Обманщики

— Вам нравится? Сегодня море такое хмурое…— Хэмп слышит за спиной мягкий женский голос. Мод говорит тихо, но Хэмп вздрагивает и больно ударяется о борт. Он глубоко задумался, и Мод застала его врасплох. — Да… Понимаете, я никак насмотреться не могу… — говорит Хэмп, поворачиваясь обратно к серому холодному океану. Как ей объяснить? Хэмфри очень хотел бы передать словами, как его завораживает смотреть на морскую даль — всегда пребывающую в движении, вечно изменчивую, опасную и в то же время до странности умиротворяющую. Ему становится спокойней на душе, когда он смотрит, как волны рождаются и рассыпаются в белую пену, а серая вода сливается на горизонте с хмурым небом. А как Хэмпу ещё найти покой? Какой может быть покой, когда Волк Ларсен день ото дня всё злее, когда общее настроение на «Призраке» — это ожидание скорого неминуемого несчастья? — Я, мисс Брустер, никогда на море толком не был, — продолжает Хэмп. — Раньше я видел своими глазами разве что залив Сан-Франциско, и он ни в какое сравнение не идёт… Он слишком робеет перед Мод Брустер, чтобы сказать больше. Он робеет перед ней даже сильнее, чем когда-либо робел перед Волком Ларсеном. Потому что он её любит. Хэмп понял это не сразу. Сначала он думал, что всего лишь боится за Мод. Думал, что именно поэтому его так пугают тяжёлые взгляды Волка Ларсена в её сторону, а от его жутких намёков желудок переворачивается в животе. Но после Хэмп стал воображать себе Мод в объятьях Ларсена — и чуть с ума не сошёл от ярости. Нужно сделать всё возможное, чтобы держать Мод от Волка Ларсена подальше, оградить её от него любой ценой. Волк Ларсен — это только его, Хэмфри Ван-Вейдена, личная беда и проклятье. Его причина не спать по ночам, его жестокий урок и его наказание. Мод с этим со всем никакого дела иметь не должна. И тогда Хэмпа осенило. Ревность. Он переживает из-за интереса другого мужчины к женщине — а значит ревнует. Если Хэмфри ревнует, значит любит. Хэмфри любит Мод. Да, это любовь. Она самая. Наконец-то. — Такая жалость, что вы почти не выбирались из Калифорнии, — говорит Мод после долгого молчания, а Хэмп опять вздрагивает от её голоса. Проклятье! Хватит вести себя так глупо. — Знаете, — продолжает она, — сейчас смотрю на вас и думаю, что вам давно пора было в моряки, мистер Ван-Вейден. Вы на море уже который месяц, а за горизонт смотрите с восторгом, словно видите его впервые, — и, вздохнув, говорит с грустью: — А я, признаться, порядком соскучилась по суше… Хэмпа тут же ошпаривает горячим стыдом. Не помня себя, он пускается в суетливые оправдания: — Простите меня! Я понимаю, я обещал вызволить вас. Уже две недели прошло с вашего появления, а вы до сих пор здесь… Простите, что пока не получилось… Но я стараюсь! — Что вы, мистер Ван-Вейден, это совсем не упрёк! — хочет утешить его Мод, но он её не слушает. Хэмп предал Лича и Джонсона, совершил множество непоправимых ошибок, но сейчас нельзя сплоховать. Мод Брустер — его единственный шанс. Сердце томительно сжимается всякий раз, когда Хэмп смотрит на её тонкие запястья, хрупкие плечи и точёный овал лица. Она вся будто фарфоровая. Она нуждается в Хэмфри, и он её обязательно вызволит. Главное, что он в ней нуждается ничуть не меньше. Хэмп долго блуждал во тьме, искал ориентир, но зло утягивало его всё глубже в губительную трясину. Но Мод Брустер, словно чудо, явилась к нему и указала ему путь. Теперь этот путь горит перед ним с ослепительной ясностью. Когда он сегодня вечером снова окажется у себя в каюте, он будет думать именно о Мод Брустер. Быть может, тогда Хэмп сможет быстро заснуть и не лежать полночи с открытыми глазами. Кажется, он забыл, как это — спать в одиночестве. Ему не хватает спокойного глубокого дыхания рядом, сильной руки, переброшенной ему через плечо. Часть его души — постыдная, слабая часть — мечтает, чтобы всё стало как прежде. Эта часть хочет заставить его мечтать снова быть с Волком Ларсеном — пусть бы это неизбежно снова кончилось катастрофой. Каждую ночь Хэмп ворочается без сна и ненавидит себя за то, что тоскует по Ларсену. Ненавидит себя за то, что позволил Волку Ларсену втянуть себя в губительную противоестественную связь. Каждую ночь Хэмп встаёт с кровати, подходит к мутному зеркалу в каюте и с ненавистью смотрит на своё тело. Он не может забыть, что он позволял Ларсену со своим телом делать. А ещё проклятые шрамы, которые оставил ему на прощание Магридж. Эти широкие шрамы на руках и на груди будут с Хэмпом до конца жизни. И будут напоминать, что Хэмп убил одного человека и ещё двоих погубил. Из-за Волка Ларсена. Но теперь у него есть Мод Брустер. Есть шанс искупить свои грехи, спасти другую душу и спастись самому. Наконец-то Хэмфри Ван-Вейден точно знает, что делать. Ему не хватило решимости, чтобы всем сердцем болеть за дело Лича и Джонсона, и это кончилось катастрофой. Но на этот раз — Хэмфри уверен — всё обязательно получится. Потому что на этот раз речь идёт о женщине. О потребности мужчины защитить дорогую ему женщину. Хэмфри Ван-Вейден так долго этого ждал. Он мечтал, что однажды к нему придёт любовь, как ко всем нормальным людям. Он думал, что его сердце совсем слепо, что он никогда не научится ценить женщин. Какое облегчение он почувствовал, когда понял, что это не так! Вот он, зов его истинной, мужской природы. Всё, что Хэмфри нужно делать — это слушать его и идти навстречу своему предназначению. Кто знает, может быть это и правда судьба? Он помнит биографическую сводку, Мод Брустер всё ещё не замужем. Может быть, кончились его мытарства? Может быть, его жизнь ещё сможет устроиться. Нет-нет, было бы слишком большой наглостью мечтать о подобном. Слишком рано. Хэмфри пока ничего не ждёт. Он даже не собирается говорить Мод Брустер о своём новом чувстве. Пока он не искупил своё прошлое, пока не вытравил из души остатки ядовитой тяги к Ларсену — он не заслуживает её расположения. Сейчас ему не надо многого. Лишь бы только вырастить в душе настоящее здоровое чувство и стать наконец достойным звания мужчины. Пока он будет тихо благоговеть перед Мод. Молчаливо и в тайне ей поклоняться, не обременяя её своими глупыми чаяниями. Он выпрямляет спину и обращается к Мод, стараясь говорить спокойным, ободряющим голосом: — Мисс Брустер, не упрекать меня очень благородно с вашей стороны. И всё же я заслуживаю упрёка. Я знаю, как вы хотите домой. Я тоже очень хочу домой. Я обещал вам освобождение. И я делаю всё для этого! Но мне нужно всё продумать, чтобы не ухудшить ваше положение. Я… Я правда стараюсь, но нам с вами придётся набраться терпения… Хэмп обрывает свою речь, внезапно засомневавшись. А терпение ли нужно? «Призрак» сейчас как никогда похож на пороховую бочку. Хэмп ничего не может предугадать, но одно знает наверняка: долго нынешний статус-кво точно не продержится. Волк Ларсен будто взбесился и стал совсем как сорвавшийся с цепи зверь. У него всё чаще болит голова. А когда он выходит из каюты после очередного приступа, все разбегаются от него в стороны, подобно испуганным чайкам. Потому что он кидается на людей из-за малейшего пустяка. С ним явно что-то не в порядке — а Хэмп просто на это смотрит и ничего не делает. И пусть он точно знает, что ему не стоит тратить силы на помощь Волку Ларсену, но Хэмп чувствует себя виноватым — даже после всего того зла, что ему сделал Волк Ларсен. Несмотря на всё зло, что Ларсен собирается причинить Мод Брустер. Каждый раз, проходя мимо капитанской каюты и прислушиваясь, Хэмп борется с желанием зайти внутрь. И каждый раз Хэмп, стиснув зубы, напоминает себе один простой факт: если с ним что-нибудь случится, защитить Мод от Волка Ларсена будет больше некому. Нельзя рисковать собой из-за такой постыдной слабости, как жалость к монстру, испортившему Хэмпу всю жизнь. У Волка Ларсена больше нет власти над Хэмфри Ван-Вейденом. Один раз Хэмп всё-таки поддался. Он захотел помочь Ларсену добраться до каюты, когда у того начался приступ, — но получил такую оплевуху, что отлетел в сторону на пару ярдов. Однако, Хэмп ещё легко отделался. Другим повезло меньше. Смок и Хорнер не были единственными из охотников, кому перестало нравиться на «Призраке». Их побег надоумил попытать счастья Стэндиша и его гребцов. Они будто бы сделали всё правильно: выбрали хороший, подходящий для побега день, с переменчивым ветром и плохой видимостью. У них были все шансы скрыться незамеченными, но Волк Ларсен их нашёл. Несмотря на туман, на большой отрыв во времени — нашёл. И наказал. Простого избиения ему показалось недостаточно. Досталось не только беглецам. Волк Ларсен не стал искать виновных, не стал разбираться, кто помогал организовать побег. Он просто объявил, что раз команда проморгала пропажу шлюпки, значит виноваты все без исключения. И просто запер матросский кубрик на замок и заставил матросов провести две ночи на открытой палубе под ледяным осенним дождём. Ларсену было наплевать, как они будут отогреваться, замёрзнут ли или умрут. Хэмп делал то немногое, что было в его силах: разрешил команде греться на камбузе, принёс им из кладовой несколько банок кофе — быть может, именно поэтому обошлось без насмерть замёрзших или заболевших пневмонией. Хэмп тоже бы ночевал на палубе со всеми, но побоялся оставить Мод Брустер внизу с Волком Ларсеном один-на-один. После того как Волк Ларсен по своему внезапному капризу чуть не заморозил людей, Хэмп ждал, что больше его выходки терпеть никто не будет и со дня на день начнётся новый бунт. Но Хэмп оказался неправ. Сначала он с ужасом обнаружил, что больше всего на баке недовольны им самим, а вовсе не Ларсеном — якобы это Хэмп виноват, что капитан озверел. Волк Ларсен эти разговоры быстро пресёк, но злоба у людей никуда не делась и искала выхода. Тогда матросы — видимо, именно на это рассчитывал Волк Ларсен — направили свою ненависть на бедолаг из шлюпки Стэндиша. Им так и не простили, что за их неудачный побег всей команде пришлось расплачиваться холодными ночёвками. Началось повальное наушничество, а ссоры и драки вспыхнули в кубрике с новой силой. Обвинить Волка Ларсена никто так и не решился. Его ненавидели, его боялись — но точно так же, как боятся стихийного бедствия. Каждому на «Призраке» приходится нервно оборачиваться на любой резкий звук. Каждый живёт день за днём в состоянии сильнейшего нервного напряжения. Потому что каждый на «Призраке» знает, что Волк Ларсен в любой момент может явиться по чью угодно душу, замучает и накажет с максимальной жестокостью даже за самую крохотную промашку. За последние две недели все как-то привыкли жить, затаив дыхание в мучительном ожидании. Но никто не пытается ничего изменить. Напротив, люди изо всех сил делают вид, будто нет у них никакого дурного предчувствия: шлюпки каждый день выходят на охоту, склянки исправно бьют и вахты сменяются. Хэмпу удивительна эта всеобщая нервная, натужная обыденность. Он не понимает, почему «Призрак» и дальше плывёт как ни в чём не бывало. Впрочем, Хэмп и сам участвует в этом спектакле. Следует распоряжениям Ларсена, следит за порядком, прилежно работает. Только спать, пожалуй, гораздо хуже стал. Но как ещё быть? Ему нужно продержаться. Ради того, чтобы выжить, ради Мод Брустер — она тоже очень старается и изо всех сил изображает миловидную туристку на отдыхе. Хэмп будет играть свою роль ради того, чтобы для него и для Мод вся эта гадкая история однажды закончилась настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Но это вовсе не значит, что Хэмп позабыл, каким шатким является их относительно благополучное положение и как легко оно может закончиться. Он каждый день прикладывает множество усилий, чтобы найти возможность сбежать. Ему пришлось оставить попытки сговориться с кем-то из команды. Пусть они исправно выполняют его распоряжения, но в остальном обходят стороной. Только Луис остаётся единственным, кто не против переброситься с Хэмпом парой слов. Но попытки переманить его на свою сторону ничем хорошим не кончились. Сначала Луис, хоть и соглашался, что близится беда, всячески избегал обсуждения побега, каждый раз возвращаясь к более безопасным темам. Но однажды Хэмп не выдержал и спросил прямо: готов ли Луис взять его и Мод в шлюпку и бежать. Тогда Луис перестал уворачиваться и ответил. Хэмп хотел бы забыть его ответ поскорее. Но, как назло, он отлично помнит каждое слово вплоть до самой крохотной паузы или смены интонации. «Мистер Ван-Вейден», — сказал Луис тогда — «к капитанским выходкам я как-нибудь приспособлюсь. От капитана мне примерно ясно, чего ожидать. А вот с вами, да ещё и с дамочкой… Да кто знает, что вы опять выкинете? Вы же, простите за прямоту, мистер Ван-Вейден, — совсем без царя в голове! Капитану такое может как раз и нравится, а я человек простой, я этих ваших фокусов не понимаю. Нет уж, увольте, но с вами я ни в какие приключения ввязываться не буду. Лучше уж с капитаном, чем с вами». Больше Луис слушать ничего не стал и продолжать разговор не захотел. А на следующий день держался с Хэмпом так, будто этой беседы и не было вовсе. А Хэмп не забыл. Ему до сих пор обидно и горько. Казалось бы, это далеко не первый в его жизни подобный отказ. В конце концов, ему не привыкать: Хэмфри Ван-Вейдена никогда слишком охотно не брали ни в учебные проекты, ни в мальчишеские авантюры — разве что совсем в последнюю очередь, когда другого никакого выбора не оставалось. Но Хэмпа всё равно одолевают стыд и бессильная злоба. Из-за несправедливости. Раньше он действительно немногого стоил. Раньше он был изнеженным трусом и слабаком. Но сейчас всё совсем по-другому. Хэмп сделал выбор, Хэмп принял решение: он спасёт Мод во что бы то ни стало. Почему Луис не хочет дать ему даже шанса? Неужели он не чувствует, что Хэмфри Ван-Вейден изменился? Но разве имеет значение, что Луис думает? Что бы он ни думал, Хэмп всё равно не сдастся. Он не прекратит попыток вытащить Мод отсюда. Он обязательно найдёт какой-нибудь способ. Главное, что Хэмп сам про себя точно знает, что решительно изменился. Он больше не слабак. Не слабак… — …Конечно вы не слабак! Я вижу, что вы очень сильный человек, Хэмфри, — он чувствует внезапное прикосновение к своему плечу. Хэмп не успевает овладеть собой и невольно отшатывается в сторону. Боже правый, сколько он стоял тут и говорил сам с собой вслух? Сколько Мод слышала? — Простите, я не собиралась вас… — Нет-нет! Всё в порядке… — Мод хочет убрать руку, но Хэмп поспешно подставляется под её ладонь. Нужно приучить себя к её прикосновению. Его тело было вынуждено привыкнуть к совсем другим, шершавым, всегда горячим, рукам Волка Ларсена. Он настолько потерял связь со своей истинной природой, что теперь женские руки кажутся ему неприятными. Но он не будет беспокоиться. Со временем Хэмп научится любить касания женских ладоней, но пока ему придётся дать себе время и перетерпеть. Он слегка дотрагивается кончиками пальцев до руки Мод и задерживает взгляд на её узкой, бледной ладони с голубыми прожилками вен. У Мод длинные пальцы, и Хэмпу мерещится на секунду, что он видит не пальцы вовсе, не женскую ладонь — а белого паука с длинными тонкими ножками, сидящего у него на плече. Ему очень хочется отдёрнуться, но в этот раз он справляется с порывом. Скоро желание отдёрнуться пройдёт. Скоро Хэмп привыкнет. Он заставляет себя улыбнуться и видит, как Мод робко улыбается в ответ. На душе становится легче. Но, повернувшись в сторону бака, Хэмп замечает Волка Ларсена. Тот в очередной раз устраивает разнос матросам и будто бы не видит Хэмпа и Мод. Но времени терять нельзя. Хэмп спешно отходит от Мод подальше и убирает руки за спину. Стараясь выглядеть как можно спокойней, Хэмп заговаривает самым непринуждённым тоном, на который только способен: — Как кстати вы, мисс Брустер, заговорили про Эдгара По! Знаете, забавно, что последней моей работой, которую я успел опубликовать, прежде чем потерпеть крушение и оказаться здесь, на промысловой шхуне, было как раз эссе об Эдгаре По. Наши европейские коллеги ценят его куда больше, чем у нас на родине. Но помяните моё слово, проверку временем он точно пройдёт. Мод послушно подхватывает его болтовню, а Хэмп очень хочет заинтересованно её слушать. У него ничего не выходит, он всё время отводит взгляд прочь — к баку, откуда к ним стремительно приближается Волк Ларсен. — …а на какие темы вы собираетесь писать, когда вернётесь в Сан-Франциско, мистер Ван-Вейден? — спрашивает Мод, чтобы не затягивать молчание. — Да как бы вам сказать… — берётся отвечать Хэмп, но слова застревают в горле. Волк Ларсен здесь. Волк Ларсен смотрит на Хэмпа прямо в упор, и Хэмп цепенеет под его тяжёлым немигающим взглядом. Очевидно, что их с Мод маленький спектакль не убедил Волк Ларсена ни на секунду. Он отлично знает, что Хэмп и Мод в действительности сейчас нет никакого дела до американской литературы и журнальных статей. Знает, что у них есть общий секрет. Хэмп панически соображает, как бы защититься от неминуемой вспышки гнева, но Волк Ларсен не торопится говорить. И когда Хэмп находит в себе мужество заглянуть ему в глаза, он не видит в них ярости. Хэмпу вдруг становится совестно, хоть это и не имеет никакого смысла. Потому что он видит в глазах Волка Ларсена печальный и горький упрёк, и упрёк этот очень больно жалит. Он вызывает старое, такое ненавистное Хэмпу, желание начать оправдываться. Потому что он разочаровал ещё одного человека — и неважно, что человек этот на самом деле ужасен. Ещё секунда и Хэмп бы точно сказал какую-то глупость, но тут сам Волк Ларсен бормочет сквозь зубы ругательство и уходит с юта прочь. — Мистер Ван-Вейден, что…? — Мод хочет что-то спросить, но, кажется, не может подобрать слова. На её лице — чистейшее, искреннее изумление и недоумение. Значит, не только Хэмп один увидел, что Ларсен печален? Значит, не Хэмп это себе придумал? Он смотрит, как Волк Ларсен стоит на шкафуте, оперевшись о борт. Его сильные плечи непривычно ссутулены, он сжимает и разжимает кулаки, вцепляется ногтями в дерево в попытке овладеть собой. У него не получается. А Хэмпу невыносимо на него смотреть. Даже после всего, что Ларсен ему сделал, для Хэмпа тяжело видеть, как он мучается. Опасно испытывать сострадание к Волку Ларсену, но доводы разума Хэмпу не помогают. Он может принудить себя к равнодушию, когда Ларсен остаётся у себя в каюте и Хэмп не видит его страданий собственными глазами. Но прямо сейчас Хэмп не убедит себя остаться в стороне, как бы ни старался. Хэмп не может перестать за него беспокоиться. Хэмп уже сейчас знает, что пожалеет. — Пожалуйста, мистер Ван-Вейден, будьте осторожней! Вы же сами говорили… — обращается к нему Мод, но Хэмп её уже почти не слышит. Он уже шагает по трапу вниз. Будто кролик, загипнотизированный удавом, Хэмп идёт прямо к Волку Ларсену. По крайней мере ему хватает ума не подходить слишком быстро, чтобы не подставляться под удар. Хэмп собирается позвать Волка Ларсена, но не знает, как обратиться. Раньше Хэмп просто бы назвал его настоящее имя, но сейчас это больше не кажется правильным. Неловко помявшись, Хэмп не придумывает ничего лучше, кроме как пробормотать: — Послушай… Волк Ларсен хищно поворачивается к Хэмпу. В его глазах — горячая, жуткая ярость. — Нет уж, я тебя наслушался досыта. Разве есть ещё что-то, чего ты мне ещё не сказал, Хэмп? Зачем ты сейчас ко мне притащился со своим лживым участием? Хэмп призывает всё своё самообладание, чтобы не кинуться в позорное бегство. Прямо перед ним — бешеный, разъярённый волк, готовый в любую секунду разорвать его в клочья. — Или ты решил, что чуешь во мне слабость? Поэтому пришёл сюда разведать, скоро ли я скопычусь? О-хо-хо, не дождёшься, — Волк Ларсен заходится отрывистым злым смехом. — Запомни, Хэмп: со своей подружкой ты можешь шептаться сколько угодно, но вам отсюда не сбежать. Я этого не позволю. Волк Ларсен подступает к нему на шаг, и Хэмп не выдерживает. Он зажмуривается и выставляет перед собой руки, готовясь защититься от удара. Но Ларсен его не бьёт. Помолчав, поглядев со снисходительным презрением на сжавшегося от страха Хэмпа, Ларсен добавляет, выделяя каждое слово: — Не смей, никогда не смей думать, что я слабый. Мне не нужна твоя помощь. Я — не слабый! К облегчению Хэмпа, Ларсен отступает назад и уходит прочь. Отойдя на несколько шагов, он поворачивается на каблуках и говорит уже спокойней: — Даже если мне когда-нибудь помощь понадобится — ты будешь последним человеком на свете, которого я к себе подпущу. И Хэмп — дрожащий всем телом, напуганный и опозоренный — остаётся в одиночестве. Теперь уже он, а не Волк Ларсен, вцепляется пальцами до побелевших костяшек за планшир. Крепко зажмурившись, Хэмп пытается выровнять дыхание и успокоиться. Нельзя вести себя так глупо. Но что глупее всего, так это обида. Постыдная обида, но такая сильная, что приходится сильно зажмуриться — иначе из глаз потекут слёзы. Хэмп не приходил ничего разведать. Хэмп не считает Ларсена слабым. Хэмп всего лишь хотел помочь. Ужасно хочется, чтобы Волк Ларсен перестал выворачивать наизнанку смысл каждого сказанного Хэмпом слова, не выставлял его по любому поводу подлым лжецом. Хуже всего, что на самом деле Хэмп желает только одного: увидеть Ларсена прежним. Таким, каким он был, когдао слушал Хэмпа до глубокой ночи. Тем, кто был с ним, когда Хэмп признавался в самых затаённых своих страхах. Когда часами взахлёб рассказывал про «Призрак». Тем, у кого сильные удивительно бережные руки, у кого глаза искрятся от счастья и упоения моментом, чей поцелуй крепче самого крепкого морского ветра и нежней всех любовных стихов, прочитанных Хэмпом. Хэмп бы всё отдал за то, чтобы снова оказаться с ним вместе в шлюпке, плечо к плечу, обнажённое тело к телу — и никогда не возвращаться на «Призрак». Лучше бы они вместе утонули тогда, но были бы счастливы. Впрочем, Хэмп знал, знал с самого проклятого начала, что за это фальшивое извращённое счастье с Ларсеном придётся очень горько расплачиваться. Хэмп понимает, что скучает не по Ларсену, а по тому человеку, которым он хотел Ларсена видеть. Этого человека Хэмп сам себе придумал, не послушав все многочисленные предупреждения, что Волк Ларсен зверь в человеческом обличье. На самом деле того человека не существует и не существовало никогда. Но менее больно от этого не становится. Больно, потому что Хэмп всей душой верил, что в душе Волка Ларсена остался свет. А Волк Ларсен… Хэмфри Ван-Вейден в дурном порыве признался ему в любви — а Волк Ларсен его изнасиловал. Волк Ларсен его предал. Волк Ларсен превратился в чудовище у него на глазах. О нет, он всегда был чудовищем и ничем другим. А Хэмп видел в нём ту человечность, которой в нём не было никогда и быть не могло. Волк Ларсен всего лишь показал свою истинную личину. Однако теперь нет никаких сомнений, что Хэмфри Ван-Вейден всегда был для него просто забавным экспериментом. Волка Ларсена развлекало наблюдать, как Хэмп волновался и терялся от неловкого смущения, не находя слов, чтобы возразить на его резкие и злые речи. Ларсену было любопытно заставить Хэмпа переступить через все свои моральные устои и свалиться в мерзкую, позорную связь. Особенно, должно быть, Волка Ларсена позабавило довести Хэмпа до того, чтобы убить Лича. Убить совсем ещё мальчишку, который был в шаге от того, чтобы воздать Ларсену по заслугам. Мальчишку, который очень хотел спасти Хэмпа. Пока Лич и Джонсон ломали себе голову, как свергнуть ненавистного капитана, пока надеялись на помощь Хэмпа — Хэмп в это время предпочёл поменьше о них вспоминать и наслаждался компанией Ларсена, спал с ним в одной постели. Хэмп предал Джонсона, Хэмп убил Лича. Ничто и никогда не искупит того, что он натворил. Его руки навсегда в крови. Если бы… Если бы Волк Ларсен только знал, на что Хэмфри из-за него пошёл. Пусть он никогда бы этого не оценил — но он хотя бы мог согласиться с тем, что это была огромная жертва. Но Волку Ларсену наплевать. Он просто терпит Хэмпа у себя на корабле, потому что ему, по его же собственным словам, слишком лениво обучать нового помощника. А Хэмп не может перестать за ним таскаться, как побитая собака. Он сам во всём виноват. Виноват безмерно, и нет ему никаких оправданий. Удушливая, тяжёлая вина обступает его со всех сторон, накрывает с головой. Кажется, Хэмп тонет в чёрном бездонном узком колодце и вот-вот захлебнётся. Хэмп виноват перед своей матерью, виноват, что уродился паршивой овцой, навлекшей на себя несмываемый позор. Хэмп виноват перед Личем и Джонсоном. Хэмп виноват в том, что Волку Ларсену становится хуже день ото дня, а Хэмп ничего с этим не делает. Но так же он виноват в том, что не может отделаться от этого чувства вины за капризные перепады настроения Ларсена. Мод на него надеется, она в него верит. Она ещё не знает, что людям, на него положившимся, Хэмп не приносит ничего, кроме горя и бедствий. Он стискивает зубы покрепче, чтобы не завыть ненароком от стыда и позора. Господи, пусть всё это закончится поскорее. Нет. Ни в коем случае нельзя сдаваться. Пока Хэмп ещё жив — нельзя. Ради шанса если не искупить содеянное, то хотя бы прожить остаток своих дней достойно. Ради Мод. Значит, у Хэмпа есть занятия получше, чем жалеть себя. Или чем подставляться Волку Ларсену под удар, рискуя собой без всякого смысла. Чем чаще Хэмп будет вспоминать про Мод, тем легче будет справиться. Но только где она? Хэмп совсем потерял её из виду. Он оборачивается к юту, ищет её глазами, но на юте только рулевой. Мод ушла. Но когда она ушла? Успела ли она увидеть, как Хэмп унижался перед Волком Ларсеном? А что, если она видела миг его позорной слабости, когда Хэмп едва не заплакал? С самого её появления на «Призраке» Хэмп очень боялся, что она узнает… Хэмп должен сделать всё, чтобы она никогда не узнала. Он ни за что не оставит её с Ларсеном наедине, он проследит, чтобы Мод не говорила слишком долго ни с кем из команды. Шанс избежать позора и катастрофы — в его руках. Встав прямо и стряхнув с себя все назойливые мысли, Хэмп уходит со шкафута. У него много работы. Нет времени на бессмысленные тревоги. Следующие дни проходят без особых событий. Следить за Мод оказывается совсем не просто, Волк Ларсен как назло взваливает на Хэмпа работы побольше. Однако Мод, кажется, послушала слова Хэмпа и старательно держится в стороне от Ларсена и команды, ведя долгие разговоры только с Хэмпом. Она молодец. Охота с каждым днём становится всё хуже. Почти все котиковые стада уже давно мигрировали на юг, и «Призраку» попадаются только жалкие остатки. Но однажды все шлюпки возвращаются с пустыми руками. Хуже того — одна из шлюпок наткнулась на акул и едва спаслась, сильно повредив перо руля и киль. Хэмпу совсем не хочется думать, насколько это всё разозлит Ларсена, который и так в последнее время всегда не в духе. Его не было на палубе, пока Хэмп распоряжался положить шхуну в дрейф, чтобы подобраться к вернувшимся шлюпкам поближе. Но сейчас, готовясь поднимать шлюпки на борт и взяв в руки тали, Хэмп слышит за спиной его резкую ругань. Хэмп решает пока не придавать этому значения. Не стоит напрасно рисковать и вызывать огонь на себя. Поэтому Хэмп, не оборачиваясь, полностью сосредоточенный на работе, сбрасывает тали вниз, к шлюпке. — Боже правый, капитан Ларсен! Вы говорите ужасные вещи. Вы отвратительны… — женский голос вдруг доносится до Хэмпа. Ледяные мурашки ползут у него по позвоночнику. Хэмп цепенеет. Лишь невероятным усилием воли он заставляет себя не помчаться к Мод, а остаться на месте и как ни в чём не бывало продолжить закладывать тали за такелажную скобу. — Это мир вокруг нас отвратителен. А я — всего лишь честен, — отвечает Ларсен со своей обычной резкостью. Не выдержав, Хэмп оборачивается. Как бы он ни тянул шею, Мод ему увидеть не удаётся — обзор загораживает стенка камбуза. Хэмпу остаётся смотреть на широкую сильную спину Волка Ларсена. Он стоит в хорошо знакомой Хэмпу высокомерной позе, скрестив руки на груди. Даже не видя его лица, Хэмп отлично может представить себе ленивое презрение в его глазах. — Всё, что я делаю, сводится к отказу от глупых иллюзий и следованию тем законам, что нам диктует жизнь. И я не притворяюсь тем, чем я не являюсь. Пожалуй, эта роль куда достойнее, чем у абсолютного большинства — взять вот хотя бы лицемера Ван-Вейдена. Он любит считать себя лучше всех, не имея на то никакого основания… Ларсен бы точно продолжил и рассказал больше, но, к великому облегчению Хэмпа, Мод перебивает его: — Послушайте! Допустим, мир и правда суть беспросветная грязь и свинство. Но если вы действительно приняли правила игры, то почему вы тогда так злитесь, капитан Ларсен? Если вы живёте в полном соответствии со своей истинной природой, то почему вы недовольны? Вы же дали волю своему свинству, чем вы тогда возмущены? Ларсен пожимает плечами, как он делает всякий раз, когда теряет интерес к разговору. Он отступает на шаг, глядя в сторону — Хэмп замечает его мрачную недовольную гримасу. Ларсен собирается оставить Мод одну, и Хэмп не может дождаться, когда же он уйдёт. Но Волк Ларсен, будто почуяв отчаянное ожидание Хэмпа, не уходит. Он снова поворачивается к Мод. — А как мне ещё себя вести? — продолжает он возмущаться. — Или вам, мисс Брустер, способ Хэмпа больше по душе? Получать все привилегии, причитающиеся помощнику капитана, и всё равно выставлять себя самым несчастным, несправедливо обиженным существом на судне, если не вообще на свете? Хэмп чувствует, как канат дёргается у него в руках. Проклятье! Ему нужно выбрать тали, а он совсем забыл про ждущих людей в шлюпке. Он принимается тянуть шлюпку наверх, не слушая ругань. Хэмп напрягает все свои чувства, чтобы разобрать разговор за камбузом. — Я не думаю, что… — слышит он, как Мод пытается возразить. Но Ларсен не даёт ей договорить. Похоже, он её и не слушал толком. — Одно время мне было очень интересно узнать его поближе, — его тон становится чуть мягче. Хэмпу мерещится, что Ларсен почти что печален, — Я никак не мог понять, как он может сперва побывать на волосок от смерти, а потом минут буквально через пять как ни в чём не бывало стоять на баке и любоваться пейзажем. Я думал, что это какая-то невероятная стойкость и воля к жизни. Потому-то я и сделал его помощником… А выяснилось, что Хэмп — пустышка, притворщик и мерзкий лжец. Даже у океанских медуз, наверно, побольше души найдётся, чем у Хэмпа. — Неправда! На самом деле вы его очень ранили... Волк Ларсен вздрагивает и отшатывается назад, и Мод замирает на полуслове. Хэмп не может знать, что она увидела у Ларсена в лице, но зрелище, должно быть, страшное. Ларсен не говорит ни слова. Его плечи ходят ходуном от тяжёлого, прерывистого дыхания, а спина напряжена так, словно он готов броситься на Мод в любую секунду. Или рассказать то, что Мод не должна узнать ни в коем случае. Хэмп вскакивает с места. Шлюпку пусть без него принайтовят. Он не помнит, как добирается до камбуза. Он приходит только тогда, когда оказывается перед Волком Ларсеном, закрыв Мод собой. Но у Волка Ларсена, кажется, ушёл весь пыл. Он выпрямляется во весь свой рост, а лицо его принимает прежнее мрачно-равнодушное выражение. — Мистер Ван-Вейден, не ожидал вас здесь увидеть, — произносит он с недоброй ухмылкой. Отступив пару шагов в сторону, он снова обращается к Мод: — Мистер Ван-Вейден у нас полон сюрпризов. Причём, как правило, не особенно приятных. Вы ещё намучаетесь с ним, мисс Брустер. Он уходит прочь. Уходит, к удивлению Хэмпа ничего не сказав про шлюпку, которую Хэмп не принайтовил до конца. — Я же предупреждал вас, — говорит Хэмп, дождавшись, когда Ларсен уйдёт. — Я вас просил. Что он вам наговорил? — Да, вы предупреждали, но… — Мисс Брустер, разве вы забыли, как он вам угрожал? — Нет, не забыла. Я просто вижу, что он тоже страдает… — Мод задумывается, и делает долгий вдох, будто набирается смелости. — Скажите, что между вами произошло? — спрашивает она вдруг, глядя Хэмпу прямо в глаза. Страх перехватывает ему горло, но Хэмп перебарывает приступ паники. Ему удаётся успокоить себя. Мод Брустер умеет требовать и подчинять своей воле. Она сильная — но Хэмфри Ван-Вейден должен быть сильнее. Иначе на что он вообще годится? Он отвечает, чётко отделяя каждое слово: — Нет, этого я вам не скажу. Достаточно одного того, что я всю свою оставшуюся жизнь буду каяться за то, что мне пришлось из-за Волка Ларсена пережить, — и после смерти тоже. Поверьте, вам лучше не знать. — Простите, — Мод виновато смотрит в пол, — не хотела делать вам больно… — Послушайте, — Хэмп изо всех сил пытается её убедить. — Вы по-женски сострадательны. Это очень трогательно, но здесь ваша жалостливость может запросто сыграть с вами злую шутку. — Да, понимаю… — шепчет Мод с виноватым видом. Хэмпу очень хотелось бы обнять её, поддержать, хотя бы взять за руку. Но ему стыдно к ней прикасаться. Он пока не достоин. — Держитесь от него подальше. Обещаете мне? Мод неуверенно кивает. Но Хэмп отчётливо видит сомнение в её карих глазах, и ему это очень не нравится. Боже правый, если бы она только знала, на каком волоске висит вся её безопасность. Только бы она не натворила беды. Время на исходе. Хэмпу нужно действовать — и поскорее.

***

Улучив спокойную минуту, пока море не волнуется и шхуна лежит в дрейфе, Хэмп заглядывает на камбуз. Ему очень важно знать, как Мод справляется. Работать на камбузе было её идеей. Коку — после Магриджа Волк Ларсен поставил готовить кого-то из команды затонувшего почтового бота, на котором Мод плыла в Японию, — было сказано, что днём оставаться на камбузе толку нет. Ларсен отправил его охотиться со всеми остальными. На вопрос Хэмпа, что же теперь будет на обед, он предложил поесть холодных консервов из кладовки. Тогда Мод и вызвалась готовить и убираться днём, пока команда занята на шлюпках. Волк Ларсен, услышав её предложение, даже на секунду перестал недовольно хмуриться и, посмотрев на Мод дольше обычного, приподнял с изумлённым одобрением брови. Его взгляд неприятно кольнул Хэмпа, ведь от Ларсена Хэмпу давно было не дождаться никакой, даже самой скупой похвалы. Должно быть, Хэмп попросту ревнует Мод к нему. В конце концов, ревность — неотъемлемая часть любви. Однако сейчас ей приходится совсем не легко. Мод трёт, выбиваясь из сил, тяжёлую чугунную кастрюлю. Она работает прилежно, терпеливо и не жалуясь, но грязь не поддаётся. Нужно помочь. — Да что же такое! — восклицает Мод, завидев Хэмпа в дверях. — Я не знаю, как здесь обойтись без воды и мыла! — Право слово, мисс Брустер, оставьте её. Кок помоет. Не вам таким трудом заниматься… — начинает было Хэмп. Но Мод смотрит на него так гордо и упрямо, что Хэмпу сразу становится ясно: она ни за что не отступится. Вздохнув, Хэмп поясняет: — Вам нужна другая щётка, жёсткая. И ещё больше песка, вы мало сыпете. Пусть воду мы экономим, но песок экономить не надо — особенно, когда дело доходит до чистки кастрюль. Хэмп идёт к стене, где висит так хорошо, до боли знакомая кухонная утварь. Снимает нужную щётку, усаживается перед кастрюлей и принимается чистить — совсем как раньше. Кажется, он только вчера был юнгой и терпел соседство с Магриджем. Знал бы Хэмп, чем его назначение помощником обернётся, он бы всё сделал, чтобы юнгой и остаться. — Ну, полно вам, мистер Ван-Вейден! — Мод забирает у него щётку. — Не отнимайте у меня работу. Хэмп послушно отходит в строну. Понаблюдав за Мод ещё немного и убедившись, что дело пошло на лад, он собирается уходить, но Мод обращается к нему: — Знаете, Хэмфри, я на троих человек посуду мою и это совсем непросто. А вы, получается, пока юнгой были, мыли посуду на всю команду? — Конечно, а как иначе? А ещё эта бесконечная картошка!.. — Не перестаю вами восхищаться, — голос Мод тих и абсолютно серьёзен. — Вы за такой короткий срок освоили и готовку, и уборку, и моряцкое дело, и навигацию. Проделали путь от юнги до второго человека на судне в совершенно новом для вас мире. У меня, признаться, до сих пор путаница в голове и я совсем не понимаю корабельных порядков. Вам есть чем гордиться, Хэмфри. — Наверно, вы правы… — бормочет Хэмп, а сам отводит глаза в сторону. Если бы Мод знала всю правду про него и Волка Ларсена, если бы она знала про Лича — она бы точно говорила совсем по-другому. — Да вы, мисс Брустер, — говорит Хэмп, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, — и сами совсем не промах. Посмотрите, как кастрюля теперь сияет! Мод усмехается. — Да уж. Непросто мне далось это достижение. Признаться честно, своими успехами на здешнем камбузе я горжусь едва ли не больше, чем всеми расхваленным пресловутым «Вынужденным поцелуем». — И как вы отныне будете представляться? — не может не улыбнуться Хэмп. — Мод Брустер, знаменитая поэтесса и эссеистка, укротительница чугунных судовых кастрюль? — Да, хороши же мы с вами! — Мод смеётся уже во весь голос, звонко и по-девичьи, — Вы, значит, Хэмфри Ван-Вейден, широко известный литературный критик, автор сотен статей об американской литературе, участник множества международных конференций. А так же профессионал в области чистки картошки на двадцать человек и первооткрыватель инновационной техники мытья кастрюль песком. Хэмп от души хохочет вместе с ней. — Право слово, вы мне льстите. Никакой я не первооткрыватель! Я всего лишь скромный продолжатель гордой судовой традиции. Как хорошо. Как легко и хорошо. Хэмп так не смеялся уже очень давно. Прошло уже очень много времени с тех пор, когда у него был повод для веселья. Он вдруг вспоминает, как смеётся Волк Ларсен. Не его нынешний, злодейский и искусственный смех — а тот другой, счастливый. Хэмфри нравилось думать, что никто, кроме него, долгие годы Адама по-настоящему счастливым не видел. Что его радость — это такой же секрет, как его настоящее имя. И Хэмфри невольно чувствовал гордость, что оказался в глазах Адама этого секрета достойным. У Хэмфри всегда трепетало сердце — даже сейчас, от простого мимолётного вспоминания оно бьётся чаще — когда он видел Адама искренне весёлым. Видел его счастливое лицо, будто бы лучащееся изнутри тёплым светом, видел его открытую, совсем не злую, трогательно уязвимую улыбку. Хэмфри любил целовать его в уголок рта, и Адам всегда улыбался в ответ ещё шире. Хэмфри любил… Больше Хэмп Адама таким никогда не увидит. И тоска впивается ему в грудь с новой силой. Нельзя было его предавать. Нет — нельзя было его любить. Нет-нет, это ни в коем случае не любовь была. Этого вообще никогда, ни при каких обстоятельствах случаться не должно было. Голос Мод возвращает его к реальности. — Проклятье, — её волосы распущены, и она вертит головой, пытаясь откинуть пряди со лба, — у меня шпилька упала на пол. Хэмфри, у меня руки совсем грязные. Не поможете заколоть? Он поднимает шпильку и, присев, старается, как может, сделать Мод аккуратный пучок. Получается у Хэмпа неважно, но он не слишком досадует. Есть в этом что-то успокаивающее, что-то напоминающее о сёстрах, о доме в Сан-Франциско. У его сестёр и матери были такие шпильки, они обращались с ними куда ловчее. У Мод красивые волосы — густые, длинные, мягкие на ощупь. Хэмпу стоит обращать на них внимание почаще. Мод имеет смысл любить за одни только её роскошные локоны. — Не понимаю, почему женщины просто не распускают волосы, — говорит он, покончив с причёской. — Так же гораздо красивее… — Они же мешают и лезут в глаза. К тому же, женщины делают множество других вещей ради красоты. Вам этого недостаточно? Хэмп слышит в её словах упрёк и теряется. — Я… Право слово, я даже не знаю… — Ах, простите меня. Глупо получилось. Не знаю, что на меня нашло… Я не хотела ничего ставить вам в вину! — торопится Мод с извинениями. — Я хотела… Спасибо вам за комплимент. Хэмп не находит ничего лучше, кроме как покачать головой. Ему всё ещё неловко, и он отводит взгляд в сторону. Ему чудится тень в проходе камбуза. Хэмп в ужасе оборачивается, но никого там не обнаруживает. Волк Ларсен их видел? Хэмп хочет надеяться, что нет. С другой стороны, ничего же особенного не произошло. Хэмп всего лишь заколол ей волосы. В этом нет ничего предосудительного, это всего-навсего помощь. Даже если Ларсен их и видел, упрекнуть Хэмпа ему не в чем. Но Ларсен их совершенно точно не видел. Ларсен у себя, занимается навигационными выкладками после обеда. Не за чем ему было подниматься на палубу. Хэмп прощается с Мод. Выходит резко, скомканно и слишком нервно, но если Хэмп с ней останется, он занервничает ещё больше. Ему пора обратно к штурвалу. Ещё три часа стоять, пока охота не кончится — только тогда его сменит Ларсен. Вечер выдаётся не по-осеннему тёплый и — что редкость — без противного дождя, но Хэмпу это не приносит особой радости. С тяжёлым сердцем он ждёт появления Волка Ларсена на палубе и гадает, в каком расположении духа тот явится. Хэмп надеется, что Ларсен, как обычно, предпочтёт обращать на него поменьше внимания. В таком случае придётся перекинуться с ним парой слов о работе — и всё. Но даже, чтобы перетерпеть эти пару минут, Хэмпу нужно собрать всю свою волю в кулак. Даже молчаливое присутствие Волка Ларсена — всегда пытка. Однако проходит час, другой — а Волк Ларсен всё не выходит. Даже когда солнце уже клонится к горизонту, и приближается время поднимать шлюпки на борт, Ларсена всё ещё нигде не видно. Скоро начнёт темнеть, и Хэмпу нужно уже сейчас готовить шлюпочные тали. Он закрепляет штурвал и уходит вниз, к кают-компании и каютам. Придётся искать Ларсена внизу. В кают-компании он застаёт Мод. Та всё суетится со шваброй и тряпками, протирает несуществующую пыль. — Мисс Брустер, полно вам. Здесь никогда ещё так чисто не было. Вы заслужили отдых, — говорит Хэмп. — Нет-нет, что вы, Хэмфри, я лучше ещё поработаю. Мне самой так легче. Понимаете, меня это успокаивает. Отвлекает от… — начинает говорить Мод и вдруг мрачнеет, — От мыслей про всякое… Хэмп ей кивает. Он её прекрасно понимает. Решив, что лучше отвлечься от неприятной темы, Хэмп спрашивает её о деле: — Вы не видели капитана? Его очередь стоять у штурвала, но на ют он не пришёл. — Кажется, он из своей каюты не выходил. Сходите посмо… Мод вдруг замирает на полуслове и в ужасе таращится на ведущий к каютам дверной проём, сжав в руках тряпку до побелевших костяшек. Хэмп очень не хочет смотреть туда, куда смотрит она. Он уже знает, что — вернее, кого — он там увидит. Хэмпу кажется, что если просто не оборачиваться, то беда, которую он с тяжёлым сердцем ждал все предыдущие недели, не случится. Ему кажется, что ещё можно как-то выкрутиться и выгадать у судьбы ещё пару-тройку сравнительно мирных недель. Но Хэмп знает, что посмотреть нужно. Потому что время вышло, и всё, что он и Мод Брустер могут сейчас сделать — это встретить судьбу с гордостью и высоко поднятой головой. Набрав полные лёгкие воздуха и призвав на помощь всё своё самообладание, Хэмп поворачивается, следуя за взглядом Мод. В дверях стоит Волк Ларсен. В дверях стоит катастрофа. Чёрная буря, от которой Хэмп так надеялся уберечь Мод, нависла прямо над ними и вот-вот обрушится со всей своей жуткой мощью. Вид Волка Ларсена страшен. Хэмп думал, что знал Ларсена в ярости — но Хэмп очень сильно ошибался. Хэмп ещё никогда не видел у него такого взгляда. Он бывал тяжёлым, испепеляющим, парализующим волю. Но он всегда был человеческим. Прямо сейчас на Хэмпа смотрят глаза без малейшего проблеска сознания, без печали, без сомнения. Это не человека глаза. В них — только ярость и жажда расправы. Волк Ларсен хочет крови и ни перед чем не остановится, пока крови не получит. Он возвышается над Хэмпом и Мод гигантской чёрной тенью, и перед ним Хэмп чувствует себя ничтожным лилипутом. Как Хэмп только смел надеяться, что ему удастся хоть что-то противопоставить Волку Ларсену? Волк Ларсен раздавит его и даже не заметит. Хэмп очень хотел бы броситься наутёк, но ему нельзя оставить Мод одну. Еле переставляя будто налившиеся свинцом ноги, Хэмп делает шаг вперёд, чтобы загородить собой Мод. Ларсен угрожающе наклоняет голову, и Хэмпу мерещится, что страшные глаза его сверкают красным. И всё же Хэмп чудесным образом находит в себе силы не отступить назад. Поскорей бы Волк Ларсен уже бросился на них и растерзал бы на части. Но Ларсен, по своему обыкновению, предпочитает сперва как следует помучить своих жертв. Со скоростью молнии он оказывается прямо перед Мод — Хэмп даже не успел заметить его движений. — Мисс Брустер, — начинает Волк Ларсен обманчиво спокойно, нависая всем своим телом над ней, — скажите мне на милость, сколько вам лет? — Д-двадцать с-семь, — дрожащим голосом отвечает Мод, пятясь назад. Она быстро натыкается на стол. Отступать некуда. — Пожалуйста, она же… — хочет вступиться Хэмп, но Волк Ларсен взглядом приказывает ему замолчать. — Двадцать семь лет, — повторяет Ларсен и продолжает, изображая удивление: — а вы всё ещё зовётесь «мисс». Что, до сих пор не замужем? И никогда не были? — Да к чему это… — не сдаётся Хэмп. — Да к тому, — обрывает его Ларсен, — что столько времени в девках засиживаются только два вида женщин: либо уродины, либо потаскухи. И только слепой не заметит, что вы, мисс Брустер, далеко не уродина. Напрашивается очевидный вывод. Хэмпу хочется закричать от возмущения, но воздуха не хватает. У него не находится сил даже на жалкое «да как вы смеете» — настолько его шокирует отвратительная клевета Волка Ларсена. Мод тоже не может защититься. Она только смотрит на Волка Ларсена потрясёнными широко распахнутыми глазами — а Волк Ларсен тем временем подступает к ней ещё на шаг ближе. — Но, пока совсем не состарилась, надо же как-то остепениться — я правильно понимаю? — продолжает он свою отвратительную речь. — А потому ты решила изображать из себя хозяйственную недотрогу перед первым же попавшимся дурачком, готовым тебе поверить. Но я и тебя, и твоего дурачка, я вас обоих насквозь вижу. Я знаю, что вы оба слишком размечтались. О том, как доберётесь до Фриско, присмотрите себе очередной домик, на который простому человеку и за десяток жизней не заработать, как будете рассказывать почтенным леди и джентльменам про своё, — он делает издевательскую гримасу, — морское приключение. Он хрипло и невесело смеётся. Его смех напоминает Хэмпу скрежет пилы по наждачной бумаге. — Собралась, значит, стать миссис Ван-Вейден. А как насчёт того, что я сейчас возьму и уничтожу все эти ваши совместные миленькие планы? У меня сейчас как раз есть настроение уничтожить что-нибудь миленькое. Хэмп не успевает вмешаться. С нечеловеческой быстротой Волк Ларсен хватает Мод за волосы — Хэмп слышит, как шпильки летят на пол со звонким стуком — и дёргает спиной на себя, приставляя ей к виску револьвер. — Плохо причёску сделал, Хэмп, — издевается Волк Ларсен. — Смотри, совсем не держится! Он берётся наматывать длинные волосы на кулак, задирая ей голову всё выше и выше. Сначала Мод кричала от страха, но сейчас она кричит от боли — и Ларсену это нравится. Чем сильнее он тащит её волосы, тем шире становится его садисткая, жуткая, кривая и полная ненависти улыбка. Если Хэмп ничего не сделает, он снимет с Мод скальп. А Хэмп чувствует себя слабее ребёнка. В отчаянии Хэмп повисает на зажавшей револьвер руке и бормочет: — Пожалуйста, она же здесь не при чём… — Ларсен хочет стряхнуть его, но Хэмп каким-то чудесным образом ещё держится. — Пощади её, — почти плачет он, — прошу тебя… Пожалуйста, Адам… Сильное, несокрушимое, словно сталь, запястье вдруг вздрагивает. Почуяв свой шанс, Хэмп вцепляется Ларсену в пальцы с утроенной силой, наваливается всем своим весом и — о, чудо! — у него получается. Рука отпускает револьвер в свободный полёт. Хэмп не смог его поймать. Вместо он закрывает горло, чтобы защититься от удара, который точно будет. Но Волк Ларсен стоит будто изваяние. Его взгляд направлен мимо Хэмпа и Мод, в сторону оружейного склада. Его взгляд полон неподдельного ужаса. Револьвер падает на пол. Удар. Щелчок спускового крючка. Выстрел. Белая слепящая вспышка и страшный, пронизывающий всё тело, грохот взрыва. Лёгкие заполняет раскалённым жаром, и Хэмпа швыряет куда-то назад. Ему удаётся встать на ноги. Значит, жив и цел. Повезло. Всё пространство вокруг ревёт и грохочет. Хэмп хочет осмотреться, но глаза слезятся от гари и смрада. Он только понимает, что кают-компании больше нет. Вместо неё есть только клубы едкого, чёрного дыма и всполохи от взрывающихся патронов поодаль — если они повредят степс фок-мачты, дело будет совсем плохо. Под ботинками хрустят черепки. Наклонившись, Хэмп узнаёт фарфоровый сервиз, рассыпанный сахар и кофе. Жалко кофе, он был хорош. Теперь уже не вернуть. Хэмп бы нагнулся посмотреть, но режущая боль пронзает лёгкие, и он заходится надрывным кашлем. Боже правый, о чём Хэмп только думает? Ведь ещё минута — и он задохнётся и погибнет. Надо срочно спасаться отсюда. Вслепую он бредёт туда, где ему мерещится просвет. Там должен быть трап — вернее то, что от него осталось. Только бы не ошибиться. Хэмпу кажется, что он уже видит сломанные ступени, когда в его локоть вцепляется рука. Ему требуется одно полное панического ужаса мгновение, чтобы понять, что пальцы тонкие и женские. В смраде он не может разобрать лица Мод, но этого не требуется. Главное вести её вперёд, главное, чтобы у неё хватило сил. Вместе они находят ступени. Мод, пусть дрожит и чуть не падает, и всё же упрямо лезет наверх к спасительному воздуху, а Хэмп следует за ней, превозмогая головокружение, тошноту и боль в лёгких. Когда Хэмп думает, что ещё секунда — и он не вытерпит, над головой показывается прямоугольник тёмного неба. Наверху Мод и Хэмп валятся на палубу и никак не могут надышаться. Хэмп знает, что отдыхать нельзя. Нужно понять, где Волк Ларсен, нужно найти его, нужно спасаться — но голова кружится и дышать ещё никогда не было так сладко. Он встанет, когда сделает ещё один глубокий вдох. И ещё вдох. И ещё. Хэмп бы пролежал так, наверно, вечность. Но у него над головой раздаётся ужасающий, громче разряда грома, треск. Хэмп не сразу понимает, что именно он слышит. Это ванты рвутся. Корабельные, с руку толщиной, канаты лопаются — кажется, что по «Призраку» палит адская канонада. Хэмп едва успевает вскочить на ноги и оттащить Мод к борту. Это спасает им жизнь. Туда, где они лежали секунду назад, сейчас валятся огненным дождём обрывки горящего такелажа. Ещё секунда — и поднимается жуткий гул. Его отвратительная вибрация прошивает кожу, мускулы и кости насквозь, заполняет собой все внутренности. Пригвождённый к месту и абсолютно растерянный, Хэмп наблюдает, как рушится фок-мачта. Она падает, как щупальце исполинского кракена, поперёк палубы, вспарывая собой палубный настил. На месте входа в кают-компанию сейчас зияет огненная бездна. Пламя торжествующе взмывает вверх и пожирает поверженное мощное тело мачты. Огонь охватывает гик, и лезет по парусине. Старый многострадальный фок, переживший бесчисленные шторма и повидавший с десяток северных и южных широт, теперь пылает перед Хэмпом огненной стеной. — Хэмфри? Хэмфри! — перепуганная Мод кричит ему, но её голос кажется ему слабым шёпотом. — Нас же спасут, верно? Наши шлюпки должны быть совсем близко… Хэмп выбирает не говорить ей, что на охотников надежды нет. Они точно сбежали, как только увидели взрыв. Никто из них не захочет иметь дело с яростью Волка Ларсена, потерявшего корабль. Хэмп их понимает. На их месте Хэмп бы поступил точно так же. Но прямо сейчас ему срочно нужно что-нибудь придумать. К счастью, у него появляется идея. — Здесь есть капитанский баркас, на нём спасёмся. Нужно только добраться до полубака. И лучше нам поторопиться. Мод кивает и больше не задаёт никаких вопросов. Молча, сосредоточенно и упорно, они вместе пробираются вперёд к носу, хватаясь за фальшборт. Мод смотрит только вперёд, а Хэмп постоянно оборачивается. Среди кромешного огненного ада, в который превратилась задняя часть судна, слезящимися от гари глазами Хэмп изо всех сил пытается рассмотреть человеческий силуэт. Он никого там не видит. Оказывается, Хэмп не там ищет. — Ван-Вейден! Куда это ты собрался, Ван-Вейден? Волк Ларсен появляется со стороны кубрика охотников и перерезает путь к баку. Его левый висок кровоточит. Кровь, и запёкшаяся, и свежая, стекает по щеке вниз, капает на палубу. Во всполохах пламени она кажется не красной, а чёрной кровью морского чудовища. Волк Ларсен не обращает никакого внимания на рану. — Вы оба, — его голос твёрд и невозмутим. Волк Ларсен говорит так, будто отдаёт рутинную команду. — отправляйтесь на камбуз, принесите вёдра, песок, воду. Всё, что сгодится для тушения пожара. Шевелитесь! Нам нельзя допустить, чтобы огонь распространился на грот-мачту. Хэмп чувствует, как часто и тяжело дышит Мод, спрятавшаяся у него за спиной. Он за неё отвечает. Он её не отдаст. Хэмп не двигается с места. Заглянув прямо в жестокие глаза Волка Ларсена, он говорит громко и ясно: — Мы уходим. — О не-е-ет, — скалится Ларсен, растягивая гласные, — Вы остаётесь. Никуда вы отсюда не денетесь. Он стоит уверенной и хищной позе, широко расставив ноги, готовый растерзать в клочья за неповиновение. Но у Хэмпа нет выбора. Крикнув Мод, чтобы бежала вперёд и не оглядывалась, Хэмп из последних сил бросается на Волка Ларсена. У него точно нет ни единого шанса. И всё же Хэмп замахивается пошире, рассекает кулаком воздух так быстро, как может. Удара не получается. Волк Ларсен ловит его руку в самом разгаре полёта. Кулак Хэмпа намертво вязнет в его огромной лапище. Она сжимается, словно тиски, вокруг его ладони, и Хэмпу кажется, что у него вот-вот захрустят костяшки. Он не выдерживает и воет от боли, но ни один мускул не движется на спокойном и страшном, высвеченном красным огнём пожара, лице Волка Ларсена. Хэмп хочет было сделать другой рукой хоть что-нибудь, чтобы освободиться, но Ларсен не обращает на его попытки никакого внимания. Он швыряет Хэмпа спиной на палубу, наваливается на него всем своим весом. Хэмп выставляет руки вперёд — то ли, чтобы атаковать, то ли, чтобы защититься. Но это и неважно. В следующее мгновение Ларсен сгребает оба его запястья и заводит их ему за голову, пригвождая к палубе. Другую руку Ларсен уже держит зажатой в кулак, и чудовищный удар этого кулака Хэмп очень скоро испытает на собственной шкуре. Хэмпу не выбраться. От Волка Ларсена ему не спастись. Остаётся только смотреть перед собой. Ни в коем случае не поддаваться искушению зажмуриться от страха и едкого дыма. Хэмп очень хочет запомнить это мгновение. Если ему суждено быть избитым до смерти, то он хотя бы будет смотреть своему палачу прямо в глаза. Сердце колотится. Оно отбивает с десяток бешеных ударов, а занесённый кулак всё не двигается с места. Ненависть в глазах Волка Ларсена тускнеет. Злобная гримаса, исказившая его лицо, застывает, будто восковая маска. И Хэмп видит перед собой, как эта маска идёт трещинами. — Хэмфри… Как же это так?.. — Волк Ларсен опускает кулак. Рука, зажимавшая запястья, расслабляется, и пальцы больше не впиваются в кожу. Хэмп мог бы вырваться, если захотел бы. Но Хэмп не вырывается. Они оба тяжело дышат. Их грудные клетки двигаются навстречу друг другу на каждом глубоком рваном вздохе, чуть соприкасаясь. Совсем как раньше, в совсем другие, в счастливые дни. — Этого всего не должно быть, — шепчет Адам, и Хэмфри без труда разбирает его слова сквозь вой пожара. — Это идёт неправильно… Склонившись к Хэмфри ещё ближе, Адам ладонью, которую всего пару секунд держал сжатой в кулак, убирает Хэмфри волосы со лба, гладит его по щеке. Кажется, у Хэмфри сейчас сердце разорвётся от невыносимо горькой нежности его прикосновения. Он не может оторвать глаз от растерянного, неожиданно уязвимого лица Волка Ларсена. Он так близко, и Хэмп легко может рассмотреть его пересохшие, но всё ещё мягкие губы, подрагивающие светлые ресницы. Хочется стереть ему со скулы кровь. Это было бы самой простой вещью на свете. Потянуться к нему и поцеловать. Притвориться, что всё как раньше. Что корабль не пылает вокруг них в пожаре, которому сам же Волк Ларсен виной. Сделать вид, что это не из-за его капризов вынуждена спасаться с горящего судна ни в чём не повинная Мод Брустер. А сейчас у Волка Ларсена опять каприз приласкать Хэмпа. Нет. Хватит. Хэмп ему больше не игрушка. Он упирается руками Ларсену в грудь и требует: — Пусти меня. Не дожидаясь его ответа, Хэмп изворачивается и пинает Волка Ларсена по колену. Хэмп думал, что это не поможет. Хэмп ошибался. Взревев, будто раненый зверь, Волк Ларсен хватается за ушибленное колено, давая Хэмпу возможность вскочить на ноги и убежать. Кажется, Ларсен его не преследует. Хэмп мчится не разбирая дороги — лишь бы подальше от Волка Ларсена. Он бежит, пока надрывный кашель не заставляет согнуться пополам. Хэмп хочет отдышаться, но мучает отравленные угарным газом лёгкие только больше. Где он оказался? Добраться бы до борта, глотнуть свежего воздуха. Но куда идти? Хэмпа со всех сторон обступает дым, пепел и плотная серо-бурая мгла. Хэмп натыкается на обугленную дверь. Похоже, это вход в камбуз, напротив него должен быть люк в кубрик охотников. Значит, есть ориентир. От нехватки кислорода мозг работает плохо, и Хэмп никак не может сообразить, в какой стороне борт. Его ослепляет яркая вспышка — совсем как было в кают-компании. На этот раз Хэмп точно знает, что делать. Он снова бросается бежать, прочь от люка — у охотников тоже есть оружейный склад. Мгновение спустя за вспышкой следует грохот. Спину обжигает взрывом, но Хэмп успел убежать достаточно далеко, чтобы удержаться на ногах. Ему везёт — смрад расступается, Хэмп видит очертания планшира и тёмный вырез шпигатов. Хэмп мчится туда что есть сил, не видя ничего, кроме вожделенного борта, за которым спасение и свежий воздух. Что-то врезается в бок и отлетает в сторону. Хэмп запаниковал бы, но узнавание приходит быстрее. — Хэмфри! Какое счастье, Хэмфри! Мелко дрожащая, напуганная, но главное — целая и невредимая — перед ним стоит Мод Брустер. Она воинственно сжимает в руках тяжёлое шлюпочное весло. Её юбка порвана, а обычно аккуратно уложенные волосы сейчас всклокочены, перепачканы сажей и пеплом, придавая ей сходство не то с ведьмой, не то с сумасшедшей. — Я так хотела вам помочь! — кричит Мод во весь голос, стараясь быть громче пожара. — Я нашла баркас, вот, весло взяла. Хотела вернуться к вам, но не нашла вас в дыму… — Это ничего… — хочет успокоить её Хэмп, но Мод его перебивает: — А капитан Ларсен? Как вы справились с ним? Где… Резкий толчок не даёт ей договорить. Настил ходит ходуном под ногами, и откуда-то снизу слышится мерный, жуткий гул. Палуба перекатывается из стороны в сторону — и это не умиротворяющая качка на длинной волне. Эта качка ощущается очень, очень неправильно. Это всё однажды с Хэмпом уже было. Ему вспоминается злополучный «Мартинес», туман, женские крики. В «Призраке» пробоина. Похоже, взрыв в кубрике охотников повредил обшивку ниже ватерлинии. — Хэмфри! Скажите, что это, Хэмфри? — вцепляется Мод ему в рукав. Хэмп выбирает не отвечать на её вопрос. — Нам нужно торопиться, — говорит он, избегая встречаться с Мод взглядом. Ему стыдно за свою трусость, но сказать правду он не в силах. Мод всё равно отлично понимает, что случилось. Но она не кричит, не впадает в истерику, как женщины на «Мартинесе». Она всего лишь шепчет робкое «господи» и ещё сильнее вцепляется Хэмпу в руку, пока он ведёт её вперёд. Им везёт: пожар пока не перекинулся на переднюю палубу. Баркас всё ещё в сохранности, нужно только спустить его на воду. С радостным восклицанием Мод бросается к шлюпке. А Хэмп замирает на месте, не в силах подойти ближе. Он вспоминает, что перед ним та самая шлюпка, на которой он вместе с Ларсеном провёл один счастливый день. Хэмпа кругом обступает пламя, но по коже бежит холодок. Потому что Хэмпу вдруг становится ясно: они перекинут шлюпку через борт, опустят её — и это будет конец. Хэмфри никогда больше не увидит Волка Ларсена. Нет, это ерунда. Это исключено. Почему-то Хэмп знает и знает так же хорошо, как и своё собственное имя: всё не может закончиться вот так. Хэмп заставляет себя подойти к шлюпке. Он игнорирует испуганный удивлённый взгляд Мод и берётся закладывать тали. Но не может перестать озираться по сторонам. Хэмп страшится момента, когда Волк Ларсен снова за ним явится. Но мысль, что этот момент может не наступить, пугает ничуть не меньше. Этот момент не наступает. Шлюпка уже перекинута за борт, всё, остаётся только залезть туда и потравить тали, чтобы опустить её на воду — а Ларсена нигде не видно. — Хэмфри! — зовёт его из шлюпки Мод. Шхуну трясёт, с каждой минутой она кренится всё сильнее. Палуба содрогается под ногами, как при землетрясении. А Хэмп медлит и никак не перекинет ногу через борт. Он тянет шею и напрягает глаза, всё пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Порыв ветра дует ему в спину. Дым на минуту рассеивается, и Хэмп наконец-то обнаруживает то, что так отчаянно ищет. Волк Ларсен сидит на ступеньках трапа, ведущего на полубак. Он не замечает — или не хочет замечать — Хэмпа и Мод. Его лицо издалека не разглядеть, и Хэмп может только разобрать, что Волк Ларсен смотрит прямо перед собой. Смотрит, как гибнет его корабль. Пламя уже лижет нижние ступени, но Ларсен, похоже, не собирается никуда уходить. Хэмп не может его здесь оставить. Волк Ларсен причинил Мод Брустер и ему столько зла. Наверно, было бы справедливо позволить ему потонуть вместе с кораблём. И всё же… Но если Хэмп сейчас уйдёт и обречёт Волка Ларсена на гибель, он с этим жить не сможет. Хэмп отступает от шлюпки обратно на палубу, ходящую ходуном. Он достаёт из ножен тесак и протягивает его через борт ошарашенной, испуганной Мод: — Возьмите, мисс Брустер. Если я не вернусь, сами потравите тали, пока шлюпка не будет в паре футов над водой, и перережете их. Этот пожар видно издалека, вас точно подберёт какое-нибудь из судов поблизости. Он не обращает внимания на её протесты, не смотрит на неё. Если Хэмп хоть на секунду встретится с Мод взглядом, он точно с ума сойдёт от невыносимого стыда. Подобрав бухту каната, которым была принайтовлена шлюпка, и, сделав глубокий вдох, Хэмп ступает в пекло. К Мод Брустер он больше ни на секунду не оборачивается. К Ларсену не подобраться, трап окружён горящими обломками. Но с другой, ближней к Хэмпу стороны, путь наверх ещё не завалило окончательно. Вскарабкавшись на полубак, Хэмп обнаруживает перед собой длинный пролом, а внизу — развалины, оставшиеся от матросского кубрика. Этот пролом идёт до самого носа, до покосившегося бушприта. Хэмп подходит к самому краю, пока доски не начинают угрожающе дрожать. На другой стороне — Волк Ларсен, но пролом Хэмпу не перепрыгнуть. Вплотную к Ларсену Хэмп не подберётся, их всё ещё разделяют последние семь-восемь футов. Но Хэмп всё ещё может до него докричаться. — Адам! — Хэмп швыряет ему конец троса. — Хватайся, Адам! Бросок получается меткий, и трос приземляется у его ног. Но Волк Ларсен не двигается с места. Он всё так же сидит, обхватив колени руками и глядя вдаль перед собой. Он давно бы уже мог одним махом перепрыгнуть через разлом и поквитаться с Хэмпом, но он этого не делает. Волк Ларсен выбирает не обращать на него никакого внимания. Волк Ларсен больше не борется. Всё ещё могучий, но необычно смирный, покорившийся своей участи, он остаётся в огненном кольце. Вид Волка Ларсена завораживает Хэмфри даже в эту трагическую, отчаянную минуту. Глаза разъедает, но Хэмфри смотрит не отрываясь. Его сильные, широкие плечи устало опущены. Тени от пожара пляшут на его лице, заостряют и без того угловатые черты, отчего Волк Ларсен выглядит поверженным демоном. Пламя везде. Здесь пылает даже сталь — а Волк Ларсен равнодушно смотрит пустым взглядом, как огонь подбирается к его ботинкам. Его глаза, его всегда живые, невероятно выразительные глаза — потухли. В них нет ничего, кроме обречённого ожидания и бесконечной усталости. Волк Ларсен сдался. Хэмп видит это собственными глазами, но поверить никак может. Этого быть не должно. Это против всех законов мироздания. Это страшно. Если бы не Хэмфри Ван-Вейден, Волк Ларсен никогда бы не сломался. Он к этому причастен. Прямо посреди пожара Хэмпа прошибает холодом от ужаса. Нет, сейчас он обязательно встанет. Cейчас они вместе уйдут отсюда. Хэмп тянет руку к Волку Ларсену и кричит что есть сил: — Адам, пожалуйста! — умоляет он. — Я… Я не хочу твоей смерти! В этот раз Волк Ларсен к нему поворачивается и смотрит, не отрываясь, на протянутую ладонь. Его измождённое лицо перерезает острая тоска — такая, будто Волка Ларсена от Хэмпа и спасения разделяет не восемь футов разлома, а сотни и тысячи миль. Он колеблется? Хэмпу хочет думать, что он колеблется. Он решает подойти ещё ближе, но спотыкается на кренящейся палубе. Нога чуть не проваливается в разлом, навстречу верной смерти. Хэмпу приходится отступить. Хэмп с трудом снова находит равновесие и обнаруживает, что Волк Ларсен теперь смотрит прямо на него, в лицо. В глаза. Волк Ларсен не обращает никакого внимания на пожар. Пока Хэмп тщетно сдерживает приступы кашля, он сидит высоко подняв голову, прямой и неподвижный, словно свеча. Его цепкий и суровый взгляд забирается Хэмпу прямо под кожу. Волк Ларсен прощается с Хэмфри Ван-Вейденом. Его решение непоколебимо. В его жестоких, неумолимых глазах Хэмп читает финальный вердикт себе. Вердикт человека, знавшего Хэмпа как никто другой. Человека, который насквозь его видит. И взгляд этот полон бесконечного разочарования, смешанного с презрением. Но Хэмп поступил правильно! Он спас Мод, он пришёл сквозь пламя за Волком Ларсеном. Это ли не честный поступок, спасти своего врага? Хэмп надеялся, что Волка Ларсена его возвращение впечатлит. А Ларсен наоборот… Неужели для Волка Ларсена Хэмп настолько ничтожество, что он лучше погибнет, чем пойдёт с ним? Неужели Хэмп ничего лучше не заслужил? Хэмпу горько — не от набравшегося в гортань пепла, а от стыдной детской обиды. — Пожалуйста, Адам… — беспомощно и жалко шепчет он, не переставая тянуть руку. Но Волк Ларсен не двигается, а Хэмп отказывается уходить. Они оба остаются на месте, даже когда доски дрожат под ногами всё страшнее, палуба содрогается резкими и быстрыми толчками. Это уже не вибрация. Это агония идущего ко дну «Призрака». В оглушительной какофонии пожара, к которой Хэмп уже почти привык, заглушается скрежетом откуда-то сверху. И без того невыносимый звук с каждой секундой всё ближе, громче, злее. Хэмп не успевает ничего понять, когда перед его глазами рушится грот-мачта, проламывая нос «Призрака» своей исполинской громадой. Трусливый инстинкт дёргает за нервные окончания. Заставляет броситься назад, подальше оттуда, где горячо, страшно и всё горит. Зажимая пальцами опалённый рукав, Хэмп отчаянно всматривается вперёд, где полыхает сплошная стена пламени высотой в двадцать футов. Туда, где мгновение назад Хэмп видел Волка Ларсена. Но Волка Ларсена больше нет. Хэмп хочет крикнуть его имя, но набирает полные лёгкие дыма. Ноги подгибаются, и Хэмп оседает вниз, падает на колени, скрючившись от кашля и надрывно хрипя. Волк Ларсен… Хэмп не верит, не смеет закончить мысль, не может принять очевидное. — Адам… — Хэмп очень хочет закричать, но у него получается только сиплый шёпот. — Адам, нет… Нет, этого не может быть! Это просто немыслимо! Хэмп силится разглядеть хоть что-нибудь. Хотя бы очертание, пусть бы это было безжизненное тело, тогда бы он хотя бы знал наверняка… Но Адам сгинул в ревущем пламени. Хэмфри Адама больше не увидит — ни живым, ни мёртвым. Никогда. У Хэмфри что-то обрывается внутри. Вслед за обваливающимися досками, вслед за лопающимся от жара рангоутом и оборванным такелажем — Хэмфри тоже разваливается на куски. Слёзы, горячие горькие слёзы текут без остановки. Хэмфри хватает ртом воздух, хочет вдохнуть, но от каждого вдоха становится только больнее. Боль наваливается на него, зажимает в тиски, разрывает грудь на части. Хэмфри прячет лицо в руки, сгибается и дрожит. Он хочет стать как можно меньше, хочет вообще не быть — лишь бы это кончилось поскорее. Ему наплевать, как именно. Не страшно ни сгореть, ни утонуть, ни задохнуться. Если Адама нет, то и смысла тоже больше нет. Лишь бы перестало быть так больно. — Хэмфри! — его вдруг трясут за плечи. — Пойдём отсюда! Руки совсем не мужские, не Адама руки. Они слишком тонкие. Но всё равно очень требовательные. Ничего не понимая, Хэмп бездумно таращится на Мод. А она всё пытается до него докричаться: — Ему вы больше не поможете, а мне вы нужны, Хэмфри! Она всё ещё здесь? Вместо того, чтобы спасаться самой, пришла за ним? Хэмфри Ван-Вейден ей нужен. Он вытирает с лица слёзы и вглядывается в её напуганное, перемазанное сажей лицо, и жить снова начинает хотеться. Он чувствует, как отступает дьявольское наваждение, и силы возвращаются. Его позор кончился. Больше Волк Ларсен никогда не будет мучать Хэмпа. Злые чары, что спутывали Хэмпа с ним, наконец-то рассеялись. — Я теперь… Я свободен! Мод, мы свободны… — восклицает он, а губы сами складываются в улыбку. Хочется расхохотаться. Хочется схватить Мод за руку и пуститься в пляс от радости. Хочется… — Хэмфри, мы же здесь погибнем! — Мод тянет его прочь с совсем не женской силой. Да, она права. Праздновать они действительно лучше будут потом. Она всегда права — его подруга, его заступница, его спасительница. А он пойдёт за ней. Хэмп позволяет Мод утащить себя с полубака прочь. Идёт за ней не разбирая дороги, но Мод приводит его к шлюпке его уверенно и безошибочно. Теперь Хэмп больше не медлит, когда перепрыгивает через борт и травит тали, опуская шлюпку на воду. В нём не просто нет предательского сомнения, когда он гребёт прочь, всё дальше и дальше от «Призрака» — напротив, Хэмп даже торопится. Потому что каждое движение весёл приближает его к дому, к безопасности, к новой и счастливой жизни, где будет Мод, а стыдиться себя больше не придётся. Он очень хочет в эту новую жизнь. Ночное небо над его головой окрашивается пламенем в бурый оттенок, а по опалённой пожаром морской глади разбегаются далеко к горизонту оранжевые отблески. Зрелище пугающее, но Хэмпа больше не из тех, кого легко напугать. Он жадно смотрит по сторонам — видимость сейчас отличная, если поблизости проходит судно, его должно быть видно и без бинокля. Вскоре он действительно замечает сигнальные огни в паре миль. Приглядевшись, Хэмп видит косые очертания грота на единственной мачте. — Мод, посмотрите, — радостно показывает он. — Это же рыбацкая шхуна! Минут через десять она подойдёт к нам! От радости он не сдерживается и хватает её за руку. Мод вздрагивает, и Хэмпу становится неловко за свой порыв, но она не вырывает ладонь. Наоборот, Мод кивает со слабой улыбкой, расслабляя пальцы. На её лице написана тревога, но Хэмп понимает. Мод Брустер так долго пробыла в ужасной опасности, тяжёлые переживания совсем измучили её. Ничего, это скоро пройдёт. А пока Хэмп о ней позаботится. Хэмп поднимается со скамьи и встаёт во весь рост — так их шлюпка будет заметней для спасателей. Он видит, что сигнальные они становятся всё ближе и облегчённо выдыхает. Напоследок — когда все тяготы и испытания уже кончились, но суета, непременно сопутствующая возвращению на сушу ещё не началась — Хэмп позволяет себе обернуться и бросить последний взгляд на горящий, тонущий «Призрак». Удивительно. «Мартинес» затонул очень быстро, а этот корабль всё упрямится и никак не пойдёт ко дну. Он исторгает из себя клубы густого чёрного дыма, заволакивающего небо и гасящего звёзды. От него отваливаются куски обшивки, обнажая голые растерзанные шпангоуты. Треск дерева, шум огня, скрежет и звон сливаются в надрывный протяжный вой долго и мучительно гибнущего зверя. Но Хэмпу «Призрак» совсем не жалко. Хэмп смотрит не отрываясь, а на губах у него играет улыбка. Пусть сгорит дотла. Пусть сгорит каждое свидетельство того, как Хэмп позорился, пусть сгорит всё связанное с Волком Ларсеном. Только так Хэмфри Ван-Вейден сможет очиститься. Нужно ещё от этой шлюпки избавиться поскорее. Тогда Хэмп станет окончательно чист. Но главное, что всё самое страшное уже позади. Рядом с ним Мод — его путь в новую, настоящую жизнь. Хэмфри вновь нащупывает её руку и сжимает покрепче. Краем глаза он замечает, что испуг на её лице никуда не делся. И смотрит Мод вовсе не на «Призрак». Она смотрит на Хэмфри и боится. Впрочем, это тоже легко объяснить. Мод Брустер не понимает, через что ему пришлось пройти. Она не знает, что случилось на «Призраке». И хорошо, что не знает. К счастью, она этого не узнает уже никогда. Но Хэмфри предстоит ещё долгий путь, чтобы искупить свои грехи, облегчить свою совесть и сгладить тот ужасный вред, что он успел нанести. Но он чувствует: первые, самые важные шаги уже сделаны. Он спас Мод Брустер, с ним она в безопасности. Он освободился из плена Волка Ларсена и преодолел свою увечную, извращённую привязанность к нему. Волк Ларсен повержен. Хэмфри Ван-Вейден победил.