У свободы вкус сладкий и терпкий, с цветочными и фруктовыми нотками. Свобода — опьяняющий ликёр, и ты выпиваешь его до дна, наслаждаясь каждым оттенком, а вместе с тем и ощущением невесомости. Голова кружится, ты заливисто смеёшься, зная, что этот райский напиток никогда не закончится, и кажется, нет в мире ничего прекраснее тебя и твоей свободы.
Но как и у любой медали, у неё есть обратная сторона: зависимость. Однажды ощутив на губах эту пьянящую сладость, ты уже не сможешь от неё отказаться. Что будет, когда выпьешь её до дна? Как долго протянешь?
Я шла чуть позади, уставившись на напряженную спину мужчины, идущего передо мной. Яркие огоньки многочисленных свечей разгоняли темно-синий полумрак, кажется, бесконечного коридора, а с картин на стенах на меня смотрели люди — испуганные, умиротворенные, властные. Постоянные жители этого замка. Как заколдованные предметы в Красавице и Чудовище.
С губ слетает усмешка. Как иронично.
Услышав это, Влад оборачивается. Встречаюсь с его синими глазами и поджимаю губы. Откуда в этой синеве столько тоски? Он получил, что хотел. Должен быть счастлив.
— Это твоя ванная, — говорит Влад, остановившись у двери в самом конце коридора.
Открыв её, он впускает меня внутрь. Взгляд машинально цепляется за любую деталь, которая могла бы помочь мне сбежать, но здесь даже нет окон. Лишь сантехника в одном стиле, круглое зеркало на стене и шкафчик с различными принадлежностями. Выдержанно и со вкусом.
— Это не моя ванная, — сквозь зубы отвечаю я, разглядывая сияющий кафель.
Он смотрит на меня мельком, улыбается уголком губ и отворачивается, направляясь к выходу. Несколько секунд испепеляю его спину тяжёлым взглядом. Его эмоций всегда недостаточно. Словно это робот, который работает не на полную мощь. Сели батарейки, отказал аккумулятор... что угодно. Хочу ли я увидеть его гнев, его радость, его страсть на всю силу? Ответ очевиден. Он запер меня здесь. Пользуется мной, чтобы...
Картины!
— Я знаю, что тебе нужно от меня, — бросаю ему вслед и выхожу из ванной, не закрывая за собой дверь.
Влад оборачивается. Выгибает бровь и приглашающим жестом указывает в сторону коридора — туда, откуда мы вернулись.
— Любопытно.
— Неужели?
— Продолжай, Лайя.
Мы возобновляем путь. Закусываю губу, пытаясь решить, как преподнести эту информацию. А должна ли я вообще преподносить её? Стоит ли мне говорить о моих погружениях в прошлое, если заведомо известно, что это может мне навредить? Или прекратиться. С другой стороны, Влад вероятно знает об этом. Иначе зачем я здесь, зачем мне реставрировать картины и становиться их хозяйкой? А если я перестану или и вовсе не буду полезной... будет ли он во мне нуждаться? Решение разнюхать правду в ожесточенной схватке борется с инстинктом самосохранения. Если я буду держать рот на замке и играть дурочку, может быть, смогу спасти себе жизнь и своевременно выбраться отсюда. Да. Это должно сработать.
Он приостанавливается, отчего я, погруженная в мысли, вписываюсь в его спину и едва не падаю, если бы не руки Влада, схватившие меня за локти. Удивлённо приоткрываю рот и хлопаю ресницами: откуда такая быстрая реакция? Поразительно. Будто он знал, что я врежусь в него и не удержу равновесие.
Мы стоим в непозволительной близости друг от друга, с моим взглядом на его лице и с его руками, сжимающими мои. Аромат его парфюма одурманивает почти мгновенно, и я вдыхаю эти где-то пряные, а где-то острые нотки, уносясь в далёкие южные страны, так ярко контрастирующие с каменной Западной Европой. Про такие запахи раньше говорили «заморские». Это почти истина. Это почти...
Приди в себя, Лайя.
Внутренний голос оглушает. Приоткрыв рот и изумленно выдохнув, я вырываю руки из его хватки и толкаю мужчину в грудь, на ватных ногах проходя вперёд. Сердце колотится, как бешеное, а кончики пальцев немеют. Прикладываю ладони к пылающим щекам. Это должно прекратиться. Я должна возненавидеть его, особенно сейчас, в этот самый момент.
Но между моей ненавистью и пеленой воспоминаний прошлого есть невидимый, но очень мощный барьер. Он пудрит мне мозги, и я не могу разобраться, какое из этих чувств преобладает, какое является истинным, а какое ложным. Тот Влад, его очевидный предок, и те мелькнувшие в памяти моменты с Лале не дают мне сейчас схватить первый попавшийся шандал и ударить его по голове.
Или дело не в памяти?
— Ты не закончила предложение, — слышу за своей спиной бархатный голос Влада.
— Забудь, — я оборачиваюсь, разбиваясь прямо об эту ребяческую улыбку. Сердце сжимается, а воздуха становится слишком мало. Бросаю беглый взгляд на одну из многочисленных дверей в коридоре. — Что за ней?
— Спальни.
— Зачем так много спален?
Не отвечает. Ну, конечно.
Тем временем, мы выходим из коридора, оказываясь у лестницы, ведущей на первый этаж. Неподалёку есть ещё один коридор, несколько дверей, огромные стрельчатые окна и винтовая лестница, устремляющаяся вверх. Здесь мрачно, и мрак этот пеплом оседает на плечах. Хочется распахнуть окна настежь, впустить свежий лесной воздух, звуки птиц и природы, только не оставаться наедине с этими каменными стенами. Но ночь уже прячет этот замок в своих ледяных объятиях, и мне ничего не остаётся, как спуститься с Владом по лестнице на первый этаж.
Мы останавливаемся в просторном холле. Ночью он выглядит иначе. С одной стороны расположены огромные окна и главная дверь, с другой — ниши со свечами. Здесь пусто и холодно, нет ничего, даже картин на стенах.
— Почему экскурсию проводишь ты, а не Антон? — тихо спрашиваю я, задирая голову и разглядывая высокий сводовый потолок.
Кажется, в эту самую секунду Влад разглядывает меня.
— Ты хотела бы, чтобы это был Антон?
— Да, — ни секунды не колеблясь, отвечаю я.
— Тебе настолько неприятно моё общество? — слышу, как голос его ломается, но он прокашливается и самоуверенно усмехается.
Отправляю мужчине гневный взгляд.
— Когда решу выпить кофе со своим похитителем, я тебя оповещу.
— Хочешь взглянуть на библиотеку?
Когда его ладонь касается моей спины, я вздрагиваю. И снова — не отвращение. Это неприятно, но не омерзительно, и я сжимаю кулаки, направляясь за ним через высокую арку. Мы минуем несколько закрытых дверей и останавливаемся у одной из них. Влад открывает её, впуская меня в мир пленительного запаха старых книг, высочайших гор из шкафов и стеллажей и пылинок, танцующих в воздухе. Вид завораживает. Эхо шагов тонет среди многочисленных полок, и я буквально вбегаю внутрь, точно маленький ребёнок, попавший в магазин детских игрушек. Здесь невероятно. Здесь история. Вековая, сбереженная будто бы только для меня одной история. В глазах моих сияет восторг, когда я останавливаюсь у стола в центре этой огромной библиотеки. Антикварный стул с мягкой спинкой и сиденьем, лампа и маленькая карта библиотеки на столе — это отличное место, чтобы погрузиться в вымышленный или давно оставленный мир. У одного из шкафов есть диван, в углу библиотеки, рядом с лестницей, ведущей на второй её этаж, кресло. Здесь непривычно уютно, по-прежнему мрачно и необыкновенно тепло. Если и мириться со своим похищением, то только в этом раю.
— Вижу, тебе здесь нравится, — заключает Влад, когда я оборачиваюсь к нему со счастливой улыбкой.
Мгновенно возвращаюсь на Землю и сжимаю губы в тонкую полоску.
— Нет, — деловито отвечаю я, гордо вздергивая подбородок и проносясь мимо него.
Мелодичный хриплый смех касается моего слуха. Стараюсь игнорировать реакцию своего тела на каждое изменение в его поведении и требую как можно скорее окончить эту экскурсию. Когда наступит ночь и замок уснет — постараюсь сбежать снова.
Проходит ещё около получаса, прежде чем мы успеваем посмотреть кухню, роскошную столовую и прогулочный холл. Когда мы оказываемся на третьем этаже и входим в пустую неосвещенную комнату, я чувствую панику, разъедающую мою душу. Но щёлкает выключатель, и таинственное помещение озаряется тусклым тёплым светом.
Я мгновенно встречаюсь со своим усталым взглядом в отражении огромного зеркала. Влад стоит за моей спиной, сложив руки в замок, позволяя мне оценить разницу в нашем росте. Нахожусь в незнакомой комнате какого-то грёбаного замка и всё, что делаю — разглядываю наши отражения. Поразительно.
Оборачиваюсь к мужчине, обводя его лицо обеспокоенным взглядом.
— Что это за комната?
— Комната с зеркалом, — спокойно отвечает он.
Смотрю на пустые каменные стены с выступами, а затем снова на это антикварное зеркало, помещенное в серебряную раму.
— Просто комната с зеркалом?
— Ты видишь здесь что-то ещё?
Его вопрос меня задевает. Раздражённо вздыхаю, отправляя зеркалу удивлённый взгляд.
— Зачем ты привёл меня именно сюда?
— Кто знает, может, ты захочешь полюбоваться собой, — его голос хранит в себе будто бы какую-то вековую тайну, и я искренне не понимаю, о чем он говорит. — Пойдём. Я покажу твоё рабочее место, а после ты можешь отправляться к себе.
За душу крепко цепляется нерешенный вопрос. Я всё ещё думаю об этой странной комнате с зеркалом, и мысль эта не отпускает меня даже тогда, когда мы поднимаемся на пятый или шестой этаж, направляясь прямиком к огромному балкону. Белоснежные занавески, похожие на призраков и скрывающие всю красоту румынских видов, танцуют на лёгком ночном ветру. У меня перехватывает дыхание.
— К слову, как твоя спина? Обезболивающее подействовало? Как хорошо, что оно обладает успокаивающим эффектом.
— Не стоит делать вид, словно тебе не плевать, — рявкаю я, пытаясь сосредоточиться на ощущениях.
На какое-то время я забыла о своей боли, а сейчас и вовсе не чувствую её. Как было бы замечательно, если бы эти таблетки залечили и мои душевные раны.
Натянув на лицо гримасу вселенской обиды и всепоглощающей гордости, я прохожу к балкону, когда Влад вдруг останавливается, хватая меня за запястье и разворачивая к себе лицом. Наши взгляды сталкиваются. В горле пересыхает, и я делаю рваный вздох, вопросительно качнув головой.
— Не относись ко мне, как к похитителю, Лайя Бёрнелл, — шепчет он, наклоняя свое лицо к моему.
Сердце делает кульбит и замирает.
— Но это именно то, кем ты являешься.
— Ты не заточена в этом замке.
— Ты сказал, что я не могу...
— Без меня не можешь. Пройдёт немного времени, и я позволю тебе выезжать в город за материалами или за тем, в чем ты будешь нуждаться. Я знаю, насколько ты ценишь свободу и не собираюсь держать тебя в этих стенах.
В уголках глаз скапливаются слезы. Надежда была так близко, когда он сказал, что я смогу покидать замок. Но рядом с ним это будет тем же заточением. Разве нет? В любом случае, это лучше, чем сгнить здесь.
— К тому же, по истечении трех недель ты будешь свободна.
Мой взгляд загорается неистовой радостью. Губы дергаются в улыбке, но я прикусываю нижнюю, вдруг замечая, как изменилось выражение лица Влада, каким измученным и бледным оно стало. Зрачки мужчины расширяются, а хватка на моей руке ослабляется. Он проводит ладонью по волосам и делает шаг назад, отворачиваясь.
В чём дело?
— То есть, это правда? — выдохнув, спрашиваю. — Я буду свободна, как только закончу с картинами?
— Да, — его голос звучит приглушенным.
С души будто спадает тяжелейший валун. Мои плечи расслабляются, а во взгляд возвращается беспокойство, когда я понимаю, что справиться с тремя картинами за три недели невозможно, даже если я буду ночевать возле них. А учитывая мои путешествия в прошлое...
Тем не менее, я решаю прикусить язык. Кто знает, что будет через три недели? Может быть, он сам выгонит меня. Во всяком случае, счёт идёт в мою пользу.
— Но какая тебе выгода от этого? В чем логика твоей щедрости и этого подозрительного снисхождения?
Он смотрит через плечо, но не на меня, а в сторону балкона, скрытого невесомой белоснежной занавеской. Сощуривается, вздыхает и бросает:
— Просто делай свою работу. Это всё, что от тебя требуется.
— Когда я смогу увидеть Милли? — вдруг спрашиваю единственное, что меня волнует.
— Скоро.
Проходя мимо, Влад не удосуживается одарить меня и взглядом. Он направляется на балкон, а я по своему обыкновению следую за ним, предвкушая выдающийся вид.
— Ох, — разочарованно шепчу, осознав, что ночь поглотила все пространство вокруг.
Пламя свечей освещает лишь мольберт, стол, пару стульев и шкафчик с инструментами. Место, где я на протяжении двадцати одного дня буду реставрировать картины, подаренные мне, а на деле же это просто пункт отправления в прошлое. Влад стоит поодаль от меня, задумчиво вглядываясь в чёрную даль и оперевшись руками о широкие балконные перила. О чем он думает, интересно? Каковы его мотивы? И спасусь ли я, если сейчас же столкну его с этого балкона и убегу — к свободе, к сестре, к спасению? Встряхиваю головой, закусываю губу. Оставь эти мысли, Бёрнелл. Ты ведь не навредишь ему.
Где-то в тёмной глубине свободы вдруг раздаются крики летучих мышей, слышны взмахи их крыльев. Сощуриваюсь, пытаясь разглядеть хоть что-то в ночи, и чувствую, как кожа покрывается мурашками от этого писка. Обернувшись ко мне, Влад прикрывает глаза.
— На сегодня достаточно. Завтра утром приступишь к работе.
Невыносимый звук утихает лишь тогда, когда мы уходим с балкона. Это кажется мне странным и пугающим, но я стараюсь оттолкнуть от себя даже самые жуткие мысли, полностью погрузившись в планирование моего ночного побега. Есть ли здесь охрана, может быть, стражи? И ведь нужно найти оружие. Возможно, канделябр? Нет, сперва я должна найти картины и забрать их с собой.
Утонув в водовороте собственных мыслей, планов и предостережений, я не замечаю, как мы оказываемся у двери, ведущей в «мою» комнату. Влад нажимает на ручку и открывает её, а сам отходит в сторону.
— Спокойной ночи, Лайя, — тихо говорит он, посылая толпы мурашек по всему моему напряжённому телу.
Врезаюсь в его лицо настороженным взглядом. Сейчас, в почти интимном полумраке он кажется мне таким загадочным. Впрочем, Влад и есть тайна, которую мне не удастся разгадать. Но нужно ли мне это? Ведь кроме его связи с прошлым меня больше ничего не волнует. Да. Не волнует.
Душа волнуется сама, когда я смотрю в его глаза. Она то трепещет от холода, то наполняется немыслимой теплотой. Синева теперь тёмная, как море в шторм. Пугающая, опасная, одинокая. Если в неё упадёшь — непременно утонешь. И я делаю шаг назад, отворачиваясь и не желая ему спокойной ночи. Нужно обезопасить себя от его тьмы и от его тайны. И чем дальше, тем спокойнее.
Тогда он уходит, закрыв дверь. Каждая клеточка моего тела замирает, когда я слышу его удаляющиеся шаги. Подбегаю к двери и дёргаю ручку, а затем в облегчении вздыхаю, когда та поддаётся. Он не закрыл меня? Удивительно. Дрожащими руками приглаживаю спутанные волосы и захожу обратно в комнату. Я должна выждать, прежде чем сбежать. Час, возможно, несколько часов. Пусть ночь буйствует. Вскоре она станет моим самым главным сообщником.
Медленно направляюсь к кровати, садясь и подпирая голову руками. Посижу так несколько минут и подумаю, как воплотить в жизнь свой план. Я не знаю, сколько на самом деле человек живёт в этом замке и насколько они могут быть опасны для меня, не знаю, как миновать этот жуткий лес и как далеко город. Риск слишком велик, «но» слишком много, но я здесь не останусь. Ни за что не останусь.
Сегодня же оставлю этот проклятый замок.
И этого проклятого Влада.
***
— Мисс Бёрнелл? Мисс Бёрнелл, пора вставать.
В вязкие, неясные сны проникает чей-то приглушённый голос. Пытаюсь пошевелиться, но всё ещё нахожусь во власти Морфея, и лишь когда кто-то касается моего плеча, дёргаюсь и с трудом открываю глаза. Тот, кто склонился над моим лицом, добродушно улыбается.
— Доброе утро, Лайя, — мелодично протягивает Антон.
Меня окатывает ледяной волной непонимания. Кто я, где я нахожусь? Всё, что случилось вчера, не было сном? А как же мой побег, боже мой, почему я всё ещё здесь? Неужели я уснула? Отрываю голову от матраса и, приподнявшись на локте, принимаю сидячее положение. Кажется, я уснула, сидя на краю кровати. Замечательно. Какой фееричный побег, Бёрнелл.
Потягиваюсь и безжизненным голосом хриплю:
— Доброе утро.
— Завтрак уже ждёт вас на террасе.
Киваю, бросаю взгляд на часы. Семь утра. Сердце отзывается на эту цифру ноющей болью. Обрушившаяся на меня реальность так немыслимо тяжела.
— Где Милли? Она уже приехала? Сандра привезла её?
Выражение лица Антона смягчается. Он усмехается, качая головой.
— Уверяю вас, девочка совсем скоро присоединится к вам. А пока завтрак. После можете приступать к работе. Влад будет ждать вас с отчётом вечером у себя.
— У себя?.. — в горле пересыхает.
— В кабинете.
Мой взгляд тускнеет. Кивнув, дворецкий направляется к двери. Меньше всего на свете мне хотелось бы прислуживать им, но у меня нет выхода. Встаю, потягиваясь, подхожу к комоду, доставая оттуда свои вещи. Смотрю на свое отражение в зеркале и в отвращении морщусь. Так выглядит идиотка, которая продала свою свободу, свое тело и свою душу. Я должна смыть с себя эту грязь. Даже если вода и ни один гель для душа не помогут.
Из жидкостей может быть полезен только керосин. Оболью себя им и подожгу. Тогда не останется от меня той глупой Лайи, которая оказалась здесь по собственной наивности.
И никого не останется.
Несколько минут сижу на бортике фарфоровой ванны, слушая успокаивающий шум воды. Вскоре она обволакивает моё тело своим теплом, и я облегчённо вздыхаю, вскидывая голову. Многочисленные пузырьки с маслами, гелями, шампунями, пеной соблазняют своими яркими цветами, дурманящие ароматы заполняют всё это сияющее безжизненной белизной пространство. Набираю больше воздуха в лёгкие и ныряю, полностью погружаюсь в воду. Здесь безопасно. Здесь нет этих синих глаз, этих сильных рук. Моя зона комфорта находится под водой. Так странно и так приятно. Остаться бы здесь навсегда.
После ванны чувствую себя лучше. Надеваю простую белую рубашку и шорты, всё ещё думая над тем, как эти люди пробрались в мой номер отеля и собрали вещи. Собираю волосы в пучок и выхожу из комнаты, пытаясь вспомнить расположение террасы. Пару раз заблудившись, нахожу её за дверью, ведущей на задний двор. Оказываюсь в плену соблазнительных запахов, утренней прохлады и заливистого пения птиц. Розовые кусты обрамляют террасу, а узкая мощёная дорожка манит заглянуть в сад. Обязательно прогуляюсь там — что, если смогу найти лазейку и выбраться из этой тюрьмы для феодалов? Антон предлагает мне тосты и масло с джемом, беспокоясь о том, что я и на сей раз откажусь от еды. Но голод берет своё, так что я с упоением уплетаю завтрак.
— А где Влад? — спрашиваю я, обводя пальцем контур чашки с ароматным чаем.
Антон снова улыбается.
— Он уехал в Брашов по делам.
— Хорошо, — киваю. — Вы боитесь его?
Густые брови мужчины подлетают вверх. Рука с чайником замирает в воздухе, и он приспускает очки, посмотрев на меня.
— Разумеется, нет, дитя моё. Господин очень добр ко мне.
— А я боюсь.
— Вам совершенно нечего бояться.
Уткнувшись пустым взглядом в тарелку, поджимаю губы, сдерживая колкость в адрес Антона. Во всяком случае, я рада, что Влада здесь нет. Чувствую себя свободнее без его пронзительного взгляда на себе. Словно с меня сняли цепи, хотя они по-прежнему на мне.
После завтрака дворецкий показывает мне, где я могу забрать картины. Они лежат в кабинете Влада, который я не успеваю изучить — Антон кивает на часы, подгоняя меня. «Господин будет вечером и захочет услышать от вас отчёт, поспешите», — говорит дворецкий. Я лишь усмехаюсь и отвечаю: «Я все равно не успею закончить картины за три недели». Мы поднимаемся на балкон, и только тогда Антон оставляет меня. Подхожу к перилам, впитывая в себя открывшийся вид. Солнце так и не почтило эту мрачную территорию своим присутствием, спрятавшись за пеленой свинцовых туч, но цвета по-прежнему насыщенные и яркие — преобладают чёрный и зелёный. Лес колючим пологом простирается над землёй, горы кажутся ещё более внушительными и устрашающими, а территория замка — каменной и безжизненной. Отсюда не виден сад на заднем дворе, а мне так не терпится там прогуляться.
Бросаю взгляд на картину, закрепленную на мольберте. Тяжело вздыхаю, разглядывая тусклое лицо Хасана. Погружение в прошлое неизбежно, так что я подхожу ближе, хватая кисть и смачивая её в подготовленной известковой воде. Рука моя дрожит, а сердце начинает неистово колотиться, когда я прохожусь кистью по шее Хасана. Делаю несколько плавных и осторожных движений, прерывисто дышу, стараясь не отвлекаться на собственное волнение. Тревожное ожидание неизбежного застилает глаза пеленой, что с каждой секундой становится всё темнее, а вскоре и вовсе погружает меня в непроглядную черноту.
Кисть выпадает из рук.
***
Османская империя, 1444 год
Заливистый женский смех звонкими колокольчиками прокатывается по небольшому дворику возле летнего домика Хюмы. Лале смеётся, кружась и размахивая пёстрым клочком шёлковой ткани, за которой с особым озорством носится Гузалик. Мудрая собака не лает, лишь едва слышно тявкает, недовольная шустростью своей хозяйки, прячет мордочку в лапах и тихо поскуливает. Это и останавливает Лале, заставляя присесть на корточки перед любимицей Хасана и заглянуть в её тёмные глаза. Гузалик мгновенно оживляется и в эту же секунду выхватывает из её рук клочок шёлковой ткани, вбегая в домик и радостно виляя хвостом.
— Ах, что делает! Хитрая! — рассмеявшись и устремив взгляд в сторону своих друзей, восклицает Лале.
Аслан начинает хохотать, а на губах Влада только расцветает улыбка. Девушка чувствует, как в душе её разливается небывалое тепло, но быстро ругает себя за эту эмоциональную слабость. Шахи-хатун давно эту дружбу порицает, и она должна. Узнает кто — пристыдят. Но почувствует ли тогда она укол вины? Опустит ли взгляд, расплачется ли?
Ответом на вопрос служит ответная улыбка девушки. Её голубые глаза сияют радостью, когда Лале подбегает к юношам и кружится, демонстрируя новое платье. Россыпь драгоценных камней красуется на подоле, восточная роспись украшает тонкую талию, глубокий синий цвет делает из нежной девушки уважаемую при дворе госпожу. Они не могут отвести от неё восхищенных взглядов. Влад прокашливается, кулаком прикрывая улыбку, Аслан же и вовсе не скрывает своего бесстыдного любования юной Лале-хатун.
— Ты прекрасна, — в один голос произносят они и переглядываются.
Разразившись весёлым смехом, Лале благодарно кивает. Ярко-алые щёки выдают девичье смущение, а где-то между рёбер разливается тёплый трепет. Ей не льстит это восхищение, но отчего-то так одурманивает взгляд Влада — изменившийся взгляд, вовсе не такой, как в их первую встречу. Хочется прикоснуться к его руке, увести в сад и говорить весь день напролёт, пока не заболит язык, пока все темы на свете не пропадут! И смотреть, подолгу смотреть друг на друга. Всё тем же изменившимся взглядом. Всё с теми же изменившимся чувствами.
Но девушка отдергивает себя от этих мыслей, как руку от огня. Нельзя так. Неправильно.
— Я должна готовиться к конкурсу, — говорит она, желая увести мысли в правильное русло. — Вы присмотрите за Гузалик?
— Конечно, — первым голос подаёт Влад. Лале отвечает ему благодарной улыбкой, а затем переводит взгляд на Аслана и кивает своему другу. — Ты... придёшь вечером?
Голос таит в себе с трудом скрываемую надежду. Ясные глазки вспыхивают восторгом, но она лишь сдержанно кивает и хихикает, когда парни расступаются в стороны, открывая ей путь. Погрузившись в невесомые мечты, Лале направляется в свои покои прямиком по мощеной дорожке. В мыслях и в душе её парят воздушные облака, и кажется, сама она плывёт, радуясь тому, что совсем скоро снова увидит Влада. Всё складывается как нельзя хорошо и наверняка складывалось бы, если бы не высокий мужской голос, раздавшийся за спиной девушки. Она вздрагивает и оборачивается, уставившись на знакомое лицо новоиспеченного султана.
— Добрый день, Лале, — говорит он, кивнув.
— Здравствуйте, — Лале опускает голову и нервно сглатывает.
Мехмед подходит ближе. Его острый взгляд исследует её румяное лицо, а на губах играет лукавая улыбка. Вот бы по этому лицу заехать...
Девушка стыдливо опускает взгляд, ругая себя за вольность мыслей. Султан останавливается на расстоянии пары шагов от раскрасневшейся Лале и склоняет голову набок.
— Хотел полюбопытсвовать.
— О чём? — она напрягается всем телом.
Несколько секунд Мехмед молчит. Весь его вид напитан едким самодовольством, и Лале хочется сбежать от этого пристального взгляда, спрятаться там, где найти её сможет только один человек, а может быть, этот человек и есть её укрытие. Пауза затягивается, а через пару мгновений, голос юноши разрезает тяжёлую тишину:
— О собаке Хасана, которую ты втайне ото всех приютила. Но не беспокойся. Я никому не расскажу твой секрет. Если взамен ты окажешь мне одну маленькую услугу.
