***
Дима открывает глаза и тут же хмурит брови — из какой-то части комнаты слышится будильник. Но вот откуда — понять с похмелья сложно. Голова болит, в горле пересохло. Он морщится, садится на кровати и, спустя несколько мощных попыток подняться, находит телефон под стулом в другом углу комнаты. За дверью — тишина. Видимо, друзья ещё спят. И Дима очень надеется, что не вместе, иначе по первое число он вставит двоим, и неважно, у кого жопа страдала сегодня ночью. Он — опять же — надеется, что не страдала. Боже, блять, куда столько гейских мыслей с утра пораньше, да на Димину больную головушку? На диване, отвернувшись лицом к спинке, лежит Шаст, подобрав ноги под себя. Дима обходит диван и видит рядом, на полу, Арсения, который лежит, прижавшись к дивану и обняв себя руками. Видимо, замёрз. — Эй, Арс, — хриплым ото сна голосом зовёт его Позов. — Вставай с пола, дурачьё, — говорит он уже немного громче, чуть потряхивая друга за плечо. — М? — Попов приоткрывает левый глаз, промаргиваясь, и приподнимается на локтях. — Ты чего на полу уснул? — спрашивает Дима. Арсений лишь пожимает плечами, поджимает губы и встаёт с пола. Спина жутко ноет, а поясница затекла так, словно его трахали в коленно-локтевой пару-тройку часов без остановки. От резко вступившей в спину боли, Арс шипит и резко распрямляется, чтобы убрать весь спазм разом. От новой волны далеко не самых приятных ощущений он выпучивает глаза и с немым «Ай, блять, как же больно», отправляется на кухню, прожигаемый охуевшим взглядом Позова. — У меня сегодня выходной, — тянет блаженно Арс, хозяйничая на кухне друга, словно у себя. — Кофе будешь? — У вас что-то успело случиться? — Дима застывает в дверном проёме, опираясь на косяк, всё ещё сверля взглядом голубоглазого. — С чего ты взял? — упираясь ладонями в столешницу и почти копируя его позу, отзывается Попов. Он ещё не проснулся, но этот вопрос возникает, словно звонкая пощёчина, правда виду Арс старается не подавать. — Да так, — решает не вмешиваться он раньше времени и машет рукой, добавляя, — Мне с молоком. — Отлично, — расплывается в улыбке Арс, заваривая напиток утренней бодрости.***
— Он козёл, Кать! — в порыве ярости девушка размахивает руками, почти сбивая бокал белого вина со столешницы. А ведь когда-то на этой самой столешнице её трахал Антон и шептал ей на ухо непристойности, от которых крышу сносило, да ещё и говорил, как ему её стоны нравятся. А сейчас бросил по смс. Глубокой ночью. Кратко и сухо. — Не спорю, — пьяно тянет подруга, тяжко вздыхая и глядя на метания Кузнецовой. — У меня есть идея, — вдруг произносит она, — что насчёт старой доброй мести? — Да ну тебя в пень, — отмахивается та, а после, видимо всё же зацепившись за эту мысль, добавляет, — хотя..какие есть мысли? И это обсуждение выходит на час — агенты самых секретных служб бы позавидовали. Катя то и дело потирает ладони, хитро улыбаясь, а Ира заинтересованно слушает, делая глоток за глотком любимого напитка, кружащего голову, от чего в мозговой штурм подруги она не вмешивается — даже не собирается. Они сходятся на том же старом и добром: показать, что Ира быстро отошла, что счастливее всех на свете и вообще, — уже нашла Шастуну замену, встречаясь с завидным красавчиком и богачом. Проблема была только с последним пунктом, но с этим можно что-то придумать. Её внешность — её счастливый билет в путешествие по красивым отношениям, — таким же красивым, как она сама. И Антону это нравилось, Антона цепляли пухлые губы, светлые глаза и так далее по списку. Но дело именно в том, что говорить он может об этом лишь в прошедшем времени. Ира ведь действительно почти оклемалась. Разговор с подругой помог ей излить душу, послать Антона пару раз в пешее эротическое и забыть об обиде хоть чуть-чуть, заменив это чувство предвкушением маленькой мести. Уже на следующий день она едет с подругой в торговый центр, чтобы снова развеяться, сделать пару счастливых фотографий в примерочной, записать несколько сторис с поеданием картошки фри и заливистым смехом. Но Антон даже не смотрит. Не заходит в инсту уже неделю и, кажется, не собирается. Ира обиженно дует губы, но понимает, что не сдастся, пока не получит хоть какой-то колючки от Шастуна: будь то беглый взгляд, полный ревности или — Ой, блять, не будь такой наивной — извинения. Последнего она дождётся, только если рак в лесу сдохнет или медведь на горе свистнет, что мало вероятно, потому что животных жалко, а Антон сам — то ещё животное. Она хорошо проводит время с Катей. Смеётся действительно искренне и делает пару покупок, добавляя в свой гардероб новые синие джинсы с высокой талией и белый кружевной бюстгальтер. Катя покупает чёрную водолазку, колготки и пару побрякушек — серьги и кольцо. «Красивые побрякушки» — так называл девичьи аксессуары Антон. Ну вот, снова он. Ире становится грустно, она дует губы и смотрит на недавно сделанный красивый маникюр. Катя приобнимает подругу за плечи и предлагает взять в кафешке по коктейлю и направляться в сторону дома. Кузнецова соглашается, улыбается, — снова искренне, но так устало, что выть хочется — и старается выкинуть Шастуна из головы хотя бы на день.***
Антона нещадно кроет. Как только он разлепляет веки, — почему такие тяжёлые? — то тут же подскакивает на ноги, но, покачиваясь, еле-еле сражаясь с сумасшедшей вестибуляркой, добирается до ванной, чудом не блеванув мимо, слышит из кухни отчётливое шипение «Блять, Шаст!» и усмехается, не сдерживая новый рвотный позыв. Когда его отпускает, он ещё пару секунд сидит на холодном полу, утыкаясь бледным потным лбом в сложенные домиком ладони на бортике ванной. Встаёт, полощет рот, но после спохватывается и всё-таки отрывает в зеркальном шкафчике нетронутую щётку и чистит зубы мятной пастой. Он поднимает голову, вглядывается в помятые черты лица и понимает — вот оно, похмелье. Снова. Ему не привыкать, если честно. Но голова раскалывается, как в первый раз, и мозг отказывается принимать участие в жизни несносно болючего тела. Антону хочется ныть, так что он входит на кухню со стоном мученика и скачет взглядом по столу, выискивая что-то, что может спасти его. Вода и, желательно, аспирин. — Держи, мученик, — Дима кивает на стакан с водой в руке и протягивает ему, держа в другой руке спасительную шипучку. — Я люблю тебя, Димочка, — расплывается в усталой улыбке Антон. — Давай без гейства, прошу тебя, — закатывает глаза Позов и садится на стул, переглядываясь неосознанно с Арсом. Ему не лучше — голова так же раскалывается, кончики пальцев — замёрзшие, подрагивают, а губы — бледноватые, хоть и обкусанные уже почти до крови. — Это душевность, а не гейство, — вспоминает его реплику Антон, передразнивая. — Предлагаю похмеляться, — говорит Дима, поглядывая на парней. — Глянем, может, футбол, старые матчи, по пиву бахнем.***
Наманикюренный ноготок стучит по экрану телефона, нажимая кнопку "опубликовать", а на накрашенных губах воцаряется улыбка. — Ну что? — спрашивает Катя, заглядывая в телефон подруги. — Ждём, — улыбается Ира. В ленте теперь красуется фото, где Ира с (не)искренней улыбкой на лице держит букет своих любимых оранжевых роз. Фото красивое, но больно от того, что это месть. По сути своей — бесполезное действие, ведь после драки кулаками не машут, а тут так изъебнуться надо, чтобы ещё и другому человеку плохо сделать, который сделал больно тебе. Но когда внутри всё горит и пеплом осыпается, то ничего другого в качестве выхода не видится. Когда Ира получает уведомления о лайках и комментариях, то каждый раз подскакивает с места и берёт телефон, а потом и вовсе из рук его не выпускает. Хочется, — признаться —, хочется, чтобы он написал, чтобы сказал, что опомнился, что просто был пьян, что это была ошибка. Но ничего. Простое и разрушающее ничего. Из-за этого на глаза предательски напрашиваются слёзы, но Кузнецова не плачет. Болтает с Катей, обновляет ленту, обсуждает с ней парня, которого она встретила недавно в баре. Как он смешно расползался по столу, как пытался поправить сползающие с переносицы очки, дуя на них, сложив губы уточкой. Катя смеётся, Ира вместе с ней. В итоге всё сводится к вечеру сериалов и сна где-то к утру, а в шесть приходит уведомление о лайке с аккаунта Антона.***
Похмелье-пати, — которое мы-просто-глянем-футбол-под-пивко, — перешло в новую мини-пьянку, поэтому в районе шести утра Антон с нежеланием спать сидит во всех соцсетях, что скачаны у него на телефон, и набредает на Инстаграм. Он видит в ленте среди фоток фотографию Иры. Палец автоматически нажимает на экран два раза, и вот уже в левом нижнем углу стоит красное сердечко. Глаза слипаются, а на губах расползается лёгкая улыбка от того, насколько всё это смешно. Хочется написать, спросить, для чего весь этот цирк, но Шастун лишь проводит по лицу ладонью, случайно ударяя себя кольцом по переносице. Морщится и смотрит на посапывающего в углу дивана Арса. Через пару минут раздаётся вибрация телефона где-то в районе пола. Арс морщится, — видимо, просто задремал, раз просыпается так быстро — открывает глаза и оглядывается вокруг. Антон просто наблюдает: взлохмаченные волосы, длинные ресницы, красное пятно на щеке — отлежал — тихое «Да где же он?» хриплым ото сна голосом. И Шастун зависает. Просто стопорится, чувствуя мелкие мурашки, проходящиеся по рукам и вдруг дёргается, находя телефон взглядом. Наклоняется и поднимает его, протягивая сонному Попову. — Спасибо, — снова хрипло отвечает он, откашливается и снимает трубку. — Да, Окс? Нет, всё хорошо, — он потирает глаза и зевает, а Антон не может отвести взгляда. — Нашли, правда? Спасибо большое, солнышко! — радостно восклицает Арс и краем глаза смотрит на повернувшихся на него ребят. — Да, заедем через пару часов. Спасибо ещё раз. Шастун смотрит вопросительно, Дима фокусирует взгляд на Попове и хочет уже что-то спросить, как Арс сам его прерывает: — Что смотрите? Ключи твои нашли, — обращается он к Антону. — Потом скажешь спасибо Оксане, — она там всех на уши подняла. — И где же они были? - спрашивает Позов. — Под барную стойку закатились, — отвечает Арсений и смотрит на улыбающегося парня. Хочется спросить лишь одно: почему так мягко? Почему так сладко смотрит в ответ? Зачем так светится, словно он не ключи от квартиры нашёл, а счастье своё? Да, вопросов больше, чем один, но главный: Почему? Просто «почему?» — Шаааст, — тянет он и машет перед его лицом ладонью, — земля вызывает тебя! — Антон! — окликает его Дима, легонько толкая сзади в спину. — Чего завис? — А? — спохватывается он, промаргиваясь. — Я здесь, — смеётся и вздыхает, — просто обрадовался сильно. А то хозяйка квартиры прибила бы, да и ночевать негде было бы, ещё и замки менять, — начинает перечислять он и Дима тут же понимает, что тот просто залип на Попова, ведь звучали слова младшего точь-в-точь как оправдания. — Мог бы пожить у меня, — перебивает его внезапно Арс, смотря немигающим взглядом. Нечего прочесть — он говорит не в шутку, а на серьёзных щах. Антон сначала теряется, а потом Попов добавляет: — Я серьёзно. Шаст молчит, вскидывает было брови, а Арсений, кажется, решает его добить и улыбается ласково так, приободряюще и кивает ещё, словно в подтверждение своих слов. И тут Антон точно не знает, что ответить и как действовать. — Но всё обошлось, так что встаём. Нас ждут к девяти, — переводит резко тему он и встаёт, покачиваясь, с дивана. — Тогда вы едьте, а я спать лягу, — подаёт голос Дима. — Мне на работу завтра, — зевает он и тоже встаёт с дивана, чтобы проводить друзей. — Хорошо, — кивает Арс, обувая свои блять-снова-эти-яркие кроссовки. — Спасибо за эти дни, Диман, — наконец находится Шаст, подрываясь к двери и следуя за Арсением. — Не за что, — улыбается Позов и вскоре закрывает за ними дверь.***
Такси подъезжает через десять минут. Антон за это время — под фырканье Попова — успевает скурить сигарету и тысячу раз кинуть на него изучающие взгляды. — Ты либо пялься, либо не смотри совсем, — не выдержав, усмехается Арсений, не смотря на парня. — Я в курсе, что я красавчик, Антох. Эта фраза выбивает Антона из колеи. Какой-то Арс сегодня активный на его смущение и подобные удары. Слава всем богам — подъезжает такси, и они направляются в клуб. Но на половине дороги они сворачивают в сторону их дома по просьбе Антона, и на вопросительные взгляды Попова лишь машет рукой и говорит, что потом всё объяснит. Расплатившись, Антон выходит из такси и, сунув руки в карманы толстовки, сворачивает за угол, зная, что Арс просто пойдёт за ним. Они заходят в круглосуточный супермаркет, и Шастун направляется в отдел со сладостями. — Я хотел отблагодарить её за находку коробкой конфет или чем-то, что она любит, — поясняет Антон, кидая взгляд на Арса. — Что она любит? — Дурачок, — бросает со смешком Попов и обходит его, специально дуя в затылок, чем ерошит русые волосы. — Попов, сука! — почти шипит Антон и разворачивается на сто восемьдесят, следя за траекторией движения старшего. — Тише ты, — он берёт с полки коробку рафаэллок и, беря Шастуна под локоть, идёт вместе с ним на кассу.***
Оксана с улыбкой протягивает Антону ключи и принимает от него рафаэллки, обнимая его и Арса. Дорога обратно занимает не больше двадцати минут, которые парни проводят за разговорами, смехом и ещё одной сигаретой, которую Шаст выкуривает на автомате, пытаясь просто занять свою неугомонную голову и потные ладони. — Что было тогда на кухне? — спрашивает Арсений, когда они встают на лестничной клетке. Антон — слава всем богам — стоит к нему спиной, потому что на его лице сейчас — вся палитра эмоций. От страха до неловкости. Тот момент у него в памяти всплывает, словно из-под толщи воды, словно видение, сон. Но это был лишь необдуманный, максимально странный поступок. И Антон надеялся, что Арсений про всё это забыл. Как оказывается — нет. — Может, — сглатывает он, предательски подрагивающим голосом выговаривая слова, — просто оставим это необсуждаемым? — А ты мне понравился сразу, — хмыкает Арсений и скрывается в коридоре своей квартиры, хлопая дверью. Антон так и остаётся стоять у двери, с ключом, вставленным в скважину. Кажется, горят у него не только уши.