Век бабочки

В тусклом свете настольной лампы сияние аметиста кажется чем-то зловещим и враждебным. Сжимаю его крепче в дрожащей ледяной ладони и в очередной раз всхлипываю — несколько солёных капель разбиваются о драгоценный камень. Вот бы его не было, вот бы он взял и исчез, будто я сама себе его придумала! Но голос Влада любимым бархатом звучит в голове, мысленно возвращая меня в тот судьбоносный миг, когда очередная волна правды сбила меня с ног. — Твоё бессмертие?.. О чем ты говоришь? Прерывистый вздох раздаётся над моим ухом, заставляя меня развернуться к нему и с ужасом взглянуть в синие глаза, скрывающие боль и одиночество нескольких сотен лет. Я касаюсь ладонью бледной щеки и в недоумении качаю головой. — Влад? — Демон был очень хитрым, он не предупредил меня о том, что вместе с моей душой заберёт себе ваши годы, — резко отвечает он. Несмотря на то, что мы в окружении горячей воды и благоухающих эфирных масел, я чувствую дикое напряжение, сковавшее мои мышцы, чувствую холод, пробежавший по позвоночнику. Лишь осознание того, что Влад рядом, дарит мне уверенность. Найдя в моих глазах просьбу продолжать, он больше не медлит: — Но я знал, с кем имею дело. Мне нужна была гарантия того, что если ты вернёшься, а я был уверен, что это произойдёт, ты всегда будешь рядом со мной. Поступил ли я эгоистично, не оставив тебе выбора? Да. И я был готов ждать тебя веками, тысячелетиями, но мысль о том, что однажды ты умрёшь... — сжав челюсти, Влад отворачивается и выпускает долгий вздох. — У меня было несколько минут на то, чтобы взять с него обещание, пока демон в клочья не разодрал мою душу и не забрал её себе. Он знал обо мне все, знал все о нас, и когда он отдал мне этот аметист, в котором было лавандовое масло, я не поверил своим глазам. Демон усмехнулся, сказал: «Я знаю эту легенду, юный охотник. И твоя возлюбленная её знает. Она вспомнит о ней, когда ты отдашь ей камень. В нем твоя жизнь, твоя неиссякаемая сила, настолько могучая, что её хватит, чтобы вам обоим жить вечно. Но если камень разбить, ты умрёшь. А теперь... отдай мне свою душу, Басараб, и ты получишь всё, чего так желаешь». От макушки и до пят я чувствую ужас, волной прокатившийся по всему телу. С каждым днем, нет, с каждой прожитой минутой мой реальный мир рассыпается, и я словно смотрю на свои руки, испачканные пеплом прежней жизни. В моем миропонимании произошёл раскол: одна часть меня помнила каждый миг прошлого и всеми клеточками своей истерзанной души тянулась к Владу, другая же по-прежнему отторгала присутствие сверхъестественного, невозможного, безумного, скрываясь в панцире отрицания и попыток найти всему логическое объяснение. Мне оставалось лишь плыть по течению и, не прислушиваясь к голосу разума и воплю чувств, принимать обрушившуюся на меня реальность. Неужели я и правда теперь бессмертна? Но как же Милли, как же Лео, в конце концов, как же все, кого мы любили? Пелена слез застилает глаза. Влад стирает их с моих щёк большим пальцем. — Значит, уже тогда ты знал, что бессмертие достанется только мне. Но Аслан... — Я должен был выбрать между вами, Лайя, ты думаешь, есть хотя бы один исход, в котором я бы не выбрал тебя? В любом случае, у меня был план. В истерзанном сердце разливается непривычное тепло. Но я измотана. Произошло слишком много всего, и этот камень... пока он со мной — мы оба будем жить вечно. Я увижу смерть своих близких, я... нет, с этим невозможно справиться. Может быть, Мехмед заслуживает смерти, сколько бы лет он ни прожил, пусть оставшиеся годы достанутся демону, но Лео... он поступил глупо, но он защищал меня. Он испугался, у них с Владом не было той связи, что была у нас. Я не могу допустить, чтобы он умер, ведь близится день нашей первой гибели, как не смогу спокойно жить дальше, когда однажды умрёт моя сестра. Это тяжело. Слишком тяжело. Я даже представить не могу, что чувствовал Влад все эти века. Одиночество, страх потерь, глухая тишина и вечное ожидание. Теперь он не один, я никогда его не оставлю, даже если не имею и малейшего представления о том, какие тени прячутся в лабиринтах отсутствующей души Влада Цепеша. «Монстр, чудовище, демон», — слова Лео набатом стучат в моей голове, строчки из истории, из литературы, жуткие образы из картин возникают перед глазами, и я резко встаю, обхватывая голову руками. Хватит, хватит! Может, у него нет души, может, он навсегда связан с демоном из темницы, но он вовсе не тот, кем его рисуют. Всё это глупые легенды, слухи, враньё! И пока Влад не возьмёт меня за руку и не обнажит передо мной свою истинную суть, я буду верить только в свою правду. Несмотря на то, что даже с собственной правдой я не до конца разобралась. Вопросов было так много, и когда я начинала осыпать ими Влада, он с вымученной улыбкой отвечал: «Тебе нужно отдохнуть, Лайя. Слишком много свалилось на твои плечи за эти дни. Я не в праве ничего от тебя скрывать, клянусь, больше никаких секретов. Но мне нужно время. И тебе тоже». Я не могла с ним спорить. Я действительно была измотана, я запуталась, я хотела остановиться и выдохнуть, чтобы затем с новыми силами начать распутывать этот клубок тайн. Времени было мало, отсчёт шёл на сутки — пять или шесть — и где-то рядом наверняка притаилась угроза в виде Мехмеда. Теперь я знала, за чем он охотится, знала, о каком «флаконе с лавандовым маслом» он говорил, когда меня похитил. Всё медленно становилось на свои места, в то время как я стремительно теряла равновесие. Глубокий вечер лился в стрельчатые незавешенные окна, когда я проснулась одна в своей постели. Недолгий сон не помог, не привёл меня в чувство и не унял боль в душе. Воспоминания сразу же рухнули на мои плечи, хронология событий восстановилась, а тело заныло. Почувствовав острую необходимость увидеть сестру, я торопливым шагом направилась к ней. Мне хотелось обнять её, хотелось убедиться в том, что она по-прежнему со мной и всегда будет, но сердце болезненно пропустило удар, когда я открыла дверь и столкнулась с тихой пустотой её комнаты. Плохое предчувствие тугим комком сковало горло. Я вдруг вспомнила, как мы расстались с ней несколько часов назад: она выкрикнула, что ненавидит меня и убежала прочь. Нет... Милли не совершит глупостей. — Антон! — в моём голосе поселяется мимолетная радость, когда я замечаю дворецкого, стирающего пыль с картинной рамы. — Ты не видел Милли? Обернувшись, он по обыкновению тепло мне улыбается. — Вы разминулись. Пару минут назад она вышла из своей комнаты. Я облегчённо вздыхаю. — И куда направилась? — Когда я спросил, она не ответила. Но в её руках была стопка книг, а путь она держала на первый этаж. Поблагодарив дворецкого, я уже собираюсь отправиться на поиски сестры, когда вдруг замираю и, обернувшись, спрашиваю: — Влад... он здесь? — Да, Господин в своём кабинете. Ответ Антона тревожит и успокаивает одновременно. Видя своей единственной целью найти сестру, я стремительно несусь на первый этаж. Пустынный холл встречает меня своей угрюмой тишиной. Взгляд ненароком падает на коридор, ведущий к кабинету Влада, ненадолго задерживаясь там, но затем я вдруг слышу шаги и оборачиваюсь, замечая Милли. Враждебно уставившись на меня, она уже спустя секунду отворачивается. — Милли, — вымученно протягиваю я, подходя ближе к сестре. — Что? Снова начнёшь отчитывать меня? — рявкает она. — Я не хочу ругаться, не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Раздражённо вздохнув, она усмехается и уже собирается направиться прочь, когда я преграждаю ей путь. — Дай пройти. Мне надо подышать воздухом. — Милли, ты ничего не знаешь. О Лео, о Владе... всё не так, как тебе кажется. — Я знаю о Лео больше, чем ты, больше, чем кто-либо другой, — Милли фыркает. — Как он посмел его выгнать, Лайя, за что? Что вы скрываете? Мысль о Лео заставляет сердце заныть. Он предал Влада, предал меня, но его можно понять. Проблема лишь в том, что я никогда не смогу набраться смелости, чтобы сказать Милли правду. Она жила и должна продолжать жить в том нормальном мире без демонов, чудовищ, бессмертия и перерождения. Это сведёт её с ума. — Всё понятно, — так и не дождавшись ответа, говорит сестра. — Продолжай прятаться по углам с Владом и вашими секретами, при этом держа меня на коротком поводке. Я вижу, такая жизнь пришлась тебе по вкусу. — О чем ты говоришь? — Этот замок, реликвии, все эти исторические личности, угрожающе смотрящие на тебя со старинных портретов... ты отлично влилась в эту атмосферу, Лайя, ты всегда была будто бы не из нашего века. Услышав это, я тихо ахаю и отступаю назад. Страх того, что правда каким-то образом могла до неё добраться, сковывает моё горло, не даёт издать и звука. У Милли прекрасно развита интуиция, порой она чувствовала меня лучше, чем я чувствовала себя, и если она действительно всё знает... нет, я этого не переживу. — Послушай, все не так, как ты... — Ты запрещаешь мне общаться с Лео из-за каких-то там ваших глупых тайн и нашей разницы в возрасте, верно? Но знаешь, что я тебе скажу? Влад тоже так себе претендент на место в твоём сердце, ты ведь, как я вижу, уже успела в него влюбиться. Он такой же холодный, пустой и опасный, как этот замок! — сестра сердито вскрикивает, и голос её множественным эхом прокатывается по каменным коридорам. Её слова острым лезвием ранят сердце. Мне вдруг хочется кричать, истерить, каждое из этих обвинений отрицая. Влад не такой, не такой, совершенно не такой, и я вместе с ним другая! Мне никогда не рассказать ей всей правды, а ей никогда меня не понять. И сейчас, стоя перед ней и пытаясь подобрать нужные слова, я чувствую, как стремительно разрастается пропасть между нами. — Тебе, наверное, кажется, что ты попала в сказку. Может быть, так оно и есть, иначе я не могу объяснить внезапное появление этого Влада в нашей жизни. Но только ты не забывай: лето заканчивается, и нам пора возвращаться домой. Это наша реальность. А теперь дай пройти. Она уходит, толкнув меня плечом и скрывшись в сумерках одного из многочисленных коридоров этого замка. Я замираю лишь на миг, загипнотизированная её словами. Лето заканчивается. Милли пора возвращаться в школу, в прежнюю жизнь, в ту жизнь, которая принадлежит ей и никогда не принадлежала мне. Возведя взгляд к потолку, я накрываю лицо ладонями и прерывисто вздыхаю. Прежде я никогда не чувствовала себя такой потерянной и опустошенной. Наконец, обретя друг друга, мы с Владом не можем прожить нашу любовь. Всё рушится, пыль от обломков не даёт вздохнуть, а тяжёлые глыбы ломают кости. Мы должны быть счастливы, но мы разбиты. Кто-то свыше отдаёт приказы, иначе я просто не могу объяснить эту полосу препятствий на пути друг к другу длиною в несколько сотен лет. Уставившись растерянным взглядом на удаляющийся силуэт Милли, я вдруг понимаю, что с этой враждой пора заканчивать. Мы должны держаться вместе, самые близкие друг другу люди, сейчас, когда она нуждается во мне, а я нуждаюсь в ней... она не может меня ненавидеть, а я не могу оставить её одну. — Милли! Милли, постой! — вскрикиваю я, решительно настроенная догнать сестру. Она оборачивается, сердито глянув на меня через плечо, а затем ускоряет шаг и уже спустя секунду заворачивает в очередной коридор. Я не помню, куда он ведёт, и добавляю шаг, теряя из виду её хрупкую фигуру. Мне кажется, нет, я уверена, что я в точности повторяю путь Милли, но, остановившись перед пустым коридором, в недоумении оглядываюсь по сторонам. Но вдруг звон, похожий на тот, что издают цепи, доносится откуда-то из глубины, и это заставляет меня вздрогнуть и возобновить шаг. — Милли? — повторяю, вглядываясь в кромешную темноту. Когда я дохожу до конца коридора и упираюсь в каменную стену, звон становится слышен отчетливее. Паника поднимается в душе. Заметив факел на стене, я тяну к нему руку, чтобы вытащить единственный источник света и тепла здесь, но палец задевает какой-то рычаг на подставке, и стена передо мной внезапно отъезжает в сторону. Испуганно отскочив назад, я с ужасом наблюдаю за тем, как с каждой секундой моему взору открывается всё больше и больше пространства. Я вижу поблескивание цепей в тёмной глубине, слышу чьё-то сбитое дыхание. Внутренности в животе сжимаются, страх душит, но я не намерена бежать прочь. — Кто здесь? — осторожно спрашиваю я, не решаясь шагнуть в темноту потайной комнаты. Мне отвечает чьё-то тяжёлое сопение. Нервно сглотнув и вытащив-таки факел, я спускаюсь по каменным ступеням и оказываюсь в объятой холодом подвальной комнате. Пространство тотчас же озаряется светом нескольких настенных факелов, и открывшаяся передо мной картина заставляет меня машинально отступить назад. Сердце делает сальто, а внутренний первородный страх вырывается наружу тихим: — О, боже мой... Это поистине жутко, это невозможно, это безумно, это... Мехмед. Он стоит, прикованный ржавыми толстыми цепями к одному из четырёх металлических столбов в этом холодном сыром подвале. Несколько прядей каштановых волос спали на лоб, пряча мертвецкую бедность его лица, одежда разодрана, испачкана грязью и пропитана кровью, на груди и бёдрах — рваные раны, будто нанесённые когтями какого-то зверя, а губы и щеки рассечены. Боже милостивый, на нем живого места нет... Сковавший меня страх не позволяет мне приблизиться к нему, но это и не нужно, чтобы понять, что он без сознания. Это заставляет меня отвести от его истерзанного тела испуганный взгляд и заметить несколько странных предметов, напоминающих орудия пыток. Я понимаю, что это они и есть, когда под мой взор попадает дыба-ложе — длинный деревянный стол, предназначенный для «растягивания» жертвы. Всего в паре ярдов от него я замечаю внушительных размеров саркофаг с железными шипами внутри, а на полу валяется несколько металлических шейных ловушек. В глазах темнеет, к горлу подкатывает тошнота.  Страшно лицом к лицу встретиться со своим врагом, который изувечен так, что без боли на него не взглянешь. Еще страшнее вдруг осознать, что ты находишься в самой настоящей пыточной, что скрыта от чужих глаз в подземелье замка того, кому принадлежит твоё сердце. Желание бежать отсюда без оглядки прерывается пошатнувшимся равновесием. Голова моя кружится, не позволяя мне устоять на ногах, и я опираюсь рукой о сырую каменную стену, когда вдруг чувствую острую, нестерпимую боль, пронзившую мою ладонь. Я вскрикиваю: длинный ржавый гвоздь появился прямо из стены и вонзился мне в руку. В глазах неминуемо темнеет. Стиснув зубы и с трудом вытащив ладонь из очередной ловушки, я вздрагиваю от вида открывшейся глубокой раны, из которой льётся густая кровь. Дыхание сбивается, металлический запах ударяет в нос, заставляя рвотный рефлекс подкатить к горлу. Несколько крупных капель разбиваются о сырой пол. Часто задышав, я разворачиваюсь, чтобы как можно скорее направиться прочь отсюда, когда вдруг с силой вписываюсь лбом в чью-то широкую грудь. Знакомый запах ударяет в нос. Мужчина хватает меня за локоть, удерживая от падения, но резко отскакивает назад, когда видит кровь на моей ладони. — Влад... — шепчу я, качая головой и усиленно отгоняя от себя мысль о том, что всего в нескольких ярдах от меня к столбу цепями прикован наш злейший враг. Влад бледнеет, багровеет, вены на его руках и шее вздуваются, а паутинки сосудов появляются в глазах, делая те угрожающе красными. Органы в моем животе стягиваются в тугой узел. Втянув носом запах моей крови и приоткрыв рот, он резко отворачивается. Растерянная, оглушенная болью, испуганная увиденным, я делаю шаг к нему, но страх сковывает меня, заставляет нелепо замереть перед мужчиной, так резко и так устрашающе сменившим свой лик. Не спрашивай себя о том, кто он, ты ведь знаешь ответ... Снова бросаю на Мехмеда изумленный взгляд, перевожу его на Влада и вздрагиваю — то ли от вновь занывшей в ладони боли, то ли от его устрашающего вида. — Уходи отсюда, Лайя, — не своим голосом процеживает он. — Нет, — резко отвечаю я, широко распахнув глаза от неожиданности собственных слов. — Нет, я тебя здесь не оставлю. Как же глупо и безрассудно, Лайя, но ты ведь по-другому не умеешь. Собравшись с силами и подойдя ещё на ярд ближе к нему, я молниеносно оказываюсь прижата к ближайшей стене его сильным телом. Страх того, что из камней сейчас вылезут гвозди, заставляет меня пискнуть, а когда рука Влада смыкается на моей шее, я окончательно теряю рассудок. Но губы его замирают возле моего уха, и он шепчет: — Беги. С ним нельзя пререкаться. Не тогда, когда он в таком состоянии, не тогда, когда я скована ужасом и его руками. И все же я рискую, вкладывая в свой взгляд и в каждую свою эмоцию лживую решимость. — Нет. — Лайя... Спрятав окровавленную руку за спину, я качаю головой. Я понятия не имею, что я делаю и почему рискую собой, но я не могу позволить ему остаться здесь в таком состоянии. Мне уже доводилось видеть его таким, и это поистине страшно, но я поклялась себе, что больше не оставлю его одного. Я буду рядом, какую бы угрозу он не представлял. Он стал таким из-за меня, я — причина, по которой он провел века в одиночестве, по которой он не может совладать с собой, по которой все это, чёрт возьми, происходит. И какая бы вечность нас ни ждала, мы пройдём через неё вместе. — Пойдём со мной, — твёрдо говорю я. — Посмотри на меня, Влад, это я. Пойдём наверх. Он скалится, и я замечаю мелькнувшие в оскале острые клыки. Сердце пропускает удар, но безумство начинается тогда, когда я понимаю, что больше не хочу от него бежать. Чем дольше я на него смотрю, тем яростнее меня завораживает ужасающая красота Влада. Он замечает то, как меняется выражение моего лица, хмурится и убирает руку с моей шеи, а я глаз не могу оторвать. Не могу, не могу, невозможно! Это как гипноз, этого не может быть, я должна бояться, должна зажмуриваться и прятать лицо в ладонях! Посмотри, Лайя, это же чёртова пыточная в его замке, а Мехмед... его раны — кровавое месиво, на нем нет живого места, это дело рук Влада, ты ведь об этом прекрасно знаешь! На секунду все замирает. Его побагровевший взгляд не сразу обретает осознанность. Он постепенно приходит в себя, ведь красных нитей сосудов в его глазах становится меньше, дыхание восстанавливается, а бледность уступает привычному тону лица. — Надо обработать твою рану, — хрипит Влад, хватает меня за запястье и с какой-то совершенно нечеловеческой скоростью уводит прочь отсюда. Я понимаю, что мы далеко за пределами подземелья лишь тогда, когда слышу за спиной звук задвигающейся стены. Капли крови оставляют за нами багряную дорожку, пока он ведёт меня по тёмному коридору. Я вижу, как мышцы перекатываются на его спине под белоснежной тканью рубашки, я слышу его тяжёлое сбитое дыхание, и даже боюсь представить, в каком он сейчас гневе. В считанные секунды мы минуем множество коридоров, холл, и оказываемся на кухне. Влад поворачивается ко мне и, схватив меня за талию, усаживает на столешницу. За каждым его действием наблюдаю, как напуганный зверёк из клетки, дергающийся от каждого его даже самого мимолетного движения. Но я не боюсь за себя, мне до ужаса страшно за него. Что он чувствует — зол ли, подавлен ли? Влад рвано выдыхает и, даже не пытаясь заглянуть в мои глаза, отходит к шкафчикам, нервно отодвигая один за другим. — Чёрт, да где же они, — сквозь зубы скрежещет он. Мне становится не по себе, но все же я не решаюсь даже шелохнуться. Только тихо отзываюсь: — Влад, ты... — Всё нормально, Лайя, — Влад поднимает ладонь, все ещё стоя ко мне спиной. Меня обуревают сомнения. Что я должна делать, как должна вести себя после увиденного? Он ждёт, что я начну заваливать его вопросами, их ведь, черт возьми, так много, но я не могу вымолвить и слова. Увиденное поразило меня, поразило настолько, что я могу лишь сидеть на этой чёртовой столешнице и смотреть на него своими огромными глазами. Влад на грани. Он зол и встревожен одновременно, захлопывает ящики, чертыхается, гремит дверцами. Мне хочется подойти к нему, остановиться сзади и крепко обнять, уткнувшись носом меж его лопаток, втянуть любимый аромат и мягко прошептать: «Всё будет в порядке. Мы будем в порядке». Но это не так. Совсем не так, а меня будто цепями к этому столу приковали. Цепи... Образ Мехмеда не выходит из головы. Всякий раз, когда я закрываю глаза, предо мной возникает его измученное, истерзанное тело, кроваво-белым пятном выделяющееся в пыточной комнате. Пульс сбивается, а паника уже отчаянно бьётся в горле. Какой звериной должна быть сила, чтобы сотворить такое? Неужели Влад на это способен? Из мыслей меня вырывает звук бьющегося стекла. Испуганно вздрагиваю и перевожу на мужчину взгляд. Он поднимает осколки чашки, несколько секунд сидит на корточках, о чем-то думая, а после поворачивается ко мне. Сначала замечаю безжизненное выражение его лица, а после бинт и перекись в его руке. Когда он подходит ко мне, я напрочь забываю механизм дыхания, моргания, мыслительные процессы останавливаются, а сердце, наоборот, начинает биться, как бешеное. Влад осторожно берет моё запястье в своё, сжимает зубы, а я замираю в ожидании — что произойдёт с ним дальше? — Ты боишься меня, — шепчет он, будто бы сам себе, и я поднимаю на него недоуменный взгляд. — Я чувствую твой страх. — Чувствуешь? — мой голос садится. Когда раствор попадает на ладонь, я вздрагиваю, а с губ слетает тихий болезненный вздох. Рана шипит и пузырится, но Влад спокоен, он не меняет облик и не делает резких движений. Он поднимает на меня свой взгляд — совсем мимолетно, но достаточно проникновенно, чтобы всё внутри меня вспыхнуло неминуемым пожаром в своём вечном сопровождении колючих мурашек. А затем глубоким, будто звучащим откуда-то из заточения сердца, голосом произносит: — Да. Разве ты не чувствуешь мой страх? — Ты чего-то боишься? — Я боюсь потерять тебя. Тихо вздыхаю, чувствуя, как раскаленный воск разливается по телу. Обжигает, ранит, согревает. Последнее вдруг разрастается с такой силой, что я уже не чувствую ни боли, ни страха. Осторожно обхватываю его щеки ладонями, приближая наши лица друг к другу и со всей имеющейся во мне уверенностью и отчаянием отвечаю: — Ты меня не потеряешь. Ни по моей воле, ни по чьей-либо ещё. Наши лица оказываются в дюйме друг от друга, когда он сбивчиво шепчет, не сводя с меня глаз: — Как ты сделала это? — Сделала что? — Вернула мне рассудок. Пару мгновений я обдумываю его слова, а он закусывает губу и, зловеще сверкнув взглядом, хрипло произносит: — Ты играешь в очень опасные игры с моей тьмой, страшась её и восхищаясь ею. Не боишься, что рано или поздно тебя обуздает азарт? — У меня есть причины бояться? — мгновенно спрашиваю я. — Увиденного тебе недостаточно? — Я хочу знать и видеть всё, на что ты способен. — Это говоришь не ты. Прежняя Лайя уже бежала бы от этого чудовища без оглядки. — Всё верно. Лайя по-прежнему боится и хочет сбежать. Это говорит Лале. Она никогда тебя не оставит, как бы сильно ты её ни пугал. Разбитое сердце трепещет от противоречия собственных чувств. Не дождавшись от него ответа, я вздыхаю, а он, ещё несколько секунд простояв в таком положении, отстраняется, чтобы вернуться к моей раненой ладони. Бережно перебинтовывает, а я не свожу с него глаз. Страх, восхищение, любовь, недоумение — эти чувства ведут ожесточенную борьбу внутри меня, а их оружие — вопросы. Острые, беспощадные. Почему я не испугалась его в подземелье? Что произошло с ним, что это за проклятие? Неужели жажда мести породила в нем эту жестокость, или дело в другом? Влад замечает мой вспыхнувший взгляд и, осторожно завязав бинт, отходит к окну. — Дай себе время, Лайя. Не мне. Ты сама должна почувствовать, когда будешь готова к принятию той правды, которая тебе уже известна. Мне остаётся лишь ждать. Мой ответ прерывают хлопки и чей-то хриплый смех. Мы с Владом синхронно оборачиваемся, чтобы увидеть лукавую ухмылку стоящего в дверях человека. — Какая увлекательная речь, Влад. Можно на бис? Сдаётся мне, я здесь надолго.