«Потому что я тебе доверяю»
На небольшом листке, обратная сторона которого хранит в себе отрывок из незнакомой мне книги, размашистым почерком выведены эти слова. Я сжимаю его в дрожащих руках и нехотя перевожу взгляд на свою прикроватную тумбу. Телефон, лежащий рядом со стаканом воды, кажется мне очередным плодом воображения, но затем я вновь возвращаю внимание к записке. Не может быть. Влад вернул мой телефон? Листок выпадает из рук, когда я хватаю смартфон и с противоречивыми чувствами, варьирующими от желания вызвать полицию до острой необходимости забраться в интернет и найти там всю возможную информацию, снимаю с него блокировку. Две счастливых девушки улыбаются мне с дисплея — это фото мы с Милли сделали в аэропорту Хитроу, всего за несколько часов до прилёта сюда. В животе стягивается тугой узел волнения. Бросаю нервный взгляд на дверь и сглатываю: нужно сейчас же убедиться в том, что всё произошедшее вчера — не сон. Что сестра моя по-прежнему здесь. Наверняка исследует коридоры замка и пытается заигрывать с Лео. — Чёрт, ну, конечно, — срывается с моих губ, когда я возвращаю взгляд к экрану телефона и замечаю красный крестик рядом с отметкой сети. Здесь не ловит ни связь, ни интернет. Пустая игрушка с камерой и кучей фотографий, заметками и музыкой. Зачем Влад вернул мне его? Что он пытался доказать? Что доверяет мне? Пусть отвезёт меня в полицейский участок и посмотрит на мою реакцию. Ещё неделю назад я бы полезла на самый острый шпиль одной из башен, чтобы поймать связь и спасти себя. Сейчас я понимаю — он и есть моё спасение. Влад полон тайн. Его тёмная неразгаданная душа скрыта в глубоких лабиринтах льда, что он выстроил вокруг себя. Увидеть эти стены невозможно, но они отражаются в бескрайней синеве его глаз. Кажется, оттенок их станет в разы теплее, когда весь лёд растает... а он растает, растает, я верю в это, как ни во что и никогда ещё не верила. Я не позволю ему остаться в своём мире, я возьму его за руку и выведу к свету. Будет больно, будет тяжело, когда вековые льды станут покидать своё верное вместилище, покрываясь миллионами трещин и уже ничего после себя не оставляя — ни следов, ни шрамов. Но я буду рядом. Я зачем-то буду рядом. Словно это то, в чём я всегда так отчаянно нуждалась. — Мисс Бёрнелл? — стук в дверь вырывает меня из мыслей. — Я могу войти? — Входи, Антон, — отзываюсь я и поднимаю упавшую на пол записку. На обратной стороне текст написан на румынском. Пытаюсь найти хоть одно созвучное с английским слово, но все мои попытки терпят поражение. Желание попросить Антона перевести отрывок угасает столь же мгновенно, как и появляется: я должна разгадать очередную загадку Влада сама. Иначе в этом не будет никакого смысла. Дворецкий входит в мою комнату с робкой улыбкой. Она становится шире, когда он останавливает взгляд на телефоне в моих руках. — Завтрак уже ждёт вас на террасе в саду. — Хорошо, — киваю и застегиваю пуговицы на рукавах блузки. — Милли проснулась? — Она гуляет в саду. — Антон, — с моих губ слетает разочарованный вздох. — Она не гуляет в саду, она исследует его на наличие лазеек, чтобы сбежать. — Господин Лео был с ней, так что... Меня снова пронзает волнение. Лео... мы не говорили с ним с тех пор, как он приехал. Он не кажется мне таким закрытым, как Влад, а значит, от него будет проще добиться правды. Во всяком случае, это то, на что я надеюсь. Преисполнившись решимости и кивнув собственным мыслям, я кладу телефон в ящик прикроватной тумбы и уже собираюсь выйти из комнаты вместе с Антоном, когда что-то вдруг меня останавливает. Опускаю взгляд на записку, которую рука моя просто не желает разжимать, а затем обеспокоенно смотрю на дворецкого. — А где Влад? — О... Господин, должно быть, уже уехал в город. По крайней мере, когда я поднимался к вам, он направлялся в свой кабинет, чтобы взять кое-какие бумаги. Его не будет несколько дней. Будто какие-то колокольчики тревоги звенят в моей груди, когда я слышу эти слова. Несколько дней! Он понял, что я хочу узнать от него всю правду, и решил сбежать? Нет, этого не будет. Распахнув дверь и оставив Антона в полном недоумении, я стремительно мчусь на первый этаж. Надежда на то, что он ещё не уехал, теплится в моей душе, а после перерастает в бушующее пламя, когда я, спускаясь по лестнице, вижу, как за ним захлопываются входные двери. Эхо моих шагов отбивается от серого мрамора этого огромного холла, когда я бегу к тяжёлым дверям, чтобы, приложив усилия, открыть их. Влад поднимает руку, чтобы посмотреть на часы, делает шаг вниз по каменным ступенькам, когда я оказываюсь на окутанном привычным туманом дворе. — Влад! — окликаю его я и приостанавливаюсь, чтобы отдышаться. Ханзи уже стоит у автомобиля. Влад оборачивается, и брови его сдвигаются к переносице. Мимолетом оцениваю его внешний вид: снова одет с иголочки в чёрный костюм и белую рубашку. В нагрудном кармане — бордовый платок, в руках кожаная дорожная сумка. Боже мой. Неужели и правда уезжает на несколько дней? — Лайя, у меня мало времени, — секундная теплота в его взгляде сменяется пожаром. Он злится? — В чём дело? — В чём дело? — я убираю записку в задний карман джинс и складываю руки на груди. — Куда ты уезжаешь? Сейчас, когда приехал Лео и когда я... — Лео потому и приехал, — в его голосе я улавливаю нотки грубости, и это впервые меня ранит. Я совершенно его не узнаю. — Я хотела поговорить с вами обоими. А ты снова решил исчезнуть? Подкинуть мне очередную бомбу и сбежать? Пальцы мои непроизвольно касаются подаренного им кулона. Взгляд Влада улавливает этот мимолетный жест, и губы его сжимаются в тонкую полоску. Вчера я их целовала... — Повторюсь: я опаздываю. Нет, он не зол. Он нервничает. И это подталкивает меня к не самой приятной догадке. — Мэтт... — вдруг опомнившись, шепчу я. — Ты вышел на его след? Что ты собираешься с ним сделать? Вздыхает. Закатывает глаза и сжимает кулаки. Синие глаза заполняются тьмой, делая штиль в его океанах обезумевшим штормом. Я нервно сглатываю и интуитивно отступаю на шаг назад. Нет, не отступаю. Меня будто волной его зарождающегося гнева и собственного страха отталкивает. Это не страх Влада. Это страх за Влада. — Возвращайся в замок, Лайя, — отчеканивает Влад, приоткрывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но в последний момент передумывает. Тогда говорю я: — Поклянись, что вернёшься. Голос мой твёрд, и кажется, это даже сбивает его с ног. Влад смотрит на меня глазами, полными недоумения. Смотрит так, будто это то, что он так жадно желал услышать. — Лайя, что ты... — Куда бы ты ни поехал, — сглатываю ком в горле и делаю шаг к нему, — поклянись, что вернёшься. Мне остаётся лишь гадать о том, что он чувствует в этот момент. Его лёгкая улыбка и мимолетная теплота во взгляде дарят мне призрачную надежду на то, что всё обязательно будет в порядке. — Я вернусь, Лайя, — Влад будто сдерживает порыв податься ко мне, всё ещё замерев на одной ступеньке. — Я вернусь и, будь уверена, отвечу на все твои вопросы. — Поклянись. — Клянусь, — улыбка становится заметнее, и меня посещает мимолетное чувство того, что этот вековой туман, наконец, начал рассеивается. Я улыбаюсь ему в ответ, не двигаясь, так же, как не двигается и он. Что-то сдерживает нас от этого необходимого порыва оказаться в таких нужных сейчас объятиях друг друга. Я представляю, как его сильные руки окольцовывают мою талию, представляю, как касаюсь носом его груди и вдыхаю терпкий запах его парфюма. Мурашки бегут по коже. — Господин, вылет через полчаса, — слышится голос Ханзи. Сухое прощание — его быстрый кивок — достаётся мне, когда он разворачивается, чтобы спуститься к машине. Я смотрю ему вслед до тех пор, пока за ним не закрывается дверь и пока автомобиль не выезжает с территории замка, направляясь по каменному мосту. Куда он летит? Душу мою разъедает неистовый страх за его жизнь. Мэтт опасен, он безумен, и если это... Нет, спокойно, Лайя. Прояви терпение и дождись его. Ведь он доверяет мне, а значит, я должна доверять ему. Постояв ещё несколько минут, я принимаю решение всё же отложить разговор с Лео до тех пор, пока не вернётся Влад. Может быть, было бы разумнее использовать это время как шанс провести свои последние дни в жизни той Лайи, какой я была все двадцать пять лет. Потому что, я уверена, то, что я узнаю от них, перевернёт моё миропонимание и всё моё существование с ног до головы. Но когда я поступала, доверяя лишь голосу разума? Единственный источник информации, которым я владею, уже ждёт меня на балконе. Сжав руки в кулаки и набравшись решимости найти ответы на свои вопросы в далёком прошлом, я открываю двери и вхожу в замок, когда вдруг натыкаюсь взглядом на Милли, выходящую из коридора. Сощуриваюсь в поисках Лео и подхожу к сестре. — Почему ты не пришла на завтрак? — спрашивает она, разглядывая мой внешний вид. — Ты что, была с Владом? Улыбка подростка говорит об истинной природе её вопроса. Я закатываю глаза и кладу руку на плечо Милли. — Где Лео? — заглядывая в коридор за её спиной, спрашиваю я. — Он повёз Сандру в деревню, — я морщусь; имя это заставляет мои зубы скрипнуть. — Так что там с Владом, м? — Тебе заняться нечем, дорогая? У меня есть для тебя дело на весь день. — Нет, я как раз хотела помочь Антону, — заметно нервничая, отчеканивает она. — Ах, убраться во всём замке? Какая умница! Милли негордо принимает поражение, выпятив нижнюю губу и устало вздохнув. — Ладно. Что там у тебя? Оглядевшись по сторонам, я приближаю своё лицо к её и тихо говорю: — Найди в библиотеке книгу на румынском, в которой вырвана страница. Её округлившиеся карие глазки заставляют меня хохотнуть. Несмотря на это, я говорю совершенно серьёзно. Милли любит загадки, ей нравится часами копаться в чем-то в поисках истины, а потому, я уверена, моё предложение ею отклонено не будет. — Ты спятила? Или это какой-то квест? — Считай это квестом, Милли. — Но библиотека этого Влада просто огромна... — Тем интереснее, — подмигнув сестре и улыбнувшись, я устремляю свой взгляд к лестнице. — А зачем тебе это? Ты что-то скрываешь? Или, погоди, ты что-то нашла? — вспыхнувший в её глазах азарт заставляет меня притормозить. — Рассказывай, Лайя! Я должна знать, что ищу! — Я расскажу тебе обо всем, только умоляю, найди эту книгу и принеси её мне. И томик англо-румынского словаря заодно. Кажется, мне действительно удаётся её уговорить. Влад играет со мной в игру, правила которой известны лишь ему. Он думает, что я прибегну к помощи переводчика, ведь это то, что сделал бы любой на моем месте. Но я знаю, что я не получу ответов на свои вопросы из отрывка в несколько предложений. Мне нужно думать, как Влад, нужно копнуть глубже в поисках истины. А с помощью Милли, которая, к тому же, весь день будет занята делом, а не Лео, истина доберётся до меня быстрее, чем я до неё. Когда сестра, наконец, покидает меня, чтобы отправиться в библиотеку, я поспешным шагом взбираюсь по лестнице. Картины — всё, о чём я могу думать. Меня не мучает жажда и голод, я не чувствую ни усталости, ни отчаяния. Во мне пробуждается дикий азарт, а вместе с тем и паника, когда я вспоминаю последнее, что я видела глазами Лале. Поединок, на который Мехмед вызвал Влада и Аслана. Одна лишь мысль об этом заставляет меня в кратчайшие сроки добраться до заветного балкона и достать все необходимые для реставрации инструменты. И снова: дрожь в руках, тошнота в горле, тугой узел в животе. Я стараюсь не смотреть в глаза Хасана, что прожигают меня насквозь, пока освобождаю от извести всё больше и больше площади картины. Этот процесс, будто таинство, пугает и волнует. Я знаю, что в один момент все погаснет, а жизнь моя уже перестанет принадлежать мне. Но когда наступит этот момент? Кисть замирает в паре миллиметров от расшитого золотом камзола, когда я замечаю у кармана знакомые инициалы. Сощуриваюсь, наклонившись ближе, но вдруг теряю равновесие и падаю. Падаю прямиком в зияющую чёрную пропасть.***
Османская империя, XV век
Нервно теребя в руках шёлковый платок, Лале ходит из стороны в сторону и не перестаёт оглядываться на небольшую площадку перед летними покоями султана в саду, которая вскоре станет настоящим полем боя. Её сердце отбивает бешеный ритм, а страх за друзей заставляет ноги то и дело подкашиваться. Несмотря на то, что она находится в надёжном укрытии густых розовых кустарников, страх быть уличенной тревожит её душу. И лишь присутствие рядом наставницы служит ей верной надеждой на то, что её тайное наблюдение за этим поединком не станет для девушки проблемой. Небо, что заволокло густой пеленой туч, так и грозится расщедриться долгожданным дождём. Лёгкое дуновение ветра вызывает табун мурашек на коже Лале. Она отодвигает колючую ветку, разглядывая двух бостанджи, охраняющих летние покои. — Ах, девочка, ах! — в очередной раз сокрушается Шахи-хатун. — Тебя точно шайтан попутал! Вот так прятаться... какой стыд... и как же я на это согласилась! Лукавая улыбка вырисовывается на розовых губах девушки (как хорошо, что наставница не видит!). Конечно, ей пришлось прибегнуть к хитрости и сказать о том, что Лале хочет понаблюдать за Мехмедом. Да простит её Аллах, но она не могла иначе... случайно подслушав разговор мимо проходящих бостанджи о грядущем поединке, Лале пришла в ужас. Не составило никакого труда догадаться о том, кто станет соперниками Мехмеда. Оставалось лишь придумать способ сбежать из тюрбе, а сделать это во время вышивания с Шахи-хатун было практически невозможно. Вот и взмолилась юная отчаявшаяся девушка, положив голову на колени верной наставницы: «Прошу тебя, Шахи-хатун! Ты права была, во всём права, Мехмед меня влечёт... но я волнуюсь за него. Влад и Аслан — слишком достойные противники, как бы не навредили ему». Говорить эти слова Лале было противно, а единственная правда заключалась лишь в том, что друзья её действительно составляли сильную конкуренцию новому султану. Тем не менее, это сработало. — Видел бы тебя твой дядя... — Тш-ш-ш, — Лале прикладывает указательный палец к губам и чуть пригибается, заметив самодовольную физиономию Мехмеда. Бостанджи, идущие позади него, точно пленников, ведут Аслана, Влада и ещё двух мальчиков, которые определённо младше её друзей. Теплота разливается в душе девушки, когда она видит своего рыжеволосого друга, и бабочки раскрывают крылья, пока она ласкает взглядом синеглазого парня рядом с ним. Уже сегодня в полночь она сможет прижаться к его груди, вдохнуть его запах... Снова вздыхает Шахи-хатун. Слышится шелест листьев и бешеный стук юного влюблённого сердца. Лале смотрит на то, как бостанджи достают из ножен кончары, отдавая их юношам, а Мехмед, довольно улыбнувшись, демонстрирует им свою новую сияющую рапиру. Сердце её замирает в немом испуге. Совсем не слышно, о чём они говорят, но первым на поединок выходит совсем юный парень — лет двенадцати — едва держащий кончар в руке. Мехмед остаётся на расстоянии нескольких шагов от него, демонстрируя виртуозное владение рапирой. — Ах, какой красавец... — раздаётся позади восхищенный шёпот Шахи-хатун. Девушка задерживает дыхание, устремив взгляд в сторону Влада. Его гордый стан и острый взгляд заставляют мурашки бежать по её бледной коже. Он не выглядит встревоженным, а глаза его горят опасным блеском. И лишь звон металла отвлекает внимание Лале. Прикусив губу, она напряжённо наблюдает за тем, как Мехмед приближается к своему противнику — плавно, почти бесшумно, занеся кончар высоко над головой. — Нет, так дело совершенно не пойдёт! — вдруг вскрикивает султан и опускает рапиру, взмахнув свободной рукой. Лале в испуге вздыхает. — Чему вы учите этих плебеев, этих рабов? Мне нужен достойный противник! Этот глупец не умеет и кончар в руке держать! В эту же секунду один из бостанджи кивает, хватая побледневшего паренька за плечо и уводя его с площадки куда-то вглубь сада. Мехмед, забравший у него рапиру, гордо вздергивает подбородок, с хитрым блеском в глазах уставившись на оставшихся юношей. — Ну же! Кто не струсит сразиться со мной?! Кто этот... Когда Влад делает шаг по направлению к нему, султан вдруг замолкает, а Лале до крови закусывает губу. Больше всего на свете ей сейчас хочется ринуться к ним, но железная выдержка и логика заставляют её остаться в своём незаметном укрытии. Кажется, Шахи-хатун комментирует каждое их действие. Бостанджи выставляет руку вперёд, не позволяя Владу подойти к Мехмеду, чтобы взять из его рук кончар. — Этот юнец совсем мне не нравится, — шикает наставница, неодобрительно цокая языком. — Поговаривают, все пленные мальчики его боятся. — Слухи это, — фыркает Лале, отдовигая ветку с насыщенными бутонами белых роз. — Тебе-то откуда знать, а? Неужто снова водишься с ними? — Тише, Шахи-хатун! Болтовня наставницы отвлекает девушку от диалога, завязавшегося между Владом и Мехмедом. Она бросает беглый взгляд на заметно нервничающего Аслана и, побледневшая, возвращает его к парням. Приняв кончар, Влад отходит от Мехмеда на несколько шагов, поднимает подбородок и улыбается султану уголком рта. Изящное движение рукой, блеск металла и лёгкий вздох, сорвавшийся с губ юной девушки. Они сокращают расстояние, образовавшееся между ними, не отнимая друг от друга острых, как их рапиры, взглядов. От Мехмеда исходит ни с чем не сравнимая по силе уверенность, от Влада — опасность. Жгучая, с металлическим привкусом крови. Кончики их рапир касаются друг друга, и первым удар наносит Мехмед. Пытается нанести, ведь Влад выгибается и в следующую секунду наносит ответный — слышится звон оружия. Лале накрывает рот ладонью. Точно хищники, они обходят друг друга по кругу, занеся кончары над головами, и когда султан делает очередной наклонный шаг вперёд, юноша ловко толкает вражескую рапиру, защищая себя от очередного удара. Нет, это не поединок двух сил. Это противостояние интересов, взглядов, обоюдных неприязней. Она чувствуется в каждом их осторожном и отточенном движении, она сияет в их глазах, в выражении их лиц. И усиливается в стократ, когда один за другим вдруг начинают сыпаться удары. Их битва принимает совершенно неожиданный ожесточённый оборот — кажется, даже бостанджи становятся в позицию защиты султана и что-то кричат Владу. Но ни он, ни тем более Мехмед не собираются останавливать битву. Звенят рапиры, пыль поднимается от их ног, и когда кончар Влада останавливается в паре миллиметров от его головы, чей-то голос за спиной онемевшей в ужасе Лале восклицает: — А вы что здесь делаете? Вам нельзя здесь находиться! Девушка вздрагивает и оборачивается, встречаясь с грозным взглядом одного из бостанджи. Она поджимает губы, в надежде смотря на Шахи-хатун. Спрятав лицо, наставница склоняет голову. — Мы заговорились и забрели в эту часть сада, да, Лале-хатун? Мы уже уходим. От досады ей хочется вскрикнуть. Когда Лале оборачивается в последний раз, она замечает бостанджи Мехмеда, грубым движением забирающего у Влада оружие и схватившего его за плечо. Глаза девушки округляются, когда она видит, как стражник уводит парня, с силой толкая его вперёд. Что произошло?! — Лале-хатун, — наставница кивает в сторону тропинки, ведущей прочь отсюда. — Нам пора. Она кивает и под подозревающий взгляд бостанджи направляется вслед за Шахи-хатун. Снова оглядывается, и всё внутри неё сжимается, когда она видит, как Мехмед вручает кончар Аслану. Поединок ещё не окончен.***
Земля сырая, и в воздухе кровью пахнет. Сколько часов прошло — пять, шесть? Близится полночь. Нужно выбираться отсюда. Всеми способами выбираться. Вскинув голову и прикрыв глаза, Влад позволяет себе задуматься. В очередной раз за это, кажется, бесконечное время его заточения в темнице для пленных. Он знает, что виноват. Что поддался импульсу и перешёл непозволимые границы, так опасно приблизившись к султану. Нет, Влад не допустил неизбежного и не дал своей ярости взыграть над разумом. Контрольный удар он так и не нанёс. Но загнанный в угол Мехмед оказался вне себя от злости: его гордость пошатнулась. Велев бостанджи запереть его на сутки в темнице, он схватил кончар и, кажется, собирался выместить всю свою обиду на Аслане. Влад хватается за голову и выпускает долгий вздох, но чей-то хриплый смех вдруг заставляет его замереть и прислушаться. — Pleacă june întru vânatu Junelu-i, junel bunu Pleacă june întru vânatu¹... Услышав родную речь, тихой песней льющейся из уст какого-то мужчины, кажется, старика, Влад выпрямляется и встаёт на ноги, подбегая к прутьям. Он обхватывает их своими руками, заглядывая во тьму противоположной бетонной камеры. Кто-то сидит там, сгорбившись и подбрасывая серебряную монетку, блеск которой заставляет юношу сощуриться. — Эй! — шикает Влад. — Кто здесь? Вы знаете румынский! Восторг одолевает его, к глазам подступают слезы. Он так давно не слышал родного языка, он совсем забыл, каково это — говорить на румынском. — Când fu colea lângă sară Junelu-i, junel bunu Când fu colea lângă sară De-te-n urma leului Junelu-i, junel bunu De-te-n urma leului.² Голос продолжает петь. Влад изо всех сил дёргает прутья, вглядываясь в очертания старика. И снова восклицает, теперь уже на румынском: — Răspunde! Imediat!³ — Что, песня моя не понравилась? Так про тебя же пою, — пленник смеётся, снова подбрасывая монетку. — Всё охотится юноша смелый, всё охотится...⁴ «Совсем из ума выжил, старик», — думает Влад, садясь на сырой бетонный пол. Отчаяние вкупе с разочарованием захлестывают его с головой. Ему бы выбраться отсюда, скорее выбраться... Лале ждёт его у дуба этой глубокой ночью, а он здесь, закован в эти чёртовы кандалы... — Что же тут охотник забыл? Хочет охотник в лес? — Охотник, — Влад смеётся, качая головой. — Может быть, я не охотник, а хищник? Загнанный в клетку. — Твоё право, будь хищником, — отвечает измученный голос. — Хищник бегает быстро, хищник скорее до родины доберётся. И меня с собой возьмёт. — Как только выберусь отсюда, — не веря своим словам, молвит юноша. Тишина оседает на его плечах. Снова звон монетки. Снова смех и снова тихий напев. — Выберешься, Басараб, — хрип вдруг становится баритоном, эхом отбивается от стен, заставляя Влада выпрямиться и нахмуриться, оглядываясь по сторонам. — Откуда... откуда тебе моя фамилия известна? — смех пленника и звон металла гремят в голове парня. Он поднимается на ноги, оглядываясь, и всё внутри него замирает, когда он оборачивается и замечает тёмный силуэт в углу своей камеры. — Какого чёрта? Тень надвигается на него. Блеск монеты и пары чёрных глаз сверкают в кромешной тьме. Влад не боится, он забыл, как это — бояться, но инстинкт самосохранения заставляет его попятиться назад и упереться спиной в прутья. Свет факела, что горит в конце коридора с камерами, озаряет часть морщинистого лица ссутулившегося старика. Почти иссохшего, как мумия... Влад хмурится, отталкивается от прутьев и подходит к нему. — Магия, — шепчет он, вглядываясь в монету. — Ты колдун? Отвечай! — Иди по звериному следу, юноша юный, иди по звериному следу...⁴ — поёт пленник. Его одежда порвана, а тело настолько худощавое, что он едва стоит на ногах. — Я искал тебя, так долго тебя искал. — Искал... откуда ты знаешь меня? Ты знаешь моего отца? — Я знаю тебя, — серебряная монета задерживается в воздухе. — Я помогу тебе. А потом ты поможешь мне. Влад сжимает зубы и отворачивается. Он никогда не верил в магию и в колдунов, при этом не был религиозным и праведным. Несмотря на это, юноша чётко осознавал, что тот, кто стоит сейчас напротив — ничто иное, как нечисть. И от него нужно держаться подальше. Даже в тесной сырой камере. — Проваливай отсюда. — Юная девушка ждёт тебя у дуба, — старик смеётся, и Влад немедленно поворачивает голову в его сторону. — Волнуется, бедная, места себе не находит... — Что ты несёшь? — грубо рявкает парень. — Неправду говорю? Не тебя ждёт? Влад вспыхивает уже не сдерживаемой яростью. Подлетает к старику и хватает его за грудки, припечатывая иссохшее тело к стене. Пленник ударяется головой и снова начинает хохотать. Пылая злостью, Влад наклоняется к его лицу: — Кто. Ты. Такой?! — Тот, кто освободит тебя, — с лукавой ухмылкой отвечает незнакомец. — Тот, кто спасёт тебя. Не веришь мне? Вот тебе первое доказательство. Монетка подлетает в воздух.***
Дуновение ветра заставляет Лале поёжиться и обхватить себя руками, прижавшись спиной к коре дуба. Она ждёт его уже час, может быть, два часа, места себе не находя, но с назначенного не сдвигаясь. Паника бьётся в заточении её души, в горле пересыхает, а взгляд испуганно блуждает по темноте, окружающей юную беглянку. Но адреналин от ночного побега из покоев ни за что не сравнится со страхом за Влада. Он же обещал прийти, обещал... Лале видела лишь Аслана мельком у конюшни, когда направлялась в тюрбе после вечерней молитвы. Влада не было с ним, и девушка всерьёз задумалась о том, не отправил ли Мехмед его в темницу. Сердце при мысли об этом обливается кровью, а в уголках глаз скапливаются слезы обиды на падишаха. Жестокий, беспощадный... да покарает его Аллах за всё, что он замышляет. — Влад, я жду тебя, — тихо шепчет юная девушка, устремляя отчаявшийся взгляд в небо, украшенное миллиардами звёзд. Сияющие огоньки выглядывают из-за густой листвы, подмигивая Лале, и она неотрывно смотрит на это завораживающее зрелище, даже не замечая шорох травы где-то неподалёку. Но когда он становится совсем отчетливым, девушка вздрагивает и накрывает рот ладонью, замечая надвигающуюся на неё тень. Губы не размыкаются, тело немеет, но вот тень подходит совсем близко, и свет луны озаряет знакомое бледное лицо. — Влад! — вздыхает Лале и, не думая ни секунды, бросается в его объятия. Юноша смеётся, обхватив её за талию и закружив в воздухе, вдыхая медовый аромат волос девушки. Их сердца наполняются чувствами, прежде неизвестными, но такими тёплыми, согревающими, даже обжигающими. Это заставляет Влада и Лале отпрянуть друг от друга, всё ещё не разнимая объятий. — Ты всё это время ждала меня... — шепчет он, проводя ладонью по её щеке. Лале подается этой ласке, в наслаждении прикрывая глаза. — Я волновалась за тебя. — Меня заперли в темнице, — он сжимает зубы, но быстро смягчается, улыбаясь девушке, которая смотрит на него так, как ни на кого в этом мире больше не смотрит и как никто на него никогда не смотрел. — Мехмед оказался очень обидчивым. — Но как ты выбрался? — с беспокойством спрашивает Лале. Влад ничего не отвечает, поглаживая большим пальцем монетку, лежащую в кармане его брюк. Вместо ответа он берет девушку за руку, уводя её как можно дальше от дуба — в черноту ночи и заросли самого дальнего сада. Она следует за ним, не задавая лишних вопросов и зная, что для Влада нет никаких преград — он выберется, всегда выберется из любой ловушки, из любой передряги, и это то, что заставляет её безоговорочно гордиться им и доверять ему. — И всё же куда ты меня ведёшь? — не выдерживает она, когда они отходят на немаленькое расстояние от дворца, что теперь тусклыми огоньками виднеется вдали. — Влад, у нас не будет проблем? Крепко держа её руку в своей, юноша оборачивается и дарит ей уверенную улыбку. Лишь серебро луны озаряет их путь сквозь густые заросли колючего кустарника, но Влад осторожен, он не позволяет сухим веткам задеть платье или руки своего самого ценного сокровища. А когда заросли становятся непроходимыми, Влад останавливается и, обернувшись, подхватывает её на руки. Лале смеётся, вскинув голову и обернув свои руки вокруг его горячей шеи. Она кладёт голову на его грудь, слушая размеренное сердцебиение и тихо удивляясь, ведь её сердце колотится, как сумасшедшее рядом с ним. — Тебе не о чем волноваться, Лале, — оставив робкий поцелуй на макушке девушки, тихо молвит он. В нос её вдруг ударяет пряный запах каких-то цветов. Лале втягивает его носом и в удовольствии прикрывает глаза. Этот аромат... он точно ей знаком. Кажется... кажется, это лаванда? Догадки девушки подтверждаются, когда Влад останавливается и бережно ставит её на ноги. Оторвав от его безупречного лица влюблённый взгляд, Лале оборачивается, чтобы тихо ахнуть: небольшое лавандовое поле, озаряемое светом луны и сиянием миллиардов звёзд, расстелилось перед их ногами. Восхищение захлестывает её душу, поистине детская радость бушует внутри. Ровные ряды сиреневых кустов, что в ночи кажутся насыщенно-фиолетовыми, устремляются в необъятную тьму, окружающую молодых людей, а витающий в воздухе аромат приятно кружит голову. Лале качает головой, не скрывая широкой улыбки, и оборачивается к Владу, что терпеливо ждёт её реакции. — Это... это так прекрасно... я живу здесь почти всю жизнь, но никогда не была в этой части дворцовых владений, — шепчет девушка. — Я даже не могла представить, что здесь есть лаванда. — Я случайно нашёл её, — тихо отвечает Влад, улыбаясь и всем телом поворачиваясь к Лале, чтобы взять её ледяные ладони в свои. — Ранним утром здесь порхало столько бабочек, и я сразу подумал о тебе. О твоей красоте, лёгкости, невесомости. Одна женщина на рынке рассказала мне, что это любимые цветы бабочек. Она поделилась со мной легендой... — Легендой? — О девушке, которая так сильно полюбила, что с ног до головы облила себя лавандовым маслом, как сказала ей колдунья из леса, чтобы привлечь внимание возлюбленного. Но он любил другую, а она так и умерла в одиночестве. На месте гибели расцвели красивые сиреневые цветы, которые назвали в честь этой девушки и её любимого. Лал и Ванда. — Лаванда, — завороженно молвит Лале, бросая взгляд на удивительной красоты цветы. — Очень красивая и очень печальная история. Спасибо, что поделился со мной. Влад улыбается, проводя кончиками пальцев по её бархатной щеке. Длинные чёрные ресницы девушки дрожат, как и всё её тело, и она поднимает голову, встречаясь с его восхищенным взглядом. Абсолютное благоговение — вот, что она читает в этой синеве, которая отражает звезды. — Лале, — тихий шелест его голоса касается её слуха, и она внемлет этому звучанию, завороженно смотря на юношу. — Я всем хочу делиться с тобой. Я не знал, что способен чувствовать, не знал, что такое чувство и вовсе существует, но рядом с тобой всё иное... я влюблен в тебя, Лале. Я так сильно в тебя влюблён. Изумленная, окрыленная и абсолютно счастливая, она часто моргает, позволяя слезинкам скатиться по щекам. Влад касается ладонью её скулы, чтобы стереть мокрые дорожки, но девушка мягко перехватывает его руки и встаёт на носочки, чтобы в следующую секунду накрыть его губы робким, почти невесомым поцелуем. Касание порождает волну тепла в их телах — ещё одно новое ощущение, такое трепетное и в то же время неимоверно сильное, способное всё на своём пути снести. Их губы почти целомудренно и так волнительно скользят друг по другу, а лбы соприкасаются, и когда Лале мягко отстраняется, Влад ещё долго не может поверить в ту радость, что захватывает его сердце. С ней всё впервые. Все худшие чувства гаснут и погибают рядом с ней, а болезненные воспоминания обращаются в прах, заставляя его ощущать себя самым счастливым человеком. Пленник без будущего, без свободы и права выбора, вдали от родины и семьи, он действительно счастлив, когда глаза её на него с такой любовью смотрят. А губы, те сладкие губы, что так трепетно и так нежно его целовали, размыкаются и позволяют тихому эхо коснуться его слуха: — Я влюблена в тебя, Влад. И всё вокруг, наконец, обретает свой смысл.