Встретимся в полнолуние

Вопрос застыл в воздухе и своим весом давил на виски. Серьёзный взгляд охотницы проникал Санеми прямо в душу. Он был не в состоянии разорвать зрительный контакт. Канаэ смотрела так пристально, ожидая хоть какого-то ответа. Крепко прижимала его ладонь к груди. Что, чёрт возьми, сейчас происходит? Поведение девушки разительно отличалось от обычного её настроя. Неужели на неё так сильно повлияли откровения оборотня?       — Санеми, — имя прозвучало мягко и приятно. Ему нравился голос Канаэ. Но в этот раз он резанул слух, и парень вырвал руку из её цепкой хватки. Шинадгузава уже жалел о том, что рассказал о своём прошлом. — Нет! — старшая Кочо не останавливалась, схватив его запястье. — Прошу, — в её глазах заблестели слёзы, — позволь мне принять твою боль, — лёгким, почти невесомым движением она коснулась его щеки. — Доверься мне, ведь я готова довериться тебе, — Канаэ отпустила руку Санеми. — Знаешь, я всё время думаю, какой была бы моя жизнь, если бы я не встретила тебя. И я не могу представить её иначе, — лицо охотницы озарила улыбка. — Мне больно осознавать, что я не смогу разделить самые важные моменты своей судьбы с тобой.       — Канаэ…       — Глупо, наверное, было надеяться на что-то. Прости, — девушка вновь улыбнулась и заплакала. Каждый раз, когда случалось подобное, охотница плакала. И каждый раз её губы расплывались в глупой улыбке.       — Эй, — крупная рука Санеми легла на хрупкое плечо, — прекрати извиняться, — он стремительно притянул её к себе и заключил в крепкие объятия. Оборотень хотел защитить её. Сделать так, чтобы Канаэ больше не проливала напрасных слёз. — Чёрт! Прекрати реветь!       — Прости, — прошептала она ему в шею.       — И прекрати извиняться! Как же меня раздражают такие, как ты!       — Какие такие? — старшая Кочо всё ещё всхлипывала, сжимая рубашку Санеми и насыщаясь его диким запахом.       — Эмоциональные. Своевольные. И глупые.       — Это я глупая? — она отлепила щеку от тёплой груди оборотня и злобно зыркнула. Её глаза цвета дикой розы встретились с его тёмно-фиолетовыми, слегка туманными, таинственными. Они могли бы часами смотреть друг на друга. Изучать глаза, выискивать всевозможные оттенки в радужках. Следить за тем, как увеличиваются зрачки. Как трепещут длинные ресницы.       — Глупая, — со смехом в голосе прошептал парень и осторожно провёл рукой по её волосам. Они всё ещё были слегка влажными после недавнего купания. Бережно запустив пальцы в эти тёмные нити, Шинадзугава ощутил насколько они мягкие и нежные. — Глупая, маленькая девочка. Ребёнок в теле женщины.       — Я не ребёнок, — ладони Канаэ прижались к его груди и несильно толкнули, уложив на лопатки. Глаза серьёзные, изучающие застыли над его глазами. Старшая Кочо наклонилась над лицом Шинадзугавы, а её волосы спадали вниз. — Это ты ребёнок, Санеми, — она ткнула ему в лицо указательным пальцем и начала подниматься, — а детям нужно спать.       — Эй, большая девочка, — Санеми приподнялся на локтях, — что ты сделаешь, если я тебя поцелую? — ему хотелось подразнить её. Взять на слабо, мол если взрослая, так делай то, что делают все взрослые.       — Я тебя ударю, — сказала Кочо, как отрезала. Кажется, у неё было ещё немало колких слов в запасе, но она не успела даже рот открыть. Точным движением Шинадзугава схватил её за плечи.       — Договорились, — и он быстро коснулся её губ своими. Никто из них не понял, что произошло. Но секундное соприкосновение их губ вызвало цепную реакцию из множества таких же рваных и коротких поцелуев. Канаэ сбилась со счёта, сколько их уже украл этот негодяй. Ей было тяжело дышать, но приятное тепло в груди разливалось волнами от сердца до кончиков пальцев. И это тепло не было бурлящей страстью, а состояло из нежности и трепетности. Любви. Каждое прикосновение. Вздох. Взгляд. Всё было тёплым и родным. Именно такой аурой сейчас был окружён мужчина, что продолжал одаривать её поцелуями. Для самого себя Санеми казался отнюдь не таким хорошим. Его намерения отличались явной страстью и агрессией. Он мог позволить себе грубость даже в отношении Канаэ, хотя в его глазах девушка была хрупким цветком, что завянет от одного касания. Но убедившись, что после стольких прикосновений она всё ещё здесь, с ним и не рассыпалась в пепел, Шинадгузава позволил себе быть более напористым. Рука сама потянулась к её шее. Такой тонкой. Светлой. Никем не тронутой. Захотелось её замарать. Покрыть каждый чёртов дюйм кожи яркими метками. Точными и глубокими укусами. Хотелось касаться её. Чувствовать тепло тела. Слышать её вздохи. Видеть, как краснеют кончики ушей. И осознавать, что она жива. Санеми соврал бы, если бы сказал, что совсем не грезил о том, как будет делать что-то подобное. В его скользких фантазиях всегда фигурировала Канаэ, ведь трудно спорить с одной простой истиной — её тело прекрасно. Парень ловил каждое, пускай и безобидное движение своей напарницы, и расписывал его в воображении пошлыми красками. Она противилась. Руки упирались в его грудь, сминая рубашку всё сильнее. И этот жест всеми силами кричал, что пора остепениться, но механизм был запущен и остановки не предусматривались. В голове парня велось ожесточённое сражение между двумя сущностями, одна из которых желала продолжить сладкие ласки, а вторая — жестоко уложить охотницу на лопатки, сжать запястья до хруста и сделать то, ради чего всё началось. Обе стороны нашли для себя компромисс, и, слегка сдавив шею Канаэ, Санеми нежно поцеловал её. Девушка упала на землю, жадно хватая воздух. Слишком горячо. Ни один парень не целовал её так, как Санеми сейчас, и никогда она не чувствовала себя лучше. Все чувства максимально обострились, и от малейшего дуновения ветра дыхание снова и снова сбивалось, а сердце заходилось в бешеном танце. Чертовски жарко.       — Канаэ, — две тяжёлые руки по обеим сторонам головы девушки создали клетку, из которой ей не выбраться. Сопротивляясь своему «я», Шинадзугава пытался смотреть ей в глаза, выискивая в них правильный ответ. Он ожидал, когда Кочо остановит его, хотя боялся верить своим ожиданиям. Не остановит. — Канаэ… Ей нравилось слышать своё имя. Нравилось, как оно звучит, сказанное грубым мужским голосом. Нравилось, какое значение Санеми придавал ему, каждый раз, как произносил. Нечасто Шинадзугава отрекался от своего тёмного образа отстранённости, позволяя себе побыть мягким. В моменты, когда он называл Канаэ по имени, а не как обычно, ведьмой или женщиной, Санеми выражал свою заботу. Беспокойство. Желание защитить её. Да, некогда грубый оборотень по-настоящему привязался к этой девушке. Научился выказывать свои эмоции. Научился дарить их ей, как не единожды делала она сама.       — Скажи ещё раз, — её раскрасневшееся лицо украсила улыбка, — назови меня по имени, — ладонь Канаэ притянуло к шрамам парня, будто к противоположному полюсу магнита. — Снова и снова, много миллионов раз, — не желая расстраивать девушку, оборотень выполнил просьбу. Он без устали повторял её имя. — Спасибо, Санеми, — Кочо убрала руку, и та расслабленно упала на россыпь её тёмных волос, блестевших будто миллионы шелковых нитей, из которых юная наследница плетёт гобелен себе в приданое. Глаза, как два драгоценных камня, два розовых граната, отражали голубой свет, создавая сиреневые блики. Слишком похожа. Эта роковая женщина, находящаяся в жарких объятиях Санеми, тёмными волосами и кажущимися в свете луны сиреневыми глазами напоминала его мать, а чертовски своевольным и детским характером — первую любовь. Сходство было настолько разительным, что становилось немного не по себе. Может, вселенная даёт ему второй шанс? Шанс на полное искупление? Он не уберёг ни в чём не повинную мать от казни. Не спас любимую от жестокой смерти. Неужели судьба к нему столь благосклонна в эту тихую осеннюю ночь? Шинадзугава не мог не принять такой подарок. Если есть шанс всё исправить, нужно хватать удачу за хвост и идти вперёд, разнося все препятствия на куски. Канаэ не только его путь на свободу, но и очищение для совести.       — Ты готова быть со мной? Терпеть меня? Идти рука об руку с моими демонами? Не станешь жалеть потом? — оборотень завёл этот разговор неспроста. Ему становилось очень и очень неприятно от мысли, что он пользуется возможностью и минутной слабостью Канаэ. Быть может, Санеми и сам еще не до конца разобрался в себе, но это нежелание причинить девушке не только физическую, но и душевную боль было вызвано ростком другого, более высокого чувства. И чтобы принять случившееся, каждый из них должен понять, что это любовь.        — Я готова стать твоей, Санеми. Готова узнать тебя ближе, — её слова, как заклинание, пробудили давно забытое чувство. Руки больше не заходились нерешительной дрожью. Сердце перестало выделывать кульбиты и уже не рвалось на волю. Нежные, но уверенные движения — и вот уже девушка сидит на его коленях. Длинные прекрасные волосы скрывают их лица, пока они снова целуются, целуются куда глубже, чем до этого. Канаэ пытается сдержать себя, хотя ей хочется показать всю силу своего голоса, когда Санеми перекидывает её волосы с левого плеча на правое и зарывает руку под тёплый свитер. Холодные подушечки невесомо касаются кожи. Как бы ни был прекрасен её фиолетовый свитер из ангорского кролика, Санеми пришлось избавиться от него. Кочо тут же обхватила свои плечи, но не от смущения, а от резко ударившего по ней холода. Двойной мороз. Ледяные, как у мертвеца, руки Санеми и порывы ветра. Продолжая путь по телу девушки, исследуя каждый изгиб, парень осторожно тронул её колено. Юбка собралась в массивные складки, но всё ещё прикрывала бёдра. Кожа Канаэ мягкая, будто бархатная, и ему хотелось снова и снова касаться её, проводить по ней ладонью, задевать ногтями, царапать и оставлять неглубокие раны. Желание испортить её фарфоровую, без единого рубца и шрама кожу всё сильнее порабощало Санеми. Ногти впились в ягодицы охотницы, заставив её замычать. Канаэ неуверенно потянулась к пряжке мужских брюк, но на полпути остановила руку. Позволено ли девушке проявлять инициативу хоть в чём-то? Наплевав на правила и разрешения, Кочо дотянулась-таки до цели, невинно глядя в тёмно-фиолетовые глаза юноши, что сейчас казались совсем чёрными.       — Не смотри на меня так, когда на уме что-то грязное, — Шинадзугава не остановил её, а лишь бросил предупреждающий взгляд.       — Не смотреть как? — руки Канаэ быстро справились с застёжкой. — Не понимаю, о чём ты.       — Забудь, — плотнее прижав её бедра к себе, Санеми сделал глубокий вдох, — смотри мне в глаза. Его голос гипнотизировал, заставлял подчиняться. Руки оборотня сильнее вжались в девичьи бёдра, оставив красные следы от пальцев. Это прикосновение приносило Кочо боль, но в то же время и дикое удовольствие. От резкого толчка она на секунду-другую потеряла себя. Новое,  совершенно незнакомое чувство захлестнуло с головой. Канаэ сильнее сжала плечи парня своими аккуратными пальцами. Прикусила губу, и на языке появился металлический привкус. Канаэ делала всё, лишь бы не закричать от боли. Но со временем она поняла, что боль в местах, где он сжимал её плоть, уже не раздражает, а приятно дополняет основной процесс. Причин молчать больше не было и, дав волю чувствам, девушка от души дарила партнёру приятные стоны. Двигаясь в своём уже установившемся темпе, они тяжело дышали. Рваные вдохи прерывались рычанием оборотня и глубоким мычанием его напарницы. Последние толчки — и их тела пробрала сладкая дрожь. Обессиленная, Канаэ упала на импровизированную кровать под самодельным навесом. Легкий трепет всё ещё гулял по её телу. Санеми, так же лишённый сил, лежал рядом. Его грудь вздымалась от глубоких вдохов. Кочо прижалась к нему, желая согреться. Два горячих влажных тела переплелись вместе и наблюдали за звёздами через прорехи в навесе. Девушка водила пальцем по груди оборотня, рисуя незамысловатые узоры. Разговаривать не хотелось. Не хотелось дарить комплименты, обсуждать, что будет дальше, раз уж они перешагнули этот этап. Хотелось просто молчать. Передавать партнёру своё тепло. Слушать звуки леса и треск догорающих дров. Любые слова или движения могли лишить этот момент его ценности. Его значимости. Канаэ задремала, всё ещё не восстановив дыхание. Шинадзугава одной рукой поглаживал голую спину охотницы, а второй — зарывался в её волосы. Она такая красивая. Было трудно представить кого-то прекраснее, добрее, храбрее и умнее, чем эта девушка, что сейчас спокойно спала в его объятиях. В объятиях монстра. Их отношения — сплошные противоречия. Он оборотень, а она охотница. Они давно должны были убить друг друга, но вместо этого предались интимной близости под покровом ночи посреди леса. Даже думать страшно, какие последствия за собой повлечёт такая связь. Да и сейчас главным было вовсе не это. Канаэ доверилась ему. Она стала всецело его. Его Канаэ.       — Спи, принцесса, — Санеми поцеловал её лоб, притянув ближе. От внезапно разгулявшегося ветра на коже девушки появились мурашки, — если впереди нас ждут преграды, я обещаю, что сломаю их все.

***

Шинадзугава открыл глаза и увидел перед собой голубое, абсолютно чистое небо. Сколько же он проспал? Вокруг лишь высокая трава. Санеми приподнялся и понял, что сидит посреди нескончаемого поля мягкой зелёной травы. Лёгкий ветер колышет тонкие стебли, и они щекочут его лодыжки.       — Что за чёрт? Где я? Канаэ! — парень огляделся по сторонам. Внезапный порыв ветра раздул его волосы, заставив прикрыть глаза. Из танца лепестков появился образ девушки. — Канаэ…  Девушка улыбалась. Очередной порыв сильного ветра заставил тёмные волосы взлететь. Её фигура рябела вдали.        — Канаэ, — Санеми сорвался с места. Ему хотелось что есть сил рвануть к ней и заключить в объятия, но как назло, чем сильнее он стремился к девушке, тем медленнее становились шаги. Только ему удалось дотянуться до призрачного силуэта Кочо, как она рассыпалась на сотни мелких лепестков. На руках и одежде оборотня осталась кровь. Цветы под его ногами были залиты алой кровью. Весь мир окрасился в красный.       — Я люблю тебя, Санеми…