3
У Тамриса рыжие волосы - светлые, мягкие, ничуть не похожие на жёсткую тёмную гриву Инквизитора. У него острое лицо, тонкий нос и губы настолько совершенной формы, что Алларос дивится: как он мог не замечать этого раньше. Кожа Инквизитора чистая, даже родинок почти нет, а по ключицам Тамриса золотом рассыпались веснушки - их хочется целовать, целовать постоянно, каждый день, каждую ночь. Тамрис хрупок и узок в плечах, как все эльфы, Тамрис на год младше Аллароса, на лице Тамриса нет ни единого шрама - только свежий валласлин. Тамрис ничем, совершенно ничем не похож на Инквизитора, и это лучшее в нём. Алларосу нравится зажимать его в укромных уголках Скайхолда в самые неподходящие моменты, когда в запасе едва ли пара минут и успеваешь только раздразнить друг друга. Прикосновения словно становятся ярче, когда на них нет времени, а в сотне ярдов ждет раздражённый командир. В подходящие времени тем более терять нельзя: они служат в разных отрядах и не так уж часто бывают в Скайхолде одновременно. Алларосу нравится искренность и открытость, с которой Тамрис выплескивает свои эмоции. За этот год он так устал держать всё в себе, что возможность выдохнуть наконец кажется подарком богов. После сцены в таверне скрывать от него что-то бессмысленно; правду Тамрис принимает с неожиданным спокойствием, почти равнодушием. - Ты мне безумно нравишься, Ал, - смеётся он. - Но, поверь, тонкими чувствами тут и не пахнет. Он не чувствует себя заменой, не чувствует себя лекарством от неудачной любви, и это Аллароса покоряет. У Тамриса есть свои демоны, он чует это безошибочным нюхом охотника, но лицом к лицу с ними столкнуться не доводится. Те два-три дня в месяц, что они проводят вместе, им не до разговоров. Быть может, это неправильно, но стать близкими друзьями и делиться задушевными переживаниями они не стремятся. Откровенный разговор у них произошёл лишь однажды, в самом начале, - если это можно так назвать. - Ты поэтому был такой чёрный, когда мы ездили к долийцам? - любопытствует Тамрис, провожая взглядом небольшую процессию у ворот. Они сидят на крепостной стене Скайхолда, и двор отсюда как на ладони. Алларос очень сочувствует Инквизитору с товарищами - с памятной пьянки не прошло и суток, а их уже сдёрнули куда-то срочные дела. И как никогда рад, что так и не вошёл в ближний круг. - Угу. Тамрис поворачивает лицо к нему, смотрит испытующе и с сомнением. - Ты ведь понимаешь, что эта твоя похвальная решимость - жест отчаяния в чистом виде? Алларос со вздохом убирает волосы со лба: - Я, может, и идиот... Но всё же не настолько, чтобы упустить хорошую возможность отвлечься. Как ни странно, Тамриса такой ответ удовлетворяет. Он согласно хмыкает и отвечает: - Я бы тоже не упустил. Они снова смотрят вниз, откуда слышится басовитый хохот. Там Сэра запрыгнула на спину к Быку и командует маршировать на выход, а Инквизитор торопится за его широкой поступью и что-то укоризненно выговаривает. Отчего-то сразу ясно, что он завидует Сэре смертельной завистью и не сидит сейчас на её месте только потому, что не успел первым. - Лидер, - бормочет Алларос. - Символ. - В отцы мне годится, - подхватывает Тамрис. - Пример всему Тедасу... Они слаженно фыркают, и Тамрис с иронией заканчивает: - Могу тебя понять. Как тут устоять. Алларос смеётся, но ведь в самом деле - как?..*
Всё словно бы вернулось на круги своя. Нет ничего такого, к чему человек не мог бы привыкнуть: когда острая фаза проходит, к Алларосу возвращается привычное чувство трепета и восхищения, от которого сердце лишь тянет, а не выкручивает до боли. В конце концов, напоминает он себе, я всегда знал, что рассчитывать мне не на что. Появляется и непривычное чувство: он начинает скучать по Тамрису. По его иронии, по его заразительному смеху, по горячему взгляду и способности любое времяпрепровождение превратить в увлекательную игру. Это немного пугает, потому что Алларос, демоны побери, не хочет терять лёгкость их отношений. Он знает, что Тамрис не хранит ему верность; не намерен хранить её и сам. Знает, как зыбка их привязанность, и именно за это её ценит. Но знает также и то, что с Тамрисом ему хорошо - не только в постели. Однажды они не видятся два месяца, и когда Алларос наконец-то сталкивается с ним на конюшнях Скайхолда, он бросает повод своей усталой лошади, стремительно шагает навстречу и так стискивает Тамриса в объятиях, что тот смеётся от изумления. Жадно утыкается в мягкие волосы, вдыхает запах костра и леса и затыкает уже начавший балаболить что-то рот поцелуем. Ему плевать, кто на них смотрит: он не обнимал эту занозу почти восемь недель, а это очень, очень долго. - Я уже начал думать, что вы никогда не вернётесь из этих клятых лесов, - хрипло выдыхает он спустя долгую минуту. - Я тоже, - улыбается ему в ответ Тамрис, и смотрит так радостно, почти влюбленно, что у Аллароса что-то громко трескается в груди, и он целует его вновь. В реальность его возвращает чувствительный тычок в спину и приказ вначале закончить с лошадью, а потом уже обжиматься с кем и где угодно, только с глаз подальше. Алларос не может, просто не может разжать руки, но он давно научился совершать невозможное. Не в таких масштабах, как Инквизитор, конечно, но вполне неплохо для одной крохотной личности. Меньше, чем через час он уже со стоном упирается лбом в стену в какой-то кладовой, а острые эльфийские зубы впиваются ему в загривок. Он уже не помнит, когда в последний раз был так счастлив.*
Утром они прощаются вновь. На этот раз отбывает Алларос: работа ждёт в Вольной Марке, где нужны не просто местные уроженцы, а местные уроженцы, хорошо знающие те леса. По понятным причинам долиец, выросший в тех местах, осведомлён о них лучше горожан. - Не задерживайся, - напутствует его Тамрис. - Нам есть что наверстать. Алларос усмехается: - Обязательно передам это Хардинг. Она поймёт, насколько серьезна моя причина закончить со всем поскорее. - Хардинг - жестокая женщина, - зеркалит его усмешку Тамрис. - Лучше говори сразу с его милостью. - Его милости там не будет, увы. - Будет, - огорашивает Тамрис. - Он собирался в Оствик. Обсудить какие-то дела в Круге, навестить родных... - Это он сам тебе сообщил? - Нет, миледи тайный канцлер доложила. Ал, ну что ты как ребёнок, у тебя же уши ещё длиннее моих. - Мы едем в глушь, не в город, - возражает Алларос из чистого упрямства. Он чувствует, что Тамрис прав, но очень уж не хочется это признавать. - А кого вы должны туда проводить, тебе уже говорили? - Нет. - Если не Инквизитора, желающего найти путь к каким-нибудь жутко важным развалинам, то с меня по возвращении золотой. - Хорошего же ты мнения о моем кармане! Тамрис коротко смеётся: - Не давай Инквизитору скучать. Тон у него лукавый, подначивающий, в зелёных глазах плещутся смешинки. Алларос невольно улыбается им в ответ: - Скорее, это Инквизитор не даст скучать. Никому. - Ах, что за талант! - закатывает глаза Тамрис. - Что за редкостный дар - собирать на свою Андрасте благословенную задницу все окрестные несчастья! Лишь великим такое дано. Он фыркает, а затем порывистым движением притягивает Аллароса к себе и впивается в губы нетерпеливым поцелуем. Почти таким же, как прошедшей бурной ночью; почти таким же, как в тот далёкий первый вечер. Алларос уже скучает. Митал энансаль, они так долго не виделись, и уже приходится расставаться вновь. Насколько затянется поездка - неизвестно, и уж тем более неизвестно, куда отправится Тамрис и когда в следующий раз вернётся в Скайхолд. Казалось бы, они делают одно дело - но почему же всё время так далеко друг от друга? - Почему ты не едешь с нами?.. - Никогда не был в Вольной Марке, - бесхитростно признается Тамрис. Прижимается к нему всем телом, цепляется пальцами за крепко затянутый пояс, в бессилии скользит ниже и сжимает ладонями ягодицы: - Фен'Харел побери, Ал, ну почему на тебе эта сбруя! - Без неё я бы точно опоздал к отправлению, - голос всё более хриплый, всё менее разборчивый. Кожа у Тамриса свежая, горьковатая, как и его губы; оторваться от неё - преступление, и Алларос успевает распробовать её до пульсирующей жилы в основании шеи, прежде чем их прерывает насмешливый голос: - Ты и так опоздаешь. Так и знал, что найду тебя здесь, негодник. Дориан вплывает в конюшню - царственно, и насмешливо склоняет набок голову, ничуть не стесняясь разглядывать их в упор. Они с Тамрисом стóят друг друга: тот с не меньшим любопытством пялится в ответ, а сам Алларос, хоть и отрывается от шеи любовника, даже не думает выпускать его из объятий. - Нет у тебя ни совести, ни сострадания, - вздыхает он. - Напротив, - живо возражает Дориан. - Я полон заботы о ближних! Вот прямо сейчас спасаю тебя от гнева старших по званию, который непременно обрушился бы на тебя после получасового опоздания. И от ужасно неловкой сцены заодно, поскольку Инквизитор войдёт сюда максимум через минуту. Алларос, не сдержавшись, произносит пару непечатных слов. Тамрис заливается смехом и выворачивается из его рук. - Дориан прав, ты бы этого не пережил, - невинно пожимает плечами он в ответ на укоризненный взгляд. Алларос не спорит. Вместо этого он молча толкает Тамриса в плечо, заставив того отступить от неожиданности и упереться спиной в стену. Перехватывает запястья, резко припечатывает их над головой и целует его преувеличенно собственнически. Целует долго, нетерпеливо, голодно, словно пытаясь насытиться и за минувшую разлуку, и за грядущую. Сделать это за минуту решительно невозможно, но и Алларос, и быстро позабывший про изумление Тамрис очень стараются. Дориан за спиной страдальчески вздыхает. - Дождись меня, - негромко требует Алларос, прислонившись лбом ко лбу Тамриса. Тот безмолвно кивает, и в его глазах пляшет голодное пламя с отсветами обожания. Только тогда Алларос отпускает его и отступает на шаг. Оборачивается к Инквизитору, коротко, с почтением склоняет голову: - Ваша милость. Тамрис повторяет его поклон и с вежливым извинением выскальзывает наружу. Уши у него пылают. Алларос ни на секунду не сомневается, что вовсе не от смущения. Зато Инквизитор хмыкает слегка неловко, кивает в ответ и направляется к загону с любимой галлой, которую всегда седлает исключительно собственноручно. Алларос с невозмутимым видом проходит к своему коню. - Дориан, - слышит он шёпот, - неужели сложно было предупредить? - Я предупредил, - Алларос словно воочию видит, как Дориан пожимает плечами. - Их. - А надо было нас! - И вы топтались бы за порогом конюшни, ожидая, пока ваши подчинённые трогательно попрощаются? Бросьте, Инквизитор, никто не поверит в подобное мягкосердечие власть иму... Ау! Кажется, болтуна всё-таки настигло возмездие, и Алларос всей душой одобряет беспощадную инквизиторскую справедливость.*
- Здесь. - Ты уверен? Алларос с едва уловимой досадой дёргает щекой, по которой корявыми засохшими ветвями расползлись застарелые шрамы: - Уверен. Не узнать место, где он когда-то получил осколок гранаты в лицо, невозможно. Но и сомнения Инквизитора понятны: они стоят на опушке нетронутого дикого леса, и вокруг не видно не то что подходящих для укрытия мест, а даже намёка на то, что за последнюю сотню лет здесь ступала нога человека. В определённом смысле так оно и есть. Люди здесь действительно не бывают. Алларос легко сбегает по склону вниз, местами проскальзывая и привычно играя равновесием. Склон почти вертикальный, и повторить его манёвр никто не рискует: что Тревельян, что Каллен закованы в броню, мало способствующую гибкости. Алларосу жутко любопытно, примет ли вызов надменная колдунья - она, по первому впечатлению, мало уступает ему в ловкости, было бы интересно... Додумать он не успевает: рядом, мелькнув на периферии зрения, приземляется чёрная пантера. От неожиданности Алларос почти теряет равновесие, и финал спуска получается далеко не таким эффектным, как должен был быть. Пантера ужасно знакомо вскидывает голову, и Алларос готов поклясться, что в золотых глазах светится самодовольная насмешка. - Даже дворец не выбил из тебя старых привычек, Морриган. Незнакомый женский голос, в котором явственно слышна незлая усмешка, раздаётся совсем рядом. Алларос оборачивается к подножию холма и видит её. Совершенно точно - впервые. У женщины, их подстерегшей, длинные белые волосы, собранные в косу, и дивные изумрудные глаза. Их радужка слишком большая для человека; тонкая же фигурка, гибкая, как хлыст, затянутая в лёгкую кожаную куртку, напротив, для человека слишком хрупка. У неё охотничий нож на поясе, чистое, нетронутое валласлином лицо и пронзительный цепкий взгляд. Алларос физически ощущает, как он прощупывает его с головы до ног; чувство, когда женщина переводит взгляд на Инквизитора, сродни облегчению от схлынувшей волны. - Командор, - учтиво склоняет голову Инквизитор. Они с Калленом только-только спустились с холма, едва поспев за лёгкими товарищами. На лице у Каллена волнение пропечатано огромными буквами, видными, наверное от Морозных гор. - Инквизитор, - кивает в ответ эльфийка. - Честно говоря, я ждала вас позже. Морриган оборачивается обратно в человека. Искренняя, непритворная радость, осветившая её глаза, делает её в тысячу раз прекраснее. Встревать в беседу вышестоящих или, пуще того, старых друзей неуместно, поэтому Алларос делает то, что умеет: переводит внимание на окружающую обстановку. Должен же хоть кто-то контролировать приземлённую реальность, пока сильные мира сего решают свои высокие вопросы.*
У эльфийки нет посоха, но в её способностях сомневаться не приходится: вход в пещеру под холмом может открыть только маг. Она провожает их внутрь, где у маленького бездымного костра лежат её нехитрые пожитки, и только там начинает говорить. Голос у неё бесцветный, надтреснутый; от его звучания у Аллароса неприятно колет холодом загривок. - Нам придётся спуститься почти на милю, - ветка в её руке проскребает кривую линию в золе. Судя по её количеству, Сурана провела здесь не один день. - Можно сказать, повезло. Здешние ходы тянутся от Оствика до самого Киркволла, и это лишь поверхностная их часть. - Глубинные тропы? - уточняет Каллен. Губы Сураны трогает блеклая усмешка: - В этот раз, к счастью, обойдёмся без них. Но - да, тоннели нередко пересекаются. Во время Мора некоторые порождения тьмы выбирались здесь наружу. Немногие, к счастью. Алларос рефлекторно скребёт шрам на щеке и едва слышно бормочет: - Хватило. Она бросает на него лишь мимолётный взгляд, но шрам от него начинает жечь, словно свежий. Сурана тревожит Аллароса. Он не может назвать это чувство опасением, недоверием или страхом, нет: просто рядом с ней невозможно расслабиться. Голос Сураны, движения Сураны, взгляд, само её присутствие - всё это натягивает в груди невидимую струну, готовую лопнуть от легчайшего прикосновения. Остальные, кажется, его тревоги не разделяют. Морриган и Каллена слишком многое с ней связывает, а Инквизитор... Инквизитор спокоен, только это ни о чем не говорит. При всей своей открытости, держать себя в руках он умеет прекрасно. - Значит, уложимся за пару дней, - заключает Инквизитор. - Если всё пройдет без происшествий, - уточняет Сурана. Каллен на такой пассаж негромко фыркает, и намёк его ясен без слов. Алларос полностью с ним согласен: в их команде нет ни одного человека, который не притягивал бы к себе неприятности. Ещё некоторое время Сурана описывает маршрут: не дело, если дорогу знает лишь один, остальные должны быть знакомы с ней хотя бы на словах. Затем они располагаются на отдых. Вернее, Каллен с Инквизитором начинают разворачивать мешки, а Морриган с Сураной ещё долго сидят у костра, тихо разговаривая о чём-то, принадлежащем лишь им двоим. Алларос видит, какие смятённые взгляды бросает на них Каллен. Как хочется ему быть сейчас там, с ними, с ней - но права быть с ней у него нет и никогда не будет. Он здесь для того, чтобы встретиться лицом к лицу с призраками прошлого и... быть может - проститься, наконец, с ними навсегда, быть может - чтобы побыть рядом хотя бы эти призрачные мгновения и, чем демоны не шутят, что-то для себя понять. Первое, если здравомыслия у него хоть немного больше, чем у Аллароса. Второе, если он хоть чуточку более везуч. Алларос заворачивается в свой спальный мешок, закрывает глаза. Каллен бряцает чем-то металлическим, тихо ругаясь себе под нос; низкий голос Инквизитора отпускает по этому поводу дежурную шутку. Какое-то время они ещё возятся, перешучиваясь, а затем слышно лишь мерное дыхание и неразборчивые приглушённые голоса женщин. Алларос хотел бы слышать совсем другое дыхание. Более быстрое, более близкое, горячо обжигающее шею. Им с Тамрисом редко доводилось спать вместе в прямом смысле этого слова, и отчего-то именно сейчас его не хватает особенно остро. Ему даже хватает честности признаться себе, почему. Он привык, что Тамрис может излечить любые его сомнения, и совершенно отвык засыпать на расстоянии вытянутой руки от лорда Тревельяна.