«Бабочка в неволе... одновременно так красиво и так душераздирающе»
Руки мои дрожат. Кровь не поступает к кончикам пальцев, и они белеют, немеют, леденеют... как и моё сердце. Оно, конечно, грохочет. Где-то определённо грохочет. Может быть, не в моей груди? Может, где-то на полу? Опускаю взгляд, уставившись на сияющий мрамор и свое размытое отражение в нем, а затем поднимаю глаза на мужчину, стоящего передо мной. Он неподвижен и отчужден, он не сочувствует и не усмехается. Он нем, в то же время, взгляд его так отчаянно о чём-то кричит. Хочется расхохотаться смехом полоумной. Но я лишь размыкаю губы и едва слышно шепчу: — Вы лжёте. — Я никогда не лгу. Эти слова немедленно отправляют меня в нокаут. В моей голове играет похоронный марш, прерываемый лишь инстинктами. Не стой, не стой же! Кем бы он ни был, ты так просто отдашься в его руки, в стены этого жуткого замка? Сама виновата, сама и выбирайся отсюда, глупая! Хлесткая пощечина здравого смысла меня отрезвляет. — Это бред. Это неправда. Я здесь не останусь. — Боюсь, вы вынуждены. — Я вынуждена уйти! — вскрикиваю, слыша, как эхо моего голоса устремляется куда-то в потолок. — Пока вы окончательно не рехнулись... — Лайя, послушайте, — начинает он, протягивая ко мне свои руки. — Не прикасайтесь ко мне. Бросив беглый взгляд на мужчину, чьё выражение лица осталось непроницаемым, я разворачиваюсь и устремляюсь в сторону двери. Ручка мгновенно поддаётся мне, выпуская меня в мрачный, окутанный одиноким холодом коридор. Сердце возвращается на место и стучит, бешено стучит в грудной клетке, а шаг мой стремительно переходит в бег. Нервно оборачиваюсь и облегчённо вздыхаю — он не ринулся за мной. А вдали уже виднеется тусклый свет просторного холла. Стук моих каблуков отбивается от пола и каменных стен глухим эхом. За мной нет погони... неужели он так просто отпустит меня после этих слов? В висках бьётся животный страх, он сбивает дыхание и усиливается в стократ, когда я вижу высокие двойные двери главного входа. Зал пуст, угрожающе пуст, словно в любую секунду из этих многочисленных коридоров на меня повалят стражи. Но они не появляются и тогда, когда я хватаюсь за ручки и распахиваю огромные старинные двери, впуская в замок холодный лесной воздух. Он обжигает мои лёгкие, но я всё равно делаю глубокий вздох. Свобода всего в нескольких десятках метров, она манит меня своей мрачной зеленью, она ждёт, терпеливо ждёт, когда я брошусь в её объятия. В последний раз оборачиваюсь и, обведя обеспокоенным взглядом каменные скульптуры в тёмном холле — единственных, кто преследует меня, стремлгав несусь по многочисленным ступенькам. Ноги не слушаются, а в висках отчаянно бьётся команда: «Не упасть». Высокий каменный забор, обрамленный колючим терновником, становится для меня единственной преградой. Нервно сглатываю, подбегая к ним, и хватаюсь за металлические прутья кованых ворот, на несколько метров устремляющихся вверх. Две двери с лёгкостью поддались мне — здесь удача обошла меня стороной. Слезы уже подбираются к глазам, но я оставляю все свои тирады на потом, думая сейчас лишь о том, как выбраться отсюда. Что мне делать? Остаться здесь и ждать, когда появится кто-то, кто освободит меня? Велика вероятность, что этот кто-то утащит меня обратно в замок, а не выпустит на волю. Нерешительно оглядываясь в сторону пристанища этого психопата, возвращаю взгляд к воротам. Смогу ли я перелезть? Найду ли опору? Сделав глубокий вздох и прикрыв глаза, киваю собственным мыслям. По своей же глупости я оказалась здесь, в лапах какого-то сумасшедшего, и это мой единственный выход. Задрав ногу, чтобы ступня оказалась на металлическом узоре, крепко цепляюсь за прутья и готовлюсь вскарабкаться вверх. Делаю рывок и подтягиваюсь, стараясь не задеть острые пики, выверяю каждое своё действие, оказываясь наверху ворот — осталось лишь перекинуть ногу и спуститься. Сердце колотится, как сумасшедшее, душу захлестывает радость. Неужели мне так просто удалось сбежать, неужели он и правда позволил? Сейчас это не имеет никакого смысла. Осторожно, чтобы не пораниться о наконечники, я разворачиваюсь. Трещит ткань — острая пика всё же задела юбку моего платья. Бросаю клочок ткани и едва сдерживаю визг ликования: замок остаётся по ту сторону забора. К чёрту эти картины, к чёрту прошлое! Выберусь отсюда, заберу Милли и прочь из этой страны, домой, в Англию — всё это слишком для меня. Но сейчас нужно двигаться дальше. Запотевшие от страха ладони не позволяют мне цепко держаться за прутья, и, опустив взгляд, чтобы найти очередную опору, на которую удастся поставить ногу, я вдруг замечаю человека, стоящего у ворот. Он смотрит на меня снизу вверх, сдерживая смех и сложив руки в замок. Слегка качает головой, будто строгий родитель. Всё внутри меня замирает в ужасе. Голова начинает кружиться, а руки ослабляют хватку. — Вам стоило оставить свои туфли на земле, прежде чем лезть на столь высокий забор, — говорит Влад. — Такая шпилька принесла больше неудобств, чем помощи, вы не находите? Все мои надежды на удачный побег вдруг падают и разбиваются на тысячи никчёмных осколков, превращаясь в пепел от его испытующего взгляда. Это мой последний шанс, последний шанс вырваться отсюда, а свобода уже ударяет мне в спину холодным дыханием ветра — решайся! Проигнорировав его слова, я опускаю ногу и вдруг оступаюсь, теряя равновесие. Кто-то выкрикивает моё имя, а я чувствую лишь секундную эйфорию от свободного падения и жгучую боль, беспощадно пронзившую всё тело. — Лайя!***
Густой терпкий аромат лаванды окутывает меня, делает сон мой туманным и вязким. Он прячет меня в тёплых материнских объятиях. Так пахнет детство. Хочу остаться навсегда в ярко-сиреневом лавандовом поле, нежась под лаской этих магических цветов, раскинуть руки и лежать, погружаясь в глубокую летаргию. Этот запах успокаивает душу, маслом разливается по телу, обволакивая его тёплой нежностью и дурманящей истомой. Моё сознание, мои лёгкие, кажется, даже сердце моё насыщается пряным ароматом лаванды, и я утопаю в этом таинственном мареве. Приглушённые голоса доносятся до меня неясными обрывками, заставляя неохотно распахнуть налитые свинцом веки. — Девушка приходит в себя. — Оставь нас наедине, Антон. — Да, Господин. Чарующий запах разжимает крепкие объятия, неохотно выпуская меня из них. Часто моргаю, чувствуя, как боль медленно просачивается под кожу, ломая кости, не отвожу растерянный взгляд от высокого потолка с кованой люстрой. Огоньки её лампочек весело подмигивают мне и в то же время ослепляют, заставляя поморщиться и отвернуться. Незнакомая комната хорошо освещена, и я вижу широкую спину мужчины, облокотившегося о подоконник. Сердце делает кульбит и возвращается в свой привычный бешеный темп, когда память подбрасывает картинки минувших событий: Влад, договор, замок, последний пункт, ворота, моё падение. И как бы в подтверждение воспоминаний поясница начинает ныть, а голова гудеть, будто кто-то с силой сжал её руками. Зажмуриваюсь, пытаясь силой мысли утихомирить боль. Сейчас она больше, чем страх, больше, чем что-либо. — Есть одна легенда... — пленительный голос заставляет с трудом повернуть голову на человека, что по-прежнему стоит ко мне спиной, и сосредоточить всё рассеянное внимание на нём. — Когда-то давно под толщей снега сошедшей с горы лавины девушка по имени Ванда нашла едва живого юношу. Его звали Лал. Всю зиму она заботилась о нём. Так и полюбила. А дома его преданно ждала невеста. Лал захотел вернуться к ней, и отчаяние Ванды привело её к колдунье. Три капли сильно пахнущей жидкости в волосы, как обещала колдунья, заставят юношу полюбить девушку и остаться с ней. Но любовь Лала к невесте была так сильна, что даже это зелье не помогло ему забыть её и быть с Вандой. Однажды он сказал, что уходит, и в желании удержать любимого девушка вылила на себя весь флакон. Вот только этот аромат наоборот оттолкнул парня, и он ушёл. Всю жизнь она провела в одиночестве и страдании об ушедшей любви, ушла в горы и прожила там до самой смерти. Её иссохшее тело нашли пастухи, а там, где раскинулись её волосы, выросли удивительной красоты фиолетовые цветы с дивным ароматом. Цветок назвали Лавандой. В память о Лале и Ванде.¹ Туманная дымка гипноза, в который меня погружает его приглушенный бархатный голос, медленно рассеивается. Тогда я понимаю: головная боль прошла. Свожу брови к переносице и пытаюсь подняться, но боль в пояснице по-прежнему сильная, а потому я лишь всхлипываю и качаю головой. Он наконец поворачивается ко мне лицом. Я вижу тень печали и беспокойства на безупречном лице мужчины, и это ранит меня ещё больше. Влад — причина, по которой я здесь. Он не имеет никакого права выглядеть так. Если только я не перепутала беспокойство с чувством вины. — Зачем ты рассказал мне это? — хриплю я, пытаясь придать его словам смысл. — Ты знала, что лаванда — любимый цветок бабочек? — он чуть склоняет голову набок. — Где бы они ни были, они всегда прилетят на его запах. Всегда найдут его. Слова о бабочках выбивают меня из колеи. Я сжимаю руками шёлковую простынь и едва сдерживаю отчаянный вой. Какого чёрта я здесь, слушаю легенды про лаванду и вдыхаю её дурманящий аромат, когда меня заперли в грёбаном замке с единственной возможностью выбраться — ценой собственной жизни? Собственная обездвиженность сводит меня с ума. Перевожу взгляд на окно и тихо ужасаюсь: вечереет. Милли! Я должна быть с ней, а вместо этого лежу здесь, в замке настоящего психа, без единой возможности встать, а виной тому моя собственная наивность. Пусть сгорят картины, что привели меня сюда. — Не знала, — голос сиплый от подступающих слёз. — Почему я здесь? Я не могу пошевелиться. — Твой поступок, как и большинство твоих поступков, отличился особым безрассудством, Лайя. О чем ты думала, когда лезла на эти ворота? — О побеге и о том, что я попала в логово сумасшедшего, который меня похитил, — пытаясь не разрыдаться, шепчу я. Его взгляд пригвождает мою голову к подушке. Влад вдруг подходит ближе и хмурится, закусив губу, будто в этот момент он думает о чем-то несоизмеримо важном. На нем нет его пиджака, лишь жилетка и рубашка, рукава которой закатаны по локоть. Он действительно выглядит обеспокоенным, и я испуганно вздрагиваю, когда мужчина садится на край кровати. — Но ведь ты сама поехала со мной. Страх превозмогает боль. Оперевшись о локти, приподнимаюсь и подползаю к спинке огромной двуспальной кровати. Ну уж нет. Подбираю колени к груди и натягиваю одеяло до самого подбородка. Слёзы льются из глаз, щёки пылают от гнева. А гнев по большей части вызван бессилием. — Я прошу тебя... — шепчу я, отчаянно качая головой. — Выпусти меня. Я сделаю всё, я выплачу стоимость картин, я буду твоей самой большой должницей... умоляю... моя младшая сестра сейчас с незнакомыми людьми в чужой стране. У нас даже нет родителей. Я — всё, что у неё есть. Ненавижу умолять, ненавижу рыдать перед людьми, но сейчас, когда моя спина разрывается от боли из-за этого нелепого падения, когда я в окружении каменных стен этого жуткого замка, всё, что я могу делать — просить о пощаде. Я забываю обо всём: о магическом погружении в прошлое, об этой таинственной голубизне до боли знакомых глаз, о чувстве дежавю, разъедающем мою душу, о картинах... Меня пробивает крупная дрожь, мне тяжело дышать, а рядом, на краю кровати сидит человек, который лишил меня свободы. — С твоей сестрой всё будет в порядке. О ней позаботятся. Услышав это, я испуганно сглатываю. Кровь отливает от лица. — Нет, нет, нет... — Лайя, послушай... — Никто не посмеет ничего с ней сделать! — голос срывается на крик, животный страх заглушает боль. — Делай со мной всё, что хочешь, только не трогай её. Вижу тень разочарования, мелькнувшую на его лице. Он вздыхает, упираясь локтями в колени и сложив руки в замок. Взгляд устремлен в окно. В испуге оглядываю огромную спальню: она почти пуста. Голые каменные стены с выступами, кованая люстра, антикварная мебель, состоящая из комода, столика рядом с креслом у окна и зеркала. Здесь мрачно, и даже яркий свет не развеет эту тьму. Синие тона делают эту комнату ещё холоднее, и я дрожу, укрываясь тонким шёлковым одеялом. Мне неуютна сама мысль о том, что я нахожусь здесь. Вздохнув, Влад решается нарушить тишину. — Когда ты... когда ты привыкнешь к этому месту, твоя сестра будет жить с тобой. — Здесь? — мой голос срывается. — Да. — Но почему? — Почему? — мужчина разворачивается ко мне всем телом и несколько бесконечно долгих секунд смотрит мне в глаза. Меня будто пронзает ток, обдает жар, а затем в душу врезается мертвенный холод. Я выдыхаю лишь тогда, когда он опускает взгляд. — Как я уже сказал: ты должна отчитываться о проделанной работе. — Ты сказал, что никогда не лжешь. Лёгкая улыбка украшает его лицо. Я видела её всего раз, мельком, но она отчего-то кажется мне такой знакомой, как этот запах лаванды, пару веточек которой лежат у моей кровати... трясу головой и накрываю лицо руками. Соберись, Лайя. — Сандра присматривает за твоей сестрой. Услышав это, округляю глаза и прокашливаюсь. Волна шока окатывает моё дрожащее тело. — Сандра — твой человек?! — В её обязанности входит Милли. Она не навредит ей, так же, как я не наврежу тебе. Сандра привезёт твою сестру сюда, когда ты будешь готова. Не могу поверить. Всё это время Сандра была нанята Владом, чтобы отдалить меня от сестры и похитить её так же, как похитили меня. Она казалась такой приветливой, такой искренней... а теперь она пудрит мозги Милли. Боже мой. Что я наделала? В какую игру вступила? — И Лео?! — вдруг вскрикиваю я, схватившись за сердце. Он отправляет мне вопросительный взгляд. — Лео тоже ты прислал? Влад хмурится, будто мысленно решая какую-то очень сложную задачу. Мысль о том, что Лео тоже пешка в этой большой и непонятной игре, приводит меня в ужас. Но мужчина качает головой и вдруг встаёт, выпустив долгий вздох. Внимательно слежу за каждым его шагом. Он подходит к окну и снова опирается руками о подоконник, вглядываясь в манящую своей свободой даль. — Пойми, Лайя, ты не пленница здесь... Огонёк надежды вспыхивает яростным пламенем. — Значит, я могу покинуть замок? Резко повернувшись, мужчина впивается в моё лицо суровым взглядом. Нервно сглатываю и закусываю губу. — Нет, — резко отвечает он. Чувство, будто я падаю с небоскрёба и разбиваюсь лицом об асфальт. В глазах щиплет от слез. — Зачем, скажи, зачем ты похитил меня?! Зачем держишь здесь? — обида сменяется яростью, выходит за свои границы, и я подрываюсь с кровати, игнорируя дикую боль в спине и подлетая к Владу. Не замечаю, как мои руки начинают колотить его грудь, как сильно он сжимает мои запястья и как оскорбления одно за другим летят с моих уст. — Псих! Извращенец! Выпусти меня отсюда, выпусти! Меня будут искать! Гад! Гнев страшен, он поглощает всё, даже стоящего передо мной мужчину. Я рыдаю и бью его, а когда он прижимает мои кулаки к своей груди, отпираюсь ногами. Я буду пытаться сбежать, я буду жить возле этих ворот, я сделаю всё, чтобы не остаться здесь, сожгу чёртовы картины, но никогда, никогда не стану заложницей. — Лайя, успокойся! — его грозный голос, как ни странно, действует на меня почти безукоризненно. Я резко замираю, задрав голову уставившись на него красными от слез глазами. Спина болит, руки болят, голова болит, и я даже не замечаю, в какой непозволительной близости мы находимся, как тяжело вздымается его грудь, плотно прижатая к моей. Влад рвано дышит, смотрит на мои губы. Его кадык дёргается, когда он сглатывает. Завороженная каким-то глубоким, живущим где-то меж ребёр чувством, я не сразу даю отпор. Лишь спустя несколько продолжительных секунд всхлипываю и отталкиваю от себя мужчину, обнимая себя руками. Его спина врезается в комод, стоящий позади. Губы размыкаются в немом возмущении. — Ложись в постель, Лайя, — глубоким и суровым тоном вторит он. — Тебе нужно восстановить силы. — Для чего? Чтобы стать твоей секс-рабыней? — сквозь дрожь в голосе бормочу я. Мои слова, кажется, приводят в ужас не только меня, но и Влада. Он даже теряет равновесие на долю секунды, и ощущение, словно комната вздрагивает от раската грома, когда он так на меня смотрит, заставляет меня поёжиться от страха. Это не просто злость. Не просто ненависть. Он в бешенстве. Надвигается на меня, будто дикий зверь, а я онемела от страха и стою, упираясь пятками в пол. — Никогда, — угрожающе шепчет он, — не смей. Нести. Подобную. Чушь. Его лицо угрожающе нависает над моим. Он не касается меня, но я словно чувствую его руки, сжатые на моей шее. Так сильно, что даже не могу сглотнуть. Вместо этого гордо вздёргиваю подбородок и тем же тоном ему отвечаю: — Тогда почему ты запер меня здесь? Зачем? — шёпот выходит из-под контроля. Делаю шаг назад, разгораясь внезапно обуздавшей меня злостью. — Продать в другую страну? На органы?! Что, что ты хочешь сделать со мной, Влад?! — Я хочу защитить тебя, чёрт подери! — вдруг громом гремит его голос. Тишина повисает мгновенно. Я отступаю, не веря своим ушам, не веря сердцу, прекратившему своей бешеный стук. От меня остаётся лишь тупая боль в пояснице и слёзы, скатывающиеся по щекам. Но самое страшное в том, что и Влад выглядит так, словно не ожидал от себя таких слов. Его яростный взгляд смягчается, плавно переходя в отчаянный. — Защитить от кого? — слышу свой беспомощный хрип. Он не слушает меня. Отодвигает в сторону, как фарфоровую статуэтку, и направляется к двери. Паника охватывает меня, заставляя ринуться за ним. Хватаю его за плечо, но силы моей недостаточно, чтобы его удержать. — Ответь мне! От кого, от кого ты хочешь меня защитить?! — Антон принесёт ужин, — сухо бросает мужчина, прежде чем рывком тянет на себя старую деревянную дверь и выходит, захлопнув её прямо перед моим лицом. — Нет! — кричу я, избивая твёрдую поверхность кулаками. — Не уходи! Расскажи мне! Выпусти меня отсюда! Влад! Слышу его удаляющиеся шаги. Дёргаю неподдающуюся ручку, бью по двери, скатываюсь на пол и начинаю рыдать, проклиная всех вокруг. Но кого, кого я на самом деле должна клясть, кого ненавидеть? Взгляд из размытого отражения в старинном зеркале нагло врезается в собственное лицо. На меня смотрит измученная девушка с красными от слёз глазами и порванным из-за острых пик платье. Морщусь в отвращении, шарю трясущимися руками по полу в надежде найти что-то тяжёлое и к чертям разбить то, что мне приходится видеть перед собой. Глупая. Наивная. Лайя. Ты всерьёз думала, что эти картины достанутся тебе даром? Правда решила, что эта загадочная связь настоящего Влада и Влада из прошлого тебе не навредит? Уже навредила. Тошно. Сама себя в клетку загнала. Идиотка. Истерика постепенно утихает, вновь давая волю адской головной боли. Обхватываю её руками и на дрожащих ногах встаю. Нужно исследовать комнату, нужно найти хоть что-то, что станет моей надеждой на спасение. Но проблема в том, что я не могу вспомнить даже местонахождение своей сумки с телефоном. Разочарованно вздохнув, подхожу к окну и касаюсь ледяными пальцами решётки. За стеклом — мир. Мрачный, манящий, почти идеальный. Эстетика в чистом виде, тусклой картинкой расстелившаяся передо мной. Острые макушки хвойных деревьев Холодного леса разрезают густой туман. Горы и холмы, мирно склонившиеся над ним, будто охраняют его, прячут от реальности, где нет места чему-то магическому. А там, там определённо место есть! Возможно, где-то меж этих высоких елей спрятан домик ведьмы или лесной феи — она собирает травы, варит зелье, знает язык птиц и прячет огромный сундук под скрипучей кроватью. Та ведьма, к которой обратилась Ванда. А если я найду её, если я попрошу её меня спасти? Спасёт ли она? Встревоженный взгляд находит каменный мост, простирающийся через глубокую тёмную пропасть. Я смотрю на него с высоты нескольких этажей, и он кажется таким крохотным, таким хрупким... как же он выдержал автомобиль, как же не рухнул под его весом? Мост ведёт прямиком к воротам, с которых я так нелепо упала, испугавшись Влада. Если бы я забралась на забор, если бы была у меня такая возможность, я рухнула бы в пропасть, окружающую замок на холме. Удалось бы мне выжить? Представляю, как моё тело летит в пугающую бездну, и в ужасе вздрагиваю. Нет. Это не закончится так просто. — Мисс Бёрнелл? Это Антон. Могу я войти? Поворачиваю голову в сторону двери и задумчиво опускаю взгляд. Здесь никому нельзя доверять, но кажется, у меня нет выхода. — Входите, — бросаю я и отхожу от окна. Слышу, как ключ проворачивается в замочной скважине. Невысокий мужчина во фраке, с густыми седыми волосами и глазами цвета осени заходит в комнату с подносом. Замечаю на нём суп, рыбу с овощами и стакан с соком. Рядом лежит несколько таблеток. Поднимаю на дворецкого испуганный взгляд. — О, не беспокойтесь, — поймав мою панику, спешит оправдаться Антон. — Это всего лишь обезболивающее. Вы сильно ударились, когда упали. Он ставит поднос на столик у кресла и выпрямляется, выжидающе уставившись на меня. Сажусь на край кровати и складываю руки на груди. — Я не буду есть. По-доброму усмехнувшись, Антон вздыхает. Он выглядит так, будто собирается сказать мне что-то, чего на самом деле говорить не должен. — Послушайте, мисс Бёрнелл, Господин не навредит вам. — Откуда вы знаете? — бросаю ему вызывающий взгляд. — Он похитил меня! Держит здесь взаперти... Разлучил с сестрой! Она ещё ребёнок, и я должна оберегать её, а вместо этого сижу здесь. — Поверьте, ваша сестра под надёжной защитой. Как и вы. И когда придёт время, она будет с вами. — Но зачем, зачем защищать нас? От кого? Нам ничто не угрожало. Единственный, от кого нужно меня защищать — это он сам. Антон отворачивается, сжав губы в тонкую полоску. Кажется, мой ответ его не порадовал. Но мне плевать. Меня похитили! Похитили и держат в этом замке! Кто они такие, чтобы утверждать, что я не пленница? Размеренными шагами дворецкий направляется к двери. Хватается за ручку и оборачивается, чтобы одарить меня обнадеживающей улыбкой. — Скоро вы сами всё поймёте. Господин просил передать, что сегодня вы можете не приступать к реставрации картин. Отдыхайте и набирайтесь сил. Страх того, что моя единственная надежда на ответы уйдёт, распирает грудную клетку, и я подрываюсь с кровати, направляясь к Антону. — Пожалуйста, не уходите! — я хватаю мужчину за руку. — Ответьте мне, не оставляйте меня здесь! Всё дело в картинах, да? В том, что я вижу? Влад знает об этом? Лицо дворецкого каменеет. Он упирается в стену за моей спиной пустым взглядом и несколько раз моргает. Его реакция мне предельно ясна. Конечно! Конечно, дело в картинах! Но Антон задумчиво молчит, ни опровергая, ни подтверждая мои слова. Лишь мягко убирает мою руку и улыбается, открывая дверь. — Я приду к вам через пару часов, мисс Бёрнелл, проведу экскурсию по замку. Отдыхайте. — Вы запрёте меня? — голос мой дрожит. — Лишь на пару часов. Эти слова не приводят меня в ужас, но и не успокаивают. Сбитая с толку, я отступаю на шаг, позволяя Антону выйти из комнаты и снова закрыть дверь на ключ. Я остаюсь одна, в окружении собственных мыслей и страхов. Возвращаюсь к кровати, хватаюсь за голову и с надеждой смотрю на таблетки. Облегчат ли они мою боль? Может быть, в пояснице и голове, но ничто не развеет этого мерзкого саднящего чувства в моей душе. В конце концов, если это снотворное — я не против. Хочу заснуть и забыть эту жуткую реальность, на несколько часов погрузившись в покой и умиротворение. Не притронувшись к еде, выпиваю таблетки и подхожу к шкафу, распахивая дверцы. Сердце пропускает удар, дышать становится тяжело, когда я замечаю там свои вещи. Ладони скользят по знакомым тканям, трясутся, когда я отодвигаю ящики в комоде и вижу свое нижнее белье, косметику и предметы личной гигиены. Неужели всё это было заранее продумано? Всё, даже мой ему звонок? Он перевёз мои вещи сюда... — О, Милли, — тихо всхлипываю я, прижав к груди её футболку, которая завалялась в моих вещах. — Ничего, ничего, сестрёнка. Я верну тебя. После того, как верну себя.***
Два часа тянутся паутиной, нагло оплетающей всё моё тело. Эта паутина состоит из мыслей — хаотичных, тяжёлых, пугающих. Они не отпускают меня даже тогда, когда я на долю секунды погружаюсь в неясную дремоту. Всюду вижу его глаза. Они смотрят на меня из каждого угла комнаты: сочувствуют, насмехаются, прожигают. Отмахиваюсь от этого взгляда, как от настойчивого роя пчёл, что жалят меня, а затем сама к нему тянусь. Два часа не проходят даром. Мысли не улетучиваются, наоборот, приводят меня к единому выводу о том, кто я есть и о том, что происходит на самом деле. Испуганное лицо Антона меня на это натолкнуло. Всё дело в картинах. Отрицать сходство Влада из прошлого и Влада настоящего было глупо и бессмысленно. Вероятно, один являлся предком другого, как в случае со мной и Лале, Лео и Асланом... почему же я вижу их прошлое, а главное — как? И как Влад мог узнать об этом, ведь я ни с кем не делилась такой сокрушающей и невероятной правдой? Значит, он знал и о магическом свойстве картин, когда заключал со мной договор. Мысли мои путаются, становятся коконом, из которого не выбраться, но я всё ещё пытаюсь, вспоминая и сопоставляя факты. Тогда единственное разумное умозаключение, к которому я прихожу после непродолжительного мозгового штурма — Владу нужна не я, а моя удивительная способность возвращаться в прошлое. Именно поэтому я здесь. Кажется, это больше похоже на правду, чем то, что он хочет сделать из меня секс-рабыню или продать на органы в другую страну. Большая стрелка старинных часов останавливается ровно на девяти, когда в дверь стучат. Меня радует тот факт, что я наконец покину пределы этой удушающей комнаты и, возможно, смогу найти пути побега. Голова больше не болит, как и спина, и я подхожу к двери, готовая поприветствовать Антона, когда та вдруг открывается и я вижу перед собой другого мужчину. Платок на его шее как всегда элегантно завязан, белая рубашка выглядывает из-за чёрного пиджака, а на чувственных губах цвета спелой вишни застыла полуробкая улыбка. В то же время, взгляд его аквамариновых глаз горит твёрдой несокрушимой уверенностью. Это пламя немедленно перебирается на меня, распаляя гнев и нежелание мириться с новой действительностью. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Влад кивает в сторону коридора.