***
Чистый осенний воздух. Вдыхая его, заполняя им лёгкие до краёв, иногда задаёшься вопросом: есть ли что-то лучше? Что может быть лучше глотка свежего воздуха после пробуждения? Что может затмить момент, когда ты вдыхаешь полной грудью и ощущаешь, как нити холода проходят по всему телу, прогоняя сон? Когда жизнь идёт своим ходом, не замечаешь таких вещей. Или делаешь вид, что не замечаешь. — Как же хорошо! — Канаэ потянулась, хрустнув костями. Сквозняк прошёлся по оголённой спине, вызвав тонну мурашек. Она подняла с пола домашнюю юкату и быстро накинула на плечи. — Доброе утро, Хиса-сама! — крикнула Кочо. Старушка улыбнулась в ответ, продолжив сгребать опавшие листья. Девушка сошла с энгавы и босиком прошлась по траве. Холодные стебельки приятно щекотали ноги. Прогулявшись по саду, она вернулась в комнату, чтобы разбудить своего возлюбленного. Канаэ хотела позавтракать вместе с ним и прогуляться перед тем, как они снова отправятся в путь. — Са-не-ми! — сёдзи были раздвинуты, впуская морозный ветер. — Просыпайся! — Она легонько пихнула его в бок. Ноль реакции. Это было странно, ведь обычно оборотень начинал рычать и вертелся в разные стороны, лишь бы его больше не беспокоили. — Эй, Санеми? Стянув одеяло, Канаэ обнаружила вместо её любимого лишь кучу из подушек, имитирующую его спящее тело. Но неожиданностью для охотницы стала не эта детская подмена, а ветка сухого гиацинта, что она нашла под ними. Листья были бледные, хотя их такой знакомый пурпурный оттенок по-прежнему просматривался. Казалось бы, не было ничего особенного в цветке, что стал бы прекрасной частью гербария. Но для Кочо цветы всегда были чем-то большим, нежели простые растения. Каждый цветок имел свою историю и свой символизм. И, заметив этот пурпурный гиацинт, она сразу поняла что к чему. Её бросили. — Что? — Канаэ несколько раз моргнула, пытаясь отогнать злую иллюзию. Сердце неприятно сжалось. — Нет… Ты же шутишь? — Пара солёных капель упала на сухие лепестки. — Ты же, чёрт возьми, шутишь?! — закричала она настолько громко, что парочка воронов, сидевших на крыше, улетела восвояси, испугавшись. Почему? Что случилось? Что пошло не так? В чём она провинилась? Столько вопросов мучили её, после того как истерика прекратилась. Канаэ не стала лить реки слёз и не бросаться вещами в разные стороны, пытаясь унять свой гнев. Она пойдёт за ним. И обязательно узнает, что же стало спусковым механизмом, вынудившим Шинадзугаву так поступить. Это должна была быть проблема колоссального масштаба, если Санеми смог нарушить своё обещание. Он обещал остаться до конца. Провести с ней последние дни. И она ему верила! Верила, что больше не будет одна. Что в последние минуты перед смертью рядом будет любимый человек. Санеми не отличался особой сентиментальностью. Если бы он хотел бросить её и разорвать все связи, так сказал бы ей это прямо в лицо. Попрощавшись с хозяйкой дома Глицинии, Канаэ продолжила путешествие. Одна. Теперь её целью были не приключения, а поиск ответов. Как бы ей ни было грустно, больно и обидно, она сильная девочка. Она не будет больше плакать. Не станет жалеть себя и сетовать на судьбу. Просто соберёт волю в кулак и доберётся до истины. Зачарованной карты больше не было, ведь Канаэ отдала её Иноске, чтобы мальчик благополучно добрался до столицы. Она постоянно думала, как же у него дела? Где он и чем занимается? Было бы здорово снова с ним встретиться. Но сейчас сентиментальные встречи со старыми друзьями и знакомыми явно помешали бы ей здраво мыслить. Девушка остановилась в лесу, недалеко от деревеньки у подножия горы. Звёзды сегодня были куда более яркими, но даже их Канаэ не видела. Она смотрела на ночное небо пустым стеклянным взглядом. — Nexum sanguinis, — прошептала Кочо, подняв левую ладонь. В области шрама неприятно защипало. Никто и не говорил, что использование магии будет приносить удовольствие. Потерпев жжение ещё секунду, она опустила руку. — Слишком далеко. Ты слишком далеко. Спустя три дня Канаэ преодолела гору, направляясь всё дальше на запад. Стараясь экономить деньги, она устраивала привалы в лесу, но недалеко от деревень и городов, чтобы в случае чего быть ближе к цивилизации. Ей посчастливилось добраться до Русалкиного канала. Много времени прошло с тех пор. С того самого дня. Канаэ вновь ощутила ту тоску и вспомнила взгляд сестры, что был полон боли и отчаяния. Старый дом даже без присутствия Томиоки был окутан таинственностью. Кочо не решилась в нём заночевать, чтобы не беспокоить дух хозяина. — Здравствуй, Томиока-сан. — Перед ней возвышался всё тот же деревянный крест, что они с Шинобу установили здесь почти полгода назад. — Прости, что не приходила раньше. Так много всего случилось. Шинобу-чан тоже очень занята и… И не может проведать тебя. Мне жаль. — Ты не обязана извиняться за неё, Канаэ-сан. Она помнит меня и этого вполне достаточно. — Флегматичный мужской голос сопровождался мелодичным звоном колокольчика. — Скажи мне, Томиока-сан, чтобы ты сделал, если бы у тебя был шанс вернуть всё обратно? Шанс исправить совершённую ошибку. — Канаэ сжала в руке розу, и шипы вонзились ей прямо в кожу. — В любом случае менять что-то уже поздно, ведь судьба всё решила за нас, Канаэ-сан. Но, если бы у меня и правда был шанс, пускай и мизерный, я бы приложил все усилия. Все мы достойны счастья. — Спасибо, Томиока-сан. — Снова послышался звон колокольчика. — Береги её после моей смерти. Она нуждается в тебе куда больше, чем ты в ней. — Девушка оставила тёмно-малиновый цветок под крестом и несколько минут потратила на молитву. — Теперь я знаю, что должна сделать. Плыли дни. Плыли ночи. Канаэ не следила за тем, как один день сменял другой. Как погода с каждой пройденной милей становилась всё холоднее, а ветер всё наглее, словно намеревался пробраться не только под одежду, а прямиком под кожу. Запад укутало дождями, и Кочо была вынуждена на долгое время остановиться в гостинице. Деньги почти закончились, а браться за новые задания желания не было. Она не хотела есть. Не хотела спать. А порой даже дышать. Совсем перестала улыбаться и лишь изредка выдавливала подобие благодарственной улыбки. Она почти не говорила, а вся её деятельность свелась к размышлениям и вечному движению. Канаэ за день преодолевала десятки миль, а ночью в её голове роилась сотня мыслей. Но она уже не отличала здравый смысл от полного бреда. В голове всё смешалось до такой степени, что от этой каши начинались сильные мигрени. Но один из дней принёс ей нежданный сюрприз. За окном поливал дождь, размывая дороги. Дул ветер такой силы, что мог перевернуть тяжеленные повозки. Гром был настолько оглушительным, что, казалось, его слышали во всех, даже самых отдалённых, уголках страны. Молнии вразнобой сверкали над горным хребтом, разрезая чёрное небо. В дверь комнаты Канаэ неожиданно постучали. Кто мог потревожить её в середине ночи? И какова цель их нежданного визита? — Прошу вас, помогите! — отчаянно кричала женщина, стоя у порога. Её одежда была мокрой, плечи содрогались, но было не ясно от холода или от бушующей истерики. — Прошу! Помогите! Спасите моего сына! — Пожалуйста, успокойтесь. Проходите и расскажите что случилось. — Канаэ впустила женщину и попыталась усадить её у камина. — Садитесь. Вы промокли до нитки. — Девушка старалась быть обходительной и успокоить ночную гостью, но безразличный тон, что Канаэ приобрела за дни одиночного путешествия, звучал совсем не успокаивающе. — Нет, я не могу! Прошу вас! Мой сын! Скорее! Спасите его! — Что случилось с вашим сыном? — Кочо не сильно беспокоилась, но делала вид, будто её интересует проблема женщины. — Его похитили! О’ни! Его похитил о’ни! Вы ведь охотник на нечисть, верно? Спасите моего мальчика! Умоляю! Я отдам всё, что у меня есть! — Пожалуйста, успокойтесь. Куда демон унёс вашего сына? Об оплате поговорим после. Собрав всё мужество в кулак, местный пекарь сообщила, что её сын играл с другими детьми на окраине, возле леса. А буквально через мгновение явился демон и унёс мальчика в чащу. Как только она узнала, то сразу же прибежала в гостиницу просить опытного охотника о помощи. Канаэ не пришла в восторг от того, что ей нужно посреди ночи, да ещё и в дождь, идти в тёмный лес рубить какого-то демона. Но перспектива заработать немного еды или денег была не таким уж плохим стимулом. Да и её сердце не настолько каменное, чтобы бросить ребёнка в беде. Давно ей не доводилось брать в руки клинок. Из-за дождя дорогу размыло, и на пути были лишь лужи и грязь. Охотница не боялась быть замеченной. Дождь был для неё лучшим прикрытием, ведь скрывал её человеческий запах. Демон не должен был уйти далеко. Он либо бродит по окрестностям, либо у него есть хорошее место, где можно переждать грозу. Шелест. Это не звон капель. Не хлюпанье её собственных шагов. Чужой звук. О’ни уже близко. Прислушиваясь к лишнему звуку, Канаэ улавливала перемещения демона. Он был не слишком умён, если решил бить по ней из такой примитивной засады, но и не слишком глуп, чтобы не использовать дождь как своё преимущество. «Сзади!» — Кочо вовремя среагировала, успев отразить мечом неожиданную атаку. Не будь её рефлексы отточены настолько сильно, она получила бы прямой удар по затылку и рассталась бы с жизнью спустя пару секунд. Но расслабляться было рано. Демон сделал лишь один выпад, снова скрывшись за завесой дождя. — Где мальчик, которого ты так нагло украл? Двигается. Он двигается туда-сюда, пытаясь её запутать. «Сверху!» — Ещё один блестяще отбитый удар. Ей больше нельзя здесь торчать. Демонов может быть двое, и пока один отвлекает и изматывает её, другой вдоволь наедается плотью невинного ребёнка. — Я не намерена играть в твою игру! Демон пошёл в лобовую, приготовив для удара острые безобразные когти. Канаэ по-настоящему разозлилась. Рука со всей силы сжала рукоять меча. Казалось, мышцы её были так сильно напряжены, что по твёрдости не уступали стали. — Сдохни! Одного резкого взмаха хватило, чтобы отрубить демону голову. Она покатилась в лужу, неприятно чавкая в грязи. Вдали послышался протяжный детский крик. Гром заглушал его, но охотница шла только на отчаянный зов о помощи. В тридцати пяти футах от места боя она нашла плачущего мальчика. Ребёнок был ранен, но ничто не угрожало его жизни. Он получил только парочку ссадин и ушибов. По сравнению с тем, что могло быть с ним, если бы она не успела, это лишь цветочки. Канаэ убрала катану в ножны, чтобы не пугать паренька, и осторожно подошла к нему. — Эй, ты в порядке? Не бойся, я друг. Я пришла тебя спасти. — Больно, — промямлил через слёзы мальчишка, не делая попыток подняться. — Где у тебя болит? — Он указал пальцем на лодыжку. Присмотревшись, Канаэ поняла, что она неестественно опухла. Демон сломал мальчику ногу, чтобы тот не смог сбежать. — Посиди пока так и не двигайся. Я врач и помогу. Подожди немного. — Мечом ей удалось срубить две толстые ветки, что стали основой для фиксации перелома. Плащ она разорвала на несколько длинных лент, которыми смогла зафиксировать все необходимые части конструкции. — Выпей это. — Канаэ протянула ребёнку пузырёк со странной зелёной жидкостью, а затем принялась обрабатывать царапины на его лице, используя всегда имеющийся при себе спирт. — Это на время усмирит боль. На вкус не самая приятная вещь, но ты должен потерпеть. — Мальчик был до жути напуган, но подчинялся всему, что говорила Кочо. — Как тебя зовут? — Шоичи, — быстро ответил он, зажмурившись от щиплющего спирта. — А вас? — Канаэ, — представилась охотница спокойно, не придавая своему имени никакого особого значения. — У тебя есть брат или сестра, Шоичи-кун? — Вопросами она отвлекала его от боли. Парнишка был довольно дружелюбен и охотно отвечал на все вопросы. — Да. У меня есть старший брат и младшая сестра. Киёши и Теруко. А у вас? — Две младших сестры. Шинобу и Канао. Но я уже давно их не видела. — А где они сейчас? — Разговор оживил Шоичи, и он уже сам задавал Канаэ вопросы. — Дома. Скорее всего, спят в своих кроватях и видят красочные сны. — Девушка и не заметила, как дождь прекратился. — Я закончила. Сможешь встать, если я помогу? — Мальчишка активно замотал головой. Ему удалось подняться, и Кочо на своей спине потащила его через весь лес. У деревни уже столпился народ, что примчался на помощь юной охотнице. Но как только Канаэ углядела вдали ярко горящие фонари, в глазах потемнело, и она свалилась вниз.***
— Ммм… — Шумно. В ушах стоял странный шум. Хрипы. Крики. Разговоры людей смешались в один мощный гул, и слов было не разобрать. Веки медленно поднялись. За окном сияло ослепительно яркое солнце. Даже и не скажешь, что несколько дней подряд лил дождь. — Госпожа, она пришла в себя! — послышался чей-то крик, а через минуту в комнате стало многолюдно. — Слава богам, — выдохнула женщина, что показалась Канаэ знакомой. — Как вы себя чувствуете? — Девушка была слегка дезориентирована, и её зрачки вяло метались из стороны в сторону, осматривая интерьер и людей вокруг. — Вы меня помните? — Вы приходили ко мне прошлой ночью, — прошептала охотница и не узнала собственный голос. Слишком хриплый и тихий. Полон грусти и пустоты. Все слова, что формировались в голове, не имели никакого оттенка. Они были пустыми. — Это было неделю назад, — проворковала другая женщина, менявшая воду в кувшине. — У вас была лихорадка, как нам сказал доктор. И сильное истощение. — Я проспала целую неделю… — Кочо снова закрыла глаза, пыталась успокоиться и не дать волю чувствам. — Вы хорошо себя чувствуете? — Паренёк лет десяти уже несколько минут неотрывно смотрел на неё, а в глазах у него блестели слёзы, скорее всего, от счастья и облегчения. — Шоичи-кун, — Канаэ выдавила из себя улыбку. — Как ты? Нога не беспокоит? — А, нет. — Он опустил взгляд. — Всё нормально. Большое вам спасибо, Канаэ-сан! Но как же вы? Мы боялись, что… — Всё в порядке. Благодаря вам я чувствую себя намного лучше. Я благодарна вам за то, что позаботились обо мне. — Это меньшее что мы могли сделать после того, как вы спасли Шоичи. Мы на всю жизнь в долгу перед вами. — Пока женщина говорила свою пламенную речь, усыпанную благодарностями, девушка попыталась подняться. — Погодите, вам рано вставать! Вы только пришли в себя! — Канаэ-сан! — Не волнуйся, Шоичи-кун. Я в порядке. Простите, но я должна немедленно покинуть ваш дом. У меня есть важное дело, которое я обязана завершить. Спасибо за всё. — Канаэ-сан! Погодите! Он был здесь! — Голос маленького мальчика прозвучал невероятно пискляво и громко. Охотнице показалось, что этот крик её оглушил. Что шумы снова вернулись. Она повернулась, вцепившись в дверной проём. — Что? — Шоичи, о чём ты говоришь? — Его мать была в большом недоумении, впрочем как и все люди, что находились сейчас в той маленькой комнате. Казалось, лишь Канаэ и десятилетний мальчик знают, о чём речь. — Вчера, когда я проведывал вас, он здесь был. Он держал Канаэ-сан за руку и выглядел очень грустным. Когда я вошёл в комнату, он пропал. — Кто пропал? — осмелилась спросить экономка. Девушка на секунду задержала взгляд на парне. Шоичи сказал правду. Она чувствовала. Она знала. Он был здесь. Он помнит её. Он любит её. — Санеми… — со скоростью присущей лишь опытным охотникам, Канаэ выбежала на улицу. Холодный ветер хлестал по щекам, а солнце ослепляло. — Nexum sanguinis! — Ладонь сильно обожгло. Боль нарастала постепенно, но не прекращалась. Он здесь. Он близко. Поднявшись на ватных ногах, Канаэ что было сил рванула из города. С каждым пройденным шагом боль усиливалась. Будто кто-то медленно, но уверенно продолжал водить острым клинком по ладони, всё глубже ковыряя окровавленную плоть. — Шоичи, что значит, он здесь был? Кто здесь был? Кто приходил к молодой госпоже? Отвечай! — Она говорила мне, что потеряла важного человека. Что он оставил её. И что она продолжает странствовать, чтобы найти его и задать один-единственный вопрос. — Почему? — шептало её сознание, пока Канаэ босиком пробиралась через густой лес. Мелкие камушки и острые края веток цеплялись за ступни, царапая их. Дышать становилось всё труднее. Холодный воздух разрывал лёгкие, покрывал их изнутри слоем инея. Казалось, она упадёт прямо там, не добравшись до своей цели. Первый приступ кашля не остановил Канаэ. Она продолжала идти. Но вторая волна холодного воздуха заставила её остановиться. Ладонь жгло всё сильнее. Боль пробирала до костей. — Почему? Нет… не сейчас… — Кочо закашляла, и на ладони расплылась алая кровь, на которую падали красивые снежинки. Первый снег. В груди неприятно закололо. Неужели вот он — конец? Верно, она ведь сама попросила у богов возможность дожить до первого снега. Настало время прощаться. — Что ты здесь делаешь? — Голос. Как же давно она не слышала этот голос. Немного грубый, но всё ещё такой беспокойный. — Что? — Ты должна быть далеко отсюда. Какого чёрта ты здесь? — Нет… нет… Это ты здесь какого чёрта? Ты… — Канаэ не могла подобрать слов. Она столько раз прокручивала этот разговор в своей голове, но сейчас просто потеряла дар речи. — Почему? — её голос перешёл в громкий шёпот. Плечи дрожали, а по щекам бежали горячие слёзы. — Почему ты оставил меня?! — она сорвалась на крик. — Ведь ты… обещал, что останешься со мной! Что будешь рядом до самого конца! Так почему? Что я сделала такого, что ты решил бросить меня одну?! Отвечай, чёрт возьми! — Ты можешь умереть. — Его взгляд был направлен в землю. Он не стыдился своего поступка, но не мог взглянуть на неё. — Какого чёрта ты сейчас несёшь? — Кулаки Канаэ сжались сильнее. Всего два шага — и она могла бы врезать ему со всей силы, вложив весь накопившийся гнев в удар. — Я могу убить тебя. — Тишина. Гробовая тишина, которую нарушали лишь порывы ветра. Секунду-другую Канаэ была в ступоре. Голова кружилась, а в ушах стоял неприятный звон. Она рухнула вниз, уткнувшись коленями в острые льдинки свежевыпавшего снега. Ладони обожгло. — Каждый месяц наступает полнолуние, которое якобы заставляет нас превращаться в оборотней не по своей воле. Но на самом деле, лишь один раз в году, на волчье полнолуние, мы не контролируем процесс обращения. Я стану монстром, Канаэ. Я убью тебя даже не осознавая этого. Такой жизни ты хотела? — Но ты же обещал… Я хотела провести с тобой свои последние дни… Ведь я люблю тебя! Я не боюсь смерти! Она и так преследует меня последние месяцы! Санеми! Не оставляй меня одну! Я не хочу умирать в одиночестве! Когда Канаэ подняла на него заплаканные глаза, он больше не противился себе. Санеми кинулся обнимать её холодное тело. Целовать её замёрзшие щёки. Зарываться пальцами в мягкие волосы. А она продолжала плакать, выпуская наружу все эмоции, что скопились за время путешествия.***
— Прости… — его шёпот был настолько тихий, что слышала лишь Канаэ. Она сильнее прижала Санеми к себе. Шинадзугава прикрыл глаза, вслушиваясь в биение сердца возлюбленной. — Я не злюсь на тебя за то, что ты оставил меня. Я злюсь потому, что ты ничего не сказал. Мы бы смогли найти решение. Вместе. — Уйти было единственным решением. Единственным вариантом, что сохранил бы тебе жизнь. Кто же мог подумать, что ты выберешь смерть и пойдёшь за мной? Глупая ведьма. — Это я глупая? Да это ты глупый! Ушёл, ничего не сказав, и не дал мне возможности придумать решение проблемы! И как я могу доверять тебе после этого? — Ты тоже скрывала от меня многое. — Их взгляды встретились. — Например, то, что умрёшь через несколько дней. Как я должен был вести себя в такой ситуации? Сесть и обговорить с тобой в каких цветах мне оформить тебе чёртов гроб? — Прости. Об этом никто не знал, кроме меня и Мицури-чан. Ведь именно она увидела моё будущее. Я не хотела, чтобы кто-то ещё знал об этом. Не хотела обременять кого-то такими новостями. — Кочо на пару секунд замолчала, обдумывая, стоит ли продолжать разговор на эту тему. Между ними не должно остаться секретов, по крайней мере, сейчас. — Я не знаю, как именно умру. Этого не знает никто. Я могу заболеть. У меня может не выдержать сердце. Могу упасть с высоты. Могу умереть на задании, сражаясь с демоном… — Или я могу разорвать твоё тело на множество частей, при этом даже не соображая, что я делаю, — с нотой юмора протянул оборотень, разорвав зрительный контакт. — Санеми, — Её тёплые ладони обхватили его лицо, согревая холодные щёки. — Этого не будет. Я знаю. Ведь я люблю тебя. А любовь сильнее всего в этом мире. — Ты это в своих книжках прочитала? — Книги, Санеми, отражение жизни людей. Они всегда… — Канаэ замерла, боясь продолжить фразу, — говорят правду. И каждая история со своим развитием и со своим концом правдива.***
— Канаэ, пора спать, — приятный женский голос заполнил пустующую библиотеку. — Но я совсем не устала! — На полу сидела маленькая девочка, чьи тёмные волосы были заплетены в косу. — Но уже поздно. Все дети должны спать. — Высокая женщина с такими же чёрными волосами подняла дочь на ноги и мило ей улыбнулась. — Я лягу спать, только если ты прочитаешь мне сказку! — Хорошо, я прочитаю. Какую хочешь? Девочка задержалась у одной из книжных полок. Её взгляд сновал туда-сюда по корешкам книг. — Мою любимую! Про принцессу и волка! — Канаэ ткнула пальцем вверх, указав на примерное расположение нужной книги. — Снова? Но ведь я каждый раз её тебе читаю. Не хочешь другую сказку? — Нет! Хочу эту! Она мне нравится! Прочитай её! — Маленькими пальчиками девочка ухватилась за ткань кимоно матери. — Хорошо, хорошо. — Погладив дочь по голове, женщина взяла её за руку. — Итак, давным-давно, в одном далёком королевстве жила принцесса… — Канаэ уже в сотый раз слышала эту сказку, но каждый раз удивлялась и переживала, как в первый. — И завязалась между волком и рыцарем яростная битва. Силы их были равны, но одному из них таки удалось одержать победу. — Мать Канаэ закрыла книгу и ярко улыбнулась. — Всё, детка, пора спать. — Но мам, кто победил в конце? Это же был рыцарь? Он убил волка и забрал принцессу домой? — Все вопросы завтра, Канаэ. Спокойной ночи. — Вместо ответов девочка получила от матери лишь поцелуй в лоб и таинственную улыбку. — Ты узнаешь настоящий конец истории, когда повзрослеешь. Тогда ты отыщешь свой счастливый конец.***
— Никогда бы не подумала, что буду заниматься уборкой в библиотеке, — продолжала жаловаться Канаэ, перетаскивая стопки книг с места на место. Шинобу все уши ей прожужжала о том, что нужно придерживаться порядка и убирать оставленный после себя бардак. Этим девушка и занималась уже около двух часов. — Скукота, — простонала Кочо, гуляя по книжному лабиринту. Пока сестра её не контролирует, можно и отдохнуть. Она остановилась у одной из самых старых полок, чтобы вытащить совсем уже запылившийся том травологии. Открыв громоздкий учебник на случайной странице, Канаэ принялась читать и рассматривать слегка выцветшие картинки. Из книги выпало несколько пожелтевших от времени листков. — Что это? — Она подняла их и принялась разглядывать. — Словно страницы из какой-то детской книжки с картинками. — Эти страницы на самом деле отличались. Их нельзя было назвать хорошо сохранившимися, но они явно были не такие старые, как этот доисторический том травологии. Не сдержав любопытства, Канаэ прочитала наполовину стёртый текст. «И одержал волк над рыцарем победу, уведя принцессу с собой в лес. И пусть она и не хотела выходить замуж за рыцаря, ей было его жаль. Её счастливая свободная жизнь не продлилась долго. При первом же восходе полной луны волк одичал и убил принцессу, которую так любил. Опомнившись, он пытался всё исправить, но ничего кроме, как оплакать её, он уже не мог сделать. С горя волк решил умереть и позволил королевским охотникам поймать и убить себя. С тех самых пор его шкура висит в тронном зале, где должна была сидеть принцесса и править честным народом своим».***
— Этот дом выглядит заброшенным, — сказала Канаэ, глядя на шаткое здание, которое уже много лет назад покинули люди. — Как долго он пустует? — Тринадцать лет. Этот дом пустует уже тринадцать лет. Канаэ серьёзно посмотрела на Санеми. Он сбежал из родной деревни сразу после казни матери. На тот момент ему было десять. Цифры сходились. Это был его родной дом. Спустя столько лет он нашёл в себе силы вернуться. Вернуться к людям, что так жестоко убили его мать, к дому, где он провёл не самое лучшее, но всё-таки счастливое детство. Он вернулся к тому, с чего всё началось. — Ты рад, что вернулся сюда? — Да. Всё благодаря тебе. Если бы ты не появилась в моей жизни, скорее всего, я бы никогда не вернулся. Пойдём внутрь. Здесь слишком холодно. Дом и правда не отличался изысками. Мебели почти не было, а некоторые окна выбили и неряшливо заколотили досками. Вокруг сплошной бардак и разруха. В этом месте время застыло. На полу лежала одинокая книга, чьи страницы переворачивал гуляющий по комнате сквозняк. Под столом на кухне нашлись ещё несколько книг и плюшевый медведь без левого уха и правой лапы. В печи — чёрный от угля котелок. Под ногами — звенящий фарфор. Разбитая тарелка, расписанная яркими красками. Причудливые орнаменты были похожи на лепестки лотоса. — Слишком пусто. — Канаэ подняла осколок и повертела в руках. Аккуратная дуга была необычайно ровной, будто тарелку не разбили в порыве гнева, а разрезал умелый ювелир. — Санеми, ты жил с мамой и братом? Но здесь посуды на четыре персоны и… — Отец умер, когда мне было шесть. Так что я не особо много о нём помню. — Прости. — Девушка положила осколок на стол. Голова закружилась, и она еле успела ухватиться за Санеми. Всё-таки её тело было ещё слишком слабо. Ей нужен отдых. — Что-то я устала слегка. — Кочо пропустила смешок и вяло улыбнулась. Слишком много всего за день. — Не хочешь принять ванну? Охотница кивнула. Что может быть лучше долгого отмокания в горячей воде после трудного дня? Шинадзугаве потребовалось время, чтобы наносить воды и нагреть её до нужной температуры. Но даже несмотря на ожидание, оно того стоило. Только тело Канаэ окутала горячая вода, как вся её усталость сразу улетучилась. В голове прояснилось. Проблемы больше не волновали. Существовала лишь эта комната, до потолка заполненная паром. Но чего-то не хватало. — Тебе что-нибудь нужно? — Парень остановился у двери. — Мы будем говорить через дверь? — Что-то случилось? — Теперь они разговаривали с глазу на глаз, но Санеми держался в стороне. Канаэ не сводила с оборотня серьёзного взгляда, посылая в него молнии. — Подойди, пожалуйста. — Она махнула рукой, зазывая его. Секунду-другую Санеми колебался, пытаясь учуять подвох. Не задумала ли она чего-то в её духе? Но долго стоять под прицелом нежно-розовых глаз ему не хватило сил. Он присел на корточки рядом с ванной, чтобы их лица были на одном уровне. Тёплая влажная ладонь коснулась его щеки. — Тебя что-то беспокоит, верно? И это связано со мной? — Оборотень перехватил её ладонь и с любовью поцеловал каждый палец по очереди. — Тебя не должно быть здесь. Ты не должна была появляться в моей жизни. Ты должна была жить. Своей собственной спокойной жизнью. — Эй! — Вода всколыхнулась. Обе её руки нежно прикасались к его щекам, словно пуховое одеяло. — Не смей говорить подобного. Слышишь? Не смей! Я здесь. И я с тобой. Потому что это правильно. И так должно быть. Мне суждено умереть. Даже если от твоих рук, я приму это. Посмотри на меня! — Их глаза встретились. Его зрачки метались по её лицу и всё ещё выглядели испуганными. Обеспокоенными. Наперевес ему, глаза Канаэ, приятного розового оттенка, выражали самые серьёзные эмоции. Они буквально кричали: «Соберись! Прекрати накручивать себя!» Пытаясь успокоить Санеми, Кочо продолжала подушечками пальцев гладить его по лицу, постепенно сокращая дистанцию между ними. Какие же у неё губы! Мягкие, пухлые и сладкие. И как же ему не хватало этого. Этих рук. Этих прекрасных губ. Не хватало её. Было чертовски мало. Его уже не удовлетворит один лишь поцелуй. Он хотел ещё. Больше. Сильнее. Дольше. Вернувшись из пучины переживаний, Санеми перетянул инициативу на себя и поцеловал Канаэ более требовательно. Пытался наверстать упущенное. Сколько же поцелуев он лишился за этот месяц? — Санеми, — Она тяжело дышала. Пар от воды и долгожданный поцелуй дурманили голову. — Прошу тебя, хотя бы сейчас, будь со мной до конца. Я хочу этого больше всего на свете. Хватило секунды, чтобы Шинадзугава сумел собраться. Его голова шла кругом, но подняться на ноги удалось сразу. Осторожно, будто дорогую фарфоровую куклу, оборотень вытащил Канаэ из воды. Она была слишком маленькой и хрупкой в его руках. Казалось, одно неверное движение — и она разлетится на тысячи бесформенных осколков, собирать которые будет до жути больно. Все они будут врезаться в кожу рук и разрывать сердце на куски. Нет. Нельзя об этом думать. Ни о чём нельзя думать, кроме как о её прекрасном теле, что принадлежало ему. О её звонком голосе, что так нежно произносил его имя всю ночь напролёт. О родных розовых глазах, что смотрели на него и выражали любовь и благодарность. Думать лишь о ней. Лишь о её красоте. Утопать в её ласках и любви.***
Тьма. Тишина. Покой. Такие ночи всегда казались оборотню волшебными. За всю жизнь не много таких ночей ему довелось пережить. Каждая из них была наполнена своими тревогами и переживаниями. Сейчас же атмосфера окутала спокойствием и умиротворением. Тихое, но такое приятное биение её сердца. Стук за стуком. Стук за стуком, как надоедливый метроном, отбивающий свой ритм. Приятный аромат её волос, что витал в воздухе. Он отлично бы вписался в привычную колею его старой жизни. Хорошо бы сочетался с запахом выпечки матери, луговых цветов и старых книг. Казалось, будто Канаэ всегда была здесь. Была частью этого дома. Частью его жизни. — Спасибо, что нашла меня. Это лучший подарок. Стук. Что-то шумит на улице. Громко. Канаэ медленно открыла глаза. Всё вокруг плыло, а остатки сна отчаянно цеплялись за неё, пытаясь вернуть в постель. Но противный стук снаружи был куда сильнее, чем её желание спать. Укутавшись плотнее в тёплое одеяло, охотница сделала парочку неуверенных шагов к двери. Во дворе, виртуозно орудуя топором, Шинадзугава колол дрова. — Доброе утро — Девушка потёрла сонные глаза и несколько раз моргнула, привыкая к яркому свету. — Как давно ты не спишь? — На ногах уже с рассвета. На кухне твой завтрак. И оденься теплее, если не хочешь снова заболеть, — безэмоционально произнёс Санеми, а затем вернулся своей работе. Кочо позволила себе ещё минуту понаблюдать за ним, но ударивший по щекам ветер заставил её вернуться в дом. На кухне уже вовсю пыхтела печь, окутывая комнату блаженным теплом. Две аккуратные чашки ждали, когда же их наполнят ароматным чаем. На единственном целом блюдце лежали несколько булочек. Девушка улыбнулась. В углу звенящей кучей были брошены металлические цепи. Ей не нравилась эта идея. Запереть двери на замки. Сковать его в цепи. В этом же не было никакой необходимости, но если Санеми и правда представляет угрозу, Канаэ будет готова ко всему. Весь день они провели разговаривая на самые разные темы. Канаэ без устали лепетала о том, чем же они займутся завтра, ведь была уверена, что это завтра непременно наступит для них обоих. Она рассказывала о том, какую вкусную еду ела во время своих путешествий. О людях, которых встречала и спасала. Санеми по большей части слушал, лишь изредка вставлял свои реплики и параллельно занимаясь подготовкой к ночи. В подвале, была будто комната пыток. С каменного потолка свешивались десятки цепей. Подцепляя очередную цепь, Шинадзугава умудрился порезаться, и охотница любезно обрабатывала рану, пока он жевал купленные в городе охаги. День пролетел быстро и даже слишком. Время для судной ночи. — Эй, — её голос был мягким. Но слух терзали взволнованные ноты. — Помни, что бы ни случилось, это не твоя вина. — Тонкие пальцы изо всех сил сжали его ладонь. — Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. — Канаэ защёлкнула застёжки, оставив закованного в кандалы оборотня считать трещины в стене. Вдали шумела река. Ветер гулял в кронах вечнозелёных хвойных деревьев. Завывал между стёклами. Канаэ не могла уснуть. Бряканье цепей, противный звон, доносящиеся из подвала — всё это ну никак не располагало ко сну. Она переживала. Хорошо ли закреплены кандалы? Да и выдержат ли вообще удвоенную, а то и утроенную силу Санеми? В любом случае ей нужно лишь задержать его в доме до наступления утра. Что может быть проще? Ночное спокойствие нарушил резкий волчий вой. Канаэ распахнула глаза. Тело парализовал страх. Этого не может быть. Он не мог выбраться. По дому разнёсся громкий звук падения тяжёлой цели на бетонный пол. И снова этот леденящий душу рык. Как бы ни было страшно, любопытство всегда стояло для Канаэ выше инстинкта самосохранения. Ноги сами подняли её с постели, заставив короткими и робкими шагами двинуться к двери. Картина, которую охотница увидела, ужаснула и заставила её сердце замереть. Лицо Шинадзугавы искажала гримаса ярости. Он, корчась от боли, выворачивал суставы в попытках освободиться. На пальцах с бешеной скоростью прорезались когти, заставляя порванную кожу кровоточить. Глаза безумца были выпячены словно вот-вот вылетят из орбит. Казалось, если бы его руки не были скованы, оборотень уже срывал бы с себя куски человеческой плоти, лишь бы ускорить этот процесс. Мышцы увеличивались. Длина твёрдых острых когтей была несоразмерна пальцам, а клыки больше походили на бивни мамонтов, нежели на волчьи зубы. Канаэ чувствовала боль, глядя на пугающее превращение любимого человека, но с каждой ужасающей метаморфозой боль все быстрее уступала место животному страху. Звенья цепей угрожающе трещали, буквально тая на глазах. От долгожданного рывка на свободу огромного волка отделяли всего пара секунд и одна, самая толстая цепь. Но и она не долго продержится под гнётом всей той силы, что сейчас пульсировала в теле оборотня. Кочо ринулась бежать. Ей опасно оставаться рядом, она на самом деле может умереть. Какое же чудовище она всё это время держала возле себя? Неужели она и правда влюбилась в монстра? Нет. Он не монстр. Это всего лишь временно. Он не такой. Он добрый. Заботливый. Немного ворчливый. Тёплый. Ласковый. Санеми всё ещё тот человек, которого она любит. Под голубым лунным светом шёл снег, накрывая всё вокруг белой пеленой. Ветер пронзил Канаэ, словно сотня иголок, но она и не думала возвращаться в дом. Вместо этого сделала неуверенный шаг. Босая нога утонула в свежевыпавшем снегу. Ледяной диск украшал тёмное небо. Тучи разошлись, открыв холодную прелесть полной луны. До уха Канаэ донёсся ещё один, более мощный и устрашающий рык. Взошла богиня ночи. Волчье полнолуние во всей своей красе. Канаэ уже не чувствовала пальцев на ногах. Ресницы, как и волосы, покрылись россыпью аккуратных снежинок. Глаза бегали, пытаясь уловить малейшее движение. Неужели, он сейчас там? Обезумел. Озверел. Одичал. Страх продолжал накладывать на неё всё новые и новые оковы, туже затягивая путы. В горле пересохло, и захотелось прокашляться. Сердце билось так быстро и громко, что, казалось, его было слышно во всём лесу. Стучало и стучало, отбивая ритм. Ритм этой скоротечной жизни. От новой порции волчьего воя Канаэ задрожала. Она обернулась, и тогда из дома вышла громадная фигура, источающая лишь жажду крови и ауру смерти. Всё замерло. Её сердце. Её взгляд. И он тоже замер. Его грудь вздымалась. Он глубоко дышал, выпуская клубы пара. Яркий свет отчётливо обрисовал острые, словно клинки, когти. Обезумевшие от жажды крови глаза смотрели на Канаэ, но в то же время и сквозь неё. Он больше не видел её. Лишь добычу. Лишь жертву. Чувствовал одно только желание поскорее разорвать хрупкое тельце. Чувствовал благоухающий запах чистой крови. Она поранилась, когда в спешке выбегала наружу. Канаэ сделала шаг назад, но оборотень набросился на неё, сбив с ног. Тело предательски упало в снег, не оставив ей возможности что-либо сделать. — Санеми, — Она осторожно протянула руку к его щеке. — Это же я. Канаэ. Ты же узнаешь меня, да? Ладонь почти дотянулась, но оборотень перехватил её и сильно сжал. Силы, что была у него, хватило бы, чтобы за секунду сломать ей руку. Пискнув, Канаэ еле сдержала истошный крик. Нельзя кричать. Это всего лишь боль. Нужно немного потерпеть. Он узнает её. Ещё немного времени. — Санеми, прошу, услышь меня. Это же я! Канаэ! Твоя Канаэ! Но в ответ на мольбы он лишь сильнее сдавливал её запястье. Монстр довольно улыбнулся, услышав хруст. Кочо понимала, что перед ней уже не тот человек, которого она знала. Не тот человек, которого она полюбила. Перед ней был оборотень, жаждущий крови. — Elementum de venti! — Канаэ провела раненой рукой в воздухе, и волна откинула оборотня на пару футов. За те секунды, что он приходил в себя, Канаэ успела подняться и вновь направить на него руку. Было холодно. Страшно. Жутко. Неверное движение, пропущенная секунда или хоть капля сомнения будут стоить очень дорого. Кочо вновь откинула чудовище волной, примерно понимая, каков радиус действия заклинания. Её хватит ещё на несколько таких ударов, а потом она обессиленная упадёт снова. Но она обязана его сдержать. Они должны пройти через это. Поджилки тряслись, руки немели, а дышать с каждой секундой становилось всё труднее и труднее. Ещё пару раз Канаэ удалось отбросить оборотня подальше, но силы покинули её, и она пропустила удар. Шинадзугава вновь повалил её на землю без особых усилий. Спину обожгло. Пронизывающий до костей холод и адская боль так и норовили вывести её из себя. Но Канаэ продолжала держаться. Ни единого писка. Ни единой слезинки. Крошечная надежда на то, что её Санеми вот-вот опомнится, всё ещё жила в сердце. Но постепенно угасала. — Санеми, я же знаю, что ты меня слышишь! Прошу! Опомнись! Ты ведь этого не хочешь! Вспомни! Но оборотень сильнее впечатал её руки в землю. Острые льдинки болезненно царапались, хотя из-за холода Канаэ почти не ощущала рук и ног. Мощные когти врезались в её нежную кожу. Ноябрьский снег пропитался свежей кровью. Канаэ едва могла шевельнуться. Её тело обмякло и полностью расслабилось. — Прости меня, Санеми… Слёзы выступили из бледно-розовых глаз и потекли по щекам, обжигая кожу. Из последних сил Кочо перебирала ногами, пытаясь оттолкнуть убийцу, но всё было тщетно. — Я снова всё сделала неправильно… Оборотень занёс когтистую руку, намереваясь проткнуть её грудь насквозь. Канаэ вспомнила, как совсем недавно эти руки нежно касались её волос. Касались осторожно, боясь причинить боль. — Прости. Я люблю тебя… Она потратила последние силы на улыбку. Когти впились во всё ещё тёплую плоть. Её сердце остановилось. Резким движением вытащив когти, оборотень провёл ладонью по бедру Канаэ, оставив глубокие раны. Разрезав кожу, словно ткань, он вскрыл ей живот и вынул наружу кровавое месиво. Вырывал желудок и кишки. Разломал на куски рёбра. Неимоверная эйфория охватила его, когда он вырвал ещё минуту назад бившееся сердце. Залитое густой горячей кровью лицо Шинадзугавы освещала равнодушная луна. Хоть она и была виновницей этого преступления, она сохраняла всё такой же холодный и неприступный вид. Под её бледным светом оборотень утопал в алой крови, не в силах сдержать животный инстинкт. Он зверь. Он хищник. Он монстр. Он убийца. По его вине на этот девственный снег пролилась невинная кровь. Со своей соучастницей луной он продолжал купаться в сладкой и тягучей крови. Продолжал утопать в отчаянии. Вновь впадал во тьму, от которой совсем недавно освободился. Получал невообразимое удовольствие, разбирая тело любимой на куски, словно детскую головоломку. А она продолжала улыбаться. Была всё такой же прекрасной. Глядела на него мертвецки пустыми глазами, пока он, перепачканный с головы до ног её аристократической, живительной кровью, плакал, понемногу приходя в себя. Позади него всходило солнце. Канаэ Кочо умерла, прожив отведённые ей месяцы жизни, и до самого последнего вздоха не жалела о своём выборе.