Wilted Flower (Give me a freedom)

Оглушающий скрежет поворачиваемого в скважине ключа неприятно режет обостренный слух. Омега опускает мельтешащий взгляд на свои руки, замечая, как те крупно дрожат, следом косясь на тень стоящей позади фигуры, наблюдающей за его неуверенными, но в меру плавными движениями. Замок оказывается достаточно быстро отомкнутым, и Чонгук, не мешкая, толкает дверь во внутрь, открывая себе и следом отвлекшемуся от пристального созерцания его затылка альфе вид на захламленный склад, находящийся во владении сокджиновой галереи. Чонгук окидывает подсобное помещение взволнованным взглядом, заторможенно смаргивая ступор. Ему ни на секунду нельзя забывать, что каждое его действие улавливается внимательными черными омутами, оставляющими фантомные ожоги на его коже своей пронзительностью. - Надеюсь, дальше Вы справитесь сами. - выдавив натянутую улыбку, омега оглядывается назад, цепляя боковым зрением возвышающийся позади силуэт. Чонгук отступает в сторону, пропуская его вперед, игнорируя насмешливый вздох альфы, которого продолжает обделять своим прямым взглядом, хватаясь за последние крупицы затуманенного сознания. Ему с трудом удается держать осанку прямой, дышать ровно, не взирая на сдавливающий грудь страх, и не реагировать на короткие помутнения перед глазами. Насколько бы до неузнаваемости не была изменена его внешность, все внутри сжимается и мучительно трепещет от страха перед своим личным кошмаром, что не замечает его ужасного на самом деле состояния или продолжает делать вид, что не замечает. - Я на территории Ваших владений. Составьте мне компанию. - Чунмен мельком бросает взгляд на комнату с одним, впускающим в нее солнечный свет, небольшим окном, следом обращая на постоянно глядящего куда-то в сторону омегу, пугливо отступившего к стене рядом со входом. - Я не знаю, как выглядит картина, которую Вы ищите. Я буду бесполезен. - Чонгук стоит на своем, поджимая губы в нежелании оказываться с альфой в одном небольшом помещении, где его сдавающая и напирающая аура будет преобладать сильнее, чем в просторном холле галереи или том же кабинете Сокджина, где воздуха и места гораздо больше, чем в этой каморке. - Найдите уже свою утерянную картину и заберите ее с собой даром. Я ее Вам подарю. Чонгук сковывает порыв оправданного раздражения, стараясь донести понизившимся в наглости тоном, что не будет помогать альфе искать его собственную картину, которую в конце концов настиг такой же неуспех, как и всех предыдущих. Чунмен не изменился даже с учетом его пропажи, продолжая без остатка поглощать для себя и своего самолюбия все то, что омеге непосредственно принадлежит. Альфа беззвучно хмыкает, так и не уловив его уходящий от прямого зрительного контакта взгляд искращихся сокрытой неприязнью глаз, ощущая двойственность омежьей натуры. Одновременно резкий и пугливый. И это распыляет в нем обостренный интерес и желание разгадать представшую перед ним сложную загадку в лице омеги, которого он видит впервые в своей жизни, но на которого так странно отреагировала его сущность, требующая присмотреться к нему повнимательней. - Помогите мне ее найти, и я обещаю Вам, что больше не побеспокою Вашу семью. - Чунмен растягивает губы в доброжелательной улыбке, замечая сомнение, коснувшееся выразительных черт миловидного лица. Взгляд вновь невольно скользит вниз по его скрытому за дорогими тканями дизайнерских вещей телу, останавливаясь на сжимающейся в кулак руке с изящным обручальным кольцом, поблескивающим от упавшего прямо на него слабого луча огненного вечернего солнца. Чунмен дергает в беззвучном отрицании головой, для себя отмечая, что ему бы подошло любое другое кольцо, но определенно точно не это. Уставший препираться с альфой Чонгук решает поберечь свои нервы, и, дабы ускорить этот процесс и как можно скорее провести гостя к выходу, резко оборачивается, на эмоциях решительно заходя в помещение с притаившимися в укромных углах пугающими тенями. Довольно хмыкнув ему в спину, Чунмен переступает порог подсобного помещения следом за ним, сразу же замечая, что омега отходит в самую дальнюю часть комнаты, разглядывая возвышающиеся к потолку стеллажи. - Как хотя бы выглядит Ваша картина? - Чонгук рассеянно оглядывается на оставшегося около входа альфу, радуясь хотя бы тому, что между ними сохраняется приемлемое расстояние, позволяющее омеге на секунду прерывисто вдохнуть воздух, пропитавшийся вокруг слабо ощутимым ирисом. К его удивлению, духи стали быстро выветриваться, что автоматически добавилось в копилку серьезных причин поскорее выпроводить альфу из галереи, закончив с театром одного неудавшегося актера. - Я ее уже нашел. - раздается спокойное позади, заставляя омегу резко обернуться, устремив изумленный взгляд, таящий в себе оттенок внутренней паники, на альфу, все также продолжающего неподвижно стоять у входа, с осторожностью прослеживая за его устремленным в одну определенную точку взором, с волнением замечая знакомые оттенки в размытой перед глазами картине. Она стоит на самом видном месте, повернутая в сторону выхода, и Чонгук растерянно недоумевает, как мог ее сразу не заметить, позволив загнать себя в глухой угол. Рассеянное на фоне сильного стресса внимание сыграло с ним злую шутку, ведь он уверен, что в отличии от него Чунмен заметил ее еще тогда, когда стоял перед входом в это помещение, навязчиво зазывая его вовнутрь. Только вот зачем? - Спасибо Вам, господин Ха, за помощь. - Чонгук улавливает в тоне альфы неприкрытую насмешливую язвительность, пока тот, не отрывая своего загипнотизированного взгляда от его картины, увлеченно склоняет голову вбок, пряча расслабленные руки в передних карманах идеально выглаженных брюк. - По немногу собирая важные детали, я продолжаю выстраивать единую дорогу, ведущую к моему сбежавшему супругу. Чунмен неожиданно обращает свои суженные зрачки, полыхающие чернильным огнем еще одного небольшого триумфа, на омегу, и Чонгук дает слабину, с судорожным беззвучным вздохом подаваясь назад, различая в них очертания доселе пугающей его второй дикой сущности, которой всегда было в удовольствие жестоко истязать его, оставляя на душе и теле неисчислимое количество ран и гематом. И этот порыв омежьего отступления не уходит от пронзающего его насквозь взгляда, упорно желающего прочесть и понять все, что скрывается за объяснимой опасливостью и догадливостью кофейных глаз. Чунмен растягивает губы в ухмылке, возвращая внимание найденной картине, решая повременить с давлением на пугливо зажавшегося в углу Сонёля, что ранее был более уверен и резок. Кажется, омега стал подозревать настоящую причину его нахождения здесь. - Вы наверное уже догадались, что я мог бы с легкостью забрать картину без Вашего прямого присутствия. А искал встречу с Вами я по немного иной причине. - Чунмен вновь и вновь скользит пристальным взглядом по холсту, впитывает в себя всю боль и переживания, вложенные Чонгуком в процессе работы. Это стало его любимым хобби: читать и понимать супруга сквозь умелые мазки с использованием обычно насыщенных мрачных красок, потому что омега никогда не говорил напрямую о том, что его беспокоит или чем он опечален, вопреки этому оставляя часть себя в каждой своей работе. Потому Чунмен так непреклонен: он бы не продал ни одного холста из всей собранной им за эти годы коллекции, даже если бы это было единственной возможностью выжить при полнейшем банкротстве. - Могу я попросить Вас, как профессионала в своем деле, рассказать мне о том, что изображено на этом холсте? - Чунмен безобидно подзывает его рукой к себе, цепля боковым зрением затаившуюся в противоположном углу комнаты фигуру омеги. Альфа терпеливо ждет, вслушиваясь в глухую непроницаемую тишину, наслаждаясь тем, что стал сразу на два шага ближе к своему непослушному супругу, сильно огорчившему его своим поведением. Невзирая на это, он вернет картину в изначально предназначенное ей место и разгадает таинственного омегу, странно тяготящего его разбушевавшуюся сущность. - Сонёль-ши, я не люблю повторяться. Это была не просьба, это был приказ. - Чунмен полностью переключает свое внимание на не спешащего повиноваться директора очертевшей ему галереи, удивляясь тому, что тот так откровенно напуган, хотя альфа еще даже не начинал свою излюбленную часть в разговорах по душам. Он чувствует его страх даже на таком отдаляющем их друг от друга расстоянии, чувствовал его с самой первой секунды, когда омега появился перед его глазами. Это просто невозможно от него утаить, но, альфа признает, держался Сонёль достойно, до тех пор, пока не оказался заманенным в безвыходную ловушку. Чонгук обводит беглым взглядом свой угол, пытаясь справиться с охватившей его паникой, до одури головокружительно отразившейся на его итак оставляющем желать лучшего состоянии. Омега попросту не может переступить через сводящий с ума ужас, бушующий в его голове, чтобы заставить себя сделать хотя бы маленький шаг навстречу своему преданному мучителю, посланному небесами на землю, чтобы в конечном итоге не дать ему зажить спокойно даже с полностью измененной наружностью. Тот пугливый и загнанный Чонгук, которого он хотел стереть с лица этой земли, выбирается постепенно на поверхность, на обозрение черных глаз, что узнают его в любом, даже самом непривычном обличии. Он совершенно не осознает, когда делает неуверенные шаги еле передвигающимися негнущимися ногами, оказываясь перед утягивающей в свои объятия бездной, опасно проходясь по ее обрывистому краю. Чунмен грубо дергает его за локоть, заставляя повернуться лицом к картине, замечая, как легкая дрожь проходится по всему телу оцепеневшего омеги, примиримо убирая от него свои руки. Чонгук опасливо косится боковым зрением на рядом стоящего и терпеливо ожидающего его мнения на ранее заданный вопрос альфу, слыша лишь гул бешено стучащего в висках пульса, боясь, что в любую секунду упадет замертво на бетонный пол, больше никогда не вдохнув свежего пропитанного пьянящей свободой воздуха. - Пламя, охватившее слабый цветок медленно погибающей ванили, жадно отбирает его красоту и молодость. Хрупкая податливая ваниль скорее всего чувствует себя весьма ужасно в условиях, в которых ее содержат. Серость и однотонность фона - это пепел, в который вскоре превратится она сама, если огонь поглотит ее заживо, стерев с лица земли еще одно безобидное создание, которое хотело просто жить... ради себя, а возможно и того, кто бы его случайно повстречал и от жадного пламени спас. Омега даже не старается смотреть на холст сквозь приопущенные, мелко трепещущие ресницы, говоря на автомате все, что беспощадно скребется о ребра, затрудняя судорожное дыхание. Чонгук видит только очертания предметов из-за расплывшегося от сильного продолжительного волнения взгляда. Он не мог уснуть предыдущей ночью; из-за отсутствия аппетита на фоне стресса крошки в рот перед выездом не взял, и все равно продолжает твердо стоять на ногах, застыв на одном месте, скованный инстинктивным ужасом, что подавить уже не в его силах. - Вот как? - изумленно тянет Чунмен, отводя задумчивый взгляд в сторону описанной картины, которую скромно облокотили о холодную стену, установив на полке одного из стеллажей как раз по высоте на уровне их глаз. Выпустив тихий безотрадный смешок, альфа поджимает губы в снисходительной полуулыбке, резко возвращая внимание черных пристальных омутов на неподвижного омегу. - Так странно… Если бы я лично не знал того, кто эту картину написал, я бы подумал, что эта работа сделана твоими руками. Надо же?... как метко попал в цель. Чунмен поворачивается к омеге всем корпусом, не обращая внимание на то, как тот опасливо сторонится, испустив сдавленный вздох через приоткрытые блестящие от тинта губы. Альфа слишком увлечен тем, что его самого изнутри одолевает предательское, никогда не спящее чувство проницательности, что интуитивно ощущает явный и очень подлый сокрытый от его глаз обман, пока взгляд цепко впился в профиль беспричинно напуганного омеги. - Знаешь, что я ищу на самом деле? - Чунмен оставляет позади всю напускную доброжелательность и обходительность, переходя к поистине интересующей его теме, не беспокоясь о резкости переключения на неформальное обращение. Чонгук напрягается всем естеством, не позволяя ни одной мышце своего бледного лица дрогнуть, дабы не дать поводов альфе уцепиться за то, что привело бы его к определенным верным выводам. И слишком небольшое и в некоторой степени недопустимое расстояние между ними не станет этому преградой, потому что Чонгук нацелен выстоять до конца. - Чуть более трех недель назад от меня сбежал мой супруг. Очень интересная история. Хочешь я тебе ее в сокращении расскажу? Чунмен склоняется немного вперед к неподвижному омеге, чтобы заглянуть в его глаза, рассмотреть эмоции, которые бы рассказали ему по насколько точному пути он движется, но Сонёль, к его сожалению, продолжает их прятать, с легким недовольством отворачивая лицо в обратную сторону. Чунмен натянуто усмехается, абсолютно не понимая, что происходит с его жалобно взывающей о еще большей внимательности сущностью и что за необъяснимая тяга начинает давить на трезвый разум, умоляя приглядеться тщательней. Заглушать эту странность становится все трудней, пока омега продолжает находиться в доступной близи от него. - Упуская все не особо важные в моей истории моменты, остается всего одно короткое предложение: я люблю за нас двоих. - Чунмен вскидывает брови в легком недоумении, скользя мельтешащим взглядом по чертам чужого лица, не понимая, почему разум с ума сходит, кричит в надежде что-то донести, только глаза обманывать не могут. Перед ним чужой омега, которого он видит впервые в своей жизни и очень надеется, что с хорошим окончанием переговоров, в последний, потому что необъяснимая потребность его собственного тела не на шутку пугает. - Он не принимает этого, убегает, а я возвращаю. И так по замкнутому кругу. Это наша судьба: пока он не перестанет убегать от того, что неизбежно, я не перестану его искать. Ведь в конечном счете, все вернется на круги своя, так, как и должно в корне быть. Чонгук сдерживается от того, чтобы поджать в недовольстве губы, продолжая до боли впиваться короткими ногтями в ладонь сжатой в кулак от подступающего негодования руки, что остается не замеченным альфой, потому что тот ниже его лица взгляд не опускает, продолжая пронзительно смотреть, испытывая на стойкую прочность. Единственное, что выдало его с трудом спрятанные под пластом невозмутимости настоящие эмоции, слабо дрогнувшие плечи, к которым моментально бросился сосредоточенный взгляд альфы, раздраженно выпустившего воздух через нос. - Вы не добьетесь этим взаимности. - Чонгук смотрит в пустоту перед собой, теряя размытые очертания комнаты и стеллажей, сосредотачиваясь лишь на том, чтобы пройтись по тонкому канату над бездной и устоять, добравшись до конца. - О взаимопонимании и тем более любви можете даже не заикаться. Как омега Вам скажу, что, что бы Вы не предпринимали в его отношении, он не прогнется под Ваш вымышленный мир, потому что мечтает о будущем, в котором не видит себя с Вами. - Много знаешь?.. - Чунмен делает грозный выпад вперед, и омега опасливо сторонится, выпуская испуганный вздох, что заставляет альфу замереть, сдвинув брови в рассеянном непонимании. Мечущийся в замешательстве взгляд скользит по побледневшему профилю, пока слух улавливает тихое, но ощутимо судорожное дыхание близ стоящего омеги. Поведение перепуганного Сонёля призрачно напоминает ему о некоторой схожести с повадками Чонгука, когда он так же, пытаясь до последнего держаться перед ним отважно, в один момент опасно оступается, беспомощно озираясь под ноги, с паникой в кофейных глазах не замечая дна сквозь беспросветный мрак под собой. - Нет, - омега пытается унять дрожь в руках и вернуть мнимое спокойствие лицу, искаженному тенями сильной усталости из-за продолжительного волнения. Чонгук находится на грани между пугающей явью и притягательной тьмой, не зная, в какую из сторон податься. Лучшее в его случае - балансировать меж двух зол, продолжая устойчиво и смирно стоять на одном месте, надеясь, что кошмару когда-нибудь придет конец. - ...просто из Вашего сокращенного рассказа понял, что ваши отношения убивают вас обоих. Отпустите его, и учтите свои ошибки в отношениях с другим… - Ошибаешься, Сонёль-ши. - едкое шипение на ухо и грубая хватка на затылке, заставляют омегу прикрыть дрогнувшие веки, сдавленно выдохнув от неожиданности, с которой Чунмен резко подался вперед, стирая допустимые границы между ними. - Ты сильно заблуждаешься, говоря мне это. Лучше замолчи, если хочешь вернуться целым и невредимым в объятия покрывающего тебя доктора. Омега ведет головой в сторону, хмурясь от боли в затылке, где чужие пальцы крепко вцепились в шею, не позволяя отойти на шаг в сторону и остановить переходящую границы наглость. Чунмен злорадно усмехается, весь дерзкий дух из омеги выбив одним только движением. Он сам виноват в том, что затронул запретную тему, на которую Чунмен не любит говорить ни с Чонгуком, ни тем более с кем-либо посторонним. - Он не будет ни с кем другим. Не посмеет, потому что отыщу, из-под земли достану, весь город перерою и верну туда, где ему место. А смельчака, позарившегося на чужое, убью, чтобы неповадно было. - Чунмен в миловидное лицо, искаженное отвращением, с напускным интересом заглядывает, пытаясь беспорядочно мельтешащие зрачки в зрительном контакте поймать. Омега напрягается всем телом, отчего мышцы вытянутой шеи начинают неприятно тянуть в добавок к дискомфорту, принесенному грубой хваткой на затылке, удерживающей его рядом с альфой и не позволяющей свободно двигать головой, дабы уйти от угрожающего говора на ухо. К счастью, легкая ткань платка совсем немного облегчает эту пытку, прекратить которую самостоятельно ему просто не хватит сил. - Мы обречены на это, понимаешь? - Пустите, мне больно… - тихо лепечет в ответ Чонгук, потому что мужчина то ли от возобновляемой в своих оборотах злости, то ли вообще по неведомым ему причинам, укрепляет хватку, нащупывая большим пальцем пульсирующую сонную артерию, с язвительной усмешкой определяя ускоренный пульс на первый взгляд спокойного омеги, что, по крайней мере, старается таковым казаться, когда на самом деле все внутри него сжимается и боязливо трепещет под давлением его устрашающей ауры. - Ответь мне на вопрос, и отпущу. Сможешь вернуться домой, к своему доктору, который так смело защищал тебя от меня в ту ночь. Наверное, больше, чем ты, понимает, что со мной лучше не пререкаться. - Чунмен говорит неторопливо, растягивая удовольствие в созерцании чужой растерянности и беспомощности, наблюдая за трепещущими ресницами и остывшими обветренными губами, что безостановочно судорожно впускают и выпускают воздух в организм. Омега не понимает, почему продолжает это терпеть и почему долгожданный предел не отбирает его затуманенное страхом сознание. - Где Чонгук? Ну же.. скажи, где мой супруг? Омега, невзирая на жуткую шаткость, продолжает смиренно стоять на месте, даже не подозревая, что альфа заметил в его пустом, практически нечитаемом взгляде, сквозь мутное отражение своего лица еле уловимый блеск тревоги, моментально гаснущий на тле пустынной отрешенности. Чонгук где-то внутри триумфально осознает, что альфа его по прежнему не узнает, потому что никогда дальше ни разу не тронутого им лица не смотрел, хотел видеть с собой только привлекательную наружность, красивое сопровождение, хотел обладать чем-то таким же живым, как и он, но одновременно с тем настолько же безвольным, как любая другая вещь в его доме. Чонгук поздно осознает, что глупо позволял тому над собой глумиться, ни разу не взглянув страху прямо в глаза, прямо как сейчас, продолжая это делать уже в обличии другого человека, который в силу своего высокомерия никогда и никому не позволил бы так с собой поступить, а тем более всего лишь жалкому перед своим помешательством альфе, которого встретил впервые в своей жизни. - Не знаю я. - уголок сомкнутых губ дергается в слабой полуулыбке, и это малость того, что Чонгук может себе позволить в настолько загнанном состоянии. - Не смогли удержать, ищите сами. Я не собираюсь участвовать в этом, содействуя Вам… - Послушай сюда, - Чунмен сжимает челюсть в возобновляемом раздражении, дергая неожиданно осмелевшего омегу, по телу которого прошлась рябь пугливой дрожи, на себя, комкая вцепившимися в шею пальцами платок, аккуратно обвязанный вокруг нее. - ...стоит мне только захотеть, и ты, и твой любимый, лишитесь всего, что так усердно строили все эти годы. Чунмен быстро отбирает себе контроль над ситуацией, со злорадной усмешкой наблюдая, как мгновенно сходит секундная дерзость с лица омеги, сменяясь прежней отрешенностью. Смирение ему нравится больше, потому что, через силу сдерживая себя рядом с ним, Чунмен по настоящему боится его влияния на скованное и с трудом удерживаемое где-то глубоко внутри разбуянившееся существо. - Я знаю, что вы оба подобрали его на трассе в ту дождливую ночь и скрыли у себя, а вот теперь я хочу услышать, куда он отправился дальше. Даю тебе всего одну попытку на честный ответ, иначе я стану твоим кошмаром, не оставлю тебя и всех, кто тебе дорог, в покое. Поверь, моя расправа над неугодными очень жестока, а из-за отсутствия моего успокоения рядом я становлюсь поистине безжалостным к любому, кто неудачно попадается мне под руку. Чонгук пугливо сторонится, не желая выслушивать это все в непозволительной близи от своего лица, ощущая подступающее к горлу противное чувство паники. Чунмен загнал его в такую глушь, что выбраться из нее окольными путями уже не получится. Бесполезно, потому что он, как никто другой, знает пугающее влияние его убедительности. Ставить под угрозу жизни Тэхена и Сокджина омега не хочет, а тем более наживать им во враги страшного в своей жажде мести Чунмена. Его молчание затягивается, что отражается дрогнувшей в злости хватке на затылке, потому что альфа теряет остатки своего стоического терпения. Омега успевает только зажмуриться до бликов перед глазами, сдавленно выдохнув, когда Чунмен резко одергивает руку, вцепившуюся в шею, стягивая с нее слабо повязанный платок. Чонгук отходит от перепуга, по-настоящему обеспокоившись тем, что рукоприкладство не обойдет его стороной и в этот раз, но альфа, к счастью, все еще различает границы дозволенного, не переходя их в отношении Ха Сонёля. Пока омега пытался выровнять сбитое подступающей истерикой дыхание, до него поздно начало доходить то, что платок, который был далеко не деталью воссозданного по крупицам образа, теперь безвольно повис в опущенной руке альфы. Чонгук бросает на него опасливый взгляд из-под ресниц, замечая ярко выраженную рассеянность на чужом лице, моментально прикрывая ладонью видимую со стороны альфы кожу шеи, наклоняясь за сорванным платком, чтобы в спешке накинуть его обратно, закрывая от обозрения альфы открытый, особо излюбленный им участок своего тела. Только уже поздно: Чунмен успел заметить то, что его зоркий глаз не уловить просто не может. Он по бледности чонгуковой кожи с ума сходит, а в районе шеи и ключиц она у омеги самая светлая, на солнечном свету - почти прозрачная. Плавный изгиб его шеи был создан для его извиняющихся за принесенную боль поцелуев, на которые омега обычно не реагировал, только устало прикрывая веки, позволяя делать с собой все, что чунменовой, тяготящей к нему душе угодно после перенесенных им истязаний. Чунмен помнит расположение каждой родинки на его теле, и о одной из них, находящейся на самом видном месте в районе тонко вьющейся под кожей вены, никогда не забывал. Чунмен челюстью в злостном недоумении ведет, опуская беглый в растерянности взгляд на свою расслабленную ладонь, из которой вырвали измятую однотонную ткань. Чонгук замирает в нерешительности, и ему остается только гадать успел ли Чунмен что-либо для себя знакомое подметить. Омега изначально хотел узнаваемые альфой участки кожи закрыть, ведь переделанное лицо не дает никакой гарантированной защиты, когда все куда запущенней. - Кто ты такой? - Чунмен поднимает остекленевший взгляд на омегу, которому не виден и недоступен страх и непонимание, обеспокоенно снующее по дну беспросветной тьмы. Только в следующую секунду вцепившиеся в ворот его рубашки руки, тянут резко на себя, заставляя напрямую погрузиться в штормящую в беспорядке пучину мрачных зрачков, безостановочно блуждающих по его лицу, в жалких попытках разглядеть хоть какие-нибудь сходства с тем, что смог мимолетно уловить. Но только, чем больше Чунмен всматривается вблизи, тем четче убеждается, что показалось… померещилось ему и его неуклонно бьющемуся в конвульсиях естеству, что так яро тянется не к тому. Кажется, он постепенно сходит с ума, видя в окружающих свою омегу. Пока Чонгук в недоступной дали от него, альфа все чаще попадается на уловки коварных иллюзий. Чунмен прекрасно понимает, что обманывается призрачным миражом опять, когда ощущает витающий в воздухе легкий и практически неуловимый из-за насыщенности горького ириса аромат сладкой ванили. Омега тем временем медленно проваливается в окутывающий его мрак, понимая, что еще чуть-чуть и всё-таки свалится перед альфой ниц. Чунмен безумно раздражен, потому что растерян, а Чонгук не в силах выстоять перед его подавляющей аурой, отрешенно вглядываясь в пустоту перед собой. Хватка на воротнике исчезает и устойчивость омеги тоже, только вот вместо попадания в бесконечный мрак под ногами из ниоткуда появляются бережные объятия, помогающие устоять на краю бездонной пропасти. Размытые очертания подсобного помещения становятся четче, плавно покачиваясь от достигшего своего апогея нервного переутомления. Чонгук переводит полный неосознанного изумления взгляд на профиль придерживающего его за талию альфы, замечая серьезность и враждебность в чертах его лица. - Хах, взгляните, кто подоспел. - едко-насмешливый тон Чунмена, опасно граничащий с раздражением, раздается откуда-то издалека. И Чонгук не сразу понимает, что кошмар еще не закончился, он только начался. - Доктор Ким, Вы опоздали. Ваш супруг оказался очень сговорчивым, зря прятали его от меня. - Чунмен, не давая опомниться, наступает, не позволяя никому из присутствующих заметить собственную слишком поверхностную слабость, которую испытывал еще минуту назад. Пристальный взгляд с долей скептицизма проходится по паре впереди себя, и Чунмен со сжатыми в злости зубами глушит бурно восставшее существо, не желающее видеть омегу вот так рядом с другим альфой, в спешке уводя мельтешащий взор в сторону застывшего в проеме Сокджина. - Ну раз все в сборе, буду краток. Чунмен, окруженным оказавшись, таковым себя абсолютно не считает. Наоборот, все они должны, наконец, понять, что переходить дорогу ему не стоит, ведь это может обернуться всем катастрофическими последствиями. Альфа упрямо душит в себе все неправильные и странные чувства, вызванные у него при мимолетном взгляде на супружескую пару. Доктор Ким склоняет голову, заглядывая в блеклые глаза обессиленно облокотившегося на него омеги, следом поднимая в ответ на пристально следящего за их взаимодействием альфу с моментально вспыхнувшей на дне сосредоточенного взгляда неприязнью. - Я не уйду из ваших жизней, даже не надейтесь. Наоборот, предупреждаю заранее, всегда оглядывайтесь по сторонам: неизвестно, когда опасность настигнет вас в момент вашей беспомощности. - Чунмен с натянутой ухмылкой встречается с пустыми глазами Сонёля, который еще в начале встречи был гораздо смелее. Излишняя бледность придала его лицу болезненной осунутости, которую альфа списывает на его недавнюю длительную реабилитацию после аварии. Каждое его слово адресовано омеге, и он видит с какой опасливостью тот внимает им, застыв в объятиях вновь вступившегося за его защиту доктора Кима. - Но мы можем мирно урегулировать все недопонимания, и я тотчас же отстану от вас и от вашей горячо любимой галереи… - Чунмен оглядывается на оставшегося в стороне Сокджина, одаривая его тенью своей лукавой улыбки, возвращая внимание Сонёлю, к которому вновь и вновь вопреки его желаниям возвращается упрямый взгляд. - ...от вас требуется всего ничего… местоположение моего супруга в обмен на прежнюю спокойную жизнь. По-моему самая выгодная сделка из всех мной заключаемых. Я слишком к вам лоялен. Чунмен сужает взгляд в игривой насмешливости, потому что очень приятно наблюдать за чужой растерянностью и нерешительностью. Это обычная для него ситуация, но абсолютно тупиковая для троих смельчаков, посмевших кинуть ему вызов. И Чунмену в некоторой степени их даже жаль, потому что Чонгук, кажется, растерял всю прирожденную скромность и порядочность, кинув их на произвол судьбы только ради того, чтобы обрести свою долгожданную свободу. Осталось совсем немного, стоит только чуть потерпеть, и вскоре Чунмен отыщет ключ и к этой разгадке. - Знаете, я уже сыт по горло вашими напуганными лицами. - вдруг безразлично отмахивается ладонью Чунмен, действительно чуть подустав от постоянных тупиков и сложностей на своем пути к счастью. Только вот бесконечный внутренний запас энергии толкает его вперед, раз за разом не позволяя отступить от своей конечной цели, виднеющейся вдали. Чонгуку быть с ним, хочет он того или нет. Более того, в голове уже зреют грандиозные планы по принудительному созданию семьи. Это последние его поиски, после этого у супруга больше никогда не получится так глупо его одурачить. - Сдайте мне его или приведите сами. Мне плевать, но я даю вам ровно неделю на то, чтобы решить на чьей стороне вы находитесь. Его сообщники, в конечном счете, будут наказаны по справедливости. Чунмен напоследок задерживает взгляд на приобретших стеклянный отблеск кофейных глазах неподвижного омеги, следом заносчиво улыбаясь молчаливому доктору Киму, способному только поддерживать своего слабого перед трудностями супруга, разумно не желая вступать в разборки с хамоватым альфой. Чунмен оборачивается к выходу, отдельно одаривая своей надменностью отступившего в сторону Сокджина, с откровенным недовольством на лице открывшего ему путь к выходу. - Я по-настоящему узнал цену преданной дружбе, когда ты, ни секунду не раздумывая, предал эту семейку. Не строй из себя сопереживающего друга, Сокджин-ши. - Чунмен ровняется с омегой плечом к плечу, окидывая его полным презрения взглядом, замечая, как тот поджал губы в сдерживаемом негодовании, сторонясь, чтобы обхватить свои предплечья в скромном нежелании как-то на это отвечать. Понятливо хмыкнув на этот многословный жест, альфа переступает порог небольшого помещения, оставляя после себя лишь осадок неприятного ощущения. С уходом изощренного провокатора в каморке моментально ослабевает давление, управляющее напряженной обстановкой. Чонгук, наконец, впускает в легкие свежий воздух со слабой примесью своего тонкого аромата и порядком выветрившегося запаха духов. Головокружительное облегчение становится для него слишком резким, из-за чего омега теряет равновесие, полностью наваливаясь на перехватывающего его покрепче Тэхена. Альфа, не мешкая, присаживается на пол, аккуратно придерживая осевшего Чонгука, попросту не способного более держать себя на ослабевших ногах. Тэхен с волнением заглядывает в лицо, склонившегося к его плечу омеги, чтобы проверить в сознании ли он, но встречается лишь с полной апатией в пустых глазах и усталостью в тенях его лица. Альфа поджимает губы в сожалении, потому что не смог прийти раньше и предотвратить эту встречу, которая пагубно повлияла на омежье эмоциональное состояние. Чонгук еще слишком уязвим и нерешителен, чтобы встречаться со своим мучителем лицом к лицу в своем новом обличии, и Тэхен винит себя за то, что не узнал об этом раньше и позволил этой встрече состояться. - Тэхен, я могу чем-нибудь помочь? - осторожно интересуется подошедший ближе Сокджин, чувствуя себя неловко, наблюдая со стороны за расположившейся на полу парой, чувствуя острый укол вины. Его ведь тоже можно понять, но Сокджин примет любые претензии в свою сторону, потому что - да, он сделал ошибку, побоявшись за крах своих долголетних трудов. - Принеси воды. - альфа не поднимает на него даже мимолетный взгляд, уделяя все свое внимание мелко дрожащему в его успокаивающих объятиях омеге, с тупой болью под ребрами всматриваясь в его бледное лицо. Из-под беспорядочно трепещущих ресниц прикрытых век ускользает мелькнувшая на свету вечернего солнца слеза, моментально пропадая в полах одежды, сорвавшись с подбородка. Тэхен с тихим сокрушенным вздохом тянется к безвольно лежащей на омежьем бедре ладони, обхватывая ее своими теплыми пальцами. Альфа с удивлением замечает, насколько кожа остужена, то ли из-за длительного волнения, то ли из-за нервной зажатости, что оставила на его ладони глубокие следы от коротких ногтей, слабо сжимая чужую кисть в безмолвной поддержке. Тэхен позволяет омеге опереться на себя, греться в своих утешающих объятиях и вдыхать свой успокаивающий и слишком приятный для альфы аромат необычайно легкой лилии. Чонгук в его руках постепенно расслабляется, все еще балансируя между сознанием и зазывающе привлекательной тьмой, борясь с коварной сонливостью в пользу реальности и теплых, дарящих допустимую надежность объятий, в которых забывается весь тот кошмар, через который ему пришлось пройти. Тэхен увлекается вдумчивым разглядыванием умиротворенности, охватившей каждую выразительную черту миловидного лица, что сейчас до одури походило на типичную наружность покойного супруга, за счет его используемого в обыденности макияжа. Эта идеальная схожесть вызывает у него невольные и упрямо гонимые иллюзии, что ложатся тягостным отпечатком под изнывающим сердцем. От сумбурных мыслей альфу отвлекает резкий хлопок двери, с неприятной неожиданностью раздавшийся позади. Тэхен оглядывается, с рассеянным изумлением осматривая пустое подсобное помещение, которое Сокджин покинул без лишних слов, но с ощутимым раздражением.