***
Седьмой гусарский начал накапливаться в лощине ещё до рассвета, и теперь все его люди и лошади были на месте. Сотни копыт дробно обстукивали промёрзшую землю, сотни ноздрей выдыхали клубы пара. В заключительные дни календарной зимы погода менялась с чудовищной быстротой, как будто издеваясь над измождёнными людьми. Вчера днём припекало совсем по-весеннему, и пехотинцы королевской армии поспешили сбросить тёплую одежду, чтобы идти в атаку налегке, а ночью вновь ударили морозы — теперь все отчаянно мёрзли. Восседая на Рональде неподвижно, как памятник кому-нибудь из предшественников, Рейгар ещё раз оглядел своих кавалеристов. После трёх месяцев военной зимы элитная кавалерия представляла собой поистине душераздирающее зрелище. Чёрные гусарские мундиры, такие эффектные в мирное время, износились и оказались совершенно непригодными для современной войны. Полк красиво одетых мальчиков сократился до эскадрона смертельно уставших мужчин: обросших щетиной, пыльных и потрёпанных, с красными от недосыпания глазами. И в то же время — отлично вооружённых, повидавших дерьмо и готовых сражаться до конца. Если не за короля, то за принца. — Ваше высочество! — Ослепительно рыжий Джон Коннингтон шагал к Рейгару. — Вестовой привёз приказ из дивизии. Даже здесь и сейчас он умудрялся выглядеть безупречно: в подчёркивающем идеальную фигуру жакете, перетянутый ремнями, вооружённый изготовленной на заказ длинной саблей и парой револьверов. На любом столичном рауте дамы неизменно увивались вокруг Джона, и он отвечал им любезностями, но не более того. Его одержимость боевой учёбой, а не женщинами, была похвальной, хоть и несколько необычной для молодого гусарского офицера. — Северяне, — продолжил Джон, глядя на Рейгара снизу вверх, — форсировали Трезубец ночью. Сбили наши заслоны и захватили плацдарм на правом берегу. Дивизия хочет, чтобы мы сбросили их обратно в реку как можно скорее. Ближайшие кавалеристы внимательно слушали разговор офицеров, но лишних вопросов никто не задавал. Чем скорее, тем лучше. Ожидание атаки тяготит, зато первые выстрелы быстро приводят души и тела в тонус. И Рейгар ответил: — Хорошо. Мы атакуем немедленно. Восходящее солнце светило Джону в лицо. Он прищурился, вновь поднимая голову — наверное, хотел сказать что-то ещё, но в итоге просто надел шако и двинулся к своему коню. Громких команд не было, и горн тоже не пропел — лишь сам Рейгар медленно поднял саблю над головой и пришпорил Рональда. Стоило валирийской стали сверкнуть под утренним солнцем, как полк тотчас пришёл в движение. Копыто в копыто, ноздря к ноздре, точно единый организм. При виде ста тридцати храбрых гусар на великолепных дорнийских скакунах сердце переполняла гордость. Потрёпанные, да, но кому нынче легко? Остальные войска — и королевские, и мятежные — выглядели ещё хуже. Рейгар знал, что расположившиеся по ту сторону поля враги с тревогой всматриваются в горизонт, откуда на них вот-вот должна вылететь неудержимая лавина Седьмого гусарского. Ничто на войне не может сравниться с магнетизмом кавалерийской атаки. А смертельная скачка была самым красивым, почётным и жутким её моментом. С дистанции в тысячу шагов можно было увидеть, как люди в серых шинелях торопливо снимают с передков и выкатывают на огневые позиции свои пушки. Это были артиллеристы северян. Земляки Лианны. Мятежники. Рейгар снова отсалютовал саблей и проорал «Вперёд!», приказывая перейти с рыси на галоп. Серые шинели. Серая сталь. Серые глаза Лианны.***
— Я уезжаю, чтобы сражаться с мятежниками. Весьма вероятно, что мне придётся убить какое-то количество твоих соотечественников. Рейгар произнёс это, стоя на крыльце виллы «Радость». Далеко-далеко от Королевской Гавани и Трезубца, в предгорьях Северного Дорна. Среди прохладной тишины поздней осени и ароматных кедров. Остановившаяся на несколько ступеней выше Лианна опять смотрела на него сверху вниз — как-то само собой получилось. За последние недели её лицо стало непривычно серьёзным, а животик — заметным. Она почти перестала обидно шутить и материться, и Рейгара очень пугали эти перемены; в сущности, войну стоило выиграть хотя бы ради возвращения той прежней северной волчицы. — Береги себя, Дракош. — Она наклонилась и поцеловала его в нос. — Попрошу об одном: не причиняй зла Старкам. А в остальном... исполни свой долг перед Королевством. Это был последний раз, когда он видел Лианну.***
«Бам-бам-бам!» — то, что он сперва принял за частый барабанный бой, оказалось пушкой Гатлинга, стрелявшей точно по ним. Рейгар повернул голову налево: там жеребец эскадронного сержанта нёсся в атаку без седока. Скакавшему справа рядовому пулей снесло половину головы, но тело осталось в седле, и лошадь несла его вперёд ещё сотню ярдов, прежде чем мертвец наконец упал, и она понуро побрела обратно. Просто удивительно, как его самого не зацепило. Рейгар больше не смотрел по сторонам — припал к холке Рональда, вцепившись обеими руками в поводья, и полностью сосредоточился на скачке. Орудия впереди выплюнули первые дымки, и снаряды разорвались совсем рядом. Комья промёрзшей земли летели подобно шрапнели: один из них ударил Рейгара в бок, другой — в ухо, едва не выбив из седла. Боковым зрением он увидел, как несколько лошадей рухнули, как подкошенные игрушки, увлекая за собой всадников. Второй залп лёг у него за спиной, а третьего уже не случилось: клинки выскочили из ножен в поисках крови. Гусары ворвались на вражеские позиции, стреляя на ходу из револьверов и круша саблями всех, кто попадался на пути. Северяне пригнулись в своих наспех вырытых траншеях, когда кони пролетали над их головами: лишь немногие сообразили выставить вверх штыки. Рейгар очутился прямо напротив «Гатлинга», обслуга которого пыталась заменить пустой магазин. Он ударил ближайшего артиллериста сверху, и сабля раскроила тому череп почти до подбородка. Его товарищ выронил из рук заряженный магазин для «Гатлинга», намереваясь подхватить с земли винтовку, но капрал из эскадрона Коннингтона сшиб северянина с ног, использовав свой карабин в качестве короткой пики. Некоторые гусары бросились дальше, другие спешились у траншей, чтобы очистить их в рукопашной схватке. Джон Коннингтон въехал в траншею прямо на коне и только на глазах Рейгара зарубил как минимум троих северян; несколько гусар следовали за Джоном, убивая всех, кто оказывал сопротивление. Жеребец эскадронного сержанта отирался рядом, явно не собираясь выходить из битвы даже после потери хозяина. Ещё один гусар спрыгнул с коня на скаку и голыми руками душил оказавшегося под ним артиллериста. Рейгар бывал в бою и раньше, но эта рубка выдалась какой-то особенно озверевшей. В тот момент, когда он стрелял из револьвера в одного из врагов, неведомо откуда взявшийся северянин выскочил из дыма прямо перед мордой Рональда. Рейгар успел рассмотреть его перекошенное лицо и надвинутую на глаза шапку из овчины, которая когда-то была белой, а вот нацелить револьвер на нового противника не успел. Северянин всадил штык коню в шею, и бедняга Рональд закричал почти по-человечески, падая на бок вместе с наездником. Приземление на мёрзлую землю оказалось очень жёстким даже при том, что Рейгар успел сгруппироваться. Он ожидал от северянина новой атаки, но тот почему-то оставил винтовку торчать в раненом животном и попытался скрыться в дыму. То ли не смог вытащить штык, то ли просто узнал принца и перепугался. Независимо от причин Рейгар не собирался его прощать — перегнулся через тушу коня и выпустил несколько пуль обидчику в спину. Окутанное едким пороховым дымом поле брани напоминало слоёный пирог из людей, лошадей и оружия. Чёрные мундиры перемешались с серыми шинелями, живые — с мёртвыми. Поднимаясь на ноги, Рейгар решил, что наверняка сломал ребро или два. Надо поймать чью-нибудь осиротевшую лошадь и возвращаться в бой. Левое ухо совсем ничего не слышало. В правом кричали: — Дави ублюдков! Силуэт всадника проскользил мимо брошенной пушки, и Рейгар окликнул его: — Эй, гусар! Как развивается наша атака? Кавалерист остановился в трёх шагах от него, и лишь тогда Рейгар понял: никакой это не гусар. Проклятые драгуны из Винтерфеллского полка тоже носили чёрное. Пару секунд они разглядывали друг на друга, словно два идиота, а потом драгун вскинул карабин и выстрелил поверх лошадиной головы. Рейгару даже показалось, будто промазал. Он швырнул ему в лицо пустой револьвер и немедленно проткнул ошарашенного драгуна саблей. Силы вдруг резко покинули Рейгара. Вытекли вместе с кровью. Он опустился на колени рядом с убитым. Выронил саблю. А затем и вовсе упал. Было больно, и он даже не знал, от чего больше: от пулевого ранения или мысли, что увидеть Лианну больше не суждено. Дракон убит драгуном. О такой возне песню не напишут. Глупо получилось. Лёжа на боку, он видел, как ветерок колышет гривы мёртвых дорнийских скакунов. — …Принц ранен! — Джон спешил в его сторону, сжимая по револьверу в каждой руке. Он где-то потерял головной убор, и густая шевелюра рыжела сквозь дым. — Рейгар! Пока Коннингтон рядом, я могу отпускать тебя на войну со спокойной душой, говорила Лианна. Будет прикрывать твою задницу. Похоже, Джон сплоховал. Но Рейгар тоже виноват, ведь он и сам обещал себя беречь. — Вражеская кавалерия! — кричали. «Уо-о-о-о-о», — кто-то дул в горн. Наверное, друзья того драгуна подъехали. — Мы отходим, прикрой! — распорядился Джон. Часто-часто захлопали ружейные выстрелы. Вопили совсем нечленораздельно. Звенели скрестившиеся сабли. Рейгара взвалили на плечо, и его глаза оказались на уровне задницы Джона. Это был последний раз, когда он видел Джона.