***
Шагая по лесу, Канао то и дело спотыкалась о торчащие корни многолетних деревьев. Всё-таки сон бы ей не помешал. О боли она предпочитала не думать, но усталость не давала о себе забыть ни на минуту. И вот, в очередной раз оступившись, Цуюри уже и не пыталась удержать равновесие. — Канао! Осторожнее! Ты совсем устала! — Танджиро помог ей подняться. Под её глазами чернели круги, а природная аристократическая бледность была куда сильнее обычного. Руки у неё дрожали, будто от холода, хотя на дворе стояло лето. — Нам стоит сделать небольшой привал и отдохнуть. — Он заглянул в её глаза, выискивая ответ. Девушка кивнула. Прямо там они и остановились. Иноске развёл костёр, Аой принялась обрабатывать коленку Канао, какую она успела расцарапать, упав от усталости. Девушка с благодарностью смотрела на подругу и тянулась к огню. Вокруг было тихо, лишь ветер раздувал листву на верхушках деревьев. Танджиро скрепил ладони в замок, что-то тщательно обдумывая. — Зеницу, я давно спросить хотел, но всё никак не решался, — начал Камадо, смотря на языки пламени. Блондин обернулся, ожидая, что дальше скажет его друг. — И это всё происшествие с госпожой Тамаё придало мне уверенности. — Охотник поднял кроваво-красные глаза на Агацуму. — Кто твои родители? — Я и сам этого не знаю. — Зеницу предполагал, что такой разговор будет, но и не ожидал, что так скоро. Вдохнув побольше воздуха, он мягким взглядом окинул товарищей, что внимательно слушали их разговор. — Я сирота, причём с самого раннего детства. Может, родители у меня и были, вот только я их не помню. — Зеницу отвечал спокойно. Казалось, что эта тема его нисколько не задевает. Будто они просто обсуждают прошедший промежуточный тест, который Зеницу вновь завалил. В его голосе слышались весёлые нотки. — А дедушка тебе о них не рассказывал? — осторожно спросил Танджиро. Хоть Зеницу и не подаёт виду, но Танджиро по себе знал, что говорить на некоторые темы бывает очень больно. И эта боль порой куда сильнее, чем боль от острия катаны, что пронзило насквозь. — Дедушка взял меня под своё крыло, когда я ещё жевал сопли. Мы не кровная родня. Он мне скорее наставник, чем родитель, но мне нравится называть его дедушкой. — На лице Зеницу проступила лёгкая улыбка. Каждое воспоминание о дедушке радовало его. — Ты и сейчас жуёшь сопли. — Агацума проигнорировал колкость Иноске. На правду не обижаются, верно? Лишь бросив недобрый взгляд в сторону Хашибиры, Зеницу выдохнул, продолжая рассказ. — И ты совсем ничего не знаешь о родителях? И не пытался узнать? — Пытался, конечно. Но ничего так и не узнал. — Зеницу тут же поник, но вовремя взял себя в руки, нелепо улыбнувшись. — Надо же, мои предки — демоны. Сдуреть можно. — И правда. — У Иноске тоже демонические предки, раз уж на него подействовала магия крови Тамаё-сан, — подметила Незуко, ковыряя веткой костёр. — Мой отец был демоном. Хотя я ни разу его не видел. Мать была человеком. Всю жизнь меня воспитывали эльфы, поэтому я и знать не знал о настоящих родителях. Мама умерла, когда я был совсем хлюпеньким. Канаэ рассказала мне о семье, когда приходила на нашу гору, — быстро отчеканил Иноске, не желая развивать из этой истории такую же драму, как Агацума. — Зачем ей потребовалось туда? — Канао было интересно всё, что касалось её старшей сестры. — Чтобы прикончить меня, конечно же. Это длинная история, — парень махнул рукой. История и правда была длинной. Длиною в жизнь. — Времени у нас полно, Иноске. А я бы с радостью послушала, как Канаэ-сан пыталась тебя убить. — Цуюри подсела ближе к огню и ожидала услышать захватывающую историю приключений Канаэ прямо из первоисточника. Иноске вздохнул, ещё пару секунд раздумывал, но в итоге сдался. Этот серьёзный взгляд Канао Цуюри мало кто смог пережить и при этом отказать ей.***
Заночевав в лесу, набравшись силы и энергии, все топали в приподнятом настроении. С каждой пройденной милей деревья росли всё реже, а вскоре перед ними и вовсе расцвёл неимоверный пейзаж. Небо ярко-голубого цвета раскинулось над их головами, лишь изредка укрытое перистыми облаками. Впереди величественно, как владыка долины, стоял горный хребет, усеянный тут и там зелёными пятнами, а ближе к вершине — белыми корками снега. Прямо над самой высокой горой возвышался царь-солнце, играя лучами на белоснежных верхушках. Зеницу несколько раз моргнул, отпугивая мираж. Но прекрасный вид не исчезал, а продолжал радовать глаз. — Мы на юго-востоке, — кратко отметила Канао, сверяясь с компасом, что перестал барахлить сразу, как они покинули территорию Тёмного леса. — Я знаю, где мы. — Агацума сделал уверенный шаг вперёд, сверху вниз смотря на залитую солнцем долину, что протянулась прямо под ними. — Это горный хребет великанов. У подножия самой высокой горы, — парень ткнул пальцем вперёд, — находится моя деревня. Подумать только, я в нескольких десятках миль от дома. — Здесь так красиво! — Незуко буквально пищала от восторга. Ей, не покидавшей пределов собственной деревни, всегда казалось, что красивее своего дома в мире места нет. Но теперь она знала, на земле есть такие прекрасные уголки, как этот. — Незуко, а тебе не страшно, что ты… — начал Генья, но запнулся, боясь своими словами как-то задеть её. — Что я на солнце? — закончила за него демоница. Она демонстративно потянулась руками к солнцу, словно подсолнух, ищущий источник своего существования. — Нет, я ведь не обращённая. Солнце ничего мне не сделает. Обидно даже, что моя бледная кожа не может загореть. — Незуко хихикнула. Это верно. Солнце не несло никакого вреда для её тела, но и польза в виде идеального бронзового загара была ей недоступна. Своей слегка болезненной бледностью она могла бы посоперничать с Канао, но и её цвет лица уже пришёл в норму после длительного отдыха. — Как по мне, загар тебе и не нужен, Незуко-чан, — Зеницу таки вырвался из ностальгических лап и улыбнулся ей. — Ты и так прекрасна. Как цветы лотоса. — Его медовые радужки сияли в лучах солнца, и в них было столько нежности, что запросто хватило бы на весь мир. Но Зеницу предпочитал дарить нежность только одной Незуко. — Может, наведаемся ко мне домой? Я познакомлю вас с дедушкой. Можно будет вкусно поесть и поспать на мягких футонах, а не на холодной земле. Мы же сможем ненадолго остановиться, да? — Агацума пронзил Канао умоляющим взглядом. У охотницы был точный план их маршрута, от которого она не планировала отходить ни на шаг. — Отличная идея, как по мне. Остановимся на пару дней, восстановим силы, запасы провизии и лекарств. Что думаешь, Канао? — Танджиро очень понравилась эта идея. Побывать в гостях у Зеницу ему давно уже хотелось. — И правда, хорошая идея. Нам в любом случае нужно будет пересечь хребет. Раз Зеницу жил в здешних местах, нам не составит труда перейти эти горы. Можно задержаться на денёк. — Канао улыбнулась. Она и сама давно мечтала оказаться в цивилизации и банально принять горячую ванну. Охотница полезла в сумку за картой, но Зеницу вовремя её остановил. — Я знаю эти места как свои пять пальцев. Мне даже не нужны карты. Для начала нам нужно спуститься в долину. Её называют глазом Циклопа. Глупое название, конечно. Пойдёмте. Нужно успеть спуститься до захода солнца. Только оно сядет за гору, здесь будет кромешная тьма. — Агацума воодушевлённо вёл друзей по склону вниз, попутно рассказывая байки о родных краях. Какие-то были правдивыми, какие-то — просто сказками. А что-то парень сочинял прямо на ходу, отвлекая ребят от боли в ногах. Повезло ещё, что они спускаются вниз, а не идут в гору. Как и рассчитывал Зеницу, они спустились в долину, как раз когда солнечный диск опускался за гору. Небо окрасилось во всевозможные тёплые оттенки. Начиная лиловым и кое-где заканчивая карминовым. Небо будто горело, пылало ярким огнём, и это было воистину прекрасно. Незуко в который раз заворожённо наблюдала за плывущими между ярких красок облаками. Зеницу заверил её, что ночью здесь ещё красивее, ведь звёзды будто на ладони. И правда, разбив лагерь и устроив посиделки у костра, никто не мог отвести глаз от чистого, залитого тёмной материей неба. Каждая звезда была так неимоверно далека, но казалось, стоит протянуть руку — и вот она, сидит у тебя на ладони, источая холодный белый свет. Зеницу рассказал, что его деревня по ту сторону горы, указывая в направлении, к которому они и двигались. Конечно, подниматься, а затем спускаться вниз им не придётся, стоит лишь преодолеть долину, которая впадает в ущелье, что ниже уровня моря. Именно там и развилась деревенька, где он вырос. Через ущелье течёт горная река, поэтому им просто стоит идти против течения, чтобы выйти на первые селения. — Вода из этой реки очень чистая и полезна для здоровья. В моей деревне есть обычай, что каждый мальчишка по исполнению ему шестнадцати должен окунуться с головой в эту реку, чтобы полностью смыть с себя все детские обиды, предрассудки и убеждения и смело, очищенным от всякой скверны, ступать во взрослую жизнь. Конечно, всё меньше ребят следует этому обычаю, но я верю в его действие. — Агацума улыбнулся. Он всегда был слегка суеверным. При себе он держал амулеты богов покровителей. По выходным на пару часов пропадал в храме. Любые события он списывал на мистику или немилость богов. И порой Танджиро не мог разобраться — хорошая ли эта черта или всё-таки не очень. Разговоры утомляли не меньше чем спуск с холма, и все уснули крепким сном под треск веток в костре и сияние миллиардов звёзд над головами. Без завтрака и лишних прелюдий команда отправилась в путь, не желая упускать ни одной лишней минуты времени. Каждая зря потраченная минутка отдаляла их на десяток шагов от заветной цели. Канао мечтала о ванной. Незуко и Иноске о том, что наконец-то поужинают чем-то съедобным. Аой разделяла желания Канао, грезя о горячей ванне, а лучше об онсэне и мягкой хлопковой юкате, в которую завернётся после купания. Генья желал тишины и покоя, где он наедине с собой сможет подумать. Танджиро, как и Зеницу, не терпелось увидеть ряды деревянных домиков и магазинчиков. Пару часов непрерывного пути — и показались первые одинокие дома. Люди, что жили, как сказал Зеницу, «на отшибе», чаще всего спускались в деревню за самыми необходимыми вещами, в частности, за лекарствами и едой. Спускаясь всё ниже, домов становилось больше, и вот они уже гуляли по просторной площади, посреди которой одиноко стоял колодец. Рядом с ним играли дети, бросая в него медные монеты и мелкие камушки. Из закусочной, где подавали очазуке, доносился визг какой-то женщины, что кричала на незаплатившего посетителя. Из окна какого-то дома выглянула красивая девушка в цветастом кимоно, приветливо помахав прибывшим. Агацума отвернулся от неё, залившись краской. Почти у границы деревни парень остановился у самого огромного дома, что больше напоминал особняк. Не такой большой, как у семьи Кочо, но явно самый большой в этой деревне. — Ты здесь живёшь? — поинтересовался Хашибира, издалека уже прикинув, насколько же помпезное жилище у деда этого хлюпика. Зеницу коротко кивнул. — Вот это круть. Агацума не ожидал другой реакции. Дом у Куваджимы и правда был помпезным. И на кой чёрт он построил его таким? Зеницу всегда мучил этот вопрос, но дедушке он его ни разу не озвучил. Было слишком неловко спрашивать о подобном. — Дедули нет дома. Скорее всего, отправился в горы, медитировать. Думаю, он не будет возражать, если мы войдём, — отчеканил Зеницу, ступая по знакомой мощёной каменной дорожке. Столько воспоминаний сразу хлынуло в голову, что он чуть не расплакался. Вот здесь, именно на этой дорожке, он не одну сотню раз спотыкался в детстве, царапая коленки и локти. Здесь, на этой дорожке, он играл с братом в мяч. Справа раскинулся пышный сад, что благоухал цветами персика. Именно там он прятался от дедули, когда тот заставлял его упражняться. И там же он вместе с братом срывал доспевшие персики и жевал их в тени дерева, пока не начинало мутить от самого слова «персик». В этом помпезном деревянном коттедже он провёл всю свою сознательную жизнь, бегая по его коридорам и прячась в одной из многочисленных спален, когда они с братом играли в прятки. — Дом, милый дом, — прошептал Агацума, раздвигая сёдзи, чтобы впустить друзей. Опрятная прихожая и длинный коридор в обе стороны. Как же приятно быть дома. — Снимайте обувь перед тем как войти. — Зеницу первым стянул туфли и ровно сложил их на гэнкане. Остальные последовали его примеру. — Комнат здесь больше чем достаточно, так что можете выбрать любую, какая будет открыта. В каждой по два набора постельного белья. Ванная вон там, — Зеницу указал в угол коридора, — прямо и направо. Но если не хотите ждать, пока ванная освободится, в деревне есть общественная баня. Делайте что хотите, только ничего не сломайте. Отвечать же буду я своей головой. — Парень серьёзно посмотрел на Иноске. Вот кого не стоило тащить домой, так это дикого кабана, который даже не знает, что обувь нужно ставить носками к входной двери. Зеницу оставил друзей на самих себя, зная, что они все — почти все — ответственные люди и смогут о себе позаботиться. Ноги несли его к собственной комнате, в которую он не заходил уже целый год. Сёдзи бесшумно разъехались. Окна были открыты, впуская в комнату свет и свежий горный воздух. Постель сложена и убрана в шкаф. В вазе на письменном столе стояли свежие лилии. Мечник упал на колени совсем без сил. — Дедушка, я дома.***
Ближе к вечеру, когда все наконец-то освободили ванную, запросили ужин. В семье Зеницу не принято оставлять гостей голодными, поэтому ему одному пришлось готовить ужин на целых семерых человек. Столы ломились от количества вкусностей. Тут тебе и рисовые лепёшки, и креветки темпура. Лапша с овощами и фирменные клёцки Зеницу. Лосось, приготовленный на углях. И персиковый пирог. Не хватало только бутылочки саке для полного празднования, но Зеницу не решился лезть в дедушкины закрома. — Ты сам всё это приготовил, Зеницу? — У Танджиро разбегались глаза, и он не знал, что стоит попробовать первым. — Да, мне не впервой. До поступления в академию одной из моих домашних обязанностей была готовка. — Парень быстро откусил креветку, и зажаренный кляр захрустел. — Вы ешьте давайте. В моей семье принято съедать всё до последней крошки. — Вот такие традиции мне нравятся! — радостно воскликнул Иноске, запихивая в себя всё подряд, будто у них конкурс в поедании на скорость. — Зеницу, твой дедушка сейчас в горах, верно? — Он кивнул на заданный вопрос. — И часто он вот так уходит в себя? — Не сказал бы, что часто. Но порой ему и правда нужно побыть одному. Иногда он возвращается через пару часов, а бывает — через пару дней. Но раз дом не запер, значит, вернётся, скорее всего, завтра утром. — Парень лениво потянулся и вернулся к трапезе. Что ни говори, а домашняя кухня в кругу друзей лучше любого пышного пира в королевском дворце. — Спасибо за еду! — Все свалились на пол, еле шевелясь. Давненько желудок их не был полон. — Как же всё-таки было вкусно! — не удержалась Незуко, раскинувшись на татами в позе звезды. — Вкуснее, чем готовила мама? — резонно спросил Танджиро, довольно жмурясь. — Я этого не говорила! — ответила ему сестра, приподнимаясь на локтях. — Рад, что вам понравилось, — в комнату вошёл Зеницу с подносом, забитым чашками чая. Он уже закончил мыть посуду, перед этим отказавшись ото всей предложенной ему помощи. — Незуко-чан, не лежи на полу, — поставив на столик поднос, Агацума подошёл к демонице, протягивая ей руку. — Простудишься ведь! — Девушка ухватилась за его руку, позволяя ему помочь. — Демоны не болеют, Зеницу-сан. — Она изящно поднялась на ноги, расправляя складки на юкате. — Спасибо. Что-то в её речи расстроило Зеницу. Это уважительное «сан», которое в последнее время Незуко не применяла к нему, снова, как прилипала, терзало его слух. Минутная слабость в его взгляде насторожила юную Камадо. Но Зеницу поспешил выпустить её ладонь из своей руки, быстро улыбаясь. Ароматный зелёный чай дымил у открытого окна. — Уже довольно поздно, так что не будем засиживаться. — Мечник прошёл мимо неё, будто Незуко не существовало вовсе. — Думаю, уже и правда поздно, — рядом, будто из земли, вырос Генья, обращаясь непосредственно к Незуко. Она отмерла и посмотрела на него странным взглядом. — «Что? Почему она такая… расстроенная? Я что-то не так сделал?» — Но только Незуко сообразила кто перед ней, тут же улыбнулась, не оставляя на лице и тени былой грусти. — Да. Ты прав, Шинадзугава-сан. Нужно идти спать. Братик, я пойду уже спать! — бросила она Танджиро, что осторожно принимал чашку из рук Канао. — Конечно, Незуко. Доброй ночи! — Услышав конец фразы, девушка быстро покинула комнату, шагая по пустому коридору. Её не распирали гнев и обида. Нет, она была слишком умна для своего возраста, чтобы реветь и упрекать Зеницу в том, что он просто прошёл мимо неё. Это ничего не значит, ведь, в конце концов, они же просто друзья. И им не обязательно быть всё время вместе и проводить каждое мгновение в компании другого. Незуко сделала глубокий вдох, остановившись у двери комнаты. По ногам прошёл лёгкий вечерний холодок. Они просто друзья, которым не обязательно всё время быть в центре внимания другого. Нет, не обязательно. Чайные посиделки тоже не продлились долго. Генья первым ушёл в свою комнату. В его голове вновь роилась сотня мыслей, над которыми он будет думать следующую ночь. Иноске уснул прямо там, не выдержав высокоинтеллектуальных разговоров. Аой ушла следом, сославшись на плохое самочувствие. Дольше всех сидели Танджиро и Канао. Они прямо-таки расцветали в обществе друг друга, хоть и держались довольно стойко. Зеницу так и хотелось крикнуть им, чтобы они не жались в углу, как котята, а смело выражали свои чувства. Уже всем было известно, что между ними проскочила не одна искра. И, кажется, все переживали за этих двоих больше, чем за собственное счастье. Вот и Зеницу словил себя на мысли, что слишком уж печётся о них. Уверен, Танджиро не даст Канао в обиду, и у них будет прекрасное будущее. Вот только о своём будущем с такой же уверенностью он говорить не мог. Язык не поворачивался произнести вслух, но сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. Влюбился, как мальчишка, ей-богу. Незуко была прекрасна внешне, но и её внутренний мир был неимоверным. То, как она говорит, о чём думает, какая у неё жизненная позиция. Привычки. Любимые занятия. Стремления. Цели. Идеальней девушки уж точно он не встречал за всю свою недолгую жизнь. И как всё-таки трудно признаваться самому себе! Поведать ей о чувствах было не так уж и страшно. Для этого человечество придумало сотню разных способов. Можно объясниться на словах при личной встрече. Написать любовное письмо, вкладывая в каждую закорючку всю свою нежность. Спеть балладу о любви, стоя у её окон. — Почему ты такой идиот? — спрашивал у себя Зеницу, смотря с энгавы на залитое блёстками небо. Какого чёрта ты такой трус, Агацума? Вопрос отбивался от стенок черепа, возвращаясь обратно. Не стоит давить на Незуко своими якобы чувствами, в которых и сам разобраться не можешь. Не лучшее время для конфетно-букетного периода. Зеницу поковырялся носком туфель в земле. Устало посмотрел на дорожку, ведущую к особняку. Здесь разворачивались самые интересные эпизоды его детства. Вдалеке замаячил силуэт. Довольно маленький для взрослого, но достаточно крупный, как для ребёнка. Зеницу прислушался. Знакомый звук бьющейся о камни деревянной палки. Мелкие, но уверенные шаги. — Здравствуй, дедуля, — Агацума поднялся на ноги, встречая дедушку с улыбкой до ушей и распростёртыми объятиями. — Зеницу? Вернулся? — Старик подошёл к нему, позволяя заключить себя в объятия. В ответ он лишь похлопал его по спине. — Не один, как я погляжу? — За приоткрытой дверью можно было заметить чужую обувь. — Привёл друзей? А писал мне, что ни с кем так и не смог подружиться, — Куваджима запыхтел, поднимаясь по ступенькам к двери. — Дедушка, — Зеницу пошёл за ним, попутно прикрывая дверь. — Немного самоуверенно с моей стороны, но я хочу поговорить с тобой. — Я всегда знал, что этот разговор рано или поздно всплывёт. Пойдём со мной, Зеницу. Я тебе кое-что покажу. — Двигаясь по пустому коридору, Агацума чувствовал некий трепет в груди. Мастер Куваджима всегда был проницательным, и Зеницу не сомневался, что дедушка понял тему разговора. Зеницу и в детстве часто задавал вопросы о родне, но каждый раз получая отрицательный ответ, смирился. Ни самих родителей, ни хоть какой-то информации о них он никогда сможет увидеть. — Ты вырос, Зеницу. — Правда? — Мечник приложил ладонь к голове, будто измеряя свой рост. — По-моему, такой же, каким был всегда. — Ты возмужал, Зеницу. Стал серьёзнее. Глядя на тебя, больше не скажешь, что совсем недавно ты ревел как девчонка. — Куваджима засмеялся, но Зеницу и бровью не повёл. Теперь одних слов мало, чтобы вывести его на реакцию. — Мы пришли. — Они стояли у знакомой ему комнаты, в которую он ни разу не заходил, ведь она всю его жизнь была заперта на ключ. — Здесь ты найдёшь ответы на некоторые свои вопросы. — Ключ повернулся в замке. Зеницу ступил в тёмную кладовую. Вокруг много хлама и старых вещей. В дальнем углу, вдали от глаз людских, было спрятано нечто. Предмет, замотанный в белую простыню. Агацума вытащил его в коридор, ближе к свету. Мягкий, но заляпанный чем-то гобелен совсем потерял яркий цвет. Нити давно выцвели, но картинка по-прежнему просматривалась. На гобелене были видны разрастающиеся в разные стороны ветки одного огромного дерева. Тут и там на нём росли совсем поблёклые цветы, под которыми были имена, прочитать которые не представлялось возможным. Почти у самого основания странного дерева очень хорошо сохранилось одно-единственное имя. — Что это значит? Откуда эта штука здесь? — Зеницу побледнел и мог запросто слиться с белыми стенами. Куваджима смотрел на него ровно и с неким удивлением. Он был уверен, что крики Зеницу перебудят округу, а слезами он сможет затопить всю долину. Но парень говорил вполголоса, а на лице ничто не выдавало, что он сейчас разревётся. Со стальным лицом старик вытянул из кармана сложенный вчетверо лист. — Не делай ничего неразумного, Зеницу. — Парень взял лист дрожащими руками, и из него вывалилась фотокарточка. Зеницу развернул лист и начал читать. Почерк был кривой и почти неразборчив, будто кто-то писал на ходу, куда-то торопясь. Дочитав до последней точки, он поднял выпавшую карточку. С фотографии на него смотрела красивая молодая девушка. Её волосы были светлыми, заколотые заколкой с цветами. Пряди, что обрамляли её лицо, были слегка завитыми. На ней кимоно в вертикальную полоску. Будь фотография цветной, Зеницу бы не сомневался, что у девушки были медово-карие глаза. Его глаза. — Зеницу! — Агацума сорвался с места. Только его светловолосая макушка сверкнула за угол, он уже бежал по улице. — Что за шум? — Незуко выглянула из своей комнаты, потирая переносицу. Её разбудили крик и беготня. — Иноске снова во сне кого-то догоняет? — Открыв сонные глаза, девушка смотрела на пустующий коридор, посреди которого стоял один Куваджима, смотря вслед своему внуку. У Незуко сжалось сердце. Что-то случилось с Зеницу.***
В лесу было прохладно, но Зеницу игнорировал озноб, что пробрал его до костей. Он шёл в неизвестном ему направлении, стараясь быть как можно дальше от дома. Подальше от правды. У него были родители. Мама и папа. Возможно, были бабушка и дедушка. Родные. По крови. А потом… в один момент этого не стало. Конечно, он был слишком мал, чтобы что-то понимать. Но теперь-то, в шестнадцать, он достаточно умён, чтобы понимать. Хотя ему очень хотелось вернуться в то время, когда он мог лишь издавать примитивные звуки, непохожие на речь. Ветер выл на вершинах гор, спускаясь в долину, словно снежная лавина. «И зачем ты убежал? Что тебе это даст? Слабак!» — Зеницу пнул лежавший у него на дороге камень, и тот откатился в сторону. Только сейчас он оглянулся вокруг, пытаясь понять, где очутился. — Приплыли. Было бы очень смешно, окажись Зеницу героем комедийного выступления. Обычно в такой ситуации из леса выходит медведь и начинает гоняться за главным героем по кругу, пока зрители, заливаясь смехом, громко аплодируют актёрам. Вот только это больше похоже на дешёвую драму, нежели на увеселительную комедию. Зеницу надеялся на свой слух, но успел уйти довольно далеко от деревни. Сейчас, когда адреналин в крови перестал выделывать кульбиты, ему стало по-настоящему страшно. Ходить ночью в лес тоже можно было, вот только, если знать, куда идти. Потеряться ночью в этой глуши — последнее, что могло бы случиться. Да нападение демона было куда более вероятным, чем это. Вдали послышался треск. Нервы натянулись, как струна, и стало куда страшнее. Может, всё-таки медведь? Они и правда здесь водятся, вот только весьма сомнительно, что какой-то косолапый вышел на ночную охоту за заблудившимися олухами вроде него. Шаги приближались. Веяло опасностью. Существо приближалось, и теперь можно было понять, что ступал человек. Но шаг у него был тяжёлый, словно собственный вес вдавливал его ноги в землю. Снова бежать? Чтобы ещё больше потеряться? Нет, что бы за чудовище на него ни вышло, он встретит его. Шаг. Слишком тяжёлый, будто ноги идущего налиты свинцом. Шаг. Уже слышно дыхание. Такое сбитое. Существо до этого бежало? Ещё шаг. Просматривается силуэт. Точно человек, но… Нечто остановилось, выпучив из темноты глаза. Круглые. Без чётких очертаний радужки. С расплывчатым зрачком. В темноте было трудно понять, какого цвета эти жуткие глаза. Чёрные, как ночь, или отливают синим. — Кто ты? — Зеницу удивился собственному голосу. Бесстрашие так и бежало по венам. Фигура двинулась, а услышав голос Зеницу, вновь остановилась. — Голос, как у неё… — нечто закряхтело, говоря низким, почти что утробным голосом. — Её голос… — Я парень, вообще-то, если ты слепой! — Зеницу выставил руки вперёд, не имея при себе оружия. — Повторю вопрос. Кто ты? — Надо же… — продолжил кряхтеть мужчина, подходя ближе. — Прошло столько лет, а старик Куваджима сдержал обещание… Ну, здравствуй, сын мой. — Перед ним появился высокий темноволосый мужчина. Стоя твёрдо, он слегка покачивался из стороны в сторону, будто был в пьяном бреду. — У меня нет родителей. Они умерли. — На подсознательном уровне Зеницу понимал. И даже чувствовал, что перед ним, как ни странно, родной человек. Но, видимо, и не человек. — Конечно, умерли. В истории, которую придумал Куваджима, все мы умерли. И я, и твоя мать. Ты так похож на неё. У тебя её голос. Её волосы. Её глаза… Зеницу. — Он вздрогнул, услышав, как абсолютно незнакомый человек произносит его имя. — Твоя мать была необычайно красива. Казалось бы, что такая прекрасная девушка нашла во мне, демоне-отшельнике? Но твоя мама была добра и чиста сердцем. Мы правда любили друг друга. А потом всё пошло наперекосяк, — его голос больше был похож на рычание зверя. Казалось, у Зеницу сейчас пойдёт из ушей кровь. — Во мне проявились силы демона. Я контролировал их как мог. Но в итоге я убил её. — Демон провёл руками у грудной клетки, показывая, будто разрывает её на части. — Акира умерла из-за меня. — Агацуме показалось, что его глаз провернулся в глазнице на триста шестьдесят градусов. Выглядело это жутко и мерзко. Но теперь он убедился. Его мама. Акира. На гобелене она была под девичьей фамилией. — Почему же ты и меня не убил? — Волнующий вопрос сам слетел с языка. — Я не смог. У меня не хватило духу. — Мужчина развёл руками. Слабо верилось, что духу убить собственную жену ему хватило, а повернуть пальцем в сторону младенца — нет. — Я отдал тебя на воспитание Куваджиме. И он пообещал мне, что как только ты вырастешь, отомстишь за Акиру. И я ждал этого. Столько лет ждал, когда ты убьёшь меня, Зеницу. — Губы расплылись в хищном оскале. Одна мысль о том, что его убьёт собственный сын, приносила ему радость. Только сейчас Зеницу заметил, что у его отца на поясе висела катана. — Она принадлежала твоей матери. Представь себе, она была охотником. — Он бросил катану под ноги Зеницу, с вызовом смотря на него. Пускай сын закончит то, что однажды не смогла довести до конца его мать. — Даже если ты мой отец, я не слышу ничего в твоём голосе. — Агацума и бровью не повёл в сторону катаны. — Ни любви. Ни раскаяния. Ты просто пустая и жалкая оболочка. Твоей смерти не хватит даже, чтобы загладить вину перед раздавленным жуком. Мама не упокоится с миром, если я тебя убью. — Зеницу… — Но я убью тебя только ради того, чтобы ты больше не совершал злодеяния. — Парень поднял катану, направляя остриё в грудь отца. Меч показался ему очень лёгким. Тончайшее лезвие с узором из лилий по краю. Лилии. — Чтобы мама больше не плакала. Никогда. — Зеницу занёс над отцом руки, крепко сжимая ими рукоять. Просто рассечь. В ушах стоял женский плач из его снов. Теперь он знал, что это слёзы его матери. Он убьёт его без сожалений. Без единой эмоции, помимо ненависти и отвращения. Зеницу посильнее ухватился за рукоять и одним взмахом рассёк плоть демона. Кровь брызнула ему на лицо, руки и одежду, но было плевать. Две части тела лежали недалеко друг от друга, начиная рассыпаться пеплом. На лице его отца горела улыбка. Не знать ему покоя и облегчения. В Аду его будут мучить призраки прошлого, а мама будет смотреть на это с небес. Над горой вставало солнце. Весь в крови, но с неким чувством выполненного долга, Зеницу шагал вниз по горе, а солнечный диск над его головой, словно ангельский нимб, указывал ему путь. Небо вновь приобрело яркие цвета, и тут и там его разрезали тонкие облака. Сидя на энгаве, Незуко нервно теребила пояс юкаты. Зеницу пропал на несколько часов и до сих пор не вернулся. Порыв ветра раскинул в стороны её длинные тёмные локоны. Куваджима, расхаживая туда-сюда, уже несколько раз предложил ей вернуться в дом, погреться. Незуко махнула рукой. Она не двинется с места, пока не увидит светлую голову Зеницу. Пока не будет знать, что он в порядке. Пока не заглянет в его медовые глаза в надежде увидеть маленькую копию себя. Ожидание стоило того. У калитки появилась фигура. Светлые волосы. Зеницу. Незуко хотела выбежать ему навстречу, но старик её остановил. Зеницу шагал медленно, а катана, которую он волок за собой, неприятно скрипела по каменной дорожке. Наконец-то младшей Камадо удалось его разглядеть. С ног до головы он был покрыт кровью, что уже успела подсохнуть. Вырвав руку, девушка тут же кинулась к нему. — Зеницу! — Ему показалось, что он ослышался. — Зеницу! — Он поднял глаза и увидел бегущую к нему девицу. Её волосы были растрёпаны, а ноги путались в подоле великоватой для неё юкаты. Ноги больше его не держали, и он свалился на колени. Голова закружилась. Он вот-вот свалится прямо на дорожку, расквасив лицо о камни. Незуко виртуозно присела на колени, умудрившись их расцарапать, и поймала. Его голова осторожно коснулась её груди. Зеницу отключился. Она нежно гладила его по волосам. — Зеницу… всё хорошо. Ты дома. Ты наконец-то дома. Куваджима сразу сошёл с энгавы, заметив, как Незуко буквально проехалась коленями по дорожке, разодрав их в кровь. Но стоило ему подойти ближе, он заметил кровь лишь на камнях, а коленки Незуко были целыми. На секунду его сердце замерло. «О, Зеницу… — Джигоро больше всего боялся, что Зеницу повторит судьбу своих родителей, но теперь, — Ты в надёжных руках…» — Его губы расплылись в улыбке. Незуко, будучи демоном, сейчас источает намного больше человечности, чем у кого-либо.