Окрестности Ист-сити, станция Ривербэнк, 24 июля 1898.
Большая собака приветливо завиляла хвостом и облизала руку. Лиза почесала лохматую голову за ухом и оставила на траве угощение. Она совершенно забыла, как господин Олдридж называл своего пса, у него было давным-давно придуманное ей имя — «Крапинка». Иногда — господин Крапинка — за солидный вид и воспитанность. Эта дружба стала известной всем тайной. Лиза перелезала через забор, обходила клумбу белых анемонов и устраивалась на лужайке, положив голову на мощную спину собаки как на подушку. По небу проплывали пушистые облака, негромко бурчало радио в окне. Сколько себя помнила маленькая дочь алхимика, добродушный пёс жил здесь, в деревянной будке на заднем дворе у Олдриджей. Она ещё с мамой приходила навещать лохматого соседа с гостинцами, завёрнутыми в газету. Когда мама умерла, остался один только господин Крапинка — единственное в мире живое существо, которое помнило мамин голос и запах. Лиза подолгу ждала, надеялась на весёлый собачий лай от звука маминых шагов по тропинке вдоль забора. Но Крапинка лаял на толстого рыжего кота Прайсов, на телегу молочника и редкие автомобили, свернувшие в деревню. С тех пор, незаметно для себя, девочка привыкла подолгу болтать с собакой. — Господин Крапинка, отец сказал, что в пятницу будет сильный дождь. Не мог бы ты не спать на траве? Простынешь. Пёс вздохнул и покосился на Лизу. — Я серьезно. Отец знает, когда пойдёт дождь. Будь добр, послушайся. Девочка обошла будку, оценивая герметичность крыши перед предстоящим ненастьем, а потом наклонилась к собаке и прошептала: — Он знает, потому что понимает как меняется состав газов и их давление в атмосфере. На самом деле, это были не её слова — так ей недавно объяснял Рой Мустанг, мальчишка, которого отец второй год обучал алхимии. На летних каникулах он жил в доме Хоукаев практически постоянно. — Ну, мне пора. Лиза на прощание прижалась к широкому лбу собаки. От шерсти пахло солнечным светом и собачьим кормом из жестяных банок. Господин Крапинка лизнул её тёплым языком в шею, а потом открыл пасть и задышал часто-часто, по-собачьи грустно улыбаясь. Этим летом стало заметно как он одряхлел. Лиза волновалась и приходила проведать друга каждый день. Пёс похудел, поджимал хвост и больше не выбегал на дорогу проверить компостную яму за гаражом Катлеров. Он не выпрашивал лакомства у лавки мясника и не валялся в незасыхающей, вечной луже у станции. Господин Олдридж сказал, что пёс просто стареет. Лиза вздохнула, она никогда не думала о собачьей старости. Крапинка печально взглянул на неё и поднял брови. Он переполз к террасе Олдриджей, следуя за полуденной тенью, вытянулся и коротко взмахнул хвостом. Девочка тоже помахала рукой на прощание и вернулась в отцовский сад тем же путём, что и пришла. С реки доносились мальчишеские вопли и плеск воды, но Лиза, мельком взглянув сквозь заросли черёмухи, отправилась на кухню: там в корзине дожидалось пухлое и мягкое тесто. Вымыв руки и надев мамин передник с сердечком на груди, Лиза принялась за пирог. Сначала надо было немного обмять тесто. Господин Йохан даже разговаривал с ним, Лиза просто гладила раздавшиеся бока, проверяя текстуру. Ничего необычного — всё это она делала много раз: водрузить на плиту медную кастрюлю для начинки, в глиняном блюде оставить отдохнуть тесто, а пока заняться мясистыми стеблями ревеня, только сегодня утром срезанного в саду. О, нет. Лиза остановилась. Толстых стеблей оказалось слишком много. Что бы придумать? Выбрасывать жаль. Они пахли в руках как свежие яблоки и земляника. Секунду поразмыслив, маленькая повариха снова полезла в шкаф, гремя кастрюлями и сковородками. Найдя нужную, она удовлетворенно кивнула, набрала в колонке воду и поставила кастрюлю на огонь. Это же элементарно! Компот. Лиза возилась с сахаром для компота, одновременно помешивая в соседней кастрюльке ревень, который томился со сливочным маслом, корицей и лимонной цедрой — так готовилась будущая начинка для пирога. Наконец, остатки порезанных стеблей были загружены в кастрюлю, присыпаны сахаром и накрыты крышкой. На лице у девочки расплылась довольная улыбка, как всегда, когда у неё получалось новое блюдо. Чуть не пританцовывая, она рассыпала на столе муку и вывалила туда вздувшееся тесто. Пирогу нужно было стать круглым, с решеткой поверх сладкой начинки. Тесто слушалось мамину скалку в маленьких руках, совсем не липло. Большой пирог с ревенем отправился в духовку, компот булькал на плите, на столе — всё было прибрано. Лиза побежала наверх, постучаться к отцу. Перед дверью в кабинет она замерла и досчитала до десяти, проверяя, по действительно ли важной причине она беспокоила мастера Хоукая. Постояв немного, Лиза всё-таки три раза стукнула по красному дереву. Внутри жила тишина. Девочка вздохнула, проводя пальцем по резным деревянным цветам и львиной голове на бронзовой ручке. Как всегда в таких случаях, она достала из заднего кармана шорт блокнот и написала короткое сообщение отцу. Просунув записку под дверь, Лиза спустилась с лестницы. Она почти прошла холл с часами, когда услышала звон упавшей крышки и шипение сбежавшей воды на плите. Компот! Влетев на кухню, Лиза столкнулась с учеником отца. Он стоял с крышкой в руках у бурлящей кастрюли. Девочка подбежала и проворно сдвинула кастрюлю с огня. — Я сделала компот из ревеня — торопливо объяснила она, дуя на обожжённые пальцы. — Ревень у забора в саду растёт, он съедобный. — Чего только Лиза в саду ни найдёт — в миг в компот превратит, или даже в пирог? — Рой насмешливо растягивал слова, размахивая крышкой, чтобы подчеркнуть паузы и собственную рифму. Компот продолжал устрашающе бурлить в кастрюле, воздух нагрелся от растопленной плиты и солнца, застывшего в зените. От Роя пахло ветром и рекой. Стояла самая жаркая пора макушки лета. Мокрые льняные штаны облепили тело, тёмные волосы блестели от влаги и скрученная рубашка обвилась вокруг загорелых плеч. На лице появилась знакомая улыбка: — Думаю, это вкусно. Угостишь? Лиза кивнула и отвернулась, делая вид, что возится с компотом, ей вдруг тоже захотелось искупаться в реке: медленно зайти в прогретую воду у пристани, почувствовать как ноги вязнут в мелком песоке, а потом резко броситься вплавь, рассеивая миллионы брызг и смешивая небо с рекой. Так плавал Рой, когда она издали наблюдала за мальчишками. Но было нельзя, никогда нельзя. Пирог уже ароматно благоухал и девочка, спохватившись, принялась хлопотать у раскалённой духовки. Когда она обернулась к Мустангу с румяным пирогом в руках, мальчишки не было на кухне. Вероятно, он ушёл наверх переодеваться. Лиза поставила пирог остужаться на окно, перелила компот в кувшин и тоже отправилась к себе. Несмотря на очередную кулинарную победу, о которой не стыдно было рассказать даже местному пекарю, господину Йохану, Лиза ощущала какую-то расширяющуюся внутри пустоту. Она помедлила у кабинета отца, прислушиваясь к тишине, и продолжила подниматься по лестнице в мансарду.***
— Эй, — голова Роя показалась в окне кухни, а потом и он сам легко забрался на подоконник, — пойдешь с нами купаться? Лиза отвлеклась от миски, куда пересыпала муку и вопросительно посмотрела на мальчика: — Купаться? Рой кивнул и улыбнулся: — Вчера ты смотрела на меня с завистью. Глаза девочки быстро загорелись радостью и также быстро потухли. Она тихо сказала: — Нет, спасибо, господин Мустанг. Я не могу. — Что это за «нет, спасибо, господин Мустанг»? Ты не умеешь плавать? Брось, я тебя научу. Куча мальчишек гораздо старше тебя не умеют… — Я не могу плавать, — Лиза опустила взгляд на свои руки. Она пересыпала муку из одной ладони в другую, оставляя на столе маленькие белые сугробы. Рой поморщился. Он взлохматил руками волосы, а потом его осенило. — Так, я понял! Тебе учитель запретил? — Рой знал, что учитель придумал в собственном доме множество правил и его дочь всегда беспрекословно подчинялась, даже самым дурацким: например, никогда никому не говорить, чем занимается отец и для чего к старому дому подключён дополнительный электрический трансформатор. Для всей округи алхимик был просто отшельником, запершийся от мира в доме с привидениями. Руки девочки замерли над столом, а глаза опять вспыхнули, когда она поняла, что Рой легко справился с загадкой. Лиза едва заметно кивнула и погрузила ладони в муку, сухую и шелковистую, самого тонкого помола, какой можно найти в бакалейной лавке. — Мы сделаем так, что он не узнает, — мальчик задумался. — Можно пойти ночью, когда он не выходит из лаборатории. Все соберёмся в саду учителя. Жди сигнала, я брошу камешек в твоё окно. Как только услышишь, сразу спускайся к нам. Только тихо! Если учитель увидит нас, мне влетит за тебя. И сколько раз повторять, зови меня просто Рой. Я тебе не мохнатый господин Крапинка. Лиза широко распахнула глаза, она покраснела, вцепившись руками в перепачканную миску. Рой резко наклонился и дунул в муку. Над столом взметнулось белое облачко. Мука медленно оседала на волосах и губах. Рой, засмеявшись, вылез в сад из окна. Он много раз слышал, как дочь учителя болтает с соседской собакой. Лиза посмотрела на пустой подоконник, прикоснулась к губам, а потом осторожно, на выдохе, несколько раз повторила: Рой, Рой, Рой. Волна какого-то беспричинного счастья затопила её с головой. Ветер подхватил занавески и горсть муки окончательно разлетелась по кухне.***
Остаток дня Лиза провела в делах: она закончила печь сливочные булочки для вечернего чаепития отца и сварила бульон на ужин. Она успела сбегать в прачечную к мадам Розалии и к галантерейщику за пуговицами. На жилетах отца пуговицы бесследно исчезали за пару месяцев. Лиза слышала, как отец спустился вниз за вечерним чаем, потом о чём-то долго беседовал со своим учеником и вернулся к себе. Слышала, как Рой что-то уронил в библиотеке, а потом два раза сбегал на кухню за булочками. Часы под лестницей наконец-то пробили девять, и Лиза залезла в кровать одетая, натянув плед до самого подбородка. Девочка обратилась в слух. Но минуты тянулись одна за другой, до установленного времени было так далеко! Сон коварно обволакивал, склеивая веки. «Всего на минуту закрою глаза, — решила она, — досчитаю до ста и сразу открою. И ждать станет легче.» Лиза заснула. Господин Крапинка лизнул её в нос, фыркая и сопя. Пёс вилял хвостом и встал на задние лапы, поравнявшись с ней ростом. Она обнимала большую белую голову в чёрных крапинках, чесала за ухом и улыбалась, уткнувшись в жёсткую собачью шерсть. А потом вдруг мохнатая морда стала стремительно меняться, превращаясь в раздосадованное мальчишеское лицо: — Чтоб я ещё раз связался с девчонкой! — яростно прошептал Рой, он тряс её за плечо и светил прямо в лицо карманным фонарём. — Я чуть не разбил твоё окно, бросаясь камешками! Лиза вскочила, оказавшись нос к носу с мальчишкой. — Быстро за мной, — скомандовал он, — все уже ушли на реку! Лиза молча кивнула и выбралась из кровати. Дети на цыпочках спустились по лестнице, часы пробили четверть первого. Задняя дверь кухни громко скрипнула, став главным предателем. Они замерли на пороге, прислушиваясь к шорохам дома. Рой сделал знак и они прошмыгнули в сад, залитый бледным светом. Растущая половинка Луны висела прямо над каминной трубой. Лиза оглянулась на тёмные окна, она знала, что отец бодрствует. Он всегда работал по ночам за закрытыми ставнями и опущенными портьерами. От напряжения гудели провода, расчертившие кусочек звёздного неба. Было очень тихо, только и слышно, как сверчки поют в высокой траве, тёплый ветер перебирает листьями. Они спускались друг за другом к таинственной реке. Недалеко от рыбацкой пристани уже можно было различить группу неясных теней — это собрались местные мальчишки. Самый старший из них, ровесник Роя, Джо, нетерпеливо ходил по кромке воды, на шее мальчика виднелся военный офицерский бинокль. В стороне стояла другая стайка, более шумная и яркая даже ночью − это были девочки, большинство из них Лиза не знала, хотя часто встречала в магазинах и лавках у станции. Девочки хихикали и оценивающие смотрели на ребят. Пока никто не купался. Лиза торопилась за Роем, но замедлила шаг, почувствовав, что привлекает всеобщее внимание. Где-то внутри, в животе, шевельнулось нечто скверное, холодное и сжимало свои щупальца на горле и груди. Рой затормозил на тропинке и девочка едва не врезалась в спину. Он обернулся, собираясь что-то сказать, но быстро передумал. Вместо этого он взял Лизу за руку, словно она была малышом, которого следовало перевести через дорогу. Он крепко держал её руку, когда мальчишки окружили их. Ладонь Роя была тёплой и сильной, намного сильнее её собственной. Лиза не прислушивалась к весёлому спору и громким шуткам. Центр притяжения всей компании незаметно сместился к Рою, к его насмешливому голосу и знакомым жестам. Лиза предприняла осторожную попытку освободиться и он отпустил руку, не обернувшись. Через четверть часа мальчишки разожгли огонь. Самые смелые раздевались для купания, стягивая штаны и пробуя воду, которая была довольно холодной. Лиза стояла в стороне, на пристани, ощущая босыми ногами тепло от нагретых за день деревянных досок. А кожей спины она чувствовала любопытные взгляды детей, но это было привычно. Ученик отца что-то показывал одному из мальчиков, рисуя на песке, и в зареве пламени непослушные волосы сливались с темнотой звёздной ночи. — Итак, достопочтенные дамы и господа, объявляю нашу регату открытой. Все желающие участники приглашаются к заплыву. Для вновь прибывших, объявляю, что господин Лэнгли и господин Мустанг держат очередное пари: на кону бинокль господина Лэнгли, — продекламировал Том Белли, подражая известному диктору радио так ловко, что Лиза едва не рассмеялась. — По уговору надо переплыть на другую сторону и развести костёр, — напомнил Джо и махнул рукой на противоположный берег реки. Здесь она широко разливалась, упираясь в опоры железнодорожного моста. Рой широко ухмыльнулся и быстро стащил с себя брюки. Под боевой клич он с разбегу оттолкнулся от пристани и бросился в воду. В первые секунды под водой у него перехватило дыхание. Он плыл в толще воды, оглушённый тишиной и одиночеством, словно он попал в другой мир, в подводное зазеркалье. Вынырнув, он услышал, как другие мальчишки с воплями устремились за ним, поднимая в воздух тысячи брызг. Девчонки на берегу визжали и хлопали в ладоши. Рой легко поплыл, переворачиваясь то на живот, то на спину. Его путешествие было почти потусторонним. Звёздный свод и растущая луна скользили по колышущейся глади, которую он разбивал гребками. Он плыл сквозь небо, заглянувшее в тёмную реку. Он миновал середину пути и течение окружило его холодным потоком. Мальчишеские голоса стихли позади. Ага, испугались и повернули назад! Рой поздравил себя с маленькой победой. Он здесь был один. Стало тихо. Благоговейно тихо. Сзади послышался всплеск. Потом ещё один. Рой напрягся и остановился. Течение несло его к мосту. О’Райли недавно рассказывал, что в реке могут жить разные существа. Некоторые деревенские рыбаки клялись, что видели под мостом плавающих химер — наполовину животных наполовину рыб с чешуей и жабрами. Порождения жутких правительственных опытов. Он поморщился и заставил себя оглянуться: никого. По спине пробежали мурашки, хотя он давно согрелся. Раздался шум, словно кто-то вынырнул и фыркнул. Химеры любят подкрадываться сзади и хватать за ноги, утаскивая на самое дно, вспомнил он тонкий голосок Робби О’Райли, обожавшего нагнать жути у костра. Рой со всей силы рванул к берегу. Оставалось немного. Задыхаясь, он выбрался из воды и рухнул на песок. Всё ещё озираясь по сторонам, он забрался на нижнюю балку опоры моста и вгляделся в плещущуюся реку. Кто-то медленно подплывал к берегу в темноте, выбираясь на мелководье. Это была не химера. Уже хорошо различимая фигура невысокой девочки вышла из воды, отжимая низ намокшей футболки, она заметила Роя и помахала ему рукой — это была Лиза. Она не сняла свою юбку и теперь мокрый ситцевый колокол облепил ноги до колен. А к поясу она прицепила сандалии. Да чтоб тебя! Что за наказание эта девчонка! Рой протянул руку, и Лиза забралась на опору. Мокрая одежда сбилась в складки. Губы девочки посинели. Замёрзла. — Проклятье. Я думал, ты не умеешь плавать, а ты плаваешь как химера с рыбьим хвостом. Лиза устроилась рядом, чтобы не дрожать, она обхватила руками колени и упёрлась в них подбородком: — Я иногда плаваю, когда никто не видит. — Это опасно. Чертовски опасно плавать одной, — Рой заставил себя замолчать, с раздражением понимая, что опять говорит с ней как беспокойная нянька. С другого берега доносились взволнованные голоса ребят, им что-то кричали. Длинные ветви ракитника качались на воде, увлекаемые речным течением. Время шло, проплывало мимо по реке. У самого горизонта светился далёкими огнями Ист-сити. Кварталы зданий Восточного командования были по периметру подсвечены мощными прожекторами, делая небо над городом заметно светлее. Мост загудел от вибрации. Монотонный гул нарастал, переходя в лязг стальных конструкций. Наверху пронёсся ночной поезд, похожий на огромную бешеную гусеницу с жёлтыми пятнами окон и циклопическим глазом передней фары. Лиза зря старалась не стучать зубами от холода. Рой покосился на её руки, покрытые мурашками, и со вздохом спрыгнул вниз. Он раздобыл на берегу белый круглый камень, похожий на речную гальку (много лет спустя Лиза узнала, что это был кремний для высечения искры) и нашёл ржавый болт у опоры моста. Потом принёс несколько сухих веток из зарослей дикого тёрна неподалёку. Догадавшись, что у него на уме, Лиза тоже спустилась вниз, решив помочь с хворостом для костра. Когда она вернулась с охапкой, Рой сидел на корточках и рисовал на гладком песке алхимический круг, в центре которого лежало несколько сухих веток. — Твой отец пока меня этому не учил, но я могу и сам кое-что, — не без хвастовства заметил он. Мальчик опустил обе ладони на землю и активировал круг, тот вспыхнул поначалу, но искру извлечь не получилось, всё тут же погасло, ветки даже не задымились. — Бесполезно, тут слишком влажно от реки, — сказала Лиза и поёжилась. Рой бросил на неё тяжёлый взгляд и заскрежетал зубами от злости. Он привычным жестом взъерошил волосы и начал переделывать круг. Лиза подошла к реке, пряча улыбку: определённо, ученик отца никогда не был из тех, кто легко сдаётся. Ноги девочки утопали в мокром песке, река набегала прохладной волной и отступала. Было видно, как рыба в заводи подплывает к поверхности, оставляя на воде пузыри и расходящиеся круги. Отсюда, если присмотреться, можно было разглядеть очертания деревенских крыш и длинный шпиль башенных часов у станции. Лиза обернулась, услышав щелчок высекаемой искры, и вспышка алхимического преобразования снова осветила пустынный берег, запахло дымом — Рой Мустанг всё-таки разжёг костёр. Мальчишка самодовольно улыбался от уха до уха. Пламя трещало и рвалось вверх, над головой танцевали улетающие в небо искры. — Если хочешь, ты можешь просушить футболку, я не буду смотреть… — начал было Рой, но девочка с такой силой натянула на себя мокрую одежду, что он замолчал, пожав плечами. Они просидели под мостом около часа, подкармливая костёр сухими ветками. Рой рисовал на песке другие алхимические символы, добавляя в реакцию воду и кварцевый песок. Пламя сердилось и возмущённо шипело. Лиза подняла голову. Высоко было небо, древние цепочки созвездий следили за миром миллиардами глаз. Растущая луна пожелтела, низко спустившись к шпилю ратуши. Дети почти не говорили, слушая рокот ночной реки, и мальчик подумал, что даже молчать с дочерью учителя было… Уютно? — Пошли, нам пора объявить Лэнгли его бесславное поражение, — Рой поднялся, размяв ноги, и подошёл к воде. Сейчас она показалась намного холодней, но делать было нечего. — Ты точно доплывёшь сама? Девочка кивнула, и они вошли в реку. Она опять держалась позади, её присутствие угадывалось только по редким всплескам. Они снова переплыли реку. У пристани остались ждать только Джо, Робби и Том. Джо вышел вперёд, молча пожал Рою руку и протянул отцовский бинокль, на который между ними случился спор. Рой покачал головой: — Не нужно, это твоего отца. Он хлопнул Джо по плечу, натянул штаны на мокрые шорты и с футболкой в руках пошёл к дому. Рой знал, что смущённая Лиза тихо бредёт позади, и с удивлением обнаружил, что довольно улыбается.***
Первые дни августа всегда начинались с ливней — первых предвестников осенних дождей. Вот и сейчас, сидя в библиотеке, Рой слышал мерный шум дождя по крыше. Гроза только подбиралась к ним, полыхая за рекой, и раскаты грома были далеки. Вода гудела в жестяных сливах и желобах, капала с потолка в нижних комнатах. Обычно Лиза расставляла на полу посуду и прочие смешные ёмкости вроде старых пепельниц, треснутых чашек, чайников без ручки или пустых консервных банок из-под компота. Рой представил, как мокрые пятна расцветают внизу, на шёлковых тиснёных обоях в гостиной. Крыша давно дала течь, а учитель не торопился с ремонтом. Музыкальную гостиную Бертольд Хоукай вообще игнорировал. Рой не помнил случая, чтобы учитель туда зашёл, хотя это была самая красивая комната в доме. Рой перевернул страницу книги и зевнул. Мальчик ненавидел вездесущую сырость дождливых дней, она напоминала о близкой осени. Наверное, самое лучшее решение в этот час — выпить горячего молока и залезть под одеяло, надеясь, что к утру непогода утихнет и выглянет солнце. Как только эта мысль обосновалась в голове, на пороге библиотеки застыла Лиза с огромными от ужаса глазами. Тусклый свет лампы отражался от потемневших от влаги волос и раскрытого зонта. Она не появлялась с утра, весь день где-то пропадала. Девочка с минуту молчала, а потом отчаянно позвала: — Скорее! Пожалуйста… Рой. Дочь учителя никогда не звала его по имени и он немного растерялся. Рой отложил книгу, удивлённо привстав. Она действительно вымокла до нитки, на ковёр под ногами ручейками стекала вода. — Скорее! Надо спешить! — Лиза подошла к столу и с силой схватила руку Роя, потащив к двери. — Стой… куда… — вместо ответа он получил ощутимый толчок в спину и в смирении поднялся. Всю дорогу она подталкивала, едва не наступая на пятки. Как только они вышли на улицу, рубашка вздулась мокрым пузырём, ботинки моментально захлебнулись в потоках воды. Ветер набирал силу и сбивал с ног, выворачивая бесполезный зонтик. Дождь лил стеной, всполохи молний освещали сад и деревья. Лиза тянула за руку к живой изгороди из жасмина — в сад к господину Олдриджу. Можно было догадаться обо всём, когда девочка подбежала к собачьей будке. Рядом стоял сосед учителя Хоукая, господин Олдридж, и его супруга. Они склонились над собакой, без движения лежавшей на траве. Господин Олдридж в жёлтом дождевике обернулся и попросил, перекрикивая шум ливня: — Эй, помоги-ка мне, приятель! Вместе они взялись за концы старого пледа и как на носилках перенесли неподвижного пса на террасу дома. Лиза в смятении смотрела на собаку, всё ещё не принимая мысль, что господин Крапинка умер меньше десяти минут назад. — Рой, ты можешь это исправить? Я видела… у тебя получается быть алхимиком. Ты можешь ему помочь? — Лиза схватила его за локоть и в отчаяние сжала пальцы. Это была не просьба, это была мольба. Рой покачал головой. Девочка издала какой-то дикий, глухой звук и опустилась на колени. Жизнь ушла из собаки совсем недавно, тело начинало коченеть. Господина Крапинки, или Ленни, как звали большого пса супруги Олдридж, больше не было на этой террасе и нигде в этом дождливом мире. Закончился его собачий век. Госпожа Олдридж всхлипнула в темноте и прижалась к мужу. Лиза ласково гладила мёртвую собаку по голове и что-то шептала. Рой заметил, что девочка не плакала. Мокрые волосы были откинуты назад. Глаза оставались сухими, они горели огнём. Только сейчас он увидел, как они похожи на глаза учителя Хоукая. От этой мысли стало не по себе. — Мы позаботимся о нём, — Уильям Олдридж вздохнул, — идите домой, дети. Вымокните и простынете, а мне ещё достанется от соседа. Лиза продолжала сидеть рядом с собакой, не проронив ни слова. Её спина напряглась, а на переносице появилась упрямая складка. — Не убивайся так, дорогая, он был стар и болел, — Лора Олдридж снова всхлипнула, комкая в руках платок, — мы думали, он оставит нас ещё зимой, но, видишь, Ленни дождался твоего возвращения из школы. Лиза молчала. Она сидела рядом с умершим другом, обхватив себя за плечи. Смерть соседского пса была последней каплей, переполнившей чашу горя и несправедливостей, приключившихся в короткой жизни Лизы Хоукай. Она чувствовала себя беспомощной, бесконечно одинокой, и отчаяние затопило сердце вместе с потоками ливня. Лиза не знала что делать, чем заткнуть эту дыру, эти поднимающиеся наверх горькие воды. Поэтому она бунтовала против смерти своего друга. Бунтовала, как умела. Лиза снова положила голову на спину пса, надеясь ощутить дыхание или сердцебиение. Но жизнь ушла. Рой не выдержал, он попрощался с пожилыми супругами, собираясь взять девчонку и убраться отсюда подальше. Вода была повсюду, он вымок до трусов и носков в потяжелевших ботинках. Лиза отскочила как дикая кошка. — Пошли! — он попытался удержать её за плечо. Лиза вырвалась и побежала прочь, в самую гущу ненастья. Она бежала не к дому отца, а, наоборот, вниз к реке. Рой бросился следом, припомнив все известные грязные ругательства, подслушанные в баре у мамы. Господин Олдридж кричал что-то вслед, но ветер уносил слова. Ноги разъезжались и скользили на спуске. Тропинка к реке превратилась в сплошной бурлящий поток, мчащийся вниз. Вокруг было настоящее наводнение и вода всё прибывала. — Стой! Лиза! — заорал он, увидев, как спина в светлом платье исчезает на размытой тропинке к пристани. — Олдридж расскажет твоему отцу, если мы сейчас же не вернёмся. Не глупи! Лиза добежала до реки и остановилась, судорожно сжав кулаки. Рой наконец догнал девчонку и развернул к себе: — Какого чёрта ты вытворяешь, вода поднимается! Лиза, не моргая, долго смотрела в его глаза со странной смесью разочарования, боли и отчаяния. А потом резко сбросила его руки с плеч: — Ты не помог! — она выплюнула эти слова со злостью и презрением. Небо разрезала ослепительная вспышка молнии и по земле тут же прокатились раскаты грома. Река словно закипела, лодки срывались с пристани и болтались в чёрной воде как скорлупки. Слышался треск дерева и гул натянутых швартовых веревок. Было сложно разобрать, где небо, где земля, где потоки непрекращающегося ливня. Вода затопила пристань, волны зашвырнули понтон на середину реки. — Пошли домой или я потащу тебя силой, — Рой угрожающе приблизился. — Лиза, мне жаль твоего пса, но он мёртв. — Ты не спас его! Я читала у отца. Алхимия может преобразовать любую материю, даже живую. — Нет! Никто бы не смог! Даже учитель! Этот разговор становился безумным. Прямо над их головами в толще облаков опять полыхнула молния, и после секундной задержки раздался оглушительный треск. На поле за домом Белли раскололась старая липа с дуплом. От дерева повалил пар. Там были детские качели. — Тогда твоя алхимия ничего не стоит, не стоит даже потраченного на неё времени! — гневно закричала Лиза и принялась колотить его в грудь своими маленькими кулаками. Рой осторожно положил руку на голову девочки, словно благословляя этот приступ ярости. — Пошли домой, — снова позвал он. Она отстранилась, не разжимая кулаки. Долго они стояли по щиколотку в воде и молча смотрели друг на друга. Дождь лился с небес, пузырился в лужах, будто задумал смыть весь мир в сумасшедшую реку. Вода неумолимо поднималась. Рой протянул девочке руку и они начали взбираться по тропинке. Это было нелегко. Вода потоком неслась вниз к реке вместе с листьями, мусором и ветками. Дождь всё ещё сохранял свою силу, но шквалистый ветер утих и гром перестал трясти землю. Лиза молчала и Рой тоже не знал, что сказать. Наконец, они вошли в тёмный дом. Электричества не было у всей улицы, свет нигде не горел, что было совсем неудивительно для такой погоды. Рой прислушался, но учитель не вышел. Лиза прошмыгнула на кухню, шлёпая босыми ногами в темноте. Он слышал, как она ищет керосиновую лампу и свечи в шкафу. Сам он отправился наверх, на ощупь поднимаясь по лестнице, и вернулся с двумя полотенцами, одно из них он бросил девочке. Дочь учителя обвязала им голову и поставила чайник на плиту. С полотенцем на голове Лиза напоминала гнома из школьного спектакля. Она убрала заслонку дымохода и чиркнула спичкой. Внутри загудело пламя. — Горячий шоколад? — предложила она как ни в чём не бывало. Рой кивнул, он уселся на подоконник и принялся растирать голову полотенцем. Наверху он успел переодеться в сухую футболку и штаны. С платья Лизы всё ещё стекали реки. — Почему нельзя вернуть жизнь? — вдруг серьёзно спросила девочка, доставая чашки. На кафельных изразцах трещины разбегались по глазури, двоились тени зажжённых свечей в оконном стекле. Рой вдруг подумал, насколько противоестественно для маленькой девочки — оставаться на этой кухне совсем одной и поддерживать очаг в память о единственном близком человеке. Под чайником раскалялся чугунный блин плиты. В воздухе остро запахло золой и мокрым деревом. Старая кухня с колонкой у окна и дровяным чуланом. Ещё где-то в доме было пианино, на котором нельзя играть. Сырая комната, где нельзя жить. Протуберанцы боли, которые никто не видел. Рой пожал плечами: — Алхимия может помогать людям, создавать новое, может защищать их жизни, но против смерти она бессильна. Возможно, однажды кто-то поймёт почему. На плите зашумел чайник. Рой вспомнил фотографии своих родителей, лежащие в глубине письменного стола в его комнате над баром мамы. Он редко доставал их, хотя эта рана давно затянулась и не болела. Рой услышал скрип дверцы навесного шкафчика и поднял глаза: девчонка искала банку с какао на полках. Напиток грустных дней в доме учителя. — Когда я была совсем маленькой, я думала, что отец спрятал маму где-то в своей лаборатории наверху, потому что больше не любит меня, — сказала она, размешивая какао в кастрюльке и медленно вливая молоко. — Ты помнишь её? Лиза помнила музыку в гостиной, тепло от кухонной плиты зимним утром, кислый запах дрожжей и сохнувшее бельё в саду на верёвках. — Миндальные печенья, — тихо сказала она. — Когда я их готовлю, кажется, всё как прежде: мама встала пораньше и испекла мне печенье. Как будто она жива, сейчас войдёт в комнату и поставит на стол чашку какао. Рой кивнул, своих родителей он совсем не помнил. Может, поэтому боялся достать их фотокарточки из ящика. Он не помнил маминого печенья, только запах подгорелой каши в приюте, пока его не нашла и не забрала к себе тётка. — Кулинария победила алхимию. Один ноль, — Рой не хотел принять боль в своём голосе. Не хотел думать о матери или об отце, о своей тётке, которая из-за приёмного сына застряла в Ист-сити, держа убыточный бар для военных и местной разорившейся деревенщины. На задумчивом лице девочки появилась тень улыбки — ей пришлось рано научиться готовить. По маминой поваренной книге или нет. У неё не всегда получалось и не всегда это было легко, но Лиза превращала покупки из местного рынка в сладкий вишневый пирог. Это был не просто пирог — это был материальный островок надежды, дарящий заботу и тепло в мрачном доме Бертольда Хоукая. Наверно, это походило на алхимию. Понятную ей алхимию преобразования миндальной муки, масла, яиц и пекарского порошка в запах мамы, в тепло её рук. В простое ощущение счастья. Какао закипало, девочка сняла кастрюльку с огня, помешивая внутри ложечкой. Рой наблюдал за ней: иногда она казалась намного старше и сильнее. Это было необъяснимо. Он тряхнул головой, решив утащить свою долю наверх: — Пойдём спать, господин Крапинка расстроится на своей собачьей радуге, если узнаёт, что ты долго сидела мокрой на кухне, стучала зубами и простудилась. — Собаки после смерти оказываются на радуге? — Э… Вообще-то, я не знаю. Они отправились наверх с дымящимися чашками в руках. Это было простым счастьем в ненастную ночь. Часы пробили, до полуночи осталась четверть. Дождь прекратился. По гудению бойлерного котла, Рой понял, что Лиза греется в ванной, а когда через полчаса он проходил мимо её комнаты — там было уже тихо. Он приоткрыл дверь и увидел, что девочка беспокойно спит, обняв подушку. Рядом стояла чашка какао и вчерашнее миндальное печенье — дочь учителя пекла их на своей аккуратной кухне слишком часто.