Буря.

Pov Мира       — Это судьба, — шепчу себе под нос, и послав к чертям все доводы разума, поворачиваюсь в его объятиях. Смотрю на спящего мужчину рядом, захлебываюсь слюной. От чувств, что он вызывает во мне, я не могу дышать нормально.       Может, это сказывается столь долгое воздержание от секса, а может, это именно он действует на меня так, но я не собираюсь это выяснять, по крайней мере, не сейчас.       Провожу ладонью по его каменной груди — он такой горячий, касаться его — одно удовольствие. Ласкаю кубики пресса, прикусив губу. Желание, сменить пальцы губами, уже просто невыносимо. Затаив дыхание и собравшись духом, опускаю руку ниже. Лидер стонет от моих прикосновений и ложится на спину. Замерев всего лишь на мгновение, я всё же касаюсь его там, где жажду больше всего.       Удивлённо вскидываю брови — надо же, он в полной боевой готовности. Обхватываю стоящий колом член, принимаюсь ласкать его, сжимаю пальцы вокруг массивного ствола, делая поступательные движения, и чувствую, как схожу с ума от предвкушения. На секунду убираю от него руки, чтобы спустить молнию спальника, и Эрик протестующе рычит.       — Сейчас, малыш, — шепчу с придыханием. Справившись наконец с молнией, седлаю его бёдра и дрожащими от нетерпения руками обхватываю снова его плоть.       Он подаётся мне навстречу, и я не могу сдержать довольный стон. Вокруг достаточно темно, чтобы я могла разглядеть его лицо, а главное, его член, который я действительно жажду увидеть, но и без света я вполне могу понять, какой он. Большой, обрамлённый венами, горячий и такой гладкий. Произведение искусства! Никогда бы не подумала, что могу восхищаться мужским членом, и тем не менее, это так.       Продолжаю ласки, вслушиваясь в его дыхание, которое становится частым от каждого моего движения. Касаюсь пальцем головки, чувствую влагу, и снова застонав, наклоняюсь к нему. Хочу попробовать его, хочу его всего. Облизываю капельку и провожу языком по уздечке, он дёргается в моих руках, Эрик рычит что-то невероятное, но я уже не слышу.       Втягиваю в рот головку, не прекращая движения языком. Возможно, мои ласки немного грубоваты, но сейчас я просто не могу сбавить темп. С каждым движением вбираю его всё глубже, и судя по его стонам и рычанию, он совсем не против.       Помогаю себе рукой, сжимая ствол у основания. Как бы я ни старалась, у меня просто не получится вобрать его в себя полностью, я вообще удивляюсь, как он уместился во мне ночью.       Другой рукой сжимаю его бедро, впиваясь ногтями в кожу, он резко поддается вперёд и уже сам буквально трахает мой рот.       Спустя несколько минут такого темпа, он зарывается пальцами в мои волосы.       — Мира! — хрипит, приподнимаясь на локте, пытаясь не то остановить меня, не то толкнутся глубже. — Тебе стоит остановиться!       Я мычу в знак протеста, и он, чертыхнувшись, падает обратно на спальник. Сделав ещё пару движений, Эрик кончает в меня, и я довольно стону, сглатывая всё до капельки.       — Господи, — облизываю головку напоследок. — Ты такой сладкий!       — Иди ко мне, — его голос звучит слишком хрипло. Он притягивает меня к себе на грудь, впиваясь в поцелуем в мои губы и заглушая мой крик от неожиданности и боли от его внезапного вторжения в моё тело.       Не прерывая поцелуя, Эрик ускоряет движения, растягивая меня, вгоняя себя в моё тело, насколько может глубже, пока не упирается в преграду. Дискомфорт от неожиданного избытка секса быстро исчезает, уступая место сладкой боли и наслаждению. Pov Эрик       Натянув китель на голый торс, сижу у костра и ворошу в нем доски найденным вчера куском железного прута. При этом не свожу с девчонки пристального взгляда. Мира, повернувшись спиной, натягивает на себя мою футболку. Её штаны мы высушили, но куртка и топ оказались безнадежно изорваны во время падения, поэтому мне пришлось пожертвовать частью собственного гардероба.       — А теперь повтори, только лицом ко мне, — девушка оборачивается через плечо и ее глаза расширяются.       — Зачем это?       — Ты лишила меня эстетического удовольствия и должна компенсировать.       — Ммм… Да ты, я вижу, великий эстет, — девчонка тянет слова с издёвкой, но я лишь пожимаю плечами.       — Мне нравится смотреть, как одеваются девушки. А ещё больше, как они раздеваются, так что, снимай.       — Ты серьёзно? — Мира удивлённо на меня таращится, продолжая стоять на спальнике босыми ножками.       — Похоже, что я шучу? — приподнимаю бровь, вставая на ноги. — Мы ведь до сих пор не пересекались в Бесстрашии. Уверен, тебя я бы запомнил. Но наверняка ты не мало обо мне знаешь. Не стоит со мной спорить, Мира.       — А то что? — она гордо задирает подбородок, и я мысленно ухмыляюсь: маленькая отважная птичка Тари не боится лезть в пасть крокодила.       — Я сказал, снимай! — рявкаю, состряпав грозный вид, и начинаю двигаться в её сторону. Она нервно снимает футболку и швыряет её мне в лицо. Поймав вещь, подхожу почти вплотную. — Я просто хочу посмотреть, — шепчу, наклонившись к её уху, и тут же отстраняюсь.       Осматриваю её с головы до ног, просто пожираю жадным взглядом. Она стройная, но не худая: тонкая талия, высокая, полная грудь, подтянутые бедра. Но девчонка и впрямь крошечная. Вспоминаю всё, чем мы занимались ночью и буквально полчаса назад. В голове не укладывается, как я вообще в неё влез. Сжимаю кулаки с силой, руки сами так и тянутся к её груди; желание, убедиться в том, что она на самом деле так идеально ложится в мою ладонь, становится непреодолимым. Протянув ей футболку, отступаю на шаг, и Мира сразу надевает вещь обратно, смущённо потупив взгляд.       — Ты красивая, — говорю хрипло, и вижу, как она прячет улыбку.       — Ты тоже, — приподнимаю бровь, и девушка снова краснеет. — Ты слишком демонстративно вчера раздевался. На такое тело было грех не посмотреть.       Сокращаю расстояние между нами в два шага и подхватываю её под попу, а она мгновенно обвивает мое тело руками и ногами.       — Мне показалось, или сегодня тебе понравилась та его часть, которую ты вчера не разглядела? — говорю ей в губы, но она отстраняется, лишь кончиками пальцев ласкает мой бритый затылок. Вдруг до одури хочется лечь, устроившись головой на её коленях, закрыть глаза и раствориться в её ласке. Странная потребность, совершенно незнакомая, как и желание, постоянно улыбаться в её присутствии. Со вчерашнего дня я выдал уже годовую норму улыбок. Не ухмылок или насмешек, а именно улыбок. Даже сейчас замечаю, как уголки губ сами собой расходятся в стороны.       — Мы собирались здесь осмотреться, помнишь? — её тихий голос выдергивает меня из размышлений.       — Ты сама завела меня своим заявлением о моем теле, — тянусь поцеловать её, но Мира спрыгивает на ноги.       — Вот как? Значит, вот чем я тебя завела? Эрик, ты заставил меня раздеться, уже забыл?       — У тебя на всё найдется ответ? — снова улыбаюсь.       — Мы можем подождать, пока высохнут мои берцы.       — Одевайся. Твои двадцать кило меня не напрягают.       На протяжении всего пути я могу думать о чем угодно, но не о том, для чего вообще мы сюда прёмся. Идея, всё осмотреть, уже не кажется мне хорошей и даже просто уместной. Я сказал, что могу думать о чем угодно? Конечно же это не так.       Я несу на руках эту маленькую куклу, предварительно закутав её в плед, потому что одна моя футболка, конечно, не спасет её от прохлады этого подземелья, которое когда-то было большим зданием, но проиграло в битве против песков наступившей нахрапом пустыни. Девчонка фонарем освещает дорогу, а я только и думаю, что о её близости, даже сквозь несколько слоев плотной ткани ощущая тепло её тела, которое мгновенно провоцирует мозг генерировать мне образы нашей ночи и не менее горячего утра вдвоем в спальнике.       Всё, чего я желаю сейчас — это остановиться и поцеловать её, вылизать языком этот сладкий ротик, а потом вернуться обратно и трахнуть эту мелкую напасть, которая свалилась на мою голову (не совсем так, но практически), оттрахать её хорошенько, такую сладкую и сводящую с ума. Хочу брать её во всех позах, ласково и грубо, лениво и страстно. Просто умираю от желания, сказать ей, прошептать в её прекрасное ушко от том, какая она нежная, что мне хочется улыбаться рядом с ней постоянно, о том, что я согласен провести всё, отведенное нам здесь, время, не вылезая из спальника, с ней, на ней и в ней.       Господи, да что за хрень со мной твориться?! Откуда вдруг взялись все эти розовые сопли?       — Эрик, что ты делаешь? — слышу её голос, словно сквозь вату, начинаю постепенно возвращаться к реальности и понимаю, что продолжаю двигаться вперёд на автопилоте, при этом трусь щекой о её щёку.       — Чёрт. Прости, я задумался, — отстраняюсь, едва подавив разочарованный вздох от потери контакта кожа к коже, и стараюсь унять дыхание, сбившееся с ритма.       — Задумался? — спрашивает она игриво, начиная ласкать мою шею пальчиками, обводя ноготками татуировки. — Ты тёрся о мою щеку и мурчал, словно мартовский кот.       — Я не мурчал.       — Нет, мурчал, — Мира смотрит в мне в лицо, пытаясь поймать взгляд. — И это было прекрасно, — она говорит тихо, почти шепчет прямо у моей шеи, щекоча разгоряченную от растущего желания кожу и посылая волны мурашек по моему телу. — Мне понравилось, как ты мурчишь, — она возвращает ручку на мой бритый затылок, продолжая почесывать его ноготками, и кладет мне голову на плечо.       — Если ты не перестанешь ласкать меня, я развернуть и пойду обратно, — говорю хриплым от возбуждения голосом. — И буду трахать тебя весь день, не вынимая. Вот это тебе точно понравится, — в качестве ответа на мои слова она судорожно вздыхает, но поднимает голову с плеча и убирает руку с моего затылка. Теперь настает моя очередь вздыхать. — Верни руку обратно, — рычу, склонив голову на бок и потёршись о её ладошку на моем плече. Девчонка беспрекословно подчиняется, победно улыбнувшись, и я криво ухмыляюсь, лишь на мгновение блаженно зажмурившись, когда её пальчики вновь касаются моего затылка.       Как только мы приближаемся к местному водоёму, в который вчера так удачно приводилась Мира, девушка освещает его фонарем и непроизвольно ёжится — вода, благодаря радиоактивному песку, целиком окрасилась в ярко-красный цвет, напоминающий цвет крови. Даже во мне такое огромное количество этой бордовой жижи вызывает омерзение, и я брезгливо морщусь, продолжив путь, обогнув бассейн с водой. Буря на верху ещё продолжается, свет по-прежнему не проникает сквозь разлом, а красный песок всё сыпется с потолка, безнадежно засоряя подземный источник.       — Это было гадко, — наконец к ней возвращается дар речи.       — Н-да, не слишком приятное зрелище. Но это всего лишь ядовитый песок. Где ты нашла свою, ммм… Одежду?       — Ночная сорочка тоже одежда, — говорит она, надув губки на моё сомнение в статусе той вещи, в которой я нашел ее вчера. — Прямо тут, где мы находимся сейчас, — она светит фонарем направо, и я в какой-то момент шарахаюсь в сторону. Луч света неожиданно выхватывает из темноты очертания человеческой фигуры. Витиевато выругавшись, подхожу ближе и вижу, что это манекен, точнее, скорее его остатки. Руки отвалились по-локоть, а ноги по-колено, осталось лишь туловище с культями и головой, висящее на стальном пруте, увешанное лохмотьями, которые лет двести назад были наверняка сексуальным женским бельем.       — Это отдел нижнего белья, — глаза девчонки загораются, и она, в одних носочках, спрыгивает с моих рук и несётся, рыться по ящикам, которые более-менее плотно закрыты и сохраняют шанс, что их содержимое осталось в целости. — Можно, я возьму кое-что с собой? Пожалуйста! — она умоляюще складывает ручки, и я ухмыляюсь.       — С одним условием, — облокотившись на шкаф плечом, складываю руки на груди.       — Что угодно!       — Когда вернёмся, устроишь мне дефиле в каждой шмотке, которую заберёшь отсюда.       — Я согласна. Спасибо, спасибо! — Мира кидается мне на шею и впивается поцелуем в мой рот, но, видимо, вовремя опомнившись, прерывается так же резко, как налетела на меня. — Прости, я просто…       — Если не желаешь быть оттраханной прямо здесь и сейчас, ПРОСТО поторопись, — рычу, доставая из кармана кителя пачку сигарет, и сразу нервно закуриваю. — У тебя пять минут. Дольше простоять тут в носках я тебе не позволю, — уже собираюсь закурить вторую сигарету, как вдруг слышу её восторженный визг.       — Эрик, смотри, что я нашла! — девчонка на мгновение наклоняется, и выпрямившись, светит своим фонариком себе на ножки. Увидев то, что она на них напялила, я не могу удержаться от смеха.       — Блять, что это за хрень? — продолжаю тихо ржать, подойдя к ней ближе, и вижу, как она снова дует губки.       — Это домашние тапочки, — ставит ножку на пяточку, демонстрируя мне помятую, но всё ещё пушистую морду чего-то, вроде кролика.       — Я вижу, — наконец немного успокаиваюсь. — Ну вот, хоть какая-то обувь. Подошва тонковата, захвати ещё несколько пар, — широко улыбаюсь, и она улыбается в ответ.       — У тебя красивая улыбка, тебе уже говорили?       — Нет, не говорили, — перестаю скалится, словно опомнившись, и делаю шаг назад.       — Это странно, — пожимает плечами Мира.       — Ничего странного. Я не настолько часто улыбаюсь, чтобы кто-то заметил.       — Ну, даже не знаю, — снова приподнимает плечи, поправив на них плед. — Вчера у костра, да и сегодня, ты улыбался часто, — её слова заставляют меня смутиться, и мне это не совсем нравится. Брови сходятся к переносице, и я снова складываю руки на груди, закрываясь.       — Осторожнее, девочка. Некоторые люди не те, кем могут иной раз показаться.       — Ты это сейчас о себе?       — Так! Отставить разговоры! — начинаю всерьёз нервничать. — Твоё время истекло, — швыряю ей пустой рюкзак. — Пройдем немного дальше и возвращаемся. Хрен его знает, сколько ещё выдержит этот потолок. Похоже, в этом месте он весь из стекла.       Мира стихает, и дальше мы идём уже молча — я несу рюкзак, а она осторожно ступает, светя под ноги фонариком. Вдруг луч света отражается от чего-то на полу, и мы поворачиваем в том направлении.       — Тут ещё один бассейн, — девушка светит вниз, освещая фонариком дно. Вода, как ни странно, чистая. Похоже, это снова природный источник, проступивший со временем сквозь трещины в полу и заполнивший собой углубление, о назначении которого мы можем теперь лишь гадать. — Господи, там на дне человек! Это ребенок!       — Мира, нет! — не успеваю схватить её, и девчонка, скинув плед, кидается в воду прямо в одежде. — Сука! Твою мать! — сердце пропускает удар. Я свечу вниз, но сразу после звука всплеска никак не могу выхватить её силуэт лучом фонаря. — Гребанная курица, я придушу тебя! — срываю с себя китель и берцы, и прыгаю в воду следом, уронив попутно фонарик.       Плюх… Твою же мать! Вода здесь просто ледяная!       — Мира! — нет ответа, даже вода не плещется в пределах слышимости, и меня начинает накрывать паника, наверное, впервые на моей памяти. Ныряю, — Мира, блять!       Судорожно в голове проносятся мысли, едва успеваю их улавливать: гипотермия — нет, слишком рано, прошли всего секунды; судорога — тогда она бы мне ответила, или я бы слышал плескание воды. Остаётся последний вариант: она под водой, и я понятия не имею, в какой стороне искать ее в этой кромешной темноте.       Не знаю, сколько времени я так бессмысленно ныряю и стараюсь нащупать вокруг себя и на дне её холодные ручки. Даже несколько раз натыкаюсь на блядский манекен, из-за которого, собственно, и возник весь этот сыр-бор. Наконец наступает момент, когда кричать я уже просто не могу и практически не в состоянии двигать конечностями.       Выползаю наружу, по моим, наверняка не адекватным сейчас, предположениям там же, где мы прыгнули в воду. Перевернувшись на спину, трясусь от холода и стараюсь подобрать конечности, чтобы хоть немного сгруппироваться и сохранить остатки тепла. Вдруг слышу рядом с собой уже до боли знакомый стук зубов и вытягиваю трясущуюся руку в сторону. В груди вдруг всё резко расслабляется, и становится гораздо легче дышать — это она, жива и, надеюсь, здорова.       К счастью, загибаться от холода мне невпервой, поэтому я первым делом стараюсь расслабить мышцы, и постепенно мне более-менее это удается. Подползаю к девчонке и сгребаю её в объятия, прижимая к себе и натягивая на нас сухой плед, который умудрился нащупать рядом на земле. Сидим мы так какое-то время, пока тела не перестают трястись от озноба. Чувствую, что по мере того, как не до конца состоявшаяся гипотермия отступает, во мне начинает закипать гнев, причем, с такой силой и скоростью, что я уже заранее не завидую маленькой, импульсивной сучке, что она вообще оказалась со мной здесь рядом. Поднимаюсь на ноги, скинув с себя край пледа.       — Поднялась, быстро! — рявкаю, нащупав наконец под ногами фонарик, но девчонка словно меня не слышит, лишь продолжает сидеть, обнимая острые коленки. — Ты, блять, оглохла? — снова реакции ноль. Совсем, сучка, охренела. Поднимаю её, сжав всё ещё трясущиеся плечи так, чтобы наши лица были на одном уровне. — Ты кто — бесстрашная или убогая? Какого дьявола ты сиганула в воду, не дождавшись ни команды, ни банального одобрения?! — Мира мужественно сжимает зубы, то ли из природного упрямства, то ли от холода, но отвечать, кажется, вовсе не собирается, и я начинаю уже приходить в бешенство. — Сука! Ты язык себе на хрен отгрызла, пока там спасала эту сраную, двухсотлетнюю куклу?! — встряхиваю её как следует, и она наконец реагирует.       — Отпусти меня сейчас же, — шипит она сквозь ещё стучащие зубы. От злости я уже едва не задыхаюсь, к тому же, холод заставляет трястись мелкой дрожью, и это бесит ещё сильнее.       Сжав с силой кулаки, испепеляю её глазами, но постепенно, хрен его знает, по какой причине, мой взгляд начинает сползать вниз. Сначала, но цепляется за пухлые губы, дрожащие и синюшные от холода, потом спускается ниже и замирает на груди. Мокрая футболка облегает округлые полушария, затвердевшие горошины сосков призывно торчат кверху, так и просятся в мой рот. В паху, не смотря на дикий холод, вдруг всё просыпается каким-то совершенно непостижимым образом, и я с глухим рычанием грубо впиваюсь в её губки, сразу запуская в рот наглый язык. Мира, на секунду опешив, размыкает губы, но вдруг резко напрягается и вонзает зубки в чувствительную плоть прямо на кончике моего языка.       От боли я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть, и с излишней силой надавливаю на её подбородок. Мира рефлекторно разжимает зубы и тут же получает увесистую оплеуху.       — Скотина! — девчонка пытается вывернуться и свалить, но я не позволяю ей даже двинуться с места.       — Ты даже не представляешь себе, какая, — говорю хрипло и резким движением рву на ней футболку.       Язык страшно болит, но я стараюсь игнорировать этот неприятный момент. Наклонившись, втягиваю в рот твердый сосок и ощутимо прикусываю его, от чего Мира сразу вскрикивает и снова пытается вырваться, но я крепко удерживаю её за талию. Всё тело сотрясается крупной дрожью, теперь уже от возбуждения и жуткой похоти. Кровь стремительно приливает к паху, и оставаться в мокрых штанах становится больно и ещё менее комфортно.       Чувствую себя неопытным кобелем на случке, когда сука не даёт, а он один хрен старается пристроиться к ней не мытьем, так катаньем. Не могу себе позволить осмотреться, так как включенный фонарь валяется под ногами, поэтому не нахожу ничего лучше, как оттрахать невыносимую дрянь прямо стоя. Развернув её к себе спиной, расстегиваю её мокрые штаны и резко дёргаю их вниз. Видимо, причиняю боль этим действием, потому что Мира снова вскрикивает и начинает извиваться в моих тисках, словно угорь.       — Не смей этого делать! Я не хочу!       — Я хочу! А тебе не обязательно, — рычу в её ухо. Приподняв её за талию, ставлю девчонку на небольшой выступ под ногами, чтобы мелкая засранка стала немного повыше, и развожу её ножки коленом, освобождая наконец стояк, который уже наверняка дымится.       Одной рукой мну, сжимаю с силой её грудь, вторую кладу на плоский животик. Толкаюсь членом в её киску, прижав сладкую фурию к своей груди спиной, и совершенно не парясь о её комфорте, начинаю долбиться в неё глубокими толчками, грубо лаская её стройное тело, поглаживая и пощипывая, порой, слишком сильно.       Покрываю жадными поцелуями её шею, чередуя их с укусами, скорее всего оставляя засосы на нежной коже. С одной стороны понимаю, что веду себя, как последний гандон, но остановиться уже не могу, лишь продолжаю входить в неё, захлёбываясь собственной похотью. Мира перестает дрожать и сопротивляться, позволяя мне трахать её, но не проявляя никакой инициативы, и мне вдруг становится до боли хреново от этой её отстраненности.       Опускаю руку и касаюсь чувствительной точки между её ножек, надавливая и поглаживая. Приложив максимум усилий, всё же сменяю темп на более спокойный, теперь уже стараюсь и ей доставить удовольствие, и в качестве награды за мои усилия девушка начинает стонать, откинув голову мне на грудь.       Её сладкие стоны моментально вышибают из меня весь воздух, отправляя куда-то, на седьмое небо от наслаждения, и мои ласки становятся чуть более нежными, хотя, по-прежнему несдержанными и голодными. Впервые в жизни ловлю себя на мысли, что в этой девчонке мне так хорошо и сладко, что всё остальное, чем я занимался прежде, не идёт ни в какое сравнение даже близко. Возможно, это происходит на уровне химии, каких-то там мифических феромонов, но стоит моему члену оказаться в ней, как я напрочь теряю всякую способность к здравомыслию.       Мира, отдаваясь моим ласкам, начинает стонать громче, и наконец я чувствую, как пульсирует её тесная плоть. Неясно, с какого вообще хрена, вспоминаю вдруг утреннее пробуждение и понимаю, что просто невыносимо хочу в её горячий рот. Хочу так сильно, что меня начинает буквально колошматить от желания.       — Детка, позволь мне кончить в твой ротик. Пожалуйста! — шепчу ей на выдохе, и Мира, выпустив мой каменный член из своего тела, встаёт на колени, сразу накрыв его губами. Она лижет его, втягивает в рот, посасывает напряжённую головку, лаская пальчиками ствол, и я, не в силах больше сдерживаться, кончаю, толкнувшись вперёд бёдрами. Проглотив всё до капли, она поднимается и обвивает руками мою шею.       — Мне так жаль! — шепчет она прямо мне в губы. — Дай мне его сюда, — сразу понимаю, о чем речь, и провожу травмированным языком по её губке. Мира тут же втягивает его в рот и делает это так нежно, что мне кажется — ещё не много, и я снова кончу от этой простой, но в то же время, просто божественной, ласки. — Я больше не буду, — шепчет она, отпустив мой язык. — Я действительно повела себя, как идиотка. Прости меня.       — Ты хоть понимаешь, как напугала меня, маленькая дурочка? — обнимаю её, вжимая в себя так, словно хочу, чтобы она и вовсе ко мне приросла.       Мира не отвечает, только шмыгает носом, и я вдруг понимаю, что пора нам срочно возвращаться. По двум причинам: на этом холоде в мокрой одежде мы можем легко простудиться, а ещё мне до жути хочется поскорее залезть с ней в теплый спальник.       Помогаю ей окончательно снять мокрые штаны и накидываю на её плечи свой, к счастью сухой, китель. Снизу оборачиваю её в плед.       — Иди ко мне, — поднимаю её на руки, предварительно надев рюкзак. — Нам пора возвращаться.       — Ты ведь так совсем замерзнешь и заболеешь, — Мира едва не плачет, но я лишь улыбаюсь.       — Лидеры не болеют, разве не знала? — коротко целую её в висок. — Прижмись ко мне посильнее и обними покрепче, глядишь, и не замерзну.