***
День сегодня с утра не задался. Всё, за что я берусь, буквально разваливается на части. Сперва заглох мотор внедорожника, мы с ребятами битый час пытались разобраться, в чём дело, в конечном итоге, пришлось вызвать подмогу. И теперь я стою в сторонке, пытаюсь не показать виду, что мне чертовски больно от того, что к нам на помощь приехал именно Зик. Всё, чем я занималась последние две недели — это пыталась убедить себя, что всё в порядке, что Эрик мне не нужен для того, чтобы я чувствовала себя счастливой. Но при виде его друга я поняла, что это все мои старания сыпятся прахом. Одна лишь мысль о том, что он общается с Ним, слышит Его голос, Его смех, вызывает у меня такую жуткую боль, что я едва могу сдерживаться, чтобы не завыть, словно раненный зверь. Парень, видимо, тоже чувствует себя неловко, он то и дело смотрит на меня из-под ресниц, пока стоит рядом с механиком. — Привет, Мира, — он подходит ко мне так осторожно, словно боится спугнуть. — Как дела? — Хорошо, спасибо, — отвечаю быстро, не понимая, чем обязана его приветствую. — Как тебе осёдлая жизнь в Бесстрашии? — продолжает парень, и почему-то я так и вижу в его взгляде ни то сожаление, ни то вину. — Если бы я только видела это Бесстрашие, — смеюсь, скрестив руки на груди. — Я ведь теперь в дневном патруле. — Тоже верно, — он задумчиво чешет затылок. — Послушай, как на счёт того, чтобы пропустить по стаканчику вечером в баре? — Оу, — выгибаю бровь, не зная, как реагировать на его предложение. — Ничего такого, что ты могла подумать, — он выставляет ладони перед собой. — И что, по-твоему, я подумала? — задаю вопрос, откровенно забавляясь его замешательством, даже не знаю, почему. — Ну, свидание, например, — лепечет он, краснея. — Так, ты зовёшь меня на свидание? — смотрю в его глаза, гордо вздернув подбородок. — Нет, ни в коем случае! — спешит оправдаться, но делает своё положение хуже с каждой секундной. — То есть, я не настолько хороша? — надуваю губы, решая, хватит ли с него этого фарса. — Ты красивая, очень, просто, я… — и тут я начинаю смеяться, громко и от души. — Ты издевалась. — констатирует факт, обиженно поджимая губы. — Прости, видел бы ты своё лицо, — говорю сквозь смех, и он согласно качает головой. — Я заценил шутку, — ухмыляется, окинув меня одобрительным взглядом. — Ему бы понравилось, — немного подождав, добавляет: — Или нет. — Как он? — послав к чертям гордость, задаю наболевший вопрос. — Не знаю, мы не общаемся, — пожимает плечами. Тут парня окликают, и он, попрощавшись со мной, уходит, но берёт с меня обещание, что мы встретимся в баре.***
Просыпаюсь от сильной тошноты, словно я на корабле в самом эпицентре бури. Меня буквально штормит, еле успеваю добежать до ванной, и едва открываю крышку унитаза, как содержимое желудка покидает меня. Сижу на полу пару минут, крутя в мыслях варианты, что со мной происходит. Ничего нового я не ела, чтобы это была кишечная инфекция, алкоголь я так же не пила, и уже достаточно давно. Вдруг меня осеняет, замираю, давясь паникой. Точно, симптомы напоминают лучевую болезнь, заражение радиацией. Твою мать! Поднимаюсь на ватные ноги, и наспех приняв душ и одевшись, бегу в лазарет. Док, женщина в возрасте, встречает меня с извечно спокойным выражением лица, в то время, как я буквально схожу с ума от волнения. А самое смешное, что больше я боюсь за Эрика. Если мой диагноз подтвердится, значит, и он заражён. — Что у вас, милочка? — смотрит на меня поверх тонкой оправы очков. — Кажется, я заболела, — отвечаю дрожащим голосом. — Недавно я попала под бурю и думаю, у меня заражение, — выдаю на одном дыхании. — Так так, какие симптомы? — ее спокойствие начинает злить меня, но ещё больше меня бесят мои собственные конечности, никак не могу унять дрожь. — Я проснулась с тошнотой, а сейчас у меня дрожат руки, да и ноги, — перехожу на шёпот. — Интересно, — она что-то отмечает на моей карте, снова поднимает на меня глаза. — Как обстоят дела с циклом? — С циклом? — моргаю пару раз, пытаясь понять, о каком цикле речь, наконец понимаю. — А причем тут это? — Стандартный вопрос, — она снова что-то прописывает в карте. — Так как дела? — Вот же чёрт, — шепчу себе под нос, а ведь и отсутствие менструации, это ещё один симптом заражения. — Кажется, у меня задержка, — сжимаю кулаки, чтобы хоть как-то унять напряжение, но ничего не выходит. Док поднимается с кресла, достаёт из шкафчика маленький пакетик. — Проходи в уборную, — протягивает мне вещь. — Сейчас мы узнаем, какое именно у тебя заражение. Плетусь в туалет, не понимая её загадочной улыбки. Я тут помирать собралась, а ей смешно, бездушная женщина. Сделав предписания на тесте, я выхожу, протягиваю ей ленточку, и мы молча ждём. Эти пара минут длятся целую вечность, я вдруг понимаю, что больше всего сожалею, что так и не сказала Эрику, что влюбилась в него, а теперь уже поздно, теперь я умираю. — И так, — она смотрит на высвеченные полоски. — Да, действительно, заражение. — Боже… — закрываю лицо руками, готовая разрыдаться. — Но всё не так страшно, — продолжает она. — С этой болезнью вы проживете долгую, счастливую жизнь. — То есть, как? Я не умираю? — Нет деточка, от этого никто ещё не умирал, по крайней мере, в инкубационном периоде, — выдаёт она добродушно, доведя меня до ярости. Эта тётка точно сумасшедшая. — Набирали вес — да, теряли сон, мучались до конца жизни беспокойством — да, но никто не умирал. — Блядь, да скажите наконец, что это за вирус?— опираюсь руками на её стол и сверлю Дока взглядом. — Никакого вируса нет. Ты всего лишь беременна. — Так бы и сказали. Оххх… Камень с души, — вздыхаю первые секунды, как вдруг до меня наконец доходит. Я что?! — Поздравляю, — опять эта улыбка, кажется, меня сейчас вырвет. Добегаю до унитаза и опять падаю в его «объятия». Выхожу от врача ещё более сбитая с толку, чем была. Ну что же, я не умираю, но кажется, кому-то я оторву голову. Нет, лучше яйца. Только вот, где его найти и надо ли? Мне нужно срочно увидеть Зика! Нахожу парня в Яме, он колошматит грушу. Какая удача! Мне бы не помешал спарринг, хотя, какой, к чёрту, спарринг в моём положении? — Мира, привет, — Зик перестаёт бить грушу и буквально свисает на ней. — Что случилось? На тебе лица нет. — Я жду ребёнка, — шепчу, напрочь забыв о злости. Снова при виде друга перед глазами всплывает образ Эрика, и теперь я хочу плакать. На крыше прохладно, но это единственное место, где можно в это время уединиться. — Ты должна сказать ему, — говорит он, выводя меня из раздумий. — И как ты это себе представляешь? Эрик, привет, это та девка, которую ты пару раз отымел. Так вот, поздравляю, ты станешь папой. — Да уж, ты умеешь испортить момент, — качает он головой. — Я? Ты серьезно? Он сбежал, чёрт возьми, понимаешь? Сбежал, — начинаю тихо плакать. — Мира, успокойся, мы что-нибудь придумаем, — он подходит и накрывает мои плечи своей курткой. — Я не могу, Зик, понимаешь не могу, — закутываюсь в куртку парня плотней. Теплая вещь не согревает меня, даже от того, что куртка пахнет другим мужчиной, меня начинает снова тошнить. — Я не хочу такой жизни, — продолжаю лить слёзы, игнорируя приступ дурноты. — Я очень люблю Джулс, она лучшая мама на свете, но я не могу быть, как она. Не хочу, чтобы мой малыш, приходя домой, находил меня пьяной в стельку и оплакивающей очередной провал в личной жизни, — начинаю дрожать и захлебываюсь слезами. Парень обнимает меня, крепко прижимая к себе. — Детка, ничего такого не будет, — шепчет он подбадривающе. — У него будет отец. Каким бы ни был Эрик, у него есть чувства к тебе. От его слов я плачу сильнее. Ведь если это так, то насколько же ему противны эти чувства, что он предпочёл сбежать?! Отрицательно качаю головой. — У нас ничего не выйдет. Я останусь одна с малышом. — Даже если и так, Мира, ты не твоя мама, у тебя будет другая жизнь. — Ты не можешь знать этого, — шмыгаю носом, немного успокоившись. Кажется, моя паника понемногу стихает. Чертовы гормоны. — Прости, — наконец говорю как можно спокойней и освобождаюсь от его объятий. — Всё в порядке, — он скрещивает руки на груди, когда я отхожу и опираюсь на парапет. — Для этого и нужны друзья. — Наверное, ты прав, — смущённо улыбаюсь. — У меня никогда не было друзей, — признаюсь честно, — Просто, мне было некогда, — убеждаю ни то его, ни то себя, хотя, в глубине души я знаю — я слишком боялась привязаться к кому-то ещё. Ведь когда у тебя никого нет, тебе и не страшно, что ты можешь его потерять. Но как же так вышло, что я подпустила к себе Эрика? Это остаётся вопросом. Pov Эрик — Жалкий, никчёмный ублюдок, — сжимаю горло бесстрашного, пригвоздив того к стене. — Как думаешь, что помешает мне сейчас же оторвать твою тупую башку? — не в меру разговорчивый боец, по мере того, как я сильнее сжимаю пальцы, начинает задыхаться и хрипеть. — Что, сученок, язык свой поганый отгрыз? Куда же теперь девалось твоё красноречие? М? — продолжаю шипеть прямо в его ухо, и вдруг на мое плечо ложится чья-то ладонь. — Эрик, — чёрт, только его тут не хватало, миротворец хренов. — Отпусти парня. Уверен, он всё понял. Я ведь прав? — Юрай обращается к бесстрашному, и тот безуспешно пытается кивнуть, но выходит у него лишь продолжительно моргнуть. Сделав глубокий вздох, разжимаю пальцы, отпуская мальчишку. — Прошу прощения, мой Лидер, — хрипит он, пятясь от меня подальше. — Этого больше не повторится. — Конечно, не повторится. В следующий раз я просто сразу прострелю тебе твой чердак. Боец по-быстрому сваливает с моих глаз, и я наконец оборачиваюсь к младшему Педраду. — Какого, мать твою, хрена ты влез? — А нужно было позволить тебе, придушить его или свернуть парню шею? — в голосе молодого командира звучит негодование. — Какого черта с тобой происходит? Ты приехал сюда, злющий, как гребанный Цербер. Сразу начал кошмарить бойцов по чем зря. По твоей милости скоро никого здесь не останется. За два месяца уже треть из них запросили разрешение на перевод, — парень явно злится, а я лишь удивляюсь. Юраю априори не свойственно это чувство, сколько помню этого урожденного, он всегда был образцом невозмутимого спокойствия, как и его брат. Вспомнив о друге, начинаю злиться сильнее, и хватаю Педрада за грудки. — Ты не забыл, боец, с кем разговариваешь? — цежу сквозь зубы прямо ему в лицо, но он лишь шумно вздыхает и с силой отталкивает меня, вырвавшись из моей хватки. — Ничего я не забыл. А вот у тебя, похоже, совсем кукушку снесло. Уже даже на друзей кидаешься, как чёртова псина, — Юрай, сделав шаг назад, брезгливо сплевывает, и развернувшись, уходит, оставляя меня наедине с моей злостью. Уже два месяца прошло с того дня, как я покинул фракцию и затаился в этом, Богом забытом, месте, подальше от всех. Как последний трус, я просто сбежал, надеясь, что в дали от неё наконец успокоюсь и забуду о своих чувствах, но не тут-то было, с каждым днём становилось только хуже. Напиваться каждый вечер в говно, стало для меня уже нормой жизни. Каждый следующий день был хуже предыдущего. Слышали такое выражение: время залечит любые раны? Так вот — ни хрена подобного, в моем случае время лишь усиливает мою агонию, и сегодня, похоже, она достигла своего апогея. А почему? — Всё предельно просто. Сегодня день ее рождения. Спросите, откуда я об этом знаю? Из её личного дела, которое я, за каким-то дьяволом, запросил у Макса вместе с остальными делами бойцов из её выпуска. На моё счастье, здесь их оказалось немало. Я сидел и изучал часами всю её подноготную, успел запомнить её наизусть. Каждую свободную минуту пялился на её фото, как гребанный мазохист, умирая от боли и глуша вискарь, как не в себя. Если бы не моя, поистине фееричная, тупость, я мог бы сейчас быть с ней. Но, по всей видимости, девчонке нет до меня дела. За всё это время она ни разу не попыталась связаться со мной, хотя, это и не удивительно, она ведь девушка. Я обидел её, не выполнив простого обещания. Сказал — увидимся, — и смылся, поджав хвост. За все эти два месяца Зик тоже мне ни разу не позвонил. Наверняка, он злится на меня за мой идиотизм. Хотел бы я сказать, что не его это забота, но язык не повернется. Братья Педрады, как раз, одни из тех, я бы сказал, немногочисленных, людей, которым на самом деле есть до меня дело. Удалившись в свой кабинет, падаю в кресло, закрыв ладонями лицо и запрокинув голову. Это же надо быть таким долбаёбом! А ведь сейчас бы я мог не сидеть здесь, потихоньку спиваясь и занимаясь самоедством, а быть рядом с ней. И не важно было бы, взаимны мои чувства или нет, уж удержать ее в своей постели я бы точно смог. Вспоминаю те пару дней, которые мы провели вместе, ночи, когда я прижимал её к себе в тесном спальнике, её стоны и горячее дыхание, такие сладкие губы… Внутри всё сжимается со страшной силой, с трудом подавляя болезненный стон, я поднимаюсь и плетусь к бару за выпивкой. Только успеваю открыть дверцу, как раздается звонок. Когда вижу на экране номер, в груди сразу ёкает, и я тут же отвечаю на вызов. — Привет, — здороваюсь первым. — Думал, ты никогда не позвонишь. — Решил, что тебе нужно время, чтобы привести в порядок свои мозги. Но, похоже, ошибся. — Почему? — Прошло два месяца, Эрик, — его тон вдруг превращается в обвинительный. — Ты не объявился, ни разу не поинтересовался, как она. Хотя бы у меня. — Ммм… Вот оно, что, — чувствую, как неожиданно начинаю закипать. — Так, значит, у вас теперь дружба в засос? А не ты ли, позволь напомнить, уговаривал меня, оставить ее в этой дыре? А теперь вдруг воспылал к ней братской любовью? Так и скажи, что трахаешь её. Я не удивлюсь, девчонка и вправду горячая. Присмотрись к ней, если вдруг ещё не успел. — Блять, ты совсем там ёбнулся? — Зик орёт в трубку так, что я рефлекторно отнимаю телефон от уха. — Последние мозги пропил? Мира беременна, долбаный ты урод! И знаешь, ты прав, я присмотрюсь к ней. Меня не пугает перспектива стать отцом чужому ребенку, раз уж его биологический оказался трусливым и жалким хуйлом! Выплюнув последнее слово, Зик отключается, а я продолжаю держать трубку около уха, слушая короткие частые гудки, и охуевая от новости, которую только что услышал. Ах-ренеть! Я скоро стану отцом. В том, что ребенок мой, у меня, как ни странно, не возникает даже тени сомнения. Понятия не имею, сколько ещё так сижу, сжимая в руках телефон, но наконец тряхнув головой, сбрасываю оцепенение и перезваниваю другу. После, наверное, десятого гудка, он всё же мне отвечает. — Если ты рискнёшь хотя бы голой её представить, я переломаю тебе руки и ноги, — рычу в трубку, сжимая телефон с такой силой, что несчастный мобильник вот-вот превратится в кучку бесполезных обломков. — Блять, дружище, ты просто фантастический мудак! Но, знаешь, похоже, что она и таким тебя любит, — на этих его словах моё сердце вдруг пропускает удар. — У тебя два часа на то, чтобы собраться и вернуться в Бесстрашие. Время пошло. Потом я просто пойду к ней и сделаю ей предложение. И похуй, что она меня не любит. Зато не будет матерью-одиночкой. — Сука! — шиплю в трубку, но в ответ вновь слышу лишь короткие гудки. Вызвав к себе Юрая, сообщаю, что должен сейчас же вернуться во фракцию. Предварительно умудряюсь даже выдавить из себя подобие извинения, и мальчишка охотно его принимает, загадочно скалясь на моё заявление об отъезде. Блять, да кто бы сомневался? Эти Педрады никогда не умели держать свою метлу за зубами, с кем угодно, только не друг с другом. Спустя приблизительно часа полтора я уже въезжаю в ворота Бесстрашия. За эти полтора часа я успеваю едва ли не сдохнуть от страха, злости и жуткой ревности. Хотя, я уверен на сто процентов, что Зик не позволит себе ничего, из того, что наговорил мне в трубку, один чёрт не могу ничего с собой поделать. Даже сама мысль о том, что кто-то может к ней притронуться, а тем более, что она может хотеть кого-то другого, причиняет просто невыносимую боль. Такую сильную, что моментами я едва сдерживаю себя от того, чтобы не завыть раненным зверем. Как ни странно, Педрад встречает меня в гараже. Выйдя из машины, не знаю, с чего начать разговор, и друг это видит. Он просто пожимает мне руку, крепко похлопав второй по плечу. — Ты ведь не думал, что я все это сказал всерьёз? — он отступает на шаг, глядя на меня исподлобья. — Конечно, кроме того, что ты мудило, — он улыбается, и я натянуто скалюсь в ответ. — Она правда любит тебя, Эрик. Это сложно не заметить. Но тебе придется постараться, чтобы Мира смогла простить твой мерзкий поступок. — Я сам разберусь со своей женщиной, — рявкаю в ответ, но уже беззлобно. — Где мне ее искать? — А мне почём знать? — друг пожимает плечами. — Блять, Зик, затрахал, сейчас не время ёрничать. — Мира на приёме у Дока. Если поторопишься, успеешь посмотреть, как ей делают УЗИ. Последние слова летят мне уже в затылок, бросив машину открытой и оставив ключи в зажигании, сломя голову несусь в лазарет. У дверей кабинета меня встречает медсестра, но заметив моё настроение, не решается препятствовать тому, чтобы я зашёл. Тихонько открываю дверь и первое, что вижу — это Её, лежащую на кушетке с приподнятой футболкой. Док сидит рядом на стуле и водит по её животу датчиком, внимательно глядя на монитор. Я тихо подхожу к ним поближе, и только тогда они вдвоем оборачиваются. Стоит мне встретиться взглядом с Мирой, как моё сердце подскакивает и уже колотится у самого горла, но я изо всех сил стараюсь изображать спокойствие, даже отстранённость. По всей видимости, мне это удается — её глаза вдруг наполняются слезами, и Мира быстро отворачивается. — Мой Лидер, — Док кивает мне, пытаясь подняться, но я останавливаю её жестом. — Поступил из Эрудиции новый аппарат УЗИ. Мы как раз его тестируем. — Н-да. Я заметил, — пододвигаю к себе свободный стул. — Продолжайте, — развернув стул, сажусь на него верхом и облокачиваюсь на спинку. — Только извольте быть повнимательнее. Вы тестирует его на моем ребёнке. — Оу, — глаза женщины заметно расширяются. — Вот как? — он возвращает свой взгляд на монитор, а потом снова смотрит на меня. — Только есть одна поправка. На детях. Тестирую на детях, — смотрит на изумленную Миру. — У вас однояйцевые близнецы.