нужна? — Нужна ли ты мне? Нет. — Когда я это сказал, она испугалась. — Брошу ли я тебя? Тоже нет. Понимаешь, я хочу для тебя большего. Тебе не обязательно готовить мне завтрак. Ты слишком хороша, чтобы ограничивать тебя скучной рутиной. — Что вы имеете в виду? — Спросила она, повернувшись ко мне. — Когда я создавал тебя, я не сильно задумывался о том, что у меня получилось. Сейчас я себя прошлого вижу обезьяной, забивающей гвоздь микроскопом. — Вы хотите, чтобы я ушла? — Нет. Если ты сама захочешь уйти я, конечно, не буду против. Просто ты нечто большее, чем робот для подачи масла. Ты — человек. Насколько этот термин может быть применён к тебе. С моей стороны было неправильно превращать тебя в живую вещь. Это просто неправильно. — Вы из-за этого переживаете? — Спросила она. Её псевдоплоть пошла рябью и я взглянул на самого себя. — Да. Я создал тебя, сделал тебя идеалом. Живой, способной личностью, а после, из-за одного промаха развоплотил и забыл на пять лет, как ребёнок, бросивший игрушку, когда она ему надоела. С людьми так поступать нельзя. — Она подошла ко мне, снова став собой. — Я тебя прощаю. Я не хочу от тебя ничего взамен. Я просто хочу быть с тобой. Мы же семья. Как я могу тебя возненавидеть после того, как ты создал меня? Оно отошла и села за стол. — А теперь давай завтракать. — Продолжила она и улыбнулась.