Встретимся в полнолуние

Солнце было в зените и пыталось атаковать прохожих тёплыми апрельскими лучами. Но ни один лучик не смог пробраться через заполонивший небо чёрный сгусток. Дым от пожара ещё долго будет тяжёлым грузом нависать над невинными жителями. Некоторые старушки на улице перешёптывались, называя это происшествие небесной карой за все те грехи, что творились в городе столько лет. А тёмное облако дыма нарекли «сгустком отчаяния и боли». Если бы Канао могла призывать погоду по своему хотению, и тогда не изгнала бы это тёмное облако. Оно станет клеймом на «идеальной» репутации процветающей столицы. Ветер раскачивал тёмные пряди, что выбились из причёски Канао. Она никогда не любила заплетать волосы в странные фигуры, пичкать золотыми шпильками, каждая из которых весит как хороший кинжал. Но по традициям семьи, собираясь посетить кладбище, нужно выглядеть подобающе. Цуюри остановилась у давно знакомых ей могильных плит. Положила по цветку на каждую плиту и принялась читать молитву. Ноги путались в длинном подоле неудобного кимоно, а грудь так сильно перетягивало, что вдохнуть не представлялось возможным. И всё-таки Цуюри каждый раз соблюдала все традиции посещения кладбища, не упуская ни одной. Хоть она и пришла сюда не в день скорби, как было положено, но боги простят ей этот небольшой грешок. Закончив молитву, Канао ещё около минуты сидела у плит, смотря на них пустым взглядом. В последний раз она приходила сюда с Шинобу, чтобы захоронить урну с прахом старшей Кочо. Ладонь Канао коснулась холодного камня, на котором было высечено имя сестры. Она попросила захоронить её рядом с родителями, отдавая им дань уважения. Всё-таки сестрица Канаэ не отрицала своё происхождение.       — Матушка. Отец. Сестрица Канаэ. Что мне делать теперь? Все, кого я так люблю, все, в ком я нуждаюсь, рано или поздно покидают меня. Даже Шинобу бросила меня одну… гнить здесь. Вы были правы, матушка, — Канао перевела взгляд на плиту своей приёмной матери. — Я недостойна всего этого. Мне не место здесь. — В уголках её глаз собрались слезинки, и она удивилась, как ещё способна выдавить из себя хоть что-то. — Сестрица Канаэ, что мне делать?       — Для начала прекратить реветь. — Канао обернулась, боясь, что ей послышалось. Вход сюда был запрещён даже для слуг. — Серьёзно, юная леди, вы выплакали столько горьких слёз, что этой воды хватит, чтобы оживить реки всей страны.       — Господин Узуй? — Девушка тут же вытерла слёзы и поднялась на ноги. — Вам нельзя здесь быть. Это против наших традиций. Вы берёте на себя большой грех, находясь на семейном кладбище.       — Думаешь, вампиру, чьё существование уже само по себе грех, есть дело до этого? — Его вызывающая улыбка всегда вводила многих в ступор. Самовлюблённый и никому не подчиняющийся член палаты чиновников Узуй Тенген никогда не следовал правилам, которые сами себе устанавливали люди. Он и был тем, кто придумывает правила для людей, был частью правительства. Сам был правительством. — Я часто прихожу сюда, чтобы поговорить с ней. — Вампир остановился у плиты, где было высечено любимое имя. — Ты знаешь, что Канаэ для меня особенный человек? — Канао кивнула. — Мне жаль, что я не смог её уберечь. Ни её, ни Шинобу. Эти девушки всегда были взбалмошными и творили всё, что хотели.       — Вы снова пришли навестить Канаэ-сан?       — Не совсем. Я хотел сначала поговорить с тобой, юная леди. И остановить от опрометчивых поступков, какие ты собираешься совершить.       — Не понимаю о чём вы. Я просто пришла спросить совета. Канаэ-сан всегда знала, что сказать и как поступить.       — Не обманывай себя. Ты пришла в последний раз навестить её. Ты хочешь вернуть Шинобу обратно, я ведь прав? — его рубиновые глаза косили на неё, излучая хитрую ауру. У неё же всё на лице написано. Как бы она мастерски ни скрывала эмоций, до Шинобу ей в этом как до луны. — Не ввязывайся в бой, исход которого для тебя уже предрешён.       — Не вам меня учить, господин Узуй. Я сама распоряжаюсь своей жизнью. Если мне придётся пожертвовать ей ради ответов на мои вопросы, я это сделаю. Даже не колеблясь. — Канао быстро вытянула тяжёлую шпильку из причёски, и пряди волнами поплыли по плечам. — Это моё осознанное решение! Охотница пронзила его взглядом, и Тенген на секунду замер. Такая волевая. Тверда в своих решениях. Отважная. Готова пожертвовать собой. Уголки его губ поднялись. Она их точная копия. Что же за монстра создали вы, хитрые сёстры Кочо? В какой игре она послужит вам пешкой? Канао быстро смягчила взгляд. Всё-таки перед ней человек не последнего сословия, нужно вести себя подобающе. Учтиво поклонившись и тем самым показав, что разговор закончен, Цуюри спокойно направилась к выходу. Дурацкое белое кимоно всё ещё путалось в ногах, но она предпочитала этого не замечать. Только яркое пятно скрылось за калиткой, Узуй вновь перевёл взгляд на могильную плиту Канаэ. Смотрел пристально, изучая, как самый настоящий детектив. Он бывал здесь не одну сотню раз с момента её смерти и знал каждый дюйм пространства, что был выделен на плиту для его любимой Канаэ.       — Здесь был кто-то ещё, — загадочно протянул мужчина, прищурив глаза. Рядом с плитой, уже немного завяв, в траве притаились цветы белой акации.

***

      — У тебя всего пять минут. Больше тебе здесь находиться нельзя. — Кочо стояла позади, скрываемая тенью деревьев.       — Мне хватит этого. — Парень сел рядом с могильной плитой, положив на неё тонкую веточку душистой акации. Сложив руки, он начал молиться. Шинобу отсчитывала секунды, пока он не закончил. Было так странно видеть нечисть, что молится людским богам за упокой её сестры. — Я закончил. — Ренгоку поднялся и повернулся к своей сообщнице в проникновении на запретную территорию.       — Ответь мне, Ренгоку-сан, почему ты вернулся? Почему выбрал скитания по земле и невзаимность со стороны Канаэ, нежели вознесение на небеса в качестве божества? Неужели твои чувства к сестрице настолько сильны?       — Я правда люблю твою сестру больше всего в мире. Она — чистый свет, что способен победить тьму внутри каждого.       — Даже после её смерти? — Шинобу бросила взгляд на плиту.       — Любовь живёт вечно. И даже если Канаэ больше с нами нет, я люблю её. Не меньше, чем когда она была жива.       — Ты страшный человек, Ренгоку-сан, — Кочо скривила недоверчивую морду. Она уже жалела, что попросила его о помощи.       — Ха-ха! Возможно! Хотя я даже не человек. — Кёджуро улыбнулся каким-то своим мыслям. — Спасибо, что позволила мне побывать на её могиле. Теперь, зарядившись от неё энергией, я могу смело идти в бой!       — Но это всего лишь могильная плита. Здесь даже нет её праха, — уточнила охотница, но это не сбило её союзника с толку.       — Само её имя источает свет. Неужели не замечала? Все её вещи излучают тепло!       — Ты и правда странный. — Шинобу отвернулась и направилась к калитке, не желая продолжать бессмысленный разговор.       — Эй! Подожди, Шинобу! Я что-то не так сказал? — Парень бежал за ней, пытаясь восстановить беседу, но Кочо уже не слушала, предаваясь каким-то своим размышлениям.

***

Канао сидела в удобном кресле, перечитывая бумаги. Не просто так же Шинобу прятала их в сейфе? Письма Канаэ, её завещание — всё это неспроста хранилось под замком. В них есть ключ. Ключ к разгадке всего. Цуюри вчитывалась в каждое слово, выискивая подвох, какой-то шифр. Да что угодно. Но в её руках по-прежнему было лишь завещание старшей сестры. И всё-таки странно, что Канаэ решила стать покровителем для Иноске и Геньи. Будто детской больницы, которую она содержала, было мало? Канао задавалась вопросом: когда, в какой момент жизни её сестра встретила стольких людей, которым захотела помочь? Просмотрев текст письма ещё раз, девушка задумалась. Её зрачки в мгновение расширились. Вот оно.       — А, добрый день, вы же…       — Здравствуй. Меня зовут Канао Цуюри. Я младшая сестра Канаэ и Шинобу Кочо. Рада познакомиться. — Канао протянула ладонь для рукопожатия. Генья осторожно пожал её руку и пригласил Цуюри войти. — Твой дом тоже застал этот ужасный пожар.       — Пострадала только крыша. Так что всё в порядке. — Младший Шинадзугава засуетился, убирая со стола книги. — Прошу, присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома. — Парень скрылся в коридоре, расставляя книги на полки. — Не желаете чашку чая, госпожа Цуюри?       — Да, было бы неплохо. Спасибо. — Канао осматривала жилище с неприкрытым любопытством. И не скажешь, что здесь живёт одинокий парень. Чисто и уютно. Здесь и правда чувствовалась атмосфера дома. — Ты не против, если я буду задавать тебе вопросы?       — Совсем нет. Не знаю, что вас сюда привело, но я постараюсь вам помочь. — Генья достал две аккуратные чашки. Красивый чайный сервиз с золотой каймой по краям напомнил ей о доме.       — Ты был знаком с моей сестрой, верно? С Канаэ-сан.       — Да. В начале осени она появилась в нашем лесу. Приветливая. Сильная. Волевая. Брат без колебаний согласился следовать за ней. — Младший Шинадзугава тепло улыбнулся. Несмотря на рану, что всё ещё болела по старшему брату, у Геньи были лишь хорошие воспоминания о Канаэ.       — Ты знаешь, как она умерла? — Оборотень поставил чашку ароматного чая на стол. — Спасибо. — Цуюри поднесла чашку к губам. Пахло жасмином. Уютно.       — Да. Мой брат убил её во время полнолуния. За что поплатился и своей жизнью, — Генья говорил спокойно, но в его голосе было напряжение. Произносить это вслух было очень больно. — Но прошу вас, госпожа Цуюри, не нужно ненавидеть моего брата за это. Я не стану его выгораживать. Он совершил ужасный поступок. Но мой брат любил её. И будет любить.       — Я не питаю к твоему брату ненависти. Он правда её любил. В это я охотно верю. — Канао вспомнила сцену на дне рождения старшей сестры и чуть не заплакала. Это было прекрасно. — Я пришла не для того, чтобы обвинять вас в её смерти. Возможно, тебе известно больше, чем мне. Ты не получал от Канаэ-сан никаких вестей?       — Кроме письма, что мне дала Шинобу, больше ничего. Если бы не это письмо, я бы никогда и не узнал о смерти брата и Канаэ.       — А когда ты переехал сюда, здесь ничего необычного не было?       — Что вы имеете в виду? — Генья выгнул бровь. Что необычное может быть в простом доме? Парень осмотрелся. Да, дизайн не в его стиле, но Канао явно не это хотела услышать. И тут в его голове что-то всплыло. — Погодите минуту! — Шинадзугава тут же поднялся, полетев к книжному шкафу в коридоре. — Это, конечно, скорее всего, просто моё воображение, но… — Он вернулся со странной книгой в руках. Её обложка, сделанная из кожи, была необычайно мягкой в отличие от твёрдых обложек остальных книг. — Эта книга часто привлекала моё внимание. Она будто не должна здесь быть. Вот. — Парень протянул ей книгу. По его виноватым фиолетовым глазам было ясно, он не то что не читал, а даже ни разу не открывал эту книгу. Канао взяла её в руки. По виду обычная тетрадь. Простой узелок скрывал за собой тайны этой тетради. Цуюри осторожно развязала концы и открыла книгу на случайной странице. Это оказался чей-то дневник, и не простой, а довольно подробный, больше похожий на автобиографию. Записи велись не то что по дням, а по часам. Рисунки, заметки, вычисления. Научная работа, не меньше. Кому принадлежит эта ценная книга? Не вчитываясь в текст, Канао пыталась вспомнить, видела ли подобный почерк раньше. Он казался знакомым, но в то же время совершенно непримечательным. Охотница листала страницу за страницей, и с каждым новым словом почерк владельца менялся. Буквы из неровных загогулин превращались в умело выведенные завитки. Канао узнала его. Этот дневник был написан рукой её старшей сестры Канаэ. Но к чему такая секретность? Зачем каждый раз менять почерк? И вообще, с какой стати такая важная вещь делает в этом доме? Очередная загадка, которую Канао предстоит разгадать своими силами. Девушка оторвалась от пожелтевшей страницы и посмотрела на оборотня, что выжидающе сидел напротив. Ему правда хотелось помочь ей, а если эта книга ничего не стоит, то он впустую потратил её время. Казалось, будь он в форме оборотня, завилял бы хвостом, как щеночек, выжидая вердикта. Канао положила дневник на колени, накрыв его руками.       — Шинадзугава-сан, — она расслабленно улыбнулась ему. — Ты правда не читал эту книгу? — Она верила его словам, но было странно, что любопытство ни разу не сыграло с ним в салки.       — Правда, госпожа. Если уж быть совсем честным, я и в некоторые комнаты этого дома ни разу не заходил. Я больше половины дня провожу в школе, а сюда возвращаюсь только поспать и поесть.       — Послушай, я не хочу быть назойливой, правда, но это очень важная вещь, понимаешь? — Она прижала дневник к груди, будто он был самой большой ценностью в её жизни. — Позволишь мне осмотреть те комнаты, в которых ты не был? Возможно, сестрица спрятала ещё что-то в твоём доме. Я не буду ничего трогать без разрешения.       — Этот дом для меня приобрела Канаэ. Вы имеете право делать здесь что хотите. Прошу. — Шинадзугава протянул ей увесистую связку ключей. — Помимо этой комнаты и спальни, на втором этаже ещё четыре комнаты и чердак.       — Ты не пойдёшь со мной? — Канао поднялась на пару ступенек, чтобы быть на одном уровне с Геньей.       — Вам ведь не нужно сопровождение, госпожа Цуюри? Вы можете и без меня осмотреть всё. Я не возражаю. Простите, но мне нужно закончить домашнее задание и приготовить ужин. — Парень виновато почесал затылок. Канао улыбнулась. Несмотря на тёмное прошлое и смерть брата этот человек продолжает жить. Цуюри даже позавидовала ему. Она не может оставить всё позади и идти дальше.       — Спасибо тебе. Я не буду задерживаться. — Канао поднялась по лестнице на второй этаж. Было темно. Светильники холодные. Это правда, что Генья ни разу не был в этих комнатах. С лампой в руке девушка прошлась по коридорчику. Здесь ничего. Первая комната оказалась ещё одной спальней. Канао поставила лампу на комод. Выдвинула ящики. Посмотрела под кровать. Раздвинула шторы. Прощупала подушки. Ничего. Вторая комната оказалась кабинетом. Здесь простора для поиска было больше. Но снова неудача. Отчаявшись, Цуюри начала стучать по стенам, снимать картины, проверять половицы. Был бы у неё нож, она бы вспорола каждое кресло, подушку и диван. В ещё одной спальне был выход на балкон. Канао вышла подышать свежим воздухом. Но ветер принёс лишь запах гари и дыма. Ничего здесь нет. Единственная спасительная ниточка — дневник.       — Вы уже закончили? — Голова Геньи показалась из кухни. Пахло вкусно. В животе заурчало, но Канао стала громче спускаться вниз, заглушая непрошеный рёв желудка.       — Да. Прости ещё раз за причинённые неудобства. Не буду больше здесь задерживаться. Приятного вечера.       — Не хотите остаться на ужин? Возможно, у вас есть ещё какие-то вопросы и… возможно, я смогу дать на них ответы.       — Я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Это было бы неправильно. Я заявилась сюда вот так, без приглашения. Поэтому не буду задерживаться. Спасибо за всё, Шинадзугава-сан. — Цуюри взяла со стола свою находку. У двери она остановилась, а обернувшись, мило улыбнулась. — Приходи к нам в поместье. Думаю, нам будет что обсудить по поводу этого дневника. Генья проводил её взглядом и пообещал, что если у него будет минутка, он обязательно наведается в поместье Кочо. Ещё долго парень смотрел ей вслед через окно, ожидая, когда её силуэт скроется вдали. От этой девушки веяло печалью. А он мастерски скрывал свою скорбь. Генья понимал, каково это — потерять всех, кого так любишь и в ком нуждаешься. Но ему уже нечего терять и некого искать, в отличие от Канао Цуюри. Она может вернуть Шинобу, если та ещё жива. Шинадзугава запер дверь и, выдохнув с облегчением, начал убирать чашки со стола. Канао свой чай так и не выпила.