вы вернулись к точке невозврата.

Занятная хуйня. Но у Артура есть пару минут, чтобы это обдумать, пока он вылезает из ванны и идёт в комнату. На пороге коридора он спотыкается на стопке книг, которая каким-то хуем оказалась в проходе. — Конон, блять, нашел место, конечно. Он падает и достаточно сильно бьётся затылком о стенку, а потом и об пол. Сука, он понимал, конечно, что хотел с собой покончить 2 минуты назад, но вот сейчас самый херовый момент для этого, серьезно. Шарифов добегает до блядской комнаты, откуда раздается противный звон прибора. Не могло ему просто показаться, просто не могло. Кажется, Артур плачет впервые за последние годы. Это многое значит. Дверь со скрипом открывается, в нос практически сразу ударяет спертый воздух (ясное дело, несколько лет комнату не проветривать вы пробовали?), а в голову ударяет что-то неясное. Понятное дело, что не физически. Шарифов застыл на пороге и не мог понять откуда все это и почему. Потом что-то сместилось, по потолку проскользнула тень, его подтолкнуло вперёд. Вокруг темно, но видно много пыли, которая летает в лучах света. На стене по левую руку от Артура висит внушительных размеров доска с красными нитями и выцветшими фотографиями. В лучших традициях детективных фильмов. Если честно, Шарифов не помнит, кто на снимках, но отчётливо помнит, что был одержим идеей расследовать дело о исчезновении Попадинца. В дальнем углу комнаты стоял черный шкаф, куда были собраны все вещи Жени. Чуть левее шкафа стоял стол с огромным количеством бумаги и кучей старого металлолома. При виде их Артура не хило понесло. Сейчас идея сконструировать прибор, который бы реагировал на присутствие Евгения казалась действительно ебнутой. Но ему оставалось верить и надеяться только лишь на это. Этакий безумный учёный, которого боятся дети. Смешно. Но вот что убило в Шарифове последние капли желания жить: прибор действительно не работал. Ему, блять, реально показалось. блядство какое. Он думал, что спасён. Но сам себя считал безнадежно погибшим, погрязшим в своем существовании. Уже давно. Эта мысль именно сейчас переворачивает его сознание. Он выходит и валится на пол, позабыв о двери. Холодно. И снова все, блять, по новой. Только вот сейчас не четырнадцатое ноября, а семнадцатое августа. И не 2016, а 2020. Давай, страдай уж теперь соразмерно тому. Само собой, он хоть и заебался страдать, но если честно уже окончательно все равно. Почти только что умерло ощущение того, что что-то могло бы и выйти. Что он мог что-то почувствовать. Что-то кроме безнадежности. Страдай теперь соразмерно, без снисхождения, без жалости к себе, с такой выжженной чистотой и похуизмом. Но самому хочется верить, что он не виноват, что он лишний, что самое сухое и серое его состояние тяжелеет, волочится за ним. А глаза красные, хоть он и не плачет больше. А смысл? Артур попытался подняться с пола, но в глазах сразу потемнело и он забил на попытки подняться. Он чуть было не потерял сознание, но его будто кто-то остановил. Открылась входная дверь. Без всяких звонков или стука. — Блять, только гостей мне не хватало, конечно, — Артур закрыл глаза ладонью, — Конон, мать твою, не до тебя сейчас, честное слово. Пиздуй домой, будь добр. — Я не один, мудень, — Валя говорил спокойно, но Шарифова будто водой окатили и током ебнули. Он подорвался с пола. Даже не упал, вау. — Ать.? — Женя?