***
«Что это, чёрт возьми, за ситуация? Уровень неловкости выше Иггдрасиля! — Шинадзугава бросал на Канаэ косые взгляды, заканчивая ужин. Они не разговаривали уже полчаса. — Пускай. Когда она молчит, нравится мне намного больше», — парень молча протянул ей миску, которую она также беззвучно приняла. — Как вкусно! — вырвалось из её уст, после того как она попробовала дивное варево. — Ой! — Канаэ тут же вспомнила, что объявила молчанку и сразу заткнула себя ещё одной ложкой. — А то, — кажется, Шинадзугава и сам думать забыл о молчанке. На его лице появилась лёгкая улыбка. — Жаркое из оленины никого не оставит равнодушным. — Санеми-сан, где ты научился так вкусно готовить? — охотница уплетала за обе щеки. Потребность в молчании отпала сама собой. — Мне рано пришлось повзрослеть. Научиться готовить тоже. После смерти матери на мне висела ответственность за брата. А я не мог позволить ему умереть с голоду, — Санеми не понимал, почему его потянуло на столь откровенный разговор, но чувствовал, что может довериться ей. — В деревне нас не жаловали, и мы сбежали. Я тащил четырёхлетнего брата на своём горбу несколько дней подряд, не останавливаясь, — вспоминая не самые радужные времена детства, Санеми не изменился в лице, будто бы рассказывал чью-то чужую историю. — Нас нашла и выходила дочь священника. Она-то и научила меня готовить. — Как её звали? — с искренним интересом спросила Кочо, протягивая уже опустевшую миску с намеком на добавку. — Её звали Масачика Кумено — на мгновение наступила тишина. Треск веток и шум ветра в кроне деревьев — единственные звуки, что нарушали образовавшийся вакуум. Видимо, парень собирал всю силу и волю в кулак. Говорить об этом, скорее всего, было очень больно. Но прервать его Канаэ не решилась, ведь понимала, Санеми нужно выговориться. — Как только я набрался сил, сразу же забрал Генью, и мы поселились во флигеле старой церкви. Я старался избегать Кумено и любых других местных жителей — травма от потери матери была куда более сильной, чем могло показаться на первый взгляд. — Эта девица была такой настырной, что сама приходила к нам. Слишком своевольная женщина, — Канаэ неожиданно для себя провела параллель между собой и этой девушкой из прошлого Санеми. — Мы росли вместе. Рядом. На протяжении долгих восьми лет. — Ты любил её, Санеми-сан? — Больше всего в этой жизни, — Шинадзугава прикрыл глаза. Казалось, он вот-вот заплачет, но ни один мускул не дрогнул на его лице. — Как она умерла? — Канаэ придвинулась. И дело было не в том, что чем дальше шёл рассказ её спутника, тем тише он говорил, а в том, что в такой момент ей хотелось быть к нему ближе. Было бы глупо предположить, что девушка была до сих пор жива. Санеми говорил о ней в прошедшем времени и делал такие явные акценты, что было с первых слов понятно — юной спасительницы уже нет среди живых. — Это случилось четыре года назад. На деревню напал оборотень. Он вырезал добрую половину населения. Мы с Кумено были тогда на ярмарке. Из-за суеты и паники нас разделило. Я нашёл её раненой в старом здании церкви. Она истекала кровью и умирала у меня на глазах, но отказывалась бежать из деревни. Та тварь настигла нас слишком быстро. Запах крови Кумено был таким сильным, что его было слышно поверх других.***
— Эй, девка, мы ведь не закончили с тобой! Как же хорошо пахнет девичья кровь! А мясо наверняка такое же мягкое, как и твоя кожа! — Не подходи ближе! Я убью тебя, если сделаешь хотя бы шаг в её сторону! — Санеми! Беги отсюда! — Твоя подружка права, тебе бы стоило бежать, щенок! Я не люблю есть всяких сопляков вроде тебя! Вы сбиваете аппетит! — сильная рука ударила его в живот, и парень отлетел к старому алтарю. — Санеми! Не трогай его! Не смей! — А что ты мне сделаешь, чёртов кусок мяса? Ты и так одной ногой у меня в желудке! — со скрипом, треском и хлюпаньем оборотень вырвал правую ногу девушки. Пол залило кровью. Церковь заполнил душераздирающий крик, что через пару минут оборвался. Шинадзугава открыл глаза и сразу же зажмурился снова, ведь затылок обожгло сильной болью. Вокруг стоял резкий металлический запах крови, настолько концентрированный, что оседал на коже и въедался в неё. Кое-как подняв голову, всё ещё затуманенными глазами парень увидел, как оборотень склонился над останками когда-то прекрасной и самой живой среди живых девушки. Сердце замерло. Глаза застыли, а лицо исказила гримаса ужаса. Но в этой ситуации Санеми увидел для себя преимущество. Пока существо отвлечено и полностью сосредоточено на трапезе, оно не ожидает атаки сзади. Подняв с земли крепкий кусок арки, Санеми направился к нему, надеясь нанести один точный удар, чтобы сразу покончить с врагом. Но подойдя почти вплотную, он замер. Посмотрел через плечо чудовища и увидел кучку внутренностей и костей. К горлу подступила тошнота, и Шинадзугава выронил орудие убийства. Оборотень обернулся на шум и мгновенно ударил парня когтями, оставив на лице глубокие раны. — Ты ещё живой? Что, тоже есть хочешь? Здесь немного осталось! Я не любитель голов — волк поднял зажатую в когтях голову девушки. Её лицо было уже не таким светлым, как раньше. Оно стало бледным, с кровавыми пятнами. Пшеничного цвета волосы отливали бордовым, будто голову окунули в кровь. Бросив на пол, оборотень толкнул её, как футбольный мяч, и она покатилась к ногам Санеми. Застыв на месте, Шинадзугава ничего не мог сделать. В то же время мохнатая тварь продолжала нападать и наносить парню множество тяжёлых ран. Такими темпами Санеми и сам скоро полетит на небеса. Но он не может. Не сейчас. Ещё рано умирать. Нужно отомстить. Убить сволочь. Наказать по всем канонам жестокости. Именно эта злость. Гнев. Агрессия. Ненависть. Они стали силой, которую Шинадзугава обрушил на оборотня. Его маленькие человеческие кулачки наносили слабые удары, но он не собирался отступать. Успев подобрать кусок арки, которым изначально планировал убить волка, Санеми смог успешно пронзить грудь дьявольского отродья. Алая кровь, хлынувшая фонтаном, полностью покрыла его. В порыве гнева, даже после смерти оборотня Санеми продолжал издеваться над его трупом, чтобы отомстить сполна. А затем тело пронзила боль, и он несколько часов бился в конвульсии, не в силах прекратить мучения или хотя бы отключиться. Когда всё кончилось, Санеми Шинадзугава уже не был человеком. Он стал тем самым монстром, которого убил.***
— Я ненавижу себя. За то, что не смог защитить её. За то, что я — монстр. Я каждый день думаю о том, чтобы поскорее умереть и наконец-то лишить этот свет ещё одного чудовища, — его руки упирались в колени. Ему было больно. Его душа кричала от адской боли. Старшая Кочо обвила шею Санеми руками и притянула его голову к себе, осторожно прижав к груди. С её влажных ресниц слетели кристаллики слёз. — Прости, Санеми… — она не знала за что извиняется, но чувствовала себя обязанной так сделать. — Канаэ, — его ладонь сжала запястье охотницы. — Ты, чёрт возьми, слишком похожа на неё, — резкое движение, и волк отстранился. Её зрачки расширились. Нет. Что она сделала не так? Почему? Почему он не может открыться ей полностью? — Я дал себе обещание ни с кем не сближаться. Все, кого я люблю, умирают. Не хочу больше видеть чужие смерти. Канаэ наконец-то поняла. Они в этом похожи. В её недолгой жизни было много смертей. Столько дорогих людей она потеряла и понимала, какого это. Её порой терзала та же мысль. Бросить всё. Жить в изоляции от социума. Не сближаться ни с кем. Закрыться в своём идеальном мирке, где никто не будет умирать. Но она не могла. — Санеми, — тонкие и слегка холодные руки Канаэ сжали его ладонь, а затем она резко прислонила её к своей груди. — Чувствуешь? Моё сердце всё ещё бьётся. И я всё ещё жива. Так почему бы нам не перешагнуть эту ступень вместе? Почему бы не стать ближе?