За кулисами жизни. Версия 2.0

Lumen - На части

Эйс умел любить. Любить так, как никто на свете больше не мог. Он любил всей душою, искренне, хотя знал, что любовь - неблагодарное чувство. Знал, но не переставал этого делать. Вновь и вновь он обжигался об этот чертов огонь, но все равно протягивал руки к языкам абстрактного пламени. Ведь любовь, действительно, сравнить можно разве что с огнем. Опасность. Постоянный риск получить как небольшой ожог, так и сгореть дотла. Внутренне, конечно. Эйс до безумия обожал огонь. Для него это было истинным чудом - этот сочный свет, это почти живое тепло. Тепло - вот чего не хватало Портгасу. Вокруг была сотня людей, некоторые из низ них были действительно близки парню, особенно приемный брат, Луффи. Он был истинным солнцем. Луффи грел своими лучами одиноких и сломавшихся, всех, кто появлялся в его жизни, хотя бы на миг. Эйс не был исключением, ведь именно он нуждался в этом чертовом тепле больше всех других вместе взятых. Луффи грел его, как только мог, но это все было не то. Внутри была все та же пустошь. Перегорели пробки и испепелились провода, оставив за собой лишь мерзкое ощущение пустоты и отвратного холода. Да. Внутри Эйса был добротный лед, казалось, его хватило бы на пару айсбергов. И вот, наконец, он нашел того, в ком искренне нуждался, нашел свое собственное солнце. Знал бы парень до этого, что его солнце будет обрамлено холодом и равнодушием. Но Эйс умел смотреть в глубь. Ее звали Куина. Она не была красивой или уродливой. Не была глупой или слишком умной. Не была навязчивой или чересчур равнодушной по отношению к нему. Они познакомились спонтанно: она упала, а он помог подняться. Какая ирония! Ибо на самом деле подниматься помогала Куина Эйсу. Подниматься из той самой бездны, в которую парень с каждым днем опускался все глубже и глубже. Куина вытягивала его из этой трясины, чему Эйс был безмерно рад. Она растопила лед внутри него, ведь сама горела таким огнем, что потушить никто не в силах. Их история была сопливо-идеальной: он любил ее, а она - его. Их любовь выражалась не в громких словах, а в глазах, что были наполнены теплотой. Впервые каждый из них ощутил на своей шкуре, какого это - жить ради кого-то. Знаете, они ведь оба были сломленными. Не успев увидать эту жизнь, Эйс и Куина разочаровались в ней. Это было до смешного глупо, но если смотреть в их глаза - ужасающе больно. Каким образом столько боли могли уместиться всего в двух людях? Не знал никто, а они - первые, кто не знал. Они любили прикосновениями пальцев о кожу шеи, или же поцелуями, которые были почти детскими. Никакой пошлости и похоти. Ибо оба боялись обжечься, если отдадутся страсти. Когда два человека, до глубины души боящиеся людей, встречаются, этот мир становится намного опаснее. Они боятся просто дотронуться друг до друга, так как боязнь причинить боль разгорается внутри с двойной силой. Двое обожженных видят рубцы и шрамы друг-друга, из-за чего боятся вновь напомнить их обладателю ту боль, боятся вновь быть отвергнутыми. Их любовь была в том, что, боясь сделать больно друг другу, они совершенно забыли о своих ранах, что обычно напоминали о себе, не стихая. Это была странная и приторная любовь. Но это было в самом начале. *** Они умирали вместе, широко улыбаясь приближающейся смерти. Под действием пилюль кое-чего опасного, каких в этот день наглотались больше, чем положено, они лежали на широкой двуспальной кровати обшарпанной квартирки Эйса. Они держались за руки и улыбались, глядя на рассыпающийся потолок. Проигрыватель крутил одну и ту же пластинку уже в пятидесятый раз, а музыка все не надоедала. Они иногда подпевали все не останавливающейся музыке, лепетали некоторые слова, что особенно впечатались в голову. Эти слова были чем-то особенным. Им казалось, что в этих словах есть истинный смысл, что можно уловить только в этом позорном положении - за пару минут до добровольной смерти. Но они ошибались, ибо смысла не было. Как там было, в той чертовой песне? "Оковы героина, винил пластинок и панк-рок", вот это уж точно. Они любили в стиле панка, жертвуя всем, но не любовью. Никто не мог понять их, да и не надо было. Это был истинный юношеский максимализм, и они знали это, увы, слишком хорошо. Знали, но им было плевать с высокой колокольни, ибо панк - это душа, а душе не прикажешь. Это была странная любовь. Их любовь состояла из взаимного спасения, приправленного романтикой и наряженного в стиль панка. Одна судьба на двоих, хоть и встретившихся позднее, чем надо. Слишком поздно. Они опоздали на целую жизнь. Даже за это чертовски короткое время они уверенно вытоптали под собой сотни дорог, но никто не пошел по ним. Знаете, почему? Тропинка была шириной в одного человека. А уж они оба решили - если идти, то вместе. Выбора не было, также, как и смысла. Но у них были мечты. Ночами они предавались наслаждению героина и забывались друг в друге. Горячие поцелуи, глухие стоны, крики и глупые улыбки, тут же превращающиеся в оскалы. Они сдирали кожу спины друг-друга до крови, они любили до потери сознания. Кусали губы и напивались подслащенной героином кровью. Они любили до потери пульса, что и было сейчас. *** Эйс слишком долго фасовал любовь и тепло по банкам. Все, что он мог получит извне, хотя бы крупицу заботы - он все копил и копил. Иногда, вечерами, устало валяясь у себя в обнимку с самой дешевой выпивкой, он открывал надежно запертые банки и бутылки тепла с любовью и упивался ими до абсолютной нирваны. Он напивался осознанием того, что кому-то на этой гребанной планете он все-таки нужен. Напивался до состояния полу-счастья, что бывает только перед суицидом. Каждым подобным вечером он умирал. Умирал тихо, в одиночестве, окруженный лишь пустыми банками и бутылками - реальными и абстрактными. Умирал долго и мучительно, будто бы разрезал свое горло по миллиметру каждый час. Но каждым следующим утром он все равно просыпался, осыпая себя проклятиями и искренне жалея о том, что не умер вчера вечером или ночью. Эйс мечтал о смерти слишком долго, чтобы откладывать. *** Портгас взял руку Куины, сжал ее. Маленькая... Его маленькая девочка. Только его девочка. Он повернулся к ней. Куина была прекрасна в эту минуту. Ее глаза были широко распахнуты, разглядывали потолок, а губы чуть кривились в улыбке. Грудь спокойно поднималась и опускалась. Казалась, она была такой же разбитой, как и Эйс. В поисках счастья они нашли друг-друга... Странно. - Смотри, - тихо позвала она, не опуская взгляда на парня. - Будто бы клинок. Эйс проследил за ее взглядом, омут карих глаз замер на потолке. Глубокие трещины на светлом фоне выглядели максимально отчетливо. Действительно... Две параллельные длинные трещины, и третья между ними, менее четкая. Перпендикулярно им трещины поменьше, а дальше "рукоять", внутрь которой была "окрашена" темными пятнами на потолке. На месте раздела "лезвия" и "рукояти", прямо на иллюстрации цубы был паук. Настоящий черный паук. Не такой уж большой, но и не крохотный. Его лапки охватывали всю "рукоять". Выглядело красиво. За секунду до смерти Эйс думал о том, как же красиво паук смотрится на трещинах на потолке, что были в форме клинка. И больше ничего его не волновало. Потому что все остальное было и не важно.