Хаос ширился. Столица превратилась в Преисподнюю. Тут и там вспыхивало пламя. Небо окутал тёмный едкий дым. Какой контраст между чернеющим небом и горящими, как факелы, зданиями. Дышать становилось трудно. Отравляющий дым заполнял лёгкие. Заставлял слезиться глаза. В ушах стояли крики и мольбы о помощи, что сливались в одну нескончаемую какофонию. Казалось, у самых чувствительных из ушей полилась бы кровь.
Первым побуждением было бежать за ней. Невзирая на крики. Невзирая на дым. Невзирая на стену огня перед ними. Рефлекторно Канао сделала шаг вперёд. Потом ещё один. И ещё. Огонь обжигал её щёки. Она стояла в паре дюймов, не решаясь сделать последний шаг. Канао прошла бы и через эту стену, лишь бы вернуть мастера. Отрезвляющий крик Танджиро за секунду до остановил её, не давая сделать столь опрометчивое действие.
— Канао! Должен быть способ обойти эту стену! — Камадо схватил её за руку, потянув на себя. Ей нельзя стоять так близко к огню. Того и гляди — побежит в самое пекло. И он ни секунды не сомневался, что Цуюри сделает это.
Скооперировавшись с другими охотниками, Танджиро собрал небольшую группу людей, что должна была последовать за Кочо. Им даже удалось найти брешь в стене. Камадо казалось, что они вот-вот настигнут беглецов. Но надежда их покинула. На пути им встретилось много людей, которых следовало эвакуировать. Многие получили ранения. Пожар разрастался. Танджиро разрывался. Но приоритетом сейчас было спасение горожан. Канао поддержала его в этом. Смерть тысячи людей не будет стоить возвращения Шинобу.
Пожар тушили до утра. Большая часть города была сожжена дотла. Жители столицы нашли себе пристанище в нетронутой части столицы. Поместье бабочки было забито доверху. Некоторым пострадавшим оказывали помощь прямо в коридорах и на улице. К счастью, никто в ту ночь не умер. Но многие остались без крыши над головой.
Аой спала прямо в кабинете, положив голову на стол. Она беспрерывно оказывала раненым медицинскую помощь. Обрабатывала ссадины и ожоги. Вытаскивала из тел сотни жителей осколки битого стекла, зашивала образовавшиеся раны. Колотила успокаивающие микстуры и обезболивающие мази. Не смыкала глаз, подменяя других медиков, чтобы те могли позволить себе хотя бы часок сна. Попутно успевала мониторить ситуацию в городе, спрашивая у охотников, как обстоит тушение пожаров.
Её светлые руки были покрыты кровью сотен жертв этого адского пламени. На платье тоже рябели бурые разводы. Она так крепко спала, что казалось, проспит ещё как минимум неделю после такой ужасающей ночи. Иноске сидел под её кабинетом, ожидая, пока она закончит возиться с бумагами. Его руки тоже были в крови, но он не придавал этому особого значения. Пролетали минуты. А затем часы. Он понимал — даже бумажная волокита занимает время, но не думал, что так много. Не выдержав, Хашибира бесцеремонно открыл дверь. Аой даже не шелохнулась. Так и застыла в неудобной позе, продолжая спать. Одной рукой она подпирала голову, а вторая, сжимающая перо, расслабленно лежала на столе рядом с чернильницей. Вокруг много бумаг, а на столе — разводы от чернил. Она из последних сил выводила нужные буквы и цифры, но всё равно отключилась.
Иноске убрал мешающую стопку бумаг на пол и вытащил из руки Аой перо, лениво положив рядом. Слегка отодвинул стул, и, поудобнее схватив Канзаки за плечи, поднял на руки. Она казалась тяжелее, чем есть на самом деле. Хашибира не знал, где она живёт, да и скорее всего, её дом тоже пострадал в этом пожаре, поэтому потащил её прямо к поместью Кочо.
— Как там Аой? — спросила Канао, выискивая ответы на свои вопросы в библиотеке. Она несколько часов рылась в бумагах, которые оставила после себя Шинобу.
— Спит без задних ног. Мне кажется, она проспит ещё очень долго. — Иноске вошёл в библиотеку, как к себе домой. — Ничего не нашла?
— Ничего. Никакой информации о том, куда и почему она могла пойти.
— Канао-сан, тебе стоит отдохнуть. Ты уже несколько часов этим занимаешься. — К ней подошла Незуко, что помогала приносить бумаги из архива. Ей с её демонической силой не составило труда таскать по несколько коробок с документами за раз.
— Спасибо, Незуко. Но я не могу. Каждый час приближает меня к нахождению чего-то важного. Если оторвусь хоть на минуту, зря потеряю время. — Цуюри притянула к себе поближе коробку и вытянула новую папку. — Горничные нашли ключ от кабинета мастера?
— Ещё нет. Но они уверены, что есть запасной, помимо того, который был у Шинобу-сан, — ответила ей младшая Камадо. В её взгляде читалась грусть и беспокойство. Незуко повезло, что огонь не успел дойти до поместья. Она лишь мельком слышала от своих нянек — Макио, Хинацуру и Сумы, что в городе случилась катастрофа. Ей строго-настрого запретили покидать комнату, пока они не разузнают побольше. — Я пойду, узнаю, может, уже нашли его. — Незуко слабо улыбнулась и покинула библиотеку.
Что бы ни случилось на самом деле, это очень задело Канао и её брата. Она не видела Танджиро с того момента, как они вернулись в поместье. У него был свой способ снимать стресс.
— О, госпожа Незуко! — К ней подбежала запыхавшаяся горничная. Ей потребовалась минута, чтобы привести дыхание в норму. — Мы нашли ключ от кабинета Шинобу-сама!
— Это замечательно! Вы уже были там? Пойду, сообщу Канао-сан.
— Госпожа Шинобу не позволяла нам без разрешения входить в её кабинет. Думаю, открыть его может только Канао-сан. — Горничная протянула красивый металлический ключик с витиеватым узором. Незуко пару секунд смотрела на него, как на какую-то диковинку.
— Я отнесу его Канао-сан. Спасибо за вашу работу. — Незуко поклонилась. И пускай здесь все кланялись ей, как почётной гостье семьи Кочо, мать с детства учила её, что нужно благодарить людей за работу и обязательно кланяться. Горничная помахала руками и тоже опустила голову.
Младшая Камадо вернулась в библиотеку. Канао всё также продолжала изучать документы. Но все бумаги были связаны с семейным делом и не несли в себе никакой информации о местонахождении Шинобу. Незуко не хотела отвлекать её, но быстро подошла к столу и протянула ей. Цуюри подскочила. Глаза её заискрились. Появилась новая надежда. Надежда отыскать старшую сестру и узнать причину её ужасного поступка.
Канао стояла напротив знакомой двери из красного дерева. Резьба с самого детства впечатляла её. Вырезанные по углам завитки напоминали ей короны. А центральная композиция, в виде бабочки, немного пугала. Её крылья были сделаны из мутного стекла, и каждый раз, как в комнате гасили свет, Канао казалось, что её сердце умирало вместе с бабочкой. Сейчас в комнате было темно.
Бабочка умерла. Цуюри сделала шаг в темноту. Полоска света из коридора осветила рабочий стол. Канао знала, что если сестра что-то и прятала, то именно здесь.
В детстве, когда этот кабинет принадлежал их матери, она часто прятала здесь документы, которые никто, кроме неё и отца, не должен был видеть. Канао всегда казалось, что мать прячет там сладости. И Цуюри была уверена, что отыщет здесь свои
конфеты.
Шинобу держала свой кабинет в чистоте. На столе ни пылинки, вся документация сложена аккуратными стопками. Книги на полках строго в алфавитном порядке. А в расписной фарфоровой вазе всегда стояли свежие цветы. Канао зажгла настольную лампу. Комнату сразу окутал мягкий, слегка приглушённый свет. Да простят её боги за то, что она собиралась сейчас сделать. Охотница принялась выдвигать все ящики. Перерыла все имеющиеся бумаги. Пролистнула все книги. Кабинет был перевёрнут вверх дном, но всё безуспешно. Сдавшись, Канао плюхнулась в кресло. Ничего. Совсем ничего, что могло бы помочь. В который раз она жалела, что не поддерживала тёплые дружеские отношения со старшей сестрой. Канао всегда видела в Шинобу пример для подражания. Своего мастера. А вот сестрой она была для неё в последнюю очередь. Возможно, всё обернулось так и потому, что Кочо тоже не горела желанием сближаться с младшей сестрой. Она держала Канао на расстоянии, предпочитая не переходить грань.
Цуюри глубоко вздохнула. Несмотря на всю свою холодность, какой её одаривала старшая сестра, Канао знала, что Шинобу на самом деле добрая. Заботливая. И такая же отзывчивая, как и Канаэ. Просто она разучилась верить людям и перестала дарить им свои настоящие эмоции. Именно поэтому Канао и кто-либо другой никогда не могли сказать наверняка, что творится в голове этой девушки, и что на самом деле она скрывает под приторно-сладкой улыбкой. Были ли у неё проблемы? Было ли ей трудно? Нуждалась ли она в помощи и поддержке? Канао не суждено узнать ответы на эти вопросы. Отгоняя непрошеные слёзы отчаяния, она бросила взгляд на семейный портрет, что висел прямо над камином. Вся её семья.
Строгий, но всё же снисходительный отец. Мать, что всегда требовала от своих дочерей больше, чем они могли ей дать. Старшие сестры. Канаэ, что всегда улыбалась и дарила своё тепло каждому. Вечно серьёзная Шинобу. Сколько Канао себя помнила, Шинобу никогда не выражала истинных эмоций. И маленькая Канао, что стояла между вечно враждующими сёстрами, будто её и не должно быть на этом портрете. Она всё сильнее всматривалась в розовые глазки маленькой версии себя, пытаясь отыскать ответы в этих побледневших мазках краски. Переведя взгляд на позолоченную рамку, Цуюри заметила, что картина висит неровно. Эта деталь её насторожила. Кочо была перфекционисткой до мозга костей, и криво висящая картина уж никак не осталась бы такой надолго. Ещё пару секунд посмотрев на портрет, Канао быстро поднялась на ноги. Придвинула кресло к камину и забравшись на него, осторожно сняла со стены тяжёлый портрет. На удивление юной охотницы в стену был встроен потайной шкафчик. Она дёрнула ручку, но та не поддалась. Нужен был ключ. Цуюри бросила взгляд на заднюю часть портрета и заметила, что к ней был прикреплён маленький металлический ключик.
Ключ идеально подошёл, и, провернув его два раза в замочной скважине, Канао открыла маленькую скрипящую дверцу шкафчика. На единственной полке лежало несколько бумаг и парочка конвертов. Некоторые были датированы прошлым годом. Цуюри была уверена, что в этих письмах найдёт что-то важное, раз Шинобу хранила их в подобном месте. Девушка поудобнее умостилась в кресле, опустив босые ноги на пол, усыпанный бумагами. В её руках оказались старые письма, что Канаэ писала Шинобу во времена своих путешествий. Парочка первых не несла в себе ценной информации. Канаэ делилась с сестрой историями, рассказывала о людях, каких встречала. О еде, которую пробовала. И местах, которые успела посетить. Канао отложила эти письма в сторону. Перед ней осталось лишь два. Последнее, какое Шинобу получила от Канаэ, было получено не так давно. Буквально за пару дней до смерти старшей Кочо.
В нём Канаэ подробно описала свою последнюю волю и просила Шинобу выполнить всё. Здесь же было указано, что Шинобу станет распорядителем денег, принадлежавших Канаэ. На них же Кочо должна была обеспечить образование для Иноске и Геньи. Выкупить домик, в котором и должен был поселиться юный оборотень. Оказывать им любую материальную и моральную поддержку. Канао слегка удивилась. Она знала, Шинобу была покровителем Иноске, но не думала, что это инициатива Канаэ. В письме было ещё много всего, что Канаэ просила сделать после её смерти.
Канао взяла в руки второй конверт. Совсем новый. На обратной стороне было написано «
Для Канао». Цуюри с полминуты глядела на конверт, не решаясь открыть. Хоть ей и хотелось узнать правду, её пугало, что правда может оказаться болезненной. Взяв со стола нож для открывания писем, охотница вскрыла конверт.
«Дорогая Канао,
Надеюсь, что это письмо не сможет омрачить твои будни ещё сильнее.
Если ты читаешь его, значит, я уже совершила самый ужасный, по твоему мнению, поступок в своей жизни. Ты, скорее всего, в глубоком недоумении и обиде. Злишься на меня и пытаешься найти хоть какие-то зацепки о моём текущем местонахождении. Не трать зря силы. Я не оставила ни одной подсказки или хотя бы малейшего намёка на то, куда я отправлюсь.
Считай, что я просто исчезла. Испарилась, так и не попрощавшись, как однажды сделала Канаэ.
Ты имеешь право злиться. И ненавидеть меня тоже. Так проще, я ведь знаю.
И я очень прошу, не ищи меня. Не принимай никаких мер. Забудь обо мне, будто меня никогда и не существовало в твоей жизни. Не совершай наших с Канаэ ошибок.
Не иди наперекор судьбе, как сделали однажды мы, ведь очень об этом пожалеешь. Судьба избавляется от неугодных ей, заставляя их влачить жалкое существование на этой бренной земле, ожидать скорейшей смерти.
Будь благоразумной, Канао. Прими свою судьбу.
С любовью, твоя старшая сестра Шинобу Кочо».
Канао развернула второй вложенный в конверт лист. Большими заглавными буквами было выведено неприятное ей слово — завещание. Трясущимися руками она держала тонкую бумагу, боясь читать дальше.
«Я, Кочо Шинобу, вторая дочь семья Кочо и единственная кровная наследница, в случае моей смерти, внезапного исчезновения, дезертирства и любых подобных ситуаций передаю управление над Поместьем Бабочки и всеми принадлежащими мне фирмами своей младшей сестре Канао Цуюри. В её распоряжение также переходят фамильное поместье, банковские счета и ячейки.
По наступлению Канао Цуюри полных восемнадцати лет она становится полноправным и единственным владельцем и распорядителем всего моего и семейного имущества.
Текст завещания написан нотариусом с моих слов и не подлежит оспариванию третьими лицами, не указанными в завещании».
На секунду Канао охватила паника. Она выронила письмо и копию завещания, а вместе с ними и нож, что звонко ударился о пол. Эхо, что разлетелось от падения ножа, отрезвило её. Нет, это невозможно. Да она никогда в жизни бы, при здравом уме не отдала бы ей всё! Шинобу так яростно отстаивала своё право на владение всем этим, что не стала бы разбрасываться им так просто. По спине девушки прошлись мурашки, когда она вспомнила слова матери после того как было оглашено завещание отца.
— Ничего, слышите! Вы ничего не получите! Только Канаэ имеет право распоряжаться всем этим, как единственная наследница! Вы ни монеты не получите, пока я хожу по этой земле!
Её так сильно подкосила внезапная смерть мужа, что какое-то время она винила младших дочерей в его смерти. Кричала буквально на каждом шагу, что это они сжили его со свету, желая заполучить нехилое наследство. Она плохо пережила это, совсем потеряв рассудок. После нескольких попыток оспорить завещание, врачи признали, что она не при своём уме и настоятельно рекомендовали ей посетить лечебницу. Там она и пробыла до смерти Канаэ, так и не сумев повлиять на что-либо. И ушла из жизни, не сумев принять такой сильный удар. Смерть любимой дочери стала для неё толчком к решению всех проблем разом.
К смерти.
Цуюри начала громко дышать, будто задыхалась. Даже после смерти матери до жути пугали её слова. Словно сейчас объявится разъярённый призрак и утащит её в Ад. На глаза наворачивались слёзы. Они нескончаемым потоком бежали по щекам, обжигая мягкую кожу. Впервые ей было так страшно. Она одна, а на её плечи свалилось столько всего. И никого рядом нет, кто бы мог указать ей, как стоит поступить. Нет никого, кто бы научил её всему необходимому. Канао осталась один на один со своей тьмой. Со своими страхами, которым так боялась глянуть в лицо. Одиночество и тревога заключили её в своих крепких объятиях, кружа вокруг, обвивая тяжёлыми цепями. Судьбе удалось сломать и её.
***
— Я беспокоюсь за Канао, — тихо сказала Незуко, потянувшись за чашкой дымящегося чая. — Не думаю, что она так просто переживёт всё это. Они с Шинобу были так близки.
— Не волнуйся, Незуко-чан. Канао-сан сильная. Она справится со всем. — Зеницу сидел на расстоянии вытянутой руки и пытался как-то успокоить юную демоницу. Он видел, как сильно она переживала, и слышал её неспокойное сердце. Агацума не знал, как помочь, куда и к кому бежать. Слишком сильное потрясение для всех. И пускай он не питал каких-то особых чувств к своему наставнику, для него побег и предательство Обаная стали большим ударом тоже. Он уважал его. За силу. За стойкость. За его мастерство. И никак не ожидал, что он выкинет что-то подобное. Как и от Шинобу-сан подобного никто не ожидал. — Что-то она долго. Может сходить проверить, как она? — Зеницу глянул на стоящего в углу библиотеки Иноске. Он всё время просто стоял и молча глядел в потолок, будто связывался с какими-то внеземными высшими силами.
— Я проверю. — Иноске ожил и понемногу заковылял к выходу. Кабинет Шинобу в конце коридора, так что ему всего немного нужно будет прогуляться. Конечно, он совсем не советчик в подобных делах, да и утешать людей не особо умеет, но Канао нужна поддержка, какой бы она ни была.
Шагая вдоль коридора, Хашибира смотрел себе под ноги, внимательно сосредоточив взгляд на орнаменте ковра. И что он скажет, когда войдёт? Как ты себя чувствуешь, Канао? Что ты чувствуешь? Как теперь поступим? Какие глупые вопросы, ответы на которые она и сама хотела бы знать. Уже почти подходя к кабинету, Иноске услышал звук упавшего на пол ножа. Ускорился. Быстро влетев в комнату, он увидел Канао, что сидела прямо посреди кабинета, вокруг неё разруха, по щекам бежали слёзы, а глаза смотрели так отчаянно, будто вымаливали у вселенной скорую смерть.
— Какого чёрта ты плачешь? Потому что Шинобу нас бросила? Перестань! Мы найдём её! Вернём силой, если потребуется! Кто же будет управлять этим всем, если не Шинобу?
— Теперь я хозяйка этого места. А мастер ушла в забвение и не намерена возвращаться, — сквозь слёзы пробормотала Цуюри, вытирая щёки тыльной стороной ладони. Отыскав среди бумаг завещание, она протянула его Иноске, чтобы он сам убедился во всём.
— Что за хрень? — выругался охотник, закончив читать. — Не думает возвращаться? Оставляет всё на тебя? Это же бред! Мы вернём её!
— Если Шинобу-сан вернётся, ей придётся предстать перед судом. За предательство её казнят.
— Но ведь должен быть выход! Должен быть! Нельзя так просто всё бросить!
— Нет, Иноске. Другого выхода попросту нет. — Взгляд Канао был пустым. Безжизненным. Она смотрела так, будто никого перед собой не видела. — А теперь прошу, оставь меня одну.
— Чтобы ты сидела здесь и плакала в одиночестве?
— Я сказала, оставь меня! — завопила Цуюри, сжав кулаки. В её голове всё смешалось до такой степени, что она не понимала, что происходит вокруг. И не воспринимала никого, кто хотел бы ей помочь. Сейчас кричал её страх. Она боялась того, что сейчас с ней происходит, и хотела закрыться от всего и всех.
Иноске слегка вздрогнул, ведь не ожидал от вечно спокойной и рассудительной Канао подобного выявления агрессии. Сдавшись, он оставил её один на один со своими демонами. До чего же тошнотворно становилось на душе, что ему пришлось оставить её. Что ему не хватило смелости крикнуть в ответ, что она не должна плакать в одиночестве. Раз уж хочет излить душу, то пускай делает это в кругу друзей, что помогут чем смогут. Но Иноске и сам был неуверен, а может ли он хоть чем-то помочь в такой момент.
Пока Канао боролась со своими страхами и переживаниями, Танджиро продолжал изливать душу по-своему. Во дворе, тренируясь с новым мечом, Камадо выпускал пар. Казалось, он вкладывал в каждый удар столько силы и злости, что смог бы запросто и без раздумий убить кого угодно. Он не верил. Отказывался верить, что Шинобу могла так поступить.
«Почему? Шинобу-сан… Зачем? Зачем вы это сделали? Ведь была же причина? Причина… Да какая бы ни была причина…» — Танджиро уронил меч. — Какой бы ни была причина, разве она стоила того, чтобы бросить Канао одну? — Колени подкосились, заставив его упасть. Пальцы с силой вжались в землю. Злость так и кипела внутри. Не выдержав напряжения, Танджиро что было мочи закричал.
— Братик совсем сломлен. Мне страшно представить, что же теперь будет. — Незуко смотрела, как чернеет за окном темнота, а силуэт её брата скрывался за густыми листьями.
— Незуко-чан, Танджиро ведь силён духом и справится со всем. — Зеницу подошёл сзади и слегка обнял её за плечи.
— Конечно, справится! — вставил свою реплику Иноске. Зеницу быстро отошёл от младшей Камадо. Слишком быстро его друг вернулся. А ему так хотелось побыть с Незуко наедине немного подольше. — Монджиро не слабак! Он соберётся и докопается до правды!
— И всё-таки… что же произошло? Зачем им нужно было устраивать подобное? Понимаю, пожар для прикрытия, чтобы сбежать незамеченными. Но сразу встаёт вопрос, зачем им вызволять заключённых? И почему как прикрытие выбрали именно пожар? Столько людей ведь пострадало… — рассуждал Зеницу.
— Эта женщина с самого начала показалась мне странной. Ясно теперь, почему Канаэ постоянно хотела уйти отсюда. Жутко здесь.
— Иноске! — прикрикнула на него Незуко. — Как ты можешь так говорить? Так ещё и в её доме!
— Теперь это место принадлежит Канао. Шинобу оставила завещание.
— И всё же нельзя так говорить! Канао было бы неприятно услышать подобное!
— Кстати, где Канао-сан? — вспомнил Агацума. Он посылал Иноске узнать, что там с ней.
— Она сидит в кабинете Шинобу. И плачет. Сказала оставить её одну. Так что и вам не советую туда лезть. — Парень скрестил руки на груди. По телу всё ещё бегали мурашки от крика Цуюри.
***
До глубокой ночи никто так и не подошёл к кабинету, боясь потревожить новую хозяйку. Канао сама вышла к друзьям, зарёванная, но менее напуганная. Кажется, ей пошло на пользу это уединение в своей хрустальной шкатулке. Все разошлись по комнатам, пытаясь переварить всё произошедшее и уснуть крепким сном, чтобы, проснувшись утром, обнаружить, что это был всего лишь сон. Страшный кошмар, что больше никогда не должен повториться.
Канао сидела на ступеньках у входа в поместье, потягивая шампанское прямо из бутылки. Плевать ей, если кто увидит или узнает. Она хотела хоть как-то заглушить свою боль, а отказывать старому и надёжному алкоголю, увы, не хотелось.
— Канао? Почти утро, ты почему не спишь? — Камадо вышел на улицу подышать воздухом. Сон к нему не шёл, а пить снотворное не хотелось. Заметив рядом с девушкой бутылку спиртного, он сразу всё понял и понимающе вздохнул. — Можно я присяду? — Канао кивнула, сделав ещё один глоток. — Ты совсем замёрзла. — Танджиро накинул на её плечи плед и сел рядом.
— Мне совсем не холодно. — Цуюри смотрела вдаль, на то, как дым продолжал подниматься вверх, затягивая небо, укрывая чёрной пеленой лучи солнца, что вот-вот должны были начать пробиваться на линии горизонта. Слегка наклонившись влево, Канао положила голову на плечо Танджиро и продолжила всматриваться в темноту. — Я не знаю, что я должна делать, Танджиро. Канаэ велела жить, несмотря на уготованную мне судьбу. Но Шинобу-сан просила не повторять её ошибок и преклониться перед выбором судьбы. Что я должна делать?
— А чего хочешь ты? Чего желает твоё сердце?
— Я лишь хочу, чтобы всё было как прежде. Когда над нами ярко светило солнце, и мы с Шинобу-сан и Канаэ-сан гуляли в саду, ни о чём не беспокоясь. Но как раньше больше не будет.
— Не волнуйся, Канао. — Танджиро обнял её за плечи. — Я обязательно снова заставлю солнце сиять над тобой.
