«Похоже, я просто мечтал во сне. Теперь мое тело берет дрожь, И, кажется, я тебя помню. Я знаю — у тебя дежавю». ATEEZ — Deja vu
Несколько часов назад — Ты с ума сошел?! Хьянсу вскочила со своего места и, упершись руками о стол, посмотрела на Хонджуна осуждающим взглядом. Тот же остался непреклонным, с бесстрастным видом наблюдая за постепенно выходящей из себя девушкой. — Не вижу в этом ничего, что могло бы так тебя разозлить, прокурор Ли, — совершенно спокойно говорит Хонджун, не отрывая от Хьянсу пронзительного взгляда. — Тем не менее, я зла, как собака, потому что мое терпение кончается, Хонджун! — Хьянсу выдохнула и, выпрямившись, уперла руки в бока. Она покачала головой, тем самым будто подкрепляя свое намерение не соглашаться с идеей мужчины, и продолжила уже более спокойным тоном: — То, что ты предлагаешь, уже выходит за всякие рамки! Неужели ты вздумал убить окружного прокурора? — Во-первых, не собираюсь я никого убивать, — отвечает Джун. — Я всего лишь предложил подсыпать ему снотворное. Так мы выиграем для Юнхо и Ханбёль немного времени, чтобы они смогли найти нужные документы… — Это незаконно, между прочим! — перебивает его Хьянсу. Хонджун поджимает губы, явно раздраженный тем, что его так нагло прервали, а затем тут же ехидно усмехается. — Если ты не заметила, для меня уже давно не существует такого понятия, как закон. И я не договорил, — теперь пришла его очередь смотреть на Хьянсу с укором. — Во-вторых, у нас нет времени на то, чтобы прорабатывать другой план. Выборы на носу, Ханбёль заперта в доме Уёна и может оказаться под ударом в любой момент. У тебя есть идеи получше? Если да, будь добра, выскажись… — Я… — Можете спорить где-то в другом месте? — раздался недовольный голос Сана, сидящего рядом. — Весь настрой мне портите. Чхве, как никто другой, понимал, что этим двоим нужно поговорить наедине. Уж слишком много недосказанности чувствуется в каждом предложении Хьянсу. И слишком явно Хонджун пытается сдержать свои чувства и скрыть эмоции, находясь рядом с этой девушкой. Они и сами прекрасно осознавали тот факт, что им давно уже стоило объясниться на волнующую их обоих тему, просто оттягивали этот момент из-за занятости и насыщенности последних событий. Но теперь оттягивать уже было некуда, ибо слишком много накопилось всего, что стоило обсудить. Хонджун посмотрел на Сана, подумал пару секунд, а затем поднялся со своего места. — Давай отойдем, — предложил он Хьянсу и, не дожидаясь ее ответа, направился прочь от их стола. Прокурор тяжело вздохнула. Бросив взгляд на Юнхо и Сана, она сказала: — Не поубивайте тут друг друга, — и направилась вслед за Хонджуном. Они остановились около панорамных окон, выходящих на площадку перед бизнес-центром. Какое-то время они молчали. Хьянсу старалась мысленно успокоить свой пыл и привести чувства в порядок. Но это оказалось не таким уж легким занятием. Хоть она обычно и вела себя сдержанно, мысля рационально, теперь это ей удавалось с трудом. Видимо, Хонджун, все же, влиял на нее не самым лучшим образом. — Я слушаю тебя, — наконец, заговорил Хонджун. — Я знаю, что ты хочешь поговорить. Говори. Я выслушаю. И после этих слов все то, что собиралась сказать Хьянсу буквально минуту назад, вдруг вылетело из головы. Прокурор ругала себя за внезапную растерянность, но ничего поделать не могла. Она смотрела на Хонджуна и понимала, что едва ли может обвинить его в чем-то. В какой-то момент она подумала о том, что даже если этот мужчина прямо сейчас на ее глазах убьет человека, она и слова не сможет сказать ему в укор. Тем не менее, собравшись, наконец, с мыслями, Хьянсу прочистила горло и сказала: — Это все заходит слишком далеко, Хонджун. Ваши эти мафиозные игры… Ты понимаешь, что я не могу смотреть на это сквозь пальцы и делать вид, будто ничего не вижу. Я ведь все-таки прокурор! — Тебя отстранили, — напомнил Хонджун, переведя взгляд на девушку. — Сам Ким Джиук отстранил тебя, потому что ты лезла в его дела. Или ты уже забыла об этом? — Не забыла, — Хьянсу сжала кулаки, вспомнив о том, что ее действительно самым бессовестным образом лишили ее удостоверения. И ведь даже ни за что. — Но это не значит, что я должна идти на поводу у своей обиды и предавать закон. — Мне казалось, что мы стараемся ради нашего общего блага, Хьянсу, — тон Хонджуна звучал ровно, но не он не был холоден. Напротив — прямо сейчас тепло, что он чувствовал по отношению к ней, ощущалось как никогда острее. — Твой закон бессилен перед такими, как Ким Джиук и Чон Уён. У них свой закон. И для того, чтобы одержать над ними победу, нужно придерживаться их закона, а не твоего. Хьянсу отвела взгляд, посмотрев на улицу, и закусила губу от досады. — Я всю жизнь жила по правилам. Поклялась защищать интересы народа, даже давала Присягу прокурора, — Хьянсу грустно усмехнулась так, будто теперь эти слова казались ей каким-то бредом. — А теперь что? Пытаюсь восстановить справедливость, ведя дела с бандитами. Подумать только! — Когда-то ты тоже решила защищать народ, — чуть помолчав, ответил Хонджун. — Помнишь, что из этого вышло? — Хьянсу посмотрела на него растерянным взглядом. Конечно, она помнила. Теперь уже она помнила все. И ей совершенно не хотелось повторения того, что случилось тысячу лет назад. — Справедливость не всегда торжествует, Хьянсу. И иногда, чтобы добиться ее, приходится обходить закон. В конце концов, вспомни, кем ты была раньше, — Хонджун выдержал небольшую паузу, давая девушке время поразмыслить. — Пираткой. А у пиратов тоже есть свои законы. Как и у мафии. И пусть они порой расходятся с общепринятыми, но мне ли тебе рассказывать, что бывает, когда эти законы нарушаются? — То было раньше, — вздыхает Хьянсу. — За тысячу лет мир успел порядком поменяться, Хонджун, — мужчина уловил в глазах Ли грусть. Она ностальгировала по прошлому. Ей порой не хватало тех событий, но возвращаться обратно девушка желанием не горела. — Теперь все иначе. — Может, мир вокруг нас и поменялся, но вопрос в другом — поменялись ли мы сами? Хьянсу задумалась. Поменялись ли они? За других она говорить не могла, но вот за себя… Конечно, она поменялась. Возможно, не кардинально, возможно, эти изменения не были такими значительными, но они имели место быть, потому что все в этом мире переменчиво, в том числе и мы сами. Ведь тот, кто стоит на месте и не меняется, тот и не развивается, не идет дальше, утопая в собственной никчемности. Но Хьянсу желала, чтобы они возродились не ради перемен. Она хотела, чтобы они были счастливы. Она желала спокойствия для них всех. Но Трезубец, как и в прошлый, так и в этот раз сыграл с ней злую шутку. — Думаю, ты сам знаешь ответ на этот вопрос, — улыбнулась Хьянсу. Хонджун улыбнулся в ответ. — Я считаю, что мы остались прежними, просто подстроились под нынешние обстоятельства. Мы многому научились, сами того не осознавая, но это только улучшило нас. Сан, например, стал более дальновидным и расчетливым, а Ханбёль — сдержанной. Я понял, что не все в этой жизни зависит от меня и не все проблемы я могу решить сам, а вот ты, Хьянсу… Ты не изменилась, — он помолчал, с упоением разглядывая лицо возлюбленной. — Ты просто выросла. Стала мудрее. Но будь ты тысячу лет назад той, кем ты являешься сейчас, итог все равно остался бы прежним. Потому что, я уверен, как тысячу лет назад, так и сейчас, родные люди для тебя — выше всяких законов. Хьянсу почувствовала, как что-то екнуло внутри. Хонджун был прав как никогда. Конечно, Хьянсу готова была отдать все за то, чтобы каждый из них, был счастлив. И она уже отдала все, что могла, подарила им всем второй шанс. А теперь… она просто пыталась все сделать правильно. Глубоко в душе она боялась, что все вновь пойдет под откос. Что Сан и Бёль не вспомнят друг друга, что такой подонок, как Джиук, станет генеральным прокурором, а Уён восторжествует, и тогда им всем снова придется проиграть. Но второй раз такой ошибки Хьянсу допустить не могла. — Ты просто пытаешься угодить всем, — продолжал Хонджун, заметив, как поникла прокурор. — Но так не бывает, Хьянсу. Ты не сможешь помочь себе и своим близким и одновременно остаться хорошей для всех остальных людей. Ты обязательно в чьих-то глазах будешь самой отпетой дрянью, но разве это важно, когда ты и дорогие тебе люди счастливы и в безопасности? — Я просто… — Хьянсу чувствовала, как ком подкатывает к горло и становится сложно дышать, но она продолжала держаться, боясь показать свою слабость. — Я просто не хочу, чтобы кто-то страдал, понимаешь? Чтобы люди страдали. Тысячу лет назад я хотела того же самого, но мы с тобой боролись на одной стороне, а теперь мы по разные стороны, и я должна бороться против таких, как ты, Джиук и Уён… — Но хочешь ли ты этого? — в лоб спрашивает Хонджун. — Нет, конечно, нет. Я не хочу бороться против тебя, — тут же качает головой Хьянсу. — Но это мой долг как прокурора. — Послушай, Хьянсу, — Хонджун вдруг делает шаг к девушке и осторожно обхватывает ладонями ее лицо, заставляя посмотреть на себя. — Я понимаю тебя. Но если ты хочешь помочь нам всем и, в первую очередь — себе, зажить спокойной и счастливой жизнью, ты должна преступить свои прокурорские принципы хотя бы сейчас. Если ты волнуешься за жизнь Джиука — он не умрет. Сан обещал Ханбёль, что он будет жить. А я лишь предложил на какое-то время усыпить его бдительность… — Дело не только в Джиуке, Хонджун. Думаешь, я волнуюсь о его жизни? — говорит Хьянсу уже более твердым тоном. — Дело в вашей деятельности. Вы торгуете запрещенными препаратами и, что еще хуже, — людьми, убиваете, грабите. Я, конечно, люблю тебя, но предлагаешь закрыть на все это глаза? Мы давно уже не пираты. И на дворе давно уже не двенадцатый век. И сейчас это далеко не норма! Хонджун опускает руки и долго смотрит на девушку, не говоря ни слова. Он будто пытается что-то прочесть на ее лице. Взгляд его бегает от ее глаз к губам и обратно. Он размышляет. Принимает какое-то важное решение, о котором Хьянсу понятия не имеет. Так продолжается еще минуту, но девушка не смеет отрывать его размышлений. И молчит до тех пор, пока Хонджун, наконец, не подает голос. — Я покончу с этим, — Хьянсу даже по началу не верит услышанному. Она замирает, глядя на Джуна широко раскрытыми глазами. — Если ты хочешь, я покончу со всем этим, мы останемся только вдвоем, без всего этого криминала и постоянного напряжения. Я сделаю это. Но только после того, как мы закончим начатое. И после того, как я буду убежден в том, что Сан не нуждается во мне, в том, что он счастлив и более не собирается никому мстить. Такой ответ тебя устраивает? Хьянсу все еще не в силах переварить услышанное. Она не находит слов ответить, поэтому просто кивает словно завороженная. — Я сделаю это, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Но пока, прошу, Хьянсу, просто будь на моей стороне, как и обещала, хорошо? Хьянсу снова закивала, чувствуя, как невовремя слезы подступили к глазам. — Хорошо. Хонджун улыбается и без лишних слов притягивает девушку к себе, заключая в нежные объятья. Так они стоят около минуты, и Хьянсу чувствует себя по-настоящему защищенной рядом с этим мужчиной. Она бы предпочла забыть обо всех проблемах и остаться с ним вдвоем, ведь у них было так мало времени насладиться друг другом, но, к сожалению, времени нет и сейчас. Их прервал донесшийся со стороны голос Сана: — Йа, голубки, прекращайте лобызаться. Время не резиновое. Хьянсу недовольно фыркнула, но, все же, отстранилась от Хонджуна. Тот улыбнулся, пожал плечами и вместе с девушкой пошел обратно к столику. Сан тем временем поднялся и посмотрел куда-то в сторону. Остальные, проследив за его взглядом, заметили приближающегося к ним мужчину средних лет в сопровождении, по всей видимости, секретаря или охраны. — Хочу вас кое-кому представить, — губы Сана тронула загадочная ухмылка. Хьянсу с Юнхо переглянулись, но прежде, чем кто-либо из них попытался возразить, неизвестный мужчина уже оказался прямо перед ними. И только теперь Хьянсу поняла, что знает этого человека. — Господин Ку, мы как раз только вас и ждем, — обратился Сан к подошедшему. — Надеюсь, я не очень вас отвлекаю? — Дело важное, Сан-ши, поэтому не беспокойтесь об этом, — ответил мужчина, на что Сан довольно улыбнулся и представил мужчине Хьянсу с Юнхо, а затем добавил, обращаясь уже к прокурорам: — Господин Ку — руководитель прокуратуры южного округа Сеула. Наверняка вы слышали о нем… — Конечно, мы знаем, кто это, — тут же вступилась Хьянсу, чуть склонившись в приветственном поклоне. — Мне приятно познакомиться с вами лично… Господин Ку ответил ей непринужденным кивком. — Так значит, названный сын Ким Джиука тоже на нашей стороне? — он перевел внимательный взгляд на удивленного Юнхо. — Нашей? — не понял парень, бросив в сторону Сана вопросительный взгляд. — Господин Ку баллотируется в генпрокуроры, — поспешил объяснить Сан. — И я пообещал оказать ему в этом поддержку, если он в свою очередь поможет мне… Хьянсу какое-то время молчала, слушая разговор Сана, окружного прокурора и Юнхо, а затем, убедившись, что на нее никто не обращает внимания, обернулась к Хонджуну: — Он действительно собирается договориться с окружным прокурором? И не боится, что наступит на те же грабли, что и его отец? Хонджун покачал головой. — Риск есть всегда, Хьянсу, но без связей в наше время никак. Джиук, как мы все уже поняли, — так себе вариант для союза, но его не устранить без помощи кого-то не менее влиятельного, понимаешь? — И как в его устранении может помочь прокурор Ку? — Все теми же связями, — пожимает плечами Джун. — От него требуется подготовить почву, посеять сомнения среди своих коллег, пустить слухи, ведь не бывает же дыма без огня? А Сан должен будет подкрепить эти сомнения… — Предоставив народу доказательства, — догадалась Хьянсу. — Точно, — соглашается мужчина. — Но это все равно опасно. Откуда мы знаем, что Ку сам не прислуживает Джиуку? — Это не в его интересах, — вдруг говорит Сан, пока окружной прокурор отвлекся на разговор с Юнхо. Хьянсу смотрит на Чхве непонимающим взглядом. — Джиук сместил его с должности, которой тот добивался несколько лет, и отослал в южный округ. Я бы на его месте тоже не смирился. — А вы не перестаете удивлять, Сан-ши, — хмыкает Хьянсу. — Пожалуй, я, все же, поставлю на вашу победу. — Обидно, — Сан недовольно поджимает губы, но всего на секунду — затем, на его лице вновь заиграла привычная ухмылка, — что ты ставишь только сейчас.***
Настоящее время «Что это было?» Именно такими были первые слова, пришедшие на ум Ханбёль после того, как она более-менее оклемалась после произошедшего. Девушке с трудом удалось вернуться в реальность и отделить ее от своих видений. Бёль поняла, что все еще находится в своей спальне, дома у Уёна, за окном все еще идет дождь. Мобильник, который она выронила, все так же лежит на полу неподалеку. Прошло, казалось бы, каких-то несколько секунд, хотя ощущались эти несколько секунд словно пара полноценных часов. И Ханбёль совершенно не понимала, откуда у нее подобные чувства и, вообще, — что же с ней все-так произошло? Перед глазами все еще стояло лицо Сана, в ушах эхом раздавался его голос. Ханбёль сделала над собой огромное усилие, чтобы подняться и выровнять дыхание. Но полностью успокоиться ей не позволил вновь завибрировавший телефон. Бёль подняла его и взглянула на экран, читая только что пришедшее от Юнхо сообщение. «Я организую семейный ужин и постараюсь убедить Джиука и Уёна в его важности. У Хонджуна есть план, потом все объясню, но главное, чтобы ты снова оказалась дома. Удали это сообщение». Бёль потребовалось перечитать строчки несколько раз, чтобы понять их смысл. Затем девушка последовала инструкциям брата и стерла смс. Голова гудела: недавний разговор с Саном, странное видение, сообщение от Юнхо — все навалилось на нее так резко, что девушке с трудом удавалось угнаться за последними событиями. А дальше, казалось, будет еще хуже. Спрятав телефон, Ханбёль тяжело вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Почувствовав, как в горле ужасно пересохло, девушка решила, что перед тем, как начать обдумывать все произошедшее, стоит хотя бы выпить воды. С этими мыслями она направилась на кухню. Но без приключений добраться до нее Бёль, конечно, не удалось. Подойдя к кухне, девушка услышала знакомые голоса. Она замерла за поворотом, затаив дыхание и прислушиваясь к разговору. — Какого черта, Сунхи? — послышался возмущенный голос Уёна. — На чьей ты, вообще, стороне? Так и будешь метаться, пытаясь угодить всем? — Я давно уже определилась, — Сунхи явно пыталась сдержать себя, но в ее тоне отчетливо слышались отголоски ярости. — Единственный, кто здесь не может определиться, — это ты, Чон Уён! — Ты несешь чепуху! — прерывает девушку Уён, смотря на нее полным негодования взглядом. — Пытаешься перекинуть свои промахи на меня? — Я-то? — усмехается Сунхи, складывая руки на груди. Она смотрит на Уёна с вызовом в то время, как он изо всех сил пытается держать себя в руках. — Может, как раз наоборот? Это ты никак не можешь понять, чего хочешь, и идешь совершенно не в том направлении, а меня — человека, который желает помочь тебе, винишь во всех смертных грехах… — Помочь? — Уён нервно усмехается. — Если ты так хочешь помочь, то почему я все еще не знаю, где находится чертов дом Чхве Сана? Вопрос повисает в воздухе. Сунхи молчит, не отрывая от Уёна пристального взгляда. На секунду в ее глазах проскакивает растерянность и сомнение, но она старательно скрывает свои эмоции, явно не собираясь делиться ими с Уёном. Ожидая, что вот сейчас Сунхи, все же, ответить на заданный вопрос, Ханбёль уже решительно настраивается выйти из своего укрытия. Хоть ее вмешательство мало чем может помочь, Бёль цепляется за любую мелочь, которая способна улучшить положение вещей в данный момент. Но, к счастью, Кан Сунхи по каким-то известным только ей причинам не оправдывает ожидания Ханбёль и вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос Уёна, спокойно говорит: — Потому что тебе не нужно это знать. Кажется, ее слова еще больше выводят Уёна из себя. Он смотрит на девушку с искренним непониманием, а кулаки его инстинктивно сжимаются от ярости, распирающей его изнутри. — Кто тебе дал право решать за меня? Ты… — Да потому что ты не можешь принять решение самостоятельно! — Сунхи, наконец, не выдерживает и переходит на повышенные тона. Она делает несколько шагов по направлению к Уёну и останавливается в метре от него. Он все еще не до конца понимает, чего добивается Сунхи, но пока не пытается ее остановить или перебить. — Неужели ты не видишь? — продолжает девушка уже тише, будто боится спугнуть Чона. — Ты запутался. Ты не понимаешь, что делаешь, действуешь под указку отца. Это не твоя жизнь… — Что ты можешь знать о моей жизни? — тон Уёна отдает холодом настолько, что даже у Ханбёль, слушающей это все со стороны, кожа покрывается мурашками, а от повисшего в комнате напряжения перехватывает дыхание. — Ты мне никто, Кан Сунхи. Но почему-то так и норовишь залезь ко мне в душу… — Я, может, и никто тебе, — тут же отвечает Сунхи без малейшей обиды в голосе, — но, по крайней мере, я единственная, кому не все равно на то, что с тобой может произойти, — она помолчала несколько секунд, будто изучая реакцию Уёна. Но и тот молчал, хоть и выглядел весьма сбитым с толку. — Или ты думаешь, твой отец задумывается о твоей судьбе? Он использует тебя, чтобы удержать власть в городе. Он прекрасно знает, что Сан может победить, и когда это произойдет, он с чистой совестью сделает из тебя козла отпущения и спустит на тебя всех собак в лице своих оставшихся приспешников. — Это бред. Отец не поступит так, — Уён стискивает зубы, но от злости ли? Или, скорее, от досады? — Ты так думаешь? — усмехается Сунхи. — Кажется, все вокруг это понимают, кроме тебя, — совершенно непринужденно продолжает девушка. Но в ее тоне все еще не чувствуется упрека, и она явно не горит желанием сделать Уёну больно. Скорее, наоборот — действительно пытается помочь. — Быть может, тогда твоей названной невесте не плевать на тебя? Думаешь, она ради тебя сбежала от Чхве Сана? Да и сбежала ли? — услышав это, Бёль еле сдержалась, чтобы не выскочить в кухню и не попытаться обвинить Сунхи во лжи. — Но и ее не стоит винить. Когда-то и я была на ее месте… Сунхи вздохнула, отведя взгляд. Она будто вспоминала что-то, давно забытое и уже совершенно не существенное, но буквально недавно имеющее огромное для нее значение. Но буквально через несколько секунд Сунхи продолжила, вновь вернув свой взор к Уёну: — А как насчет Ким Джиука? Как считаешь, ему есть до тебя дело? Да он просто боится твоего отца! Поэтому и ведет себя как последняя крыса. Поверь, он все еще не переметнулся к Сану только потому, что знает, что тот пришьет его при первой возможности, тем самым отомстив за отца, — Сунхи пожала плечами так, будто говорила что-то само собой разумеющееся. — Ну что? Есть еще претенденты? Уён тяжело вздохнул, шумно втягивая воздух. — Чего ты добиваешься, Сунхи? — Пытаюсь открыть тебе глаза, — спокойно отвечает девушка. — И заставить, наконец, думать своей головой, а не головой своего отца. — А не боишься, что я пущу пулю тебе в лоб за такую наглость? — все тем же ледяным тоном отчеканивает Уён. — Если тебя это успокоит, можешь сделать это прямо сейчас, — говорит Сунхи, заставляя Чона удивляться бесстрашию и уверенности этой девушки. — Только смотри, не пожалей потом. Уён молча смотрит на нее какое-то время, а затем говорит: — Уходи, Сунхи. Лучше уходи, пока окончательно не разозлила меня. Мне больше не нужна твоя помощь. Можешь валить на все четыре стороны. Сказав это, он разворачивается к девушке спиной и опирается руками о барную стойку. Сунхи же продолжает стоять, будто надеясь, что Уён вдруг передумает и изменит свое решение. Но он, кажется, непреклонен. — Уён-ши… — зовет Сунхи, но Уён не дает ей и слова сказать. — Я сказал, уходи! Сунхи больше не возражает. Еще несколько секунд — и Ханбёль слышит стук ее каблуков, а затем хлопнувшую за девушкой дверь. В квартире воцаряется молчание, длящееся около минуты. Затем Уён тяжело вздыхает и еле слышно чертыхается себе под нос. Взъерошив волосы, он поворачивается в сторону коридора, будто нутром чуя, что за ним следят. Как оказалось, чуйка его действительно не подвела. — Так и будешь там стоять? — спросил он, казалось бы, в пустоту, но спустя несколько мгновений Ханбёль решила, что скрываться смысла больше нет, и, преодолев желание вернуться в свою спальню, вышла из укрытия. Уён оглядел девушку оценивающим взглядом, на который она не обратила никакого внимания. Пройдя мимо парня, Ханбёль с совершенно бесстрастным видом налила себе воды. — Подслушивать нехорошо, Ханбёль, — чуть прищурившись и все еще наблюдая за девушкой, сказал Уён. — Сложно не подслушивать, когда вы развели тут балаган и ваши крики слышны по всей квартире, — отпив немного воды, хмыкнула Бёль. Уён помолчал немного, будто изучая девушку, а затем вдруг спросил: — Что, тоже согласна с ней? Бёль не сразу уловила суть вопроса, но, когда поняла, немало удивилась тому, что Уён спрашивает о подобном. — Не думаю, что тебя интересует мое мнение. Уён усмехается, будто насмехаясь сам над собой. — Ты права — не интересует. Меня априори не может интересовать мнение подстилок Чхве Сана. Бёль со стуком ставит полупустой стакан обратно на стол так, что половина оставшейся в нем воды выплескивается на столешницу. Уён лениво поворачивает голову в ее сторону, при это выглядя совершенно не впечатленным подобным действием. — Закрой рот, Уён, — на удивление спокойным голосом говорит Ханбёль, а затем, слегка ухмыльнувшись уголком губ, добавляет: — Иначе я могу подумать, что ты ревнуешь. Теперь же Чон кажется удивленным. Он вскидывает брови, вопросительно глядя на девушку. — Что за бред, — хмыкает он. Бёль с невинным видом пожимает плечам. — Почему же бред? Просто ты чувствуешь себя неуверенно, где-то глубоко внутри понимая, что Чхве Сан на самом деле влиятельнее и лучше тебя во всех смыслах, вот и бесишься, перекидывая свои комплексы на меня и обвиняя в сговоре с ним. А когда тебе пытаются об этом сказать, отрицаешь и выгоняешь, оставаясь наедине со своей неуверенностью. — Значит, все-таки согласна. Уён замолкает. Он молчит даже чересчур долго. Парень внимательно смотрит на Ханбёль, обдумывая ее слова и отчего-то не решаясь сразу возражать. Сунхи не в первый раз намекает ему на то, что война с Чхве Саном должна быть закончена в пользу второго, а теперь еще и Бёль поддерживает ее в этом. Что это? Заговор против него, нацеленный на то, чтобы привести Сана к победе? Или действительно искреннее выражение мыслей и желание дать совет? Конечно, Уён больше склоняется к первому варианту, но с каждым мгновением, с каждым сказанным Сунхи и Бёль словом зерно сомнения, что посеялось в парне еще задолго до этого момента, стремиться прорасти все сильнее. — Сам себе создаешь проблемы, а в итоге страдают все вокруг, включая тебя самого, — после продолжительного молчания замечает Ханбёль, отчего-то желая продолжить начатую тему. — Будешь мне нотации читать? — огрызается вдруг Уён тоном непослушного подростка. — Думаешь, я о тебе волнуюсь? — девушка скептически выгибает бровь. — Из-за своих предрассудков ты так и не дал мне провести время с отцом. Насильно увез и запер здесь, словно в тюрьме. А я уже побывала в тюрьме, Уён, — Бёль снова пришлось включать свои актерские навыки, дабы убедить Чона в важности встречи с отцом. — Теперь я хотела побыть в родном доме, но ты и это у меня отобрал, — девушка с сокрушенным видом покачала головой. — Скоро выборы. У отца совсем не будет времени на меня. А ведь я даже не смогла его поддержать и пожелать удачи… — Что ты хочешь от меня? — Чтобы ты хотя бы на минуту собрал все человеческое, что в тебе осталось, и перестал думать о каких-то своих призрачных целях. Знаешь, что? — Бёль вздыхает и хмурится. — Мне нет до них никакого дела. Я уже не раз говорила, что мне плевать на ваши с Саном игры. Я просто хочу, чтобы в мою семью вернулся мир. Хотя бы на один вечер. Уён не хочет ее слушать. Если честно, ему сейчас самому до себя. Слова Сунхи снова и снова звучат в мыслях. «Я, может, и никто тебе, но, по крайней мере, я единственная, кому не все равно на то, что с тобой может произойти». Почему-то именно эта фраза засела в голове, и именно из-за этой фразы Уён вдруг вмиг позабыл о том, что Ханбёль все еще находится в его квартире и все еще играет по правилам Чхве Сана. Но сейчас ему отчего-то совсем не хочется об этом думать. Он устал. Действительно устал. Но все еще продолжает идти к цели, которая с каждым его шагом становится все дальше от него. Делает ли он что-то не так? Или, может, эта цель просто не предназначена для него — вот и корень всех проблем? А Уён просто не хочет это признавать? Парень поднимает на Ханбёль уставший взгляд, и на секунду ему кажется, что он заметил в ее глазах… понимание? Проблески сострадания мелькнули в ее взгляде, или Чон просто сходит с ума от усталости? Как бы то ни было, Бёль вздыхает и, не выдерживая затянувшегося молчания, говорит: — Послушай, Уён-а, мы все устали. Не хочу заострять на себе внимание, но, мне кажется, что я вымоталась побольше тебя, поэтому я просто прошу один день отдыха. Один день, который я могла бы провести с семьей. — Семья? — вдруг спрашивает Уён, глядя Бёль прямо в глаза. — Будь я на твоем месте, я бы не стал считать такого отца семьей. «Я тоже не считаю. Уже», — мысленно соглашается девушка, едва сдерживаясь, чтобы не сказать об этом вслух. Но Ханбёль должна признать, что удивлена словам Чона. Их разговор отчего-то приобрел совершенно другое русло. Они как будто… оказались на одной волне. — Твой отец — тоже явно не пример для подражания, но ты отчего-то все еще следуешь за ним, — Бёль делает пару шагов по направлению к Уёну и останавливается прямо напротив него. Только она хочет добавить что-то еще, как голова вдруг взрывается невыносимой болью, да такой, что в глазах моментально темнеет, и Бёль даже вскрикивает от неожиданности. Девушка падает на колени, хватаясь за голову. Уён по началу даже не понял, что произошло, но, осознав, что Ханбёль наверняка требуется помощь, тут же опускается следом за ней. — Ханбёль? — зовет он, но она уже не слышит его — только адский звон в ушах. Перед глазами вновь начинают мелькать картинки, как было совсем недавно. Приступ, произошедший буквально полчаса назад, отчего-то повторяется вновь, но теперь все те недавние ощущение Бёль по непонятной ей причине переживает в сто раз острее и ничего не может с этим поделать. Видения уносят ее с головой далеко от того места, где она сейчас находится. Головная боль вдруг отходит на второй план, постепенно трансформируясь в непонятный гул голосов и криков. Бёль может поклясться, что в этом гуле она уловила еле различимый звон металла. Девушка собирается с силами и резко распахивает глаза. И едва сдерживает крик ужаса, когда обнаруживает на своих руках едва живого Сана. Опустив взгляд чуть ниже, Бёль замечает на его груди огромную рану, из которой не перестает сочится алая кровь. Ханбёль чувствует, как ее начинает мутить, к горлу подкатывает ком, а к глазам — слезы. Это невыносимо. Все кажется таким реальным. Неужели это происходит с ней на самом деле? Она запуталась, потерялась. Она не знает, что делать дальше. Кашель Сана приводит ее в чувства. Бёль вглядывается в его израненное запачканное лицо и инстинктивно тянется к ране не груди, пытаясь остановить кровь. Девушка не чувствует своих рук — это будто была не она. Все вокруг — огромная пещера, мельтешащие тени внизу, звон стали, борьба, кровь — все казалось таким реальным, но в то же время Ханбёль не могла поверить в реальность происходящего. Разум все кричал ей, что это всего лишь видение. Но видение не могло ведь быть таким настоящим! В какой-то момент Бёль чувствует, как по щеке стекает слеза, а за ней еще одна. А затем она и вовсе не может остановить этот поток нескончаемых слез. — Прости, что снова заставляю тебя плакать, — раздается еле слышный голос Сана, выдергивающий девушку из раздумий. Он тянется к ее лицу, смахивая слезы, и Бёль чувствует его прикосновение. — Не стоит. Я не достоин твоих слез. Ты забудешь меня. Будто ничего и не было… — Прекрати, — вырывается у Ханбёль. Она хватает ладонь мужчины, судорожно сжимая ее в своей. Господи, как же она хочет помочь, но она бессильна перед лицом смерти! — Как ты можешь так говорить? — Думаешь, пирату вроде меня легко выражать свои чувства? — Сан горько усмехается, сплевывая кровь. — Разве не видишь, сколько боли я тебе причинил? — Я готова стерпеть еще столько же и даже больше, лишь бы ты жил, — не задумываясь, ответила девушка. Бёль смотрит на него и не может поверить своим глазам. Она теряет его. Прямо сейчас, в эту минуту, он медленно покидает ее, оставляя навсегда. Что же ей делать? Что делать? Неужели это она? Неужели из-за нее он сейчас вот так страдает? Где она допустила ошибку? Что сделала не так? Почему ей приходится наблюдать все это? И как это, вообще, понимать?! Столько вопросов и ни одного ответа. Незнание убивает Бёль. Страх за жизнь любимого человека овладевает ей с каждой секундой все больше. А вместе с ним и паника. Но следующие слова Сана заставляют забыть обо всех невзгодах и тяготах и сосредоточиться только на нем. — Я тоже… — сказал мужчина, с трудом сдерживая очередной приступ кашля. — Что? — Ханбёль была не в силах что-либо говорить. Глотая собственные слезы, она выдавила из себя лишь это. — Ты сказала, что любишь меня, — прохрипел Сан. — Я все слышал. И я… я тоже люблю тебя. — Нет, — Бёль в отчаянии замотала головой. — Нет, пожалуйста, не оставляй меня, нет… — Холодно… — выдавил из себя мужчина, смотря куда-то сквозь девушку. Бёль наклонилась к нему, касаясь губами его окровавленных уст. Так странно было осознавать, что их первый поцелуй был пропитан кровью — таков оказался и их последний. Ведь Сан уже не видел, как Ханбёль отстранилась и, заметив, что мужчина прикрыл глаза, потрясла его за плечи. Но Сан не отозвался. Бёль могла видеть лишь то, как по его щеке скатилась одинокая слеза. Вспышка света. Секундная головная боль, что-то стрельнуло в висок, Бёль зажмурилась и тут же открыла глаза. Перед ней сидел Уён, с недоуменным видом теребя девушку за плечи. — Ханбёль? Что с тобой? Ты в порядке? — спросил он. В его голосе проступило беспокойство. — Нет, — выдавила из себя девушка. Уён нахмурился. — Нет, нет, нет, — прошептала она, — Бёль посмотрела на свои руки, но Сана на них уже не было. Ее ладони были чистыми — ни намека на его кровь. — Не может быть! — чуть громче сказала девушка, не в силах сдержать слезы, уже вовсю хлынувшие из ее глаз. — Он не мог умереть — нет! — Кто? — не понял Уён, начиная по-настоящему беспокоиться. — Кто не мог умереть, Ханбёль? Вместо вразумительного ответа Бёль не сдержала рыданий. — Я потеряла его! Потеряла! Что мне теперь делать? Как… что мне делать? Она не слышала слов Уёна, не реагировала на его попытки привести девушку в чувства и заговорить с ней. Она не видела перед собой ничего, кроме Сана, медленно закрывающего глаза и делающего свой последний вдох. И это видение было невыносимым. Сердце девушки разрывалось, она металась в руках Уёна, пытающегося хоть как-то помочь ей, но все тщетно. Она не могла помочь. Ни себе, ни Сану. Уже не могла.***
Сан рухнул на колени, едва не задев дорогую вазу, стоящую на тумбе возле его рабочего стола. Головная боль была настолько сильной, что с трудом удавалось не закричать от нее. Но эта боль прошла так же внезапно, как и появилась. На ее место пришло отчаяние и… пустота. То, что Сан увидел только что, не идет ни в какое сравнение с тем, что ему пришлось пережить за всю нынешнюю жизнь. Он умирал. Он умирал на руках у Ханбёль. И это было настолько реально, что Сан едва ли ощущал себя живым после этого видения. Это все будто бы происходило с ним наяву, только вот едва ли в это все можно было поверить. Но как не верить, если он буквально прожил момент своей смерти? — Ты сказала, что любишь меня. Я все слышал. И я… я тоже люблю тебя. Его собственные слова эхом отдавались у него в голове, пульсируя в висках. Когда он успел признаться ей? И почему не помнит этого? Было ли это на самом деле? Сан запутался. Потерялся. Единственное, что ощущалось теперь острее всего, — это желание оказаться рядом с Бёль. Убедиться, что с ней все в порядке, обнять ее и… больше не отпускать. И это желание становилось острее с каждой секундой. — Сан? — голос Хонджуна донесся будто бы издалека. — Сан, что с тобой? Ты меня слышишь? Мужчина краем глаза заметил, как друг опустился рядом и сжал его плечо, но Сан не мог ему ответить. Он просто сидел, уставившись в пол и пытаясь осознать происходящее и все еще не до конца понимая, в какой из реальностей он находится. — Сан, черт возьми! — видя, что друг никак не реагирует на его слова, Хонджун слегка потряс Чхве, пытаясь привести того в чувства. — Какого хрена? Спустя еще несколько томительных секунд молчания Сану, все же, удалось выдавить из себя хоть что-то. — Хён… — Сан едва шевелил губами, но Джун, конечно же, расслышал слова друга, — я видел… Хонджун тут же насторожился, наклоняясь ближе к Чхве. — Что? Что ты видел? — Я видел… как я умирал, — в этот момент Сан, наконец, оторвался от разглядывания пола и посмотрел на Хонджуна. В этот момент Ким мог поклясться, что никогда в жизни не видел столько боли в глазах друга. — Наконец, — выдохнул Хонджун, совсем не заботясь о том, что в данный момент его слова могут показаться Сану странными и неуместными, — наконец, это произошло. Ты начал вспоминать… — О чем… о чем ты говоришь? — не понял Сан, с трудом собираясь с мыслями. — Я был мертв, но хуже этого всего… Я потерял ее, Джун. Я оставил ее одну. Совсем одну, я… — Вот именно! — воскликнул Джун, разворачивая Сана лицом к себе и заставляя обратить на себя внимания. — Именно поэтому ты должен вспомнить. Иначе ты по-настоящему потеряешь ее, Сан. И пути назад уже не будет.