Норд-сити, перегон Уоттс-крик, январь, 1913 года.
Лейтенант Блерио вытащила руки из карманов и принялась растирать задубевшие от холода щёки. Небольшое полотно земли, расчищенное от снега, целиком занимал железнодорожный контейнер. В серых матерчатых мешках была мука и сахар, фасоль и лущёный горох. Позади громоздились коробки с консервами и солониной, засахаренные персики в сиропе и плитки шоколада, которые благоухали ванилью на морозе. Всего здесь находились двести семьдесят грузовых мест с толстой папкой сопроводительных документов и накладных. Лейтенант забралась наверх, оседлав один из мешков, и принялась озираться. Солнце слепило, горная гряда подпирала небо на севере, шрамы старых ледников уходили глубоко в равнину, окружавшую Норд-сити. Отсюда не было видно крепость, подковой загородившую вход в ущелье и перевал; не было видно город, скрытый внизу в морозной дымке. Граница с Драхмой проходила за соседним неприступным хребтом, звериные тропы петляли на отвесных балконах и каменных лестницах, созданных не человеком. Самое лавиноопасное место на континенте было тихим и безмолвным. Уоттс-крик формально не являлся станцией — просто заброшенный блокпост у горного ручья, куда вела военная дорога из крепости. Блерио потрясла рацией, надеясь оживить сдохшую батарею. Всё было без толку. Она нащупала ракетницу и раздумывала дать залп, когда вдалеке послышалось мерное гудение. Лейтенант посмотрела в бинокль: Исаак наконец оторвал свою задницу от печки — к ней приближался урчащий вездеход с белым камуфляжным полотном вдоль корпуса. Она ещё раз потрясла рацией, блок с щелочной батареей нагрелся от тепла пальцев, лампа заряда тускло вспыхнула. — Ну давай, давай… Блерио надавила замёрзшую кнопку приёма, прибор прокашлялся и ожил: — Хэй, детка. Вижу тебя на два часа к северу от поста. — Исаак, ты лезешь на мины. Твои мозги улетят прямиком к драхманскому царю. — Чушь, я иду по карте. — Возьми левее и ещё поставь заглушку. Ты дымишь как старый паровоз, тебя увидит любой идиот с другой стороны хребта. У них появились летающие штуковины-шпионы. — Люси, а ты опять лезешь не в своё дело. — Это я проводила минирование и это приказ. — Принято, — рация затихла и щёлкнула. Блерио достала бинокль и с удовлетворением заметила, как вездеход меняет курс. Ветер доносил тарахтение и острый запах дизеля. Она села поудобнее, пытаясь согреться. Рукавицы остались в поезде. Чёрт бы их побрал. Но вообще-то Люси нравилась служба на севере. Здесь было меньше народа, меньше вездесущей военной бюрократии, меньше самоуверенных синих мундиров, которые в жизни не поднимали ничего тяжелее телефонной трубки. После войны она оказалась в главном госпитале Централа с перебитой в двух местах ногой. От этого ранения осталась едва заметная хромота и титановый стержень где-то внутри её голени. Люси отпустили домой. Она неделями лежала на койке в казарме, пила сливовую самогонку с малой родины и глотала таблетки, выписанные в госпитале косоглазым доктором. От таблеток днём хотелось спать, а ночью она кусала край подушки и плакала. Так прошло полгода. Ишварская кампания завершилась. Люси не читала газет и игнорировала телеграммы из дома. В ту пятницу она напилась после дежурства. В одном из кабаков Централа она заметила их. Они отличались от столичных псов фюрера горным загаром и шинелями, подбитыми мехом. И с ними была женщина. Люси протрезвела. Она подошла к компании северян, издали наблюдая за поединком. Их могучий капитан был непобедим в армрестлинге. Когда у детины с автобронёй и тонкой косицей соперников больше не осталось, она вышла вперёд и уселась за стол. Зал разразился хохотом, но в Люси клокотал адреналин и погибельная обречённость. Она больше не вернётся в казарму. Отсюда только два пути: повеситься в номере следующего опийного притона или к ним. Всё равно как. Люси знала, что на севере жизнь надо заслужить. Капитан пожал её руку, и в железном кулаке широкая ладонь Блерио потерялась. Автоброня устрашала не меньше, чем свирепый вид её владельца. К внушительным буграм мышц крепились стальные пластины, под которыми тихо гудели микроскопические доводчики, винты, шплинты, шестерни. Огромная клешня заменяла весь плечевой сустав со спрятанным нарезным стволом — не меньше девяти миллиметров. Медвежьи глаза капитана, чёрные и смышлёные, уставились на Блерио. Она засучила рукав и выставила локоть, упираясь ногами в пол. Он принял вызов. Все замолчали, а её сердце как сумасшедшее качало кровь, столько крови, что казалось, сейчас лопнут уши. Прапорщик Люси Блерио продержалась дольше всех. Потом склера правого глаза надолго заплыла кровью и правая рука долго не поднималась выше плеча. Она проиграла тот кабацкий бой, но выиграла что-то очень значимое. Капитан хохотал, оттирая пот с выбритых висков. Северяне тоже добродушно смеялись, похлопывая её по спине, и наперебой угощали выпивкой. На следующей неделе Люси вызвали в отдел кадров. Она знала в чём дело задолго до того, как усталый офицер передал конверт с жёсткой папкой. Вторая подпись на приказе о переводе была каллиграфической и изящной — личное ходатайство генерала-майора Армстронг. Та женщина с длинными золотыми волосами и льдом в глазах. Люси поняла, что заслужила жизнь по законам северян. — Эй, ты заснула? — краснощёкая физиономия Исаака вылезла из люка. Вездеход рыл снег на холостом ходу. — Не ори, Дроннер. — Люси недовольно потянулась, спускаясь со своего насеста, — соскучился по лавинам? — Соскучился по твоему ворчанию, детка. Они загружали вездеход провиантом, привычно обмениваясь шуточками. Контейнер крепился к грузовым саням с кедровыми полозьями. Низкое солнце быстро заходило за западный склон, поросший у низовья тёмным ельником. Солдаты негласно ускорились, ночью в горах можно дождаться каких угодно сюрпризов вроде стаи волков или голодного медведя-шатуна. Последний ящик с консервированными фруктами был торжественно пристёгнут. Дроннер запечатал кузов, обошёл сани, проверяя затянутые ремни, и постучал по полозьям. Дерево на морозе звонко откликалось. Люси грелась внутри вездехода и заряжала рацию. Он тоже залез в кабину, протискиваясь через люк, и устроился за рулевым колесом. Люси пристегнулась и готовилась захрапеть в уютном тепле. В конце-концов, она встала ни свет ни заря, проехала пять часов в товарном вагоне и столько же ждала погрузку в неотапливаемых военных складах. — Забыл сказать, Блерио. В крепости тебя ждут. Вроде из Централа. Она приоткрыла один глаз. — Кто ещё? — Я не знаю, капитан сказал, это из-за учений. С Востока и из Центра пригнали людей. Генштаб вроде как помогает с организацией. — А она уже знает? — О, да, — Исаак захохотал и включил фары, — хорошо, что не от меня. Гонцам всегда достаётся. Мы слишком спокойно жили вдали от большой земли. — Слишком спокойно, — согласилась Блерио и вгляделась в темнеющее небо: с хребта спускался снежный шторм. — Поехали, пока нас не завалило снегом. — Слушаюсь, лейтенант. Вездеход, урча, потащил грузовые сани. До крепости было двенадцать миль снега и минных полей.***
— Первый раз вижу, чтобы кто-то спал с открытыми глазами, — круглое лицо Бреды с рыжей щетиной возмутительно близко зависло над полковником. Следом на стол обрушилась стопка бумаг и Бреда вернулся к себе. — Я не спал, — полковник Мустанг потянулся до хруста в суставах и зевнул, рискуя вывихнуть челюсть. — С открытым ртом, — вставил Хавок с места. — Напомните, за что я плачу вам деньги? — При всём уважении, сэр, согласно ежегодным отчётам казначейства, основным источником трат на довольствие военнослужащих являются налогоплательщики Аместриса, то есть, граждане страны, облагаемые общим налогом с шестнадцати лет. Исключением считаются… — А ты совсем не промах, Фарман, — Хавок забрал конверты с входящей корреспонденцией и прыснул со смеха. — Итак, я вас всех увольняю, — устало вздохнул полковник, поднимая над головой сцепленные руки. Его мундир натянулся на спине, кресло скрипнуло и откатилось к окну. В этот момент в офисе появился старшина Фьюри, он принёс большой жестяной кофейник, отстояв очередь в кафетерии. Сомнительного вида свёрток с рогаликом был прижат подбородком к щуплой груди. Старшина закрыл дверь свободной рукой, стараясь не обжечься и ничего не разлить. — Кроме тебя, Фьюри, ты с кофейником можешь остаться. — Сэр? — старшина испуганно протиснулся к своему столу. Он оставил кофейник в углу, где обычно Бреда шелестел обёртками своих регулярных перекусов. Фьюри занял пост рядом с мотками проводов и электрических реле. Рогалик передали младшему лейтенанту Бреде к вящему удовольствию последнего. Полковник рассеянно разглядывал логово Фьюри, заваленное радиоаппаратурой и паяльными принадлежностями. Авторучка горестно скребла по бумаге сама по себе, пока лицо полковника кривилось в досаде. Утром он забыл заправить ручку чернилами. Вернее, по утрам он не привык заправлять чёртовы ручки чернилами. Полковник встал и потянулся за чашкой. Она была грязной, в высохших потёках вчерашнего кофе. Полковник снова скривил лицо: это была последняя чистая чашка в его офисе. Всё это раздражало. Кофе из кафетерия был гадким, чернила в ручке заканчивались неожиданно быстро. За неполные две недели эти мелочи свели его с ума. Он с тоской посмотрел на пустой рабочий стол у окна, где раньше высились стопки рассортированных бумаг, откуда по волшебству появлялись чистые кофейные чашки и заправленные чернилами пишущие автоматические ручки. — Никаких вестей от лейтенанта? — промычал Бреда, откусывая внушительный кусок рогалика. — Что? — Старший лейтенант Хоукай, она там уже… Неделю? — Две, — оживленно откликнулся Хавок, радуясь любой болтовне, чтобы отвлечься от работы. — Одиннадцать дней, — полковник Мустанг со вздохом уставился на дымящуюся кофейную кружку. Лейтенант Хоукай отсутствовала в его офисе одиннадцать отвратительных дней. — Вероятно, она очень занята на Севере, сэр, — Фарман любил сказать что-то прекраснодушно-невразумительное и снова погрузиться в кипы папок и досье. Штабной кофе по вкусу напоминал пережаренную с желудями землю. Где только ей удавалось находить другой? Рой подошёл к осиротевшему столу и достал из нижнего ящика пузырёк. Устроившись за рабочим местом старшего лейтенанта Хоукай, он начал методично заправлять чернилами свою ручку. Стол его бесценного адъютанта, конечно, содержался в образцовом порядке. Первые два ящика были всегда заперты (у него имелся дубликат ключа). В следующих хранились несколько видов оружейного масла, разнообразные приспособления для чистки оружия, жестяная банка с лимонными леденцами от кашля (она простыла в прошлом месяце, перед праздниками), расчёска с зеркальцем и пара книг в самом дальнем углу, обложки которых заставляли его улыбнуться. — Могу представить, как разозлится лейтенант, если узнаёт, что вы рылись в её вещах, шеф. — Мне нужны чернила для ручки. И, Хавок, сдаётся мне, сегодня у тебя слишком мало работы. — Вы обыскиваете наши личные вещи, пока нас нет, — констатировал Бреда. Он прикончил рогалик, и с сомнением развернул шоколадный батончик. — Как вероломно, сэр. — Мне нужны чернила, идиоты. — У вас нет своих? — ухмыльнулся Хавок, пододвинув к себе новую стопку рапортов и смет. — Чернила и другие канцелярские принадлежности выдаются каждый первый вторник месяца в департаменте имуществ, кабинет двести пять, комната восемь, с девяти до шести вечера по предварительной заявке… — пробубнил Фарман из укрытия. Старшина Фьюри благоразумно молчал в наушниках. — Да, но обычно… — Рой отвлёкся от стержня ручки и капнул чёрной жижей на промокательную бумагу, а потом ошеломлённо уставился на своих подчиненных, наполовину скрытых лесами служебных бумаг. — Какого чёрта я вообще перед вами отчитываюсь?! Вы должны работать на меня, а я сейчас должен быть на свидании. Сегодня проклятая пятница… Под его рукой зазвонил телефон, и Рой дёрнулся как ошпаренный. Пузырёк перевернулся, чёрная лужица медленно разливалась по зелёному сукну, точно посередине рабочего стола лейтенанта Лизы Хоукай. — Это подполковник Хьюз, сэр. Я перевёл звонок на аппарат старшего лейтенанта, — испуганно доложил Фьюри, прячась за лампы и резисторы. За его спиной проснулся телетайп, длинная бумажная лента с жужжанием поползла на пол. Рой задвигал желваками и снял трубку, чернильное озеро быстро подбиралось к рукаву, к белоснежным манжетам с запонками. — Да, Хьюз. У тебя что-то срочное? — Определённо, Рой, очень срочное. Моя дочь научилась так хорошо говорить! Только послушай! — в трубке раздались помехи и постукивания. А потом голос Хьюза затараторил фальцетом нечто похожее на «бу-бу-бу», «та-та-та», «па-па-па». — Хьюз, это ты сейчас говоришь. — Ну разумеется. Неужели ты думаешь, что я приведу свою принцессу в военный трибунал? Тут полно уголовников… А как она лепечет Грейсии «ма-ма, дай» и хватает всё своими сливочными кулачками! Это потрясающе, Рой, ты должен увидеть мою малышку Элисию, — в телефонной трубке снова что-то затрещало, Рой отставил её от уха и тихо зарычал. Подчиненные полковника Мустанга следили за начальником во все глаза, вероятно, ожидая фейерверка или самовозгорания. — А что там у тебя на Севере, Рой? — вдруг поинтересовался Хьюз, когда в трубке прекратились щелчки. Подключение параллельной линии прервалось, оператор нашёл их болтовню неинтересной для цензора, всё было чисто. — Подготовка к северным манёврам идёт полным ходом? Ммм, шанс для тебя, старина. Крупные учения на границе с Драхмой — безрассудная выходка стариков в Генштабе. Не лезь на рожон. Говорят, весь Север кишит шпионами. В Белтоне убили алхимика. Ты слышал? Подозревают поджог. Северяне дикий народ. Погода там тоже непредсказуема. Возьми тёплые носки и кальсоны, Рой. Один наш общий знакомый успел подхватить простуду и теперь кусает локти. Думаю, в следующем квартале его сошлют в захолустье. Этот подлый возраст! Кстати, тебе тоже скоро стукнет… — Хьюз, мы ровесники… — перебил Рой, по обыкновению вычленяя из болтовни друга действительно важные вещи, которые тот сообщал. Брэдли. Рейвен. Грумман. В Белтоне был большой исследовательский центр, почти на границе. Хакуро, действительно, заболел и оставался в госпитале, поэтому в Норд-сити всё ещё находились два десятка офицеров из Восточного командования и Генштаба, включая личного адъютанта полковника Мустанга. — Пока, Хьюз. Мне надо работать, — полковник повесил трубку и тут же поник при виде пятна, красовавшегося прямо под носом. Он взял ручку и начал рисовать по сукну. Чернила впитывались в ткань, замыкая идеально ровный круг. Рой, не торопясь, продолжал своё занятие. Он знал из чего состоят чернила: растворителем обычно служила водная смесь спирта и глицерина, в качестве пигмента — сажа и двухвалентный оксид железа. Это был дешёвый и допотопный состав: военные всегда экономили на мелочах. Рой закончил круг трансмутации и активировал его, прикоснувшись ладонями к столу. Голубоватая вспышка осветила лицо полковника, потоки воздуха от алхимической отдачи приподняли чёлку, полностью открыв его лоб и глаза. Свечение иссякло, сукно снова стало девственно зелёным. В середине круга высился результат преобразования — большой кристалл антрацена размером с половину спичечного коробка. Совсем неплохо для алхимика, который не практиковался полгода. Рой взял кристалл в руки, он был горячий от реакции. — Ого! — восхитился Хавок. Остальные сгрудились за спиной шефа в благоговейной тишине. — С такими фокусами вам можно работать хоть в прачечной! Круг всё ещё потрескивал синими искрами на столе, алхимические символы постепенно испарялись. Полковник гадал, останутся ли следы трансмутации и заметит ли их лейтенант, когда она вернётся в офис. Когда она вернётся? Он посмотрел сквозь белёсый кристалл в окно, на зимнюю хмарь Ист-сити. — Сэр, братья Элрики ждут на второй линии, — виновато подал голос Фьюри, — кажется, у Эдварда снова перерасход средств на исследовательском счёте. Они где-то на Юге, просят ваше поручительство для банка. Я проверил, там нужно заполнить семь дополнительных форм… Рой откинулся на стул, на котором обычно сидела его лейтенант, и застонал.***
Лиза сразу узнала её: по манере топать ногами и громкому голосу, разносящемуся по ангару. Люси Блерио только что вылезла из вездехода и ворчала со сна. Рядом с ней стоял Исаак Дроннер — второй штурман вездехода, отхлёбывавший чай из термоса. Исаак тоже учился на Востоке. Хоукай помнила его по временам Академии. Он был другом Майка Габардини и его соседом по казарме. Исаак что-то сказал в рацию, и главные ворота со скрежетом начали закрываться. На ночь секции дополнительно усиливали стальными щитами и кованными скобами, которые укрепляли внешние стены. На верхних ярусах крепости зажглось ночное освещение, в жёлтых пятнах электрического света кружились снежинки. Со стороны горного хребта огни тщательно маскировалась, Северная Твердыня была мирно спящей великаншей. Старший лейтенант Хоукай провела больше недели в Норд-сити, помогая людям Хакуро составлять смету на размещение двух тысяч солдат обоих армий на Севере. Она полагала, что оказалась в рабочей группе из-за мести генерала-майора Хакуро полковнику. Возможно, этому поспособствовал комендант Грумман, который обожал развлекаться, перемещая людей как фигуры на шахматной доске. Она никому не говорила, но почти каждый месяц, начиная с прошлой осени, Лиза получала письма и открытки с приглашением на ужин. Она не отвечала на них, убирая нераспечатанные конверты на дно старого чемодана. Отправителем всегда был указан Ч. Дж. Э. Грумман, обратным адресом значилась резиденция в Найтсбридж. Об этом не знал даже полковник или любопытная Каталина, работавшая в канцелярии генерала-лейтенанта Груммана три года. Северная командировка была намёком старика лично ей? Лиза не могла назвать Груммана своим родственником и не хотела объясняться. Как бы то ни было, Хакуро слёг с пневмонией на второй день, и это сразу облегчило работу. Теперь лейтенант Хоукай должна была курировать размещение личного состава в крепости и организовать возведение палаточного лагеря внизу. В понедельник прибывали основные силы Восточной армии, на закрытие, в пятницу, ждали фюрера и Высший Совет гражданских из Сената. — Эй, мне сказали, ты хотела меня видеть. Что от меня понадобилось штабным? Учениями занимается капитан Буканьер и генерал-майор Армстронг… Громкий вопрос выдернул её из задумчивости. Это была Люси Блерио собственной персоной. Вблизи она казалась такой же шумной и большой как в Академии, такой же неприветливой и резкой на первый взгляд. Те же короткие рыжие волосы, широкий лоб и веснушки на курносом носу. Изо рта Люси валил пар, а щёки раскраснелись от мороза. Хоукай ничего не успела сказать, как две могучие руки обняли её, оторвав от земли. — Чёрт меня побери, это же в самом деле Хоукай?! Когда она под всеобщий хохот отпустила лейтенанта Хоукай, вокруг них собиралась толпа ребят из транспортного цеха. Лиза не ожидала подобного приёма и улыбалась, заправляя под шарф выбившиеся волосы. Северяне поняли, что она одна из своих. Все подходили и хлопали по плечу, ухмыляясь до ушей. Здесь были техники, связисты, инженеры и простые солдаты с инвентарём для уборки снега. Её разглядывали стрелки, поворачивая турельные установки сторожевых башен. Они настраивали зрительные трубы буссоли, отпуская шутки по рации. Люси с ругательствами грозила им кулаком. — Пойдём, Лиза. Стоит этим любопытным бездельникам увидеть новую женщину в крепости, как они валяют дурака. Где ты устроилась? — Пока нигде. Завтра… — Пойдём ко мне, я живу в пятой секции. У меня есть самая главная роскошь этого места. Лиза вопросительно посмотрела на подругу и та усмехнулась: — Окно.***
Жилые секции Бриггса располагались в западном крыле. Гарнизонные солдаты жили по четверо. Офицеры почти всегда отдельно. Лиза сидела в комнате Блерио, сама хозяйка умчалась за второй походной кроватью и надолго пропала. Окно действительно было — узкая бойница вдоль стены. Сейчас стемнело, и ничего не было видно, кроме снежной пурги за армированным стеклом. У Люси имелся шкаф, полка с книгами, спортивные снаряды и гантели в углу, а ещё нечто вроде письменного стола с приклеенными над ним фотографиями кинозвезд и вырезками из журналов. Наконец за дверью послышался шум, в комнату ввалилась Люси, румяная от мороза, за ней показался Исаак и ещё один офицер. Они втащили складную кровать и ворох каких-то вещей. — Холодрыга! — Люси плюхнулась на кровать и расстегнула шинель, припорошенную снегом. Она отряхивалась как собака после прогулки в ненастье. — Эй, Блерио, представь-ка нас подружке, пока не дали отбой, — незнакомый высокий северянин улыбнулся Хоукай, которая решила помочь Исааку разложить кровать. Он вполголоса проклинал замёрзшие пазы и стыки. — Лиза, этот придурок — старший лейтенант Лисандер Арадо, обычно он неплохой офицер и сапёр. — Блерио растирала мокрые от снега волосы полотенцем. — Лис, это старший лейтенант Хоукай, лучший снайпер восточной армии и моя подруга. Если ты будешь пускать слюни или чем-то обидишь её, я сброшу тебя в ущелье к медведям и волкам. Лис, ухмыляясь, развёл руками. — В мыслях не было, дамы. — А ещё он женат. — Эй! Это ошибка молодости! И вообще, я в процессе… — Готово! — Исаак щёлкнул распоркой, и походная кровать, наконец, превратилась в спальное место. На металлических пружинах матраса до сих пор белел иней. Ещё Дроннер захватил меховую шинель по северному образцу. Лёгкая одежда Хоукай, даже усиленная шерстяным шарфом, вызывала у него вопросы. — Держи, Хоукай. А то завтра поедешь в госпиталь за своим начальником. — Хакуро не мой шеф, — Лиза приняла шинель и набросила её на плечи. Форма северян была намного тяжелее и теплее, как будто тебя обнимал старый неудобный друг. — Рада видеть тебя здесь, Исаак. Ты, кажется, прибавил фунтов двадцать. — Ха-ха-ха! У нас в столовой есть оленина и медвежатина, мы не пижоны с равнин. А ты что? Мелкая, как раньше! — Она всегда такой была! Отстань от неё! — Да кто её трогает, Люси! — Исаак широко улыбнулся и уселся на возведённое им ложе. — Выпьем за встречу. Лис, так как ты за мной увязался, ты в пролёте. — Пошёл ты! — Арадо радостно достал из-за пазухи пухлую фляжку. — У меня чистейший джин на дуднике! Делал знакомый дед за Нунавутом. Исаак отмахнулся, помогая Блерио доставать жестяные кружки. Прошлым летом он заполучил целую пинту кустарного виски из паба в Норд-сити. И теперь подвернулся повод для дегустации. Компания расположилась прямо на полу, только Исаак восседал сверху, обложившись подушками как синский император. Лиза выбрала джин. Он пах северным можжевеловым лесом. В гарнизоне дали отбой и, когда электрическая труба замолкла в динамиках, главный свет выключился во всём секторе. По коридорам загорелись красные аварийные лампы. Крепость притихла, но никогда полностью не спала. Люси расспрашивала про Восток, про Ребекку, про восточное командование, про из родной город рек и ветров, как называли Ист-сити в туристических буклетах. — Так ты работаешь с алхимиком? — глаза Арадо блестели от выпитого алкоголя и тепла. — Я слышал, один государственный алхимик равен самоходной гаубице. Лиза молча влила в себя обжигающий шот джина и закрыла глаза. — Грёбаная батарея палящих гаубиц, — ответила за неё Люси. Встреча с государственным алхимиком едва не стоила ей обеих ног в Ишваре. Как звали того сумасшедшего взрывника? Багровый? Бордовый? Все помолчали. За окном завывала вьюга. В полутёмной комнате светился белоснежный снег, наметённый по ту сторону окна. — Я с Запада, — Арадо погладил свою изящную клиновидную бородку и тщательно причёсанные волосы. — Я думал, алхимики — просто ярмарочные фокусники. Лиза вспомнила деревенские ярмарки и темноволосого мальчишку, который уверенно сжимал её руку, пока они ходили вдоль рядов, выбирая сладкую вату и воздушную кукурузу. Это осталось в другом мире, сгинувшим под пеплом ишварских пожарищ. — Вы знаете, что случилось с Натали? — Лиза щёлкнула заколкой и волосы упали на плечи. В голове начинала пульсировать застарелая боль. — Какая Натали? — Исаак захмелел, от него разило сивушным виски. — Капрони, Натали Капрони, — Люси сладко зевнула, облокотившись плечом о кровать, — Дроннер, у тебя не память, а решето, она училась с нами на курсе. — Не знаю такую, а ты, Лис? Лейтенант Арадо в ответ рассмеялся, Дроннер был пьян. Он всегда ухитрялся напиться в хлам с пары глотков. Мальчишка. — Она демобилизовалась после войны. Вроде уехала куда-то, — Блерио закрыла глаза, низкий потолок плыл и покачивался. Она была не пьяна, даже не пригубила паршивый виски Исаака: все эти месяцы она постоянно хотела спать. — А Ветчина? Как там наш Ветчина? — Выбивает девяносто семь процентов за триста секунд и краснеет пятнами, когда бесится, — Лиза склонила тяжёлую голову на колени и улыбнулась. — Он хотел в отставку, но передумал. До сих пор капитан. — Старикан втрескался в тебя ещё на первом курсе, Хоукай, — Исаак осушил кружку одним глотком и икнул. Люси изо всех сил пнула его ногой. — Но, девочка, как же наш большой Майк? Габардини планировал на тебе жениться… Люси заткнула его рот кулаком. Дроннер пытался сопротивляться и съехал с кровати, ощупывая ушибленное лицо. В отсветах снежной бури было заметно, как Хоукай побледнела. Старший лейтенант Арадо смутился. Тишина была не к месту, он хотел шуткой спасти ситуацию, но не произнёс ни слова, изучая спокойные черты девушки напротив. — Габардини умер, — Лиза посмотрела в пьяные глаза Дроннера и покачала головой. — Он мёртв. — Ладно, парни, валите отсюда, — Люси быстро поднялась. — Исаак, вали спать, у тебя завтра ночной развод. Нам тоже надо спать. Она вытолкала гостей из комнаты, попросив Арадо довести Дроннера да койки. Когда она вернулась из душевой, Хоукай уже спала, свернувшись на узкой кровати и укрывшись шинелью. За окном не унималась метель.***
Была поздняя ночь, но чистый снег прибавлял света. Метель закончилась, на землю сыпала позёмка, искрящаяся алмазная пыль. Длинный состав военного эшелона остывал на запасных путях, в безмолвном лесу среди елок и лысых осин. До Норд-сити оставалось около тридцати миль. Рой Мустанг стоял на приступке вагона, рассматривая тёмные отроги хребта. Цепочки вышек связи с мигающими маяками были единственными следами человека в этих горах. Даже железная дорога, укутанная снегом, проиграла дикой стихии, уступила сугробам и каменным отвалам. — Вы будете стоять здесь до утра, полковник? — Бреда выглянул наружу, одновременно натягивая шинель. Облачко пара от его дыхания поднялось вверх вместе с запахом тушёной капусты и сосисок, которые давали на ужин. — Хадсон передал карту? — Он лёг спать, сэр. — Бреда перешёл к укоризненному тону учительницы младших классов. — И вам лучше лечь спать. На рассвете снегоуборщики пробьются со стороны города. — Мы на сутки отстанем от графика. — Полковник Мустанг хмуро натягивал перчатки. Бреда закатил глаза, вывалившись из спасительного тепла тамбура. Он был уверен, что закончил нянчиться с детьми, когда младшая сестра вышла замуж и съехала. Хейманс Бреда утратил эти чёртовы навыки. Он, в конце-концов, не планировал становиться старшим лейтенантом Хоукай. — Сэр… — Давай сюда, Бреда. Лейтенант Бреда нехотя достал планшет с картой Хадсона. На ней были видны расчёты, уже сделанные рукой полковника Мустанга, и отмеченные перепады высот. Полковник долго рассматривал рельеф на карте, крутил головой, оценивая направление ветра и, наконец, спрыгнул вниз, в рыхлый снег. Он шагал к началу первого состава, расстёгнутая шинель металась тенью за спиной, Бреда поспешил следом, проклиная ослиное упрямство самого молодого полковника аместрийской армии. Головной локомотив крепко застрял в снежном плену. Переднюю часть паровоза не было видно. Мустанг не смог обойти вагон с тендером и забрался на ступени, ведущие в будку машиниста, на огороженную площадку вокруг котла. Бреда полез следом, скользя на обледенелой лестнице. Он пригнул голову, услышав щелчок. Если бы младший лейтенант был религиозен, он бы помолился. Столп огня пролетел прямо над его головой вперёд, по чётко заданной траектории. Горячая воздушная волна стащила картуз с вязанными наушниками, опалив шерсть. Бреда ухватился руками за свой единственный головной убор и чуть не полетел в сугроб. Полковник стоял наверху, в эпицентре выпускаемых огненных вихрей. Снег под вспышками почернел и растаял, сооружая подобие длинного коридора. На морозном воздухе белый плотный пар поднимался вверх. — Сэр, мы не можем… — Найди экипаж. Ещё нужен начальник эшелона, — полковник Мустанг хмуро разглядывал в бинокль дымящиеся труды собственных рук. — Хадсон пусть спит. Мы едем. Бреда кивнул и спрыгнул вниз, нахлобучивая шапку. Мороз скрипел на снегу и пробирался за шиворот. Длинные сцепки вагонов постепенно приходили в движение. Эшелон строился в боевом порядке, выпуская столбы угольного дыма, колёса скрежетали на рассыпанном песке. В некоторых окнах, разрисованных инеем, загорался свет. Головной состав тронулся первым, втягивая последующие в ровное движение посреди заснеженных деревьев и мраморных валунов. В авангарде было пламя полковника, редкими вспышками озаряющее зимний лес.***
Генерал-лейтенант Грумман занял своё место последним и добродушно оглядел присутствующих. Его старый друг, Морис Рейвен, с улыбкой кивнул, полковник Хадсон демонстративно листал бумаги, полковник Мустанг расположился рядом с гарнизонными: капитан-великан северян с недоверием разглядывал государственного алхимика. В штате крепости алхимика никогда не было. На задних рядах скученно сидел весь личный офицерский состав, не занятый на боевом дежурстве. Грумман едва ли мог вспомнить кого-то в лицо или по имени. Они смотрели на генерала как голодные волчата или стая притравленных гончих. Они хотели карабкаться вверх: тщетная беготня муравьёв по вершине муравейника. Старик нарочито закряхтел, поправляя очки, и улыбнулся генералу-майору Армстронг. Генерал холодно кивнула в ответ. Оливия Армстронг была наследницей самой богатой семьи страны, а семь лет назад она стала единственной женщиной-генералом и комендантом целой крепости. Когда-то Грумман хорошо знал её отца и деда. Сколько воды утекло, сколько хитрых голов закончили на виселице или в постыдном забвении. Грумман прокашлялся, глотнув воды. Адъютанты распахнули папки. Стенографистки шумно заправили бумагу в свои машинки. Старик опять прикоснулся к очкам, вглядываясь в лица штабных адъютантов, и ухмыльнулся. Мустанг заметил этот взгляд, лицо полковника помрачнело. Грумман удовлетворённо выкрутил усы: мальчишку можно было читать как книгу. — Господа, начнём. У нас не так много времени до полудня и плохие погодные сводки на ближайшие дни. Я буду краток. Поздравляю вас с началом учений «Север-Восток», это честь — быть здесь и творить историю. Я с удовольствием сейчас передаю слово блестящему офицеру, опытному командиру и великому патриоту нашей страны, — Грумман сделал театральную паузу и воздел руки к небу как конферансье, — генералу Рейвену. Он зачитает послание от Его превосходительства, фюрера Брэдли, и Высшего совета. Морис Рейвен был приятным седобородым мужчиной, едва за пятьдесят. Он имел репутацию балагура и своего парня, лишь немногие знали о влиянии генерала на самых верхах, о беспринципности и властолюбии этого человека. Рейвен легко вскочил, точно с нетерпением ждал повода. Застучали клавиши, заскрипели карандаши, защёлкали застёжки планшетов. Бюрократическая машина заскрежетала всеми своими винтиками и шестерёнками. Следом за генералом Рейвеном выступал разозлённый полковник Хадсон (неплохой малый, но по мнению Груммана, тупой как пробка). Хадсон надиктовывал тренировочные задачи по развёртыванию и дислокации войск. Офицеры записывали координаты и тактические цели своих частей. Грумман зевнул, с любовью взглянув на чайный столик за спиной ассистентки. Он щёлкнул пальцами, дав понять, что не прочь выпить чаю после собрания. Лейтенант Каталина кивнула, продолжая делать записи. Полковник Хадсон, наконец, завершил доклад. Генерал-майор Армстронг была последней. Она поднялась, звякнув фамильным клинком, и убрала длинные волосы за спину. Её речь касалась размещения личного состава в палаточном лагере и крепости. Так же принимающая сторона обеспечивала питание, отвечала за дисциплину и безопасность. Когда генерал закончила, стрелки часов приблизились к полудню, за узким окном командного центра пошёл снег. — Я предлагаю включить полковника Мустанга в оперативный штаб учений, он прекрасно проявил себя во время переброски войск на север, — сообщил Грумман, поглаживая костяшки пальцев. — Будут возражения? — Отличная идея, — Рейвен быстро и оценивающе взглянул на Мустанга. У полковника был самый безмятежный вид во всей крепости. — Я поддерживаю! Какое это было представление вчера, друзья! На огненный поезд собрался поглазеть весь город. Вы умеете эффектно появиться, полковник! — Он мог сжечь вокзал, — едко заметила генерал Армстронг, сложив руки на груди. — Или вызвать сход лавины. Крайне безответственное поведение, но я не удивлена. — При всём уважении, генерал-майор Армстронг, сход лавины был маловероятен. Главное, нам удалось соблюсти сроки. — Полковник Мустанг поднялся с места и развернулся, обращаясь уже к генералу Рейвену. — Благодарю за доверие, сэр. Я не подведу. Лёд не остановит пламя. — Отлично сказано, дружище! — отозвался Рейвен. — Никого нет компетентнее, чем государственные алхимики нашего фюрера. Армстронг не удостоила ответом обоих, предпочитая сжать эфес клинка. Она молча вернулась на своё место. Изящная рука в перчатке была почти девичьей, как и пухлые губы, и взмах долгих ресниц, и нежный овал лица. Грумман однажды видел как она разрубила мужчину в два раза тяжелее себя. Брызнувшая кровь рассыпалась рубинами в её волосах. Грумман ненавидел дикое оружие, которое предпочитала благородная знать Аместриса, связанная с армией. Но этой девчонке тогда было меньше, чем Мустангу сейчас. Она никогда не наживала себе прямых врагов. Впрочем, и не искала друзей. Горы располагали к одиночество и простоте. Собрание подходило к концу. Адъютанты уточняли расписание брифингов. Связисты получали частоты и коды. Офицеры начали расходиться. Техники растаскивали аппаратуру. — Рой? Полковник остановился в дверях и обернулся. Грумман поманил рукой, он долго ждал, когда Мустанг прекратит болтать с жизнерадостным Рейвеном. Чайный столик накрыли на двоих. Рядом стояла лейтенант Каталина с подносом свежезаваренного чая и плохо скрытым раздражением на лице. — Да, сэр? — Ты свободен? Надеюсь, уделишь мне пару минут. — Разумеется, сэр. Грумман разливал чай, манерно отставляя мизинец. Он сам расставил чашки, жестом отозвав Каталину. Полковник Мустанг взял чашку у коменданта Ист-сити. Опустевший штаб учений без толпы в синих мундирах казался огромным, а генерал Грумман — маленьким и незначительным. Словно он стал простым своенравным стариком. — Это будет не совсем обычный разговор, Рой. Полковник Мустанг не заметил на столе шахмат или бумаг. Он не выглядел ни удивлённым, ни встревоженным. Грумман хитро посмотрел на своего протеже. Рой тут же догадался, о чём пойдёт речь. Он давно приготовился.***
Нунавут был снежным пиком со скошенным к северу плечом и двумя ледниками, наползавшими в долину. Когда солнце вставало на востоке, цепляясь розовыми лучами за вершину, Нунавут представал во всей своей неприступной красоте. Лиза поправила защитные очки, которые выдала Люси сегодня утром, и смотрела в одинокую мишень. Утро давно сменилось полуднем. Она ждала команду, не рискуя выдать местоположение цели противнику. Рация тихо трещала в меховой рукавице, снег примялся и почти не лез в ботинки, а может, она просто смирилась с ледяными иголками и мокрыми носками. Лейтенант Хоукай пошевелилась, меняя угол обзора и пытаясь согреться, она ждала приказа от командного центра Синих. Но рация не переходила в режим приёма и продолжала статично трещать помехами. Время длилось, растягивалось в одну тягучую линию, холод и сонливость пронимали до костей, и Лиза повторяла про себя все коды секретных донесений восточного командования, постукивая ботинками друг об друга. Она заходила на третий круг, когда над головой вскрикнула хищная птица, парящая на тёплых потоках ветра из долины. Лиза напрягла глаза, пытаясь разглядеть. Это был орлан с белой головой и огромными бурыми крыльями, тень от которых скользила по снегу вокруг её поста. Что-то напугало птицу, что-то она увидела внизу. Лиза достала бинокль и припала к окулярам, настраивая резкость. Она беззвучно выругалась и моментально приготовила винтовку. Сон улетучился, гнев обдал тело кипящей волной. Это была её мишень, её снайперская цель, которую кто-то хотел вытащить из-под огня, лишая Синих призовых очков. Украсть пристрелянную мишень! Командир Синих тянула время и противник этим воспользовался. Хоукай выстрелила без приказа, и фанерный щит пошатнулся, в центре расплылось ярко-оранжевое пятно. Неплохо, но не идеально. — Синий-2, Синий-2, — её рация заверещала в рукавице, — подтвердите цель. Это Крепость. — Крепость, это Синий-2. Цель подтверждаю. — Двадцать очков Синим, до связи, — рация щёлкнула и замолчала. — Какого чёрта, Хоукай? — рация снова включилась, заговорив знакомым голосом. — Проклятье! Мы проигрываем девчонкам и северянам. Ты могла бы промазать. — Красный-7, вижу сигаретный дым на десять часов. Ты пыхтишь и пугаешь птиц. — Это нечестно, Хоукай, почему ты вообще там? Шеф, почему она за Синих? — Хавок, ты засоряешь частоту, — голос в рации стал другим. Лиза моментально узнала. — Но я тоже хотел бы знать. Синий-2? — Красный-1, вам известен приказ Крепости, — Хоукай разглядывала в прицел отряд противника, они, больше не скрываясь, собирались двигаться по тропе прямо к ней. Она быстро просчитала расстояние по шкале в прицеле. У неё было четыре минуты или меньше. — Желаю удачи в общем зачёте, сэр. Она выключила рацию. Очень умно постараться её заболтать. Как они узнали частоту Синих? Она привстала, забирая амуницию и поправляя маскировочный плащ. План полковника был коварен, если не знать привычный ему ход мыслей. Хоукай отступила от обрыва и поднялась по тропинке вверх, а затем, пригнувшись, карабкалась вдоль склона, между коротких елок и скрученных пихт, пока не оказалась на каменном балконе прямо над своей бывшей огневой точкой. Лейтенант Хоукай становилась и подползла к краю, зарываясь в снег, перемешанный с хвойными иголками. Лиза увидела отряд с узкими красными повязками поверх маскировочной одежды. Она носила такую же на предплечье, только синего цвета. Полковник был без шапки и капюшона, чёрные волосы выделялись на белом, а кожа казалась непривычно светлой, с покрасневшими от мороза скулами. Он осматривал стоянку, отдавая короткие приказы. С ним, конечно, были Хавок и Бреда. Генри Белл — ещё один её однокурсник из Ист-Сити, Рене Кодрон и Дик Харриер служили под началом Хакуро, ещё несколько солдат в отряде Красных Хоукай не смогла узнать. Она выключила рацию, пытаясь подслушать разговор внизу, не шевелясь и не дыша, чтобы не обрушить пласт рыхлого снега. — Сэр, — Хавок выбросил сигарету, — она была точно здесь. — Сколько у Синих остаётся людей? — Они потеряли пятерых, но ведут около ста очков. Преимущество в людях у нас. — Бреда посмотрел в долину, разглядывая тень крепости, за которую не могло пробраться солнце. Стрелковые соревнования были почти завершены. В отдалении грохотали залпы артиллерии — там против северян не оставалось шансов, если не использовать государственного алхимика. А он был здесь. Бреда недовольно нахмурился. У подножия гор размещался палаточный городок и штаб учений. Дым бесчисленных печных труб поднимался вверх, превращая лагерь в подобие горящего термитника, по периметру которого разъезжали чадящие вездеходы и орудия на дизельных тягачах. Хитрый восточный кот уступил северному медведю. — Плохо дело, шеф, — Хавок показал на цепочку утоптанных следов, ведущих вниз. — Она выбила Синим двадцать очков и свинтила. — Правда? — полковник усмехнулся, забираясь на плоский камень, похожий на лоб барана, где Хоукай обустроила утром свою позицию. В небе продолжали кричать птицы. Похоже, манёвры аместрийцев напугали орлов. Он обошёл выступ скалы, поросший редким лесом. Внизу склон выглядел пологим, а далеко наверх уходили опасные каменистые лестницы с провалами и трещинами. Подниматься было даже легче, чем спускаться. Полковник опять задрал голову к небу, размышляя. — Сворачиваем на исходную, — наконец, приказал он, и его люди зашевелились. Полковник молча разглядывал лежанку снайпера, замаскированную еловым лапником и белой камуфляжной сетью. Отряд Красных начал спуск вниз. Лиза с облегчением выдохнула и закрыла глаза. Она уже представила как вернётся, выпьет горячего яблочного пунша в штабе Синих, выслушивая бесконечное нытьё Исаака, дисквалифицированного ещё утром. Возможно, даже удастся подремать в печном тепле, дожидаясь общего зачёта. До боли знакомый щелчок разом оборвал блаженные мысли. Морозный воздух не захотел покидать её лёгкие, словно она была воздушным шариком в руках ребёнка. Она инстинктивно открыла рот, но не смогла вздохнуть. Виски сжал невидимый обруч, кровь зашумела в голове. Дневной свет угасал, точно её плавно опускали на дно колодца. Догадка посетила затуманенное сознание Хоукай, и она мгновенно разозлилась. Она попыталась встать, поднявшись на локтях, рука нащупала весь запас оранжевых капсул в кармане. Лиза в бешенстве хотела расстрелять все, изрешетить Красных и, особенно, их командира. Оставить оранжевое пятно краски на его самовлюблённой роже, выбить по очкам весь его отряд, поставить на каждом свою метку. Но капсулы посыпались на снег, она упала в обморок. Перед глазами мелькнула ослепительная яркость голубого неба и огромные тени двух кричащих птиц.***
Рой не любил долго испытывать вину, и сейчас не мог сказать, что сильно раскаивается. Штаб Красных больше не бурлил работой, оставалось совсем немного времени до финального сигнала и подсчёта очков. Полевые вылазки закончились, и Красные, очевидно, проиграли. Синие разбили их в пух и прах. Северяне лучше знали горы, не жаловались на обморожение на каждом шагу, не голосили, услышав волчий вой или далёкий каменный обвал. Оставалась надежда на переговоры, Красным удалось захватить двенадцать человек, и Рой планировал торговаться. Он посмотрел на синие повязки захваченных в плен: последнюю он собственноручно снял с лейтенанта Хоукай. Полковник улыбнулся. — Сэр, они начинают. Крепость прислала приглашение, — Фьюри снял очки и устало опустил голову. Старшина был героем минувших суток: это он взломал коды и установил радиочастоты Синих. — Спасибо, старшина. Что-то ты не рад финалу, — полковник вскочил на ноги, застёгивая китель. Он предпринял тщетную попытку привести в порядок собственную шевелюру и махнул рукой. — Мы проиграли, сэр. — Будь оптимистом, — Рой накинул шинель, загодя морщась от холодного ветра. — Главное, нас не сожрали медведи. Ни одного прямого попадания, ни одно пленения — Красные были осторожны. Полковник нахмурился. Возможно, он играл слишком осторожно, и старик Грумман был во всём прав. Нельзя победить, если не готов жертвовать фигурами на доске. Король — самая бесполезная шахматная фигура. Но без него — игра проиграна. Шах и мат. — Мы недобрали девяносто очков, сэр. Синие ведут, — Фьюри с опаской посмотрел в сторону. — Как там… — Лейтенант? — Рой криво усмехнулся, проверяя шнурки ботинок. Восточная амуниция разваливалась от холода. Тонкая подошва на снегу казалась картонной. — Лучше не входи к ней без меня. Все свободны до построения. Последний приказ выглядел совершенно излишним: Хавок уже храпел у растопленной печки, а Бреда и остальные ушли за кипятком. Фьюри пожал плечами, он тоже планировал вздремнуть. Снаружи взвыла сирена: манёвры официально окончены. Полковник вышел, минуя караул Красных, он прошёл мимо солдатских палаток с дымящимися печками, мимо походных кухонь с запахом подгорелого жира и какао. Сумерки быстро превращались в зимнюю ночь с прозрачным морозным воздухом и звёздным небом. У Мустанга было не так много времени и совсем немного шахматных фигур.***
— Празднуете победу, генерал Армстронг? Идеальные черты Оливии Армстронг исказила усмешка. Она медленно повернулась всем корпусом, не меняя положения ног. В распахнутой шинели, у бедра, виднелся эфес клинка, начищенный до зеркального блеска. — Противник был слишком слаб. Мне нечего праздновать, Мустанг. Хотя я ждала от тебя фейерверк или другой цирковой номер. — Всегда готов показать вам все возможности огненной алхимии в личном порядке. — Рой улыбнулся, салютуя кружкой, до краёв наполненной дешёвым виски. — Может быть, сегодня вечером? Вы знаете хорошие места в Норд-сити, генерал? Это пойло из крепости никуда не годится. Полковник уселся рядом, расположившись на соседнем стуле. Оливия отвернулась, разглядывая толпу. Офицеры расслабились. Ровный гул голосов не умолкал, от пола исходила вибрация сотен пар тяжёлых ботинок. Учения заканчивались вечеринкой для личного состава. В помещении главной столовой присутствовали офицеры и младшие командиры. Солдаты получили увольнительные и поощрительный паёк. Она смотрела сквозь пальцы на происходящее сейчас в казармах для рядовых и капралов. Генерал Армстронг могла поручится за дисциплину своего гарнизона, а чужаки очень скоро уберутся домой. — Ты потечёшь от хорошего северного джина как снеговик на солнце, — Оливия поднесла к губам жестяную кружку, — не хочу связываться с мальчишкой. Рой снова очаровательно улыбнулся, он видел, куда направлен внимательный взгляд синих глаз Оливии Армстронг. Она его недооценивала. Впрочем, так было всегда. — Вам нравятся мои люди? — Рой приблизился, опустив руку на спинку соседнего стула. Генерал перехватила это вторжение, пухлые губы напряженно сжались. Она перебросила волосы через плечо и с силой откинулась назад, придавив руку полковника всем весом. Рой побледнел, но не пошевелился. Он не пытался вытащить свою руку и безмятежно наблюдал. — Тот блондин у главного входа, — произнесла генерал Армстронг после молчания. Она выпрямилась, заметив вошедшего Рейвена. Вечеринка умерла, едва родившись. Офицеры выстроились в построение. Следом за генералом в здание вошёл Грумман и только что прибывший фюрер Брэдли в полностью зимней экипировке. Они направлялись прямо к ним. — Младший лейтенант Жан Хавок, — подсказал Рой, незаметно потирая руку, освобождённую из плена. — И, конечно, старший лейтенант Лиза Хоукай, — негромко закончила Оливия, вставая и приветствуя выправкой вошедших, — у меня мало хороших снайперов. Я забираю обоих. Полковник встал рядом, он тоже вытянулся в приветствии и щёлкнув каблуками. Он слегка наклонился к уху генерала-майора, за которое она живописно заложила локон своих белокурых волос. — Удачи, мэм, в заранее проигранном деле, — шепнул он и отстранился. Делегация приблизилась. Полковник замер в строевом приветствие, повернув голову к фюреру. Оливия Армстронг принимала поздравления и полковник Мустанг почти услышал, как скрипели от гнева её зубы.***
Они выглядели странно. Лиза разглядывала чучела на стене паба. Набитые паклей оленьи морды с рогами, горные газели и огромный, семифутовый медведь у бильярдных столов — все они блестели в пустоту стеклянными глазами. Над закопчённым камином висела чёрная голова буйвола с изогнутыми серпами рогов, которые почти смыкались над могучим лбом. Он тоже мёртво взирал на происходящее, на смех и крики, на растаявший снег и газовые светильники, которые вырывали из полумрака пьяные лица веселящихся людей. — Давай, Лиза, — Бекки постучала по столу кружкой. — Эй, Люси, скажи ей. Она опять зависает. Люси только улыбнулась, размешивая в глиняном горшочке какой-то местный пряный напиток. Было около полуночи, но народ не расходился. Не дожидаясь отбоя, молодые офицеры хлынули в городские пабы отмечать конец трёхдневных манёвров, многие впервые встретились с друзьями и однокурсниками после долгих лет. — Я не буду пить твоё пойло, лейтенант Каталина, — Лиза уселась на место, увернувшись от официантки с подносом, полным посуды и пустых бутылок. — Эй! Это лучший можжевеловый джин. — Ты, может, лучше скажешь за что мы пьём, Бекс? — спросила Люси, разливая какой-то пахучий напиток из горшочка по кружкам. Она добавила в каждую унцию джина. Бекки недоверчиво понюхала: — Пахнет как одеколон моего дяди. — Пей, иначе завтра твою голову можно будет повесить где-то здесь, рядом с оленем. — Ну что же, — Бекки подняла кружку, — я хочу выпить за Блерио, потому что она, чёрт возьми, единственная из нас обручена. Они подняли кружки, обожжённая глина зазвенела. — Это было не искренне, лейтенант Каталина. — Я не притворяюсь бесчувственным булыжником, старший лейтенант Хоукай. — Ребекка громко выдохнула, зажала нос и осушила кружку. Рот сначала запылал огнём, потом тепло спустилось вниз, согревая каждый нерв её тела. В голове прояснилось, странный северный напиток Блерио напоминал лекарство от простуды. — Хм, неплохая дрянь. Вам с Исааком стоит открыть знахарскую лавку в Централе. — Исаак останется в крепости, — Люси кивнула головой в бильярдную, где Дроннер, Арадо и капитан Буканьер сражались с Хавоком и ещё двумя офицерами из Ист-сити. В другом углу, посреди длинного общего стола из морёного дуба Бреда и Мустанг играли в партию сёги. За их спинами прятался Фьюри, который явно был не в своей тарелке. — Кто-то из нас должен работать из-за ребёнка. — Что? Какой ребёнок? — Бекки подпрыгнула вместе с глиняной посудой, солёные крендельки высыпались на стол, — ты что, ещё и беременна? — Почти пять месяцев. — Что?! — Каталина с грохотом вернулась назад и повернула голову к Хоукай. — Ты знала? Лиза молча кивнула, она тоже попробовала травяной напиток с джином и наслаждалась ощущением тепла. Бекки громко застонала, уронила голову на стол и свесила руки вниз. — Так получилось, Бекс, — подтвердила несколько смущённая Люси, — понимаешь… Я уже говорила Лизе, мы не смогли. Я знаю, Исаак иногда выглядит идиотом, но он добрый малый и будет хорошим отцом. Мы оба идиоты, но я не просто смогла отказаться от такого шанса. Она замолчала, разглядывая свои обветренные руки, с вечными следами машинного масла и пороха; своё большое тело, которым она столько лет пренебрегала, — в этом теле теперь росла маленькая жизнь. Горошина. Настырный червячок. — Я знаю, это звучит безответственно, — Люси снова запнулась, в её глазах стояла влага, готовые вот-вот пролиться слёзы, — просто я не смогла. Я столько раз… В бильярдной победили северяне и Буканьер таскал на плечах Исаака, который стучал кием по автоброне капитана. Победители горлопанили на два голоса дикую песню драхманских горцев. — Я столько раз убивала, а тут, это же ещё не человек. А я не смогла решиться. — Люси моргнула и слеза скатилась по её щеке. Бекки протянула руку и сжала ладонь подруги. Лиза молча положила свою руку сверху. В этом зале ей было не по себе: казалось, что в сигаретном дыму за ними следят бесчисленные глаза мёртвых чучел на стенах. Она хотела на воздух. — Твоя отставка решена? — По уставу я не могу быть старшим офицером Дроннера, — Люси прижала салфетку к глазам, — Она сказала, я могу вернуться, если захочу. — Генерал-майор Армстронг? — Да, Лиз, — Блерио замялась, словно боясь обидеть. — Я слышала, она запросила твой перевод и получила отказ. Мне жаль, что ты не будешь служить на Севере. Крепость была моим домом. А гарнизон — моя настоящая семья. Хоукай кивнула, разглядывая пустую свою кружку. Бекки встала, оглянувшись на компанию с Исааком: — Выходит, Дроннер заделал Блерио ребёнка? Мне определенно надо ещё выпить. Лейтенант Хоукай, надеюсь, ты-то всегда используешь контрацепцию. Лиза невозмутимо взяла с тарелки солёный крендель. Блерио удивлённо распахнула глаза и уставилась на Каталину. — Я знаю, у неё кто-то есть, Люси. — Ребекка, возьми мне тёмный эль. Бекки громко фыркнула и удалилась к барной стойке. Люси покрутила в руках кружку: — Она может напиться, Лиза. — Я прослежу. Завтра будет тяжелый день и без похмелья Каталины. — У неё всё та же навязчивая идея. — С тех пор как ей исполнилось тринадцать, — Лиза подняла бровь, хрустя кренделем с крупными кристалликами соли. — Наверно, нам пора тебя вернуть в крепость, Люси. Тебе нельзя здесь столько находиться. Люси посмотрела на неё, словно решаясь спросить о чём-то, но потом она тряхнула головой. — Была рада увидеть вас обеих, тем более, перед отставкой. Лиза кивнула, улыбнувшись, она тоже оставила свой вопрос при себе. К ним продиралась Ребекка и Арадо, нагруженные пивными кружками и закусками. Он пытался усесться за стол, но Люси преградила путь мощным плечом. Они беззубо переругивались, у лейтенанта Арадо пьяно блестели глаза. — Здесь только девочки, Лис, — гремела Блерио, пока Ребекка распределяла кружки. Лиза встала, забрав шинель и размотанный шарф, она отправилась к выходу, расталкивая подвыпивших, весёлых офицеров. Мундиры и нашивки перемешались. Северяне отличались только меховой оторочкой шинелей, тяжёлыми сапогами и штанами-галифе. Но народу было уже меньше, разговоры велись тише, ночь остужала горячие головы и многие собирались возвращаться в крепость. Окраина Норд-сити у паба выглядела безлюдной. Несколько тусклых фонарей над заметённой дорогой, шапки снега на крышах и угольный дым печных труб. Протоптанные тропинки огибали серые промышленные здания и редкие витрины закрытых до утра магазинчиков. Горы отсюда казались тёмной пропастью на краю неба. Ледники светились особым светом, отражённым от звёзд. Снег скрипел под ногами. Люси прослужила здесь три года. Хоукай никогда не думала, что кто-то из них, опалённых Ишваром, когда-нибудь решится на обычную жизнь, на семью или ребёнка. Она плохо помнила свою собственную мать, но чувство потери, а потом слепой обиды и, наконец, непереносимого одиночества, навсегда въелись в её плоть. Образ матери превратился в что-то холодное и недоступное как зимние звёзды. Вероятнее всего, Хоукай никогда не станет матерью, но вчера она была потрясена от осознания простой истины, выбивавшей землю из-под ног: она тоже могла бы, где-то бесконечно далеко, в мирах, где звёзды светили по-другому. Это так естественно, если даже Исаак Дроннер справился, и Люси Блерио светилась от тихого счастья. Тысячи способов отнять жизнь — и только один — её дать. Лиза медленно застегнула шинель и достала рукавицы. Двери позади распахнулась, выпуская очередную компанию, пропахшую сигаретами, тёмным пивом и можжевельником. Надо было забирать Ребекку и Люси, всем пора возвращаться. На рассвете восточная армия отбывала домой. Хоукай заправила волосы под шарф и обернулась. Полковник стоял в паре шагов, выдыхая облачко пара, на белоснежном снегу за его спиной разливался грязно-жёлтый свет единственного фонаря над дверью северной забегаловки. Шестнадцать дней — наверно, это был самый большой срок за три года. Лейтенант Хоукай добровольно служила тенью чужих амбиций. Она давно всё решила и продумала. Но в последнее время её жизнь всё чаще усложнялась, и проблема стояла прямо перед ней. Она уже не знала, она сомневалась, и искала, где сделала ошибку, раз за разом срываясь вниз, с вершин своих холодных логических построений. Что пошло не так? — Как твоя горная болезнь, лейтенант? — Горная болезнь, сэр? — Ты потеряла сознание и попала к нам в плен, — он невозмутимо смотрел на неё, — всё ли в порядке? Лейтенант Хоукай чуть усмехнулась, никто бы не заметил, но полковник много лет изучал каждое мимолётное движение лица своего адъютанта. Она молчала. Он понимал, что вспышка гнева миновала, но она не забудет его выходку в горах с кислородом, и бдительность лейтенанта больше никогда не притупится. Рой Мустанг знал её так же хорошо как самого себя. — Пожалуйста, не стреляй, — он поднял руки и шагнул вперёд. На шерстяных воротниках шинелей от их тёплого дыхания растаяли снежинки. Полковник положил подбородок на затылок Хоукай, прижимая её к себе. Он поправил колючий шарф лейтенанта, её светлые волосы пахли холодом и морозом. Она взяла Мустанга за отворот мундира и через несколько секунд резко оттолкнула от себя. Из паба вышли северяне, они направились к темнеющим на снегу вездеходам. — Это всё, что я получу сегодня? — спросил он очень серьёзно, с потеплевшими глазами и улыбкой, готовой сорваться с губ. — Давно за полночь, лейтенант. — Я уже сдала деньги Хавоку, полковник. Он подарит вам бутылку джина от всех нас. — Бутылка северного пойла с запахом дрянного одеколона. — Ещё будет вечеринка-сюрприз в поезде, сэр. Мне поручено вас отвлекать до ужина. — Звучит многообещающе, лейтенант. Вечеринка в честь Дня Рождения ленивого начальника. — Поздравляю, сэр. Он долго смотрел на старшего лейтенанта Хоукай, отчаянно борясь с желанием приблизиться, накрыть губами её губы, дрожавшие от холода, вдохнуть воздух, которым дышала она. Это всегда было непросто. Не только потому, что мимо сновали северяне и напившиеся солдаты восточной армии. Не только потому, что к ним двигалась толпа во главе с Хавоком, вопящем со всей мочи какую-то дурную песню. Бреда вытаскивал его за воротник из сугробов, а брюнетка из канцелярии Груммана хохотала, обмениваясь шутками с лейтенантом Арадо и ещё одной северянкой, которая махала Лизе руками. Он был не знаком с той частью жизни своего лейтенанта, где существовали все они, а ему не полагалось даже крошечного места из-за его погон и репутации, которую он сам себе усердно создавал годами. На вкус это была не ревность, а что-то парализующе горькое. Он развернулся, чувствуя на себе обеспокоенный взгляд лейтенанта Хоукай. Она продолжала стоять, пока подруги звали её в тарахтящий вездеход и махали руками. Она не двигалась, словно ждала приказа. Полковник коротко кивнул. Когда она шагнула мимо, к своим друзьям из Академии, он не удержался и коснулся зимней шинели лейтенанта Хоукай. — Спасибо, что осталась со мной, лейтенант. — В крепости слишком холодно, полковник. Он усмехнулся, натягивая перчатку. Ладонь горела свежим ожогом прикосновений. В этот день ему исполнялось двадцать восемь лет. Мальчишкой он считал, что тридцатилетний рубеж человеческой жизни — это далёкий финал, конец истории, где героя кладут на щит и уносят на тризну. Как он облажался. — Сэр! — Бреда выглядывал из люка вездехода, он опять надел свою смешную шапку и растирал покрасневший нос, — это последний транспорт в крепость. Все ждут вас. — Я иду, — он запрыгнул внутрь, в зловонные пивные пары, исходящие от Хавока, и споткнулся о его длинные вытянутые ноги. — Кто-то должен сбросить этот балласт в пропасть. Фьюри испуганно улыбнулся: — А где лейтенант Хоукай, сэр? — Едет впереди, старшина. Фьюри кивнул, разглядывая в круглое окно белое безмолвие предгорий и редкий лес, поднимающийся по склонам. Вокруг на много миль была ночь и тишина. Только урчащий дизельный мотор и пьяное бормотание Хавока. Бреда дремал, пристегнувшись и подпрыгивая на поворотах. Полковник сидел рядом со штурманом, он не спускал глаз с сигнальных огней вездехода, шедшего впереди, пока из ущелья не выросла Северная Крепость, окруженная снежными вершинами, с бойницами орудий и минными полями на крутых спусках. Но старшина Каин Фьюри уже спал.