Флогистон

Его превосходительству фюреру Кингу Брэдли PCTS/1913/143_D 07/29/13 Особой важности

Рапорт

Докладываю в соответствии с приказом PCTS/1913/143_D о ходе расследования преступления, совершённого в отношении алхимика Чёрного солнца MAJ-3516042-SA, Джейкоба Хорста. Хьюз закрыл глаза, представляя, как двумя пальцами набирает текст на печатной машинке, в тишине своего маленького кабинета, но дальше первого предложения дело не двигалось. Точнее, впервые в карьере судебного следователя в его распоряжении были свидетели, были косвенные улики, был главный и единственный подозреваемый. Но что-то не складывалось в цельную картину, что-то мешало. Один маленький узелок ускользал от внимания и превращал основную версию в запутанный клубок ниток. Хьюз упускал мотив, и это ему совсем не нравилось. И в довершение всего, он находился не в своём уютном кабинете. Он чихнул и как следует потянулся. Когда гусеницы вездехода начали двигаться медленнее, Хьюз выглянул в круглое окно, затянутое антимоскитной сеткой. Вокруг на мили простирался густой хвойный лес. Туман наползал с гор и делал пейзаж совсем удручающим. Мхи и лишайники свисали с влажных каменистых расщелин, в глубине которых шумели водопады. Между необъятными стволами исполинских деревьев, над топкими лужами и колючими кустами кишели рои насекомых, а вокруг них деловито сновали птицы. Редкие просеки, специально вырубленные для высоковольтных линий, казались слишком робким намёком на человеческую цивилизацию в преддверии Бриггсовых гор. Трудно было представить более глухое место. Иногда на дорогу выбегали олени, но их проводник, лесной инспектор Джон Уинтер, не обращал на животных никакого внимания, и вездеход продолжал тарахтеть, ползти всё дальше в дикие чащи первозданной природы. Если бы не спокойствие Уинтера и не меньшая невозмутимость майора Армстронга, Хьюз подумал бы, что они очутились в волшебной сказке, и сейчас появится пряничный домик со злой ведьмой. Все страшные места в детских книжках Хьюз обычно пропускал, когда читал перед сном для Элисии. — Сколько нам осталось ехать, господин Уинтер? — поинтересовался он и хрустнул пальцами. — Мы на окраине Белтона, — сказал Джон Уинтер и переключил один из рычагов. Изнутри вездехода послышался стук, а потом всё сменил нарастающий рокот. Хьюз понял, что машина с усилием потащила их на подъём. Интересно, смогут ли они забраться в горы ещё выше или до лаборатории придётся подниматься пешком? Майор Армстронг молчал, если он не ожидал увидеть вместо Белтона город-призрак, то вида не подал. Он забавно выглядел в высокой каракулевой шапке, украшенной пятнистым пером цесарки. В детстве Хьюз видел точно такие же на открытках с правящей царской семьёй Драхмы. Венценосные бородатые драхманцы носили каракулевые шапки и чёрные шинели с серебряными пуговицами. Значит, правду говорили, что все аристократы, от аэруганских фидальго до драхманских князей, приходились друг другу роднёй в каком-то колене. Хьюз ради путешествия в Белтон облачился в простолюдинский шерстяной шарф и старый бушлат дяди Генри. Был самый конец июля, но спасибо небесам, что сверху не падал снег. Хьюз приготовился ко всему. Он снова выглянул из своего окошка. Теперь он замечал заброшенные городские постройки. Природа стиснула Белтон в своих объятиях, возвращая зелёному лесу каждый ярд земли. Деревянные дома врастали в грунт, бревенчатые стены переливались лишайниками и темнели от дождей. Дорога была еле различима посреди изумрудного ковра из мха и хвойных иголок. Они, вероятно, въехали на центральную улицу городка. Молодая поросль берёзок выступила вперёд из леса, как любопытная ребятня. Деревца вырастали прямо на дерновых крышах, и ветер шелестел их листвой. «Мебель Белтона. Продажа и исполнение» гласила потрёпанная надпись на окрашенных досках, а в соседнем здании, с заколоченными окнами на жёлтом фронтоне, когда-то располагалась чайная «Канарейка». Хьюз молча ухмыльнулся: «Вот тебе и восемьсот двенадцать жителей. Эх, бесконечно далеки столичные бюрократы от народа». Вездеход прибавил газу. Впереди, на двуглавой горе, сияла снежная шапка ледника, который не таял даже летом. Когда солнце пробивалось сквозь туман, несколько радуг разной величины перекидывались через долину, придавая всей округе вид раскрашенной фотооткрытки. Вот и сейчас они миновали одно из оснований радужного моста, где сказочный гном, наверняка, закопал под мхами горшочек золота. Дорога вела вверх, петляла между отвесных скал и ржавых знаков, предупреждающих о минах. Хьюз отметил, что чужак вряд ли бы смог найти ферму Стивенсов, затерянную в лесистых горных отрогах. Наконец, снова появились признаки человеческой деятельности: заплатки выработанного леса, указатели для большегрузов, и главное — бетонная дорога, вильнувшая в сторону, но вездеход продолжал ехать вперёд по просекам, и господин Уинтер никуда не сворачивал. — Ферма Стивенсов, — объявил он негромко после нескольких миль сплошного леса. Они приехали. Майор Армстронг был молчалив. Хьюза тоже придавило этим северным лесным величием, но он гнал от себя плохие предчувствия. Всё же здесь произошло жестокое массовое убийство и государственное преступление, а задача старшего следователя — найти виновных и придать их правосудию. Правда, после допроса Марты Хорст и Табиты Стивенс одна мысль неотступно преследовала Хьюза: если бы Джейкоб Хорст просто рубил деревья, как и большинство жителей Белтона, разве столичные следователи тряслись бы по непролазной дороге четыре часа? Разве фюрер Брэдли вызвал бы двух высокопоставленных военных в эту глушь? Конечно, нет. Аместрис не волновали лесорубы и трапперы, но стоило кому-то изощрённо прикончить бывшего государственного алхимика, и по следу пустили самых лучших легавых из Службы судов и трибуналов. Поэтому Джон Уинтер не переставая буравил глазами Хьюза и Армстронга со своего штурманского места. Поэтому в Централе Хьюз сразу заметил слежку, поэтому с самого начала ему не нравилось дело Хорста. Он отстегнул страховочный ремень, поднял заслонку, выбираясь из брезентового кузова, и спрыгнул с широких гусениц вездехода. Мошкара тут же окружила его лицо пищащим облаком. Хьюз побрызгал вокруг себя репеллентом и осмотрелся. Ферма Стивенсов располагалась в узкой, поросшей лесом, седловине двуглавой горы. Это была Оленья гора, Уайт-Дир, — вторая вершина Бриггса после неприступного Нунавута, который торчал острым зубом чуть правее на горизонте. Фермерские хозяйственные постройки были вытянуты с севера на восток. Часть деревянных флигелей, в том числе коттедж Хорста, полностью сгорели. Остался цел только каменный хозяйский дом, дровяной сарай, птичник и зверинец, где Томас Стивенс разводил особых куниц на продажу. По отчётам Хьюз знал, что останки тел Джейкоба Хорста, его падчерицы Эли Стивенс и её мужа Томаса Стивенса обнаружили на пепелище коттеджа. Коронер проводил опознание по зубам и фрагментам берцовой кости: Томас Стивенс ушёл в отставку капралом и имел старое осколочное ранение, искалечившее правую ногу. В главном доме, в детской комнате, нашли трёх детей Стивенсов: аутопсия показала смерть от огнестрельного ранения в голову Айлы Стивенс, в шею — Дугласа (Дагги) Стивенса, в нижнюю часть туловища — Рона Стивенса. Выстрелы были произведены незарегистрированным револьвером тридцать седьмого калибра, который, вероятно, принадлежал самому Томасу Стивенсу. Тела супругов преступник переместил в деревянный коттедж и поджёг вместе с телом Хорста с помощью алхимического преобразования, следы которого сохранились на одной из уцелевших стен и на части железного забора зверинца. Причина смерти не была установлена, но пуль или гильз на пожаре жандармы не обнаружили. Детские тела были оставлены на месте преступления без каких-либо посмертных манипуляций. В первой версии следствия говорилось о расширенном самоубийстве Джейкоба Хорста, который застрелил семью фермера по соседству и убил самого себя с помощью алхимии. Гражданский суд признал доказательства вескими и закрыл дело полгода назад. Хьюз сначала направился к пепелищу коттеджа. Туман опять наполз из лощины, макушки ёлок и лиственниц стали ещё зеленее от влаги. Армстронг шёл следом. Их проводник, Джон Уинтер, остался курить у вездехода. Он не глушил мотор. — Ну что, майор Армстронг, теперь вы находите это дело слегка мрачным? — Даже в таком красивом уголке мира не дремлет зло, подполковник Хьюз. — Зло? Я человек простой, майор Армстронг. У зла всегда есть конкретная фамилия, домашний адрес и очень часто — непыльная должность. — Это первое массовое убийство в округе Белтон за сто десять лет, друг мой. Я поднимал архивы. На севере страны случается в два раза меньше умышленных убийств, чем на юге. Но люди здесь часто взрываются на минах или пропадают без вести из-за медведей. — Медведи удобны для статистики дел в гражданских судах. — Весьма удобны, — согласился Армстронг. Они стояли посреди пожарища, спустя долгую зиму и скоротечную северную весну, здесь всё ещё пахло костром и мокрой золой. Земля обуглилась. Коттедж выгорел полностью. В середине торчала труба очага, сложенная из какого-то местного камня. Ещё уцелела дровяная плита и почерневший от пожара эмалированный чайник. Великан Армстронг внимательно осмотрел железный забор, покорёженный от высокой температуры, и выжженные следы алхимического преобразования: — Стивенсы знали своего убийцу. — Мы тоже его знаем, майор. Бэзил Лампспринг, семнадцать лет, Пендлтон. Никакой криминальной истории, нет зарегистрированного оружия. Аттестат зрелости получен в прошлом году, — Хьюз перешагнул через сгоревший остов то ли порога, то ли рухнувшей потолочной балки. Во дворе коттеджа была обустроена детская площадка с деревянной лошадкой, качелями и треугольным сооружением, похожим на песочницу. Рядом с качелями валялся распавшийся на лоскуты футбольный мяч и игрушечный паровозик. — Он купил билеты пятнадцатого сентября в Норд-сити. Он последний, кто всех видел в живых. — Да. И он не фигурировал в отчёте жандармов. Местные жандармы любят докладывать только про медведей, — усмехнулся Хьюз. Это дело можно было закрыть ещё в прошлом году. Бэзил Лампспринг особо не скрывался и успел наследить на севере. Он даже подавал документы на государственную аттестацию в штаб северной армии, правда так и не явился на комиссию в крепость. — Они не опросили мадам Хорст и мадам Стивенс. К женщинам, как и к алхимикам, до сих пор сохраняется досадное предубеждение. Хьюз промолчал. Главным образом, его интересовало, почему Лампспринг сжёг тела взрослых и бросил трёх детей, там где их убил? Да, сжечь каменный дом сложнее деревянного коттеджа даже алхимику, но почему он оставил всё как есть? Они прошлись вдоль пустых клеток птичника, заросшего огорода и металлической сетки, которая ограждала ферму от леса. Главный дом был двухэтажным, с пристроенным дровяным сараем и навесом для автомобиля. Ставни окон первого этажа были наглухо закрыты. Крыша кое-где прохудилась, и дёрн сполз вниз. Когда они оказались внутри, Хьюз сразу это почувствовал: после совершения преступления, Лампспринг некоторое время жил здесь. Повсюду был организованный беспорядок: какие-то вещи задвинули в кучу и убрали, вроде детских стульчиков или хозяйского кресла с пуфиком для ног. А какие-то — специально переместили: кто-то обустроил себе рабочее место перед камином, пододвинул стол к теплу, сделал лежанку на диване, задёрнул штору, чтобы солнце по утрам не мешало кропотливой работе. Да, он работал здесь, что-то изучал, а потом спокойно ушёл. Вероятно, он был зол на мастера Хорста и двух взрослых Стивенсов, поэтому сразу избавился от них, а тела застреленных детей наверху не причиняли ему никакого неудобства. — Вы закончили здесь, майор Армстронг? Его огромный напарник согнулся над столом, словно уменьшившись в несколько раз, он что-то разглядывал в тусклом свете газового фонаря, который захватил с собой. Потом Армстронг присел на корточки и взял в руки фрагмент какой-то рукописи или старого манускрипта, странного и полупрозрачного. Хьюз понял: это была не бумага, а очень тонко выделанная и выбеленная кожа неизвестного животного. Въевшиеся красные чернила всё ещё выглядели яркими и чёткими. Его передёрнуло от отвращения. — Теперь мы можем идти, — сказал Армстронг, приготовившись убрать улику в вощёный бумажный пакет, но как только его пальцы в печатке отпустили кусочек текста, затхлая комната брошенного дома осветилась бледным голубым свечением. — Нет! — крикнул Армстронг во всю могучую грудь, но было поздно. Рукопись сначала сморщилась, а потом вспыхнула ярким спиртовым пламенем, похожим на ресторанный трюк с фламбе или на короткое зарево над пуншем в танцевальном клубе. Они стояли в молчании. С улицы доносилось тарахтение вездехода. Небесно-голубые глаза майора Армстронга приготовились увлажниться слезами. Только бы он не решил разоблачиться до пояса в честь того, что первая вещественная улика обратилась в пепел и вонючий дым. В прошлый раз, в баре «У Джуно», Хьюзу долго пришлось объяснять толпе разгорячённых лесорубов, почему мускулистые государственные алхимики в случае особой опасности, помимо прочего, предпочитают оголять свой торс. — Вы запомнили, что там было написано, майор Армстронг? — Приношу свои глубочайшие извинения, подполковник Хьюз, но текст остался для меня не понятен. — Давайте посетим чёртову лабораторию и, наконец, уберёмся отсюда, майор. У меня в этих местах как-то нехорошо разыгралось воображение. Армстронг кивнул. Они обошли дом, медленно умиравший вслед за своими хозяевами. Эли и Том Стивенс, вероятно, были убиты в собственной постели, на деревянном каркасе супружеской кровати остались въевшиеся бурые пятна. Больше обыск ничего не дал. Хьюз заставлял себя не смотреть на отсыревшие игрушки, детскую обувь первого и пятого размера, разрисованные обои и стену на кухне с тремя ростовыми линейками, подписанными разными именами. На момент смерти рост Айлы Стивенс составлял три с половиной фута, и она немного подросла с лета. Её брат-близнец отставал от сестры на два дюйма. А Рона замерили в первый и последний раз, потому что в сентябре прошлого года он только научился стоять вертикально. Хьюз выскочил на улицу, начиная задыхаться от запаха запустения и горелой кожи. — Уинтер, поехали отсюда! — гаркнул Хьюз и остановился. Вездеход всё ещё тарахтел на холостом ходу, но их проводника окружил боевой отряд северной армии во главе с огромным темноволосым капитаном с бандитской причёской. Капитан ухмылялся во всё лицо и накручивал на указательный палец левой рукой туго заплетённую косичку. Правая рука громилы была автопротезом, и срез дула внутри искусственного локтевого сустава смотрел прямо в лицо Хьюзу, бесстыдно насмехаясь над старшим следователем Государственной службы судов и трибуналов.

***

Рой листал меню, краем уха прислушиваясь к расслабляющей музыке. Арфистка перебирала струны изящными руками в кружевных перчатках, иногда бросая томные взгляды на посетителей. Поскольку в зале «Двух мельниц» единственным посетителем был он, все эти сладчайшие переливы арфы предназначались, в основном, для него вкупе с флиртующей улыбкой самой черноглазой исполнительницы. Рой уткнулся в меню. Он выбирал между форелью и цыплёнком, когда Агги, наконец, соизволила показаться в резных позолоченных дверях. Она застучала каблучками по паркету и плюхнулась на стул напротив. Арфа в углу начала звучать существенно громче и драматичней. — Малыш Рой, — Агги быстро склонилась и поцеловала его в щёку. Он с улыбкой стерпел эту ласку и махнул официанту. Пока Агги пристраивала свою сумочку, чёрные глаза девушки за арфой метали молнии. Рой не знал существуют ли музыкальные произведения для больших педальных арф в жанре боевого марша, но он приготовился услышать нечто подобное и извинял себя тем, что оставит щедрые чаевые. — Сто лет не виделись, дорогой. Ты теперь такой невозможный красавчик, — Агги мигом прояснила для себя ситуацию, выхватила у Роя меню и, щёлкнув пальцами, сделала заказ официанту: — Я буду паровую форель и белое сухое вино. Рой выбрал цыплёнка, тушёного в травах. Он всё ещё опасался за струны арфы и мечтал, что в этот душный пятничный вечер кто-то ещё заглянет поужинать в «Две мельницы». Они с Агги образовали довольно заметную пару в пустом зале ресторана. Он с детства привык к обществу очень красивых девушек и всячески этим пользовался, привлекая к себе внимание, но сейчас важнее была строгая конфиденциальность их разговора. — Отлично выглядишь, Агги. Новый цвет волос? — Да, дорогой, тебе же всегда нравились блондинки, — она хищно улыбнулась и упёрлась лакированным мыском своей туфельки в ножку его стула. Рой покачнулся, удержав равновесие, и тоже ослепительно улыбнулся: — Тебе идёт. — Я остановилась в центральной гостинице Ист-сити. Там, где фонтан, — нога Агги под скатертью совершила молниеносный манёвр, и острый женский каблук едва не проткнул его бедро. — Номер сто пять. — Агнесс Тайлер, — Рой прокашлялся, — я тоже рад тебя видеть и не прочь как-нибудь поболтать о былом, но сначала работа. Она вздохнула и убрала свою ногу. Арфа в углу заиграла какой-то зловещий мотив из оперы, где все друг друга поубивали. Руки арфистки перемещались по струнам, словно она метала кинжалы в смертельном поединке. Рой понял, что ему придётся подыскать новый ресторанчик для встреч с агентами и информаторами. А ведь Ист-сити был большой деревней, и ему нравился здешний цыплёнок, тушёный в травах. — Ты стал слишком взрослым и скучным, Рой. А я так ждала нашей встречи и неслась к тебе на всех парах. Лучше бы мадам Лавалли притащила свой зад из Аэруго. Я вам не курьер. — Как там Мэдди? — Рой улыбнулся. Он подождал, когда официант разольёт вино, а потом забрал из рук девушки протянутый конверт. От бумаги пахло тяжёлыми и сладкими духами Агги. — Как Мэдди? Твоя старушка ещё бодра. Рой вспомнил тонкое и красивое лицо Мэдди, склонённое над фарфоровыми пиалами во время сложной чайной церемонии, когда они в последний раз виделись в заведении мадам Лавалли, в Централе. Он до сих пор плохо понимал сколько Мэдди лет, правда, в глазах Агги это ничего не значило. Из всех многочисленных сестёр Роя, из всех обворожительных весёлых леди, работавших на мадам Кристмас, у Агги был самый неуживчивый характер и именно с ней Рой закрутил в юности бурный роман, который закончился бутылкой, разбитой об его голову и парой наложенных швов. Агги Тайлер осталась той же язвительной занозой в заднице, хотя он слышал, что она удачно вышла замуж за сенатора, успела развестись и теперь жила с крупным гангстерским дельцом на востоке. Рой заглянул в конверт. Обычно Мэдди зашифровывала информацию машинным способом, но в этот раз имя было просто написано карандашом. Это означало, что подозреваемый никак не связан с преступным миром Аместриса и не входит ни в какую организованную группировку вроде ндрангеты или южного синдиката гангстеров. — Как она его нашла? — Это сопляк сам нашёл Дэнни Мендозу. Хвалился, что может сделать какие-то жидкие бомбы. Ну, знаешь, одна капля — бабах — и нет стены банковского хранилища. Дэнни ему не поверил и погнал взашей, потому что к нему часто лезут всякие сопляки с прожектами. А потом бабахнуло в Хайберри, где у Мендозы охотничья гостиница и ресторан. А потом газеты написали о Бромли… — Где загородный дом у любовницы Мендозы — у некой мисс Тайлер. — Всё-то ты помнишь, мой дорогой, — Агги улыбнулась. Её платье без рукавов соблазнительно подчеркнуло формы, стоило девушке наклониться над тарелкой с форелью. Мендоза был главой сети бутлегеров и бывшим аэруганским боксёром. Весь нелегальный алкоголь на юго-востоке рекой протекал сквозь его большие мозолистые пальцы. Дэниель Мендоза много кому платил, в том числе, он рассчитывался баснословно дорогой выпивкой, чтобы обустроиться в Аместрисе и строить бизнес почти легально. Сухой закон последних сорока лет наплодил таких бизнесменов, что кроликов на меховой ферме. Ещё Мендоза владел весёлыми заведениями во всех крупных городах востока страны и подчинялся своему серену. — И за какую цену он хотел продать Мендозе бомбы с нитровзрывателем? — Вот тут самое интересное, малыш Рой, — Агги отправила в свой рот кусочек рыбы и блаженно прикрыла глаза. Она дразняще облизала губы, накрашенные алой помадой. Рой тоже попробовал цыплёнка, но был слегка разочарован. Уловки Агги перестали на него действовать с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, и любая красивая девушка создавала в паху твёрдую как камень катастрофу. Арфа затихла. Вероятно, у симпатичной исполнительницы настал перерыв. В зале «Двух мельниц» прибавилось ужинающих посетителей. — Ему были нужны не деньги, — негромко предположил Рой. — Ты угадал. Он хотел девочек, и чтобы парни Мендозы не спрашивали, куда эти девочки бесследно исчезают. Агги достала сигареты и пристально посмотрела прямо на него. Сейчас она не шутила и не играла. В глубине бутылочной зелени её глаз легко считывался гнев и затаённый страх. Как и все весёлые леди, Агги сотни раз рисковала собственной жизнью. Многие клиенты-мужчины считали девушек-хостесс из баров кусками мяса, за деньги готовыми оказать любую услугу, дело было только в цене. А жизнь таких, как Мэдди или Агги, всегда стоила недорого. — Мендоза отказал? — Дэнни не просто отказал, мой дорогой, — Агги прикурила и эффектно пустила в сторону струю сигаретного дыма. Она допила своё вино. Рой махнул официанту, чтобы принесли ещё. — Серен ненавидит такое, он приказал нам наказать этого наглого сопляка, но того уже след простыл. Он залёг на дно и сильно попортил Дэнни крови этими взрывами. В гостиницу никто не едет, во всём округе паника. — И в добавок ко всему, кто-то отправил анонимный донос на Мендозу в восточный штаб армии. — Правда? — Правда, Агги. Но я слышал, Мендоза успел покинуть страну. — Эти аэруганские нелегалы творят здесь что хотят, — вздохнула она. Облачко сигаретного дыма живописно рассеивалось вокруг её лица, загорелого на жарком тропическом солнце. — Да. Кто-то успел предупредить опасного гангстера, — с сожалением сказал Рой, поправляя запонку. — Повсюду коррупция. — Как ужасно, полковник Мустанг. Надеюсь, вы над этим работаете в своём большом кабинете? Он не успел ответить, потому что в зал «Двух мельниц» вломились семифутовые старинные доспехи и шестифутовый вооружённый Жан Хавок, переодетый в закрытую чёрную форму группы быстрого реагирования. — Шеф! — закричал он, заметив Роя, и снял с лица трикотажную маску. — Элизабет! Она с маленьким боссом в штабе пропала. В стене! — Что за… — Братика нет уже два часа! — взволнованно выкрикнул звонкий голос Альфонса Элрика из гигантских устрашающих латов. Он с лязгом и извинениями подбежал к столику Роя, опрокинув по пути пару стульев и напольных вазонов с живыми цветами. Рой вскочил. Агги профессионально успела подхватить свой бокал вина и спасти скатерть от невыводимых пятен. Все гости и персонал «Двух мельниц» уставились на центральный столик возле зеркальной стены, а главное — на перекошенное лицо полковника Роя Мустанга, знаменитого на весь Ист-сити сердцееда и бабника, так же известного как Герой Ишвара, но впечатлительные девушки вздыхали о нём по другому поводу. — Поехали! — скомандовал он. — Эй! Не так быстро, Рой! — возмутилась Агги, тоже вскочив на ноги, её роскошная грудь спружинила и заколыхалась от гравитации. Хавок отключился на минуту и забыл, где выход, застыв у порога как вкопанный. Он посмотрел на спутницу полковника, потом снова на полковника, длинно выругался и побежал за ним. — Я пришлю чек в гостиницу, — крикнул полковник Мустанг откуда-то из гардеробной «Двух мельниц». — Номер сто пять! И счёт оплати! — Будет сделано! На несколько минут в ресторане установилась тишина. Потом вилки и ножи застучали о тарелки. Потом воздушными переливами в углу зажурчала арфа. Пока Агги приканчивала свою форель, черноглазая девушка не забывала бросать на её осиротевший столик довольно злорадные взгляды. Агги было наплевать, и конечно, она не собиралась оставлять здесь чаевые.

***

Камера гауптвахты в крепости представляла из себя тесное помещение с решёткой, двумя койками и рукомойником. Прочие удобства прятались за железной ширмой. Часовой сидел за другой железной ширмой и читал газету. Майор Армстронг прилёг на койку, он что-то бормотал в свои золотистые усы. Джона Уинтера после допроса отпустили, а следователи государственной службы судов и трибуналов торчали в камере вторые сутки. Но, по крайней мере, здесь их неплохо кормили. Мясное рагу с овощами внутри желудка Хьюза делало мир снаружи намного приятней. — Вы знакомы с моей сестрой, подполковник Хьюз? — внезапно пробасил Армстронг со своего спального места. Хьюз вспомнил прорезиненные маты, гимнастический зал, насквозь пропахший молодым, агрессивным тестостероном, и женскую фигуру в центре круга, которая расшвыривала от себя курсантов, словно взбешённые юнцы были сонными мухами. А через год пришла пора фехтования, и пот лился с них в три ручья, а она танцевала вокруг со своим учебным клинком, даже не удосужившись запыхаться. И каждый мечтал до неё дотянуться в спарринге. Хьюз знал её: Оливия Мира Армстронг, тогда в чине полковника, была в Кингстоне инструктором по рукопашному бою, фехтованию и военной стратегии два последних года обучения Хьюза. А потом её повысили и отправили на Север, в крепость, окружённую кольцом Бриггсовых гор и воинственной соседней империей. Так она стала первой женщиной-генералом и первой женщиной, командующей целой армией. Ей было тридцать семь, и белизной кожи, лазурью небесно-голубых глаз, золотом светлых волос она напоминала снежную королеву. Северная крепость Бриггс оказалась к лицу генералу Армстронг, она провела в ней девять лет и, судя по всему, процветала. — Немного знаком, майор. — Тогда вам надо пойти и замолвить за нас словечко, — посоветовал Армстронг, блеснув голубыми глазами и приподнявшись на своём узком ложе. Деревянные колодки на руках явно ему мешали. — Что? Почему я? Разве не вы её родной брат? — проворчал Хьюз. От такого поворота у него даже очки сползли с переносицы. — Это бесспорно, друг мой. Но пойти лучше вам. Хьюз опешил. Он ничего не понимал в тонкостях аристократических фамилий, но разве это не слишком даже для голубой крови? Разве она не старшая сестра этого гиганта с золотистыми усами, лысой, как шар, головой и ухоженным, завитым чубом? Родственники Хьюза были разного пошиба фермерами и мелкими служащими, но его дядя Генри, например, отдал племяннику свой тёплый армейский бушлат, когда тот собрался поступать в столичную военную академию. А его тётушки считали, что всё севернее Даблиса — ужасный морозильник и регулярно присылали в Централ цветочный мёд и вязаные шерстяные носки для семейства Хьюза. Вот если бы пленение Хьюза произвёл Дики, сын дяди Генри, или сам его покойный батюшка, их с Армстронгом посадили бы в погреб, заставили пить домашний сидр, есть самодельную свиную ветчину и петь старые разбойничьи песни. Вряд ли бы покойный дядя Генри забрал оружие и приставил часового. Шум за камерой заставил Хьюза отвлечься от мыслей о Гринвилле, городке на юго-западе, где он ходил в школу и воровал яблоки в соседских садах. Часовой за ширмой подскочил и засуетился, звеня ключами и не попадая в замочные скважины. В их камеру, чеканя шаг по коридору, шла процессия во главе с Оливией Армстронг. Генерал-комендант крепости привела с собой трёх офицеров. Одного из них — чудовищно огромного капитана с косичкой, выбритыми висками и автобронёй — Хьюз узнал сразу. Второй, высокий и стройный пепельно-белый блондин, носил в помещении зеркальные солнечные очки и был настоящим красавчиком, несмотря на смуглое и хмурое лицо. Третий, самый младший по званию, напоминал какого-то южного гангстера с клиновидной бородкой и волнистыми тёмными волосами. Все они в строевой стойке расположились за генералом Армстронг, смыкая ряд широкими спинами. Армстронг подняла руку, часовой тотчас притащил ей стул и вылетел пулей из камеры. Хьюз присел на кровати. Майор Армстронг, при задержании скованный деревянными колодками, тоже попытался приподняться. Лицо могучего великана оставалось при этом серьёзными и невозмутимым. — Сестра, — поприветствовал он, вставая, и фамильный клинок Армстронгов упёрся в его могучую грудь. — Молчать, Алекс, — теперь она обратила свой небесно-ледяной взор на Хьюза. Тонкие изящные брови сошлись на переносице. Прядь светлых волос упала на лоб. Хьюз вздрогнул. — Я тебя знаю. — Подполковник Маэс Хьюз, мэм. Имел честь… — Молчать и оставаться на месте. Допрос буду вести я. Она откинулась на скрипнувшую спинку стула, задрала ногу на ногу и положила сверху свой фамильный клинок. Старинный узор вытравленного железа расходился по обеим сторонам остро заточенного лезвия. Она не убирала своё знаменитое оружие в ножны: — Итак, ваши сопроводительные документы от фюрера не подделка. Хьюз захотел выдохнуть с облегчением, но глядя на младшего Армстронга, делать это было явно преждевременно. Генерал-комендант Армстронг точным движением воткнула клинок в деревянный настил пола между своих ног. Сталь блестела в белом искусственном свете электрических ламп. Внутри крепости всё светилось от электричества, это контрастировало с мрачными и закопчёнными помещениями Норд-сити, в которых Хьюз успел побывать. — Я хочу знать всё. — Армстронг подалась вперёд, опираясь на роскошный эфес с зеркальным клинком. Она махнула рукой Хьюзу: — Начинай ты. Хьюз прочистил горло: — Мэм, я не уполномочен… — он остановился, потому что заметил странное выражение лица чернявого старшего лейтенанта с клиновидной бородкой. Это была смесь насмешки и коварства, словно Хьюз неосторожно попал в ловушку или нарушил какой-то запрет. Генерал-комендант выпрямилась от гнева. Её пальцы в перчатках сжались на рукояти клинка, но больше ничего не дрогнуло в облике ледяной королевы. Майор Армстронг молчал, но был необычайно сосредоточен. На его лбу поблёскивал пот. Он словно хотел подать сигнал напарнику. — Сэр, — снова начал Хьюз, поменяв своё обращение к женщине-генералу. — Генерал-комендант Армстронг, как вы знаете из документов, у нас есть прямой приказ от его превосходительства, фюрера Кинга Брэдли, расследовать убийство Джейкоба Хорста, который проживал на ферме Стивенсов, округ Белтон, северных военных территорий. В соответствии с первой статьей «Закона о создании Государственной службы судов и трибуналов» и статьей тридцать девять «Закона об исполнении следствия, дознания, розыска и задержания» генерал-комендант любых административных или военных округов обязан обеспечить наличие эффективной и действенной системы поддержки любого следствия Государственной службы судов и трибуналов. Я, подполковник Маэс Хьюз, и мой напарник, государственный алхимик майор Алекс Луис Армстронг, в деле Хорста подотчетны исключительно его превосходительству, фюреру Брэдли, и генералу-канцлеру Службы судов и трибуналов, Вольфгангу Клемену, который, в свою очередь, несет ответственность за отчетность о деятельности Службы перед высшим Советом фюрера. — Для пыльной штабной крысы ты неплохо жонглируешь званиями и фамилиями. Вы, напыщенные юристы в форме, специально говорите так, чтобы обычный солдат вас не понял и отошёл в сторону. Только нам в крепости плевать на твоих столичных шишек и на ваш занудный язык. И я знаю все завитушки твоего любимого закона. В случае военного положения, следователи и дознаватели подчиняются генералу-коменданту. А в северных территориях военное положение длится последние сорок лет. Свита генерала Армстронг хмыкнула и слегка расслабилась, но напряжение, витавшее в воздухе никуда не исчезло. На лице капитана с автобронёй промелькнула откровенная издёвка. В камере затянулось враждебное молчание. Северяне специально мало говорили, чтобы дать гостям возможность разболтать всё. — Сестра, мы с подполковником Хьюзом здесь исключительно ради того, чтобы наказать виновных в жестоком убийстве целой семьи. Подозреваемый на свободе и очень опасен. — Ваш подозреваемый мёртв, Алекс. Это сумасшедший алхимик Хорст. — Любопытно, как ваше следствие объяснило мотив убийства, сэр? — встрял Хьюз, почувствовав, что разговор начал сдвигаться с мёртвой точки. — Со всем уважением, мотив Хорста неясен. Зачем он убил семью своей падчерицы? — Он был сумасшедший алхимик, — повторила генерал Армстронг, — все алхимики рано или поздно сходят с ума. Такова расплата за их эффектные фокусы. Её брат тихо вздохнул. — Пятого сентября он был вполне вменяем, — не сдавался Хьюз. Он скрестил руки на груди и уставился в ледяные глаза генерала-коменданта. — Настолько вменяем, что мастер Хорст, как обычно в начале месяца, посетил Норд-сити, закупил стройматериалов и запчастей для дизельного генератора на сто девять тысяч (у нас имеется оплаченный счёт), внёс остаток налога на землю и открыл накопительный вклад для своих внуков — троих детей Стивенсов. Выходит, шестого сентября, он вернулся к себе домой и сошёл с ума, убив семью, на которую он только что потратил уйму денег, а ещё раньше завещал всё своё имущество? — Он написал предсмертную записку. — Которая чудесным образом уцелела в пожаре. — Он ненавидел Стивенсов. — Мастер Хорст немного враждовал с бывшей женой, Мартой Хорст, но всегда был в очень хороших отношениях с Эли и Томасом, любил их детей как своих внуков. Более того, согласно документам, ферма Стивенсов по большей части принадлежала Джейкобу Хорсту, он был главным инвестором и потратил все накопленные деньги на племенных куниц. Интересный факт, не правда ли: фактический хозяин ютится в маленьком коттедже, а большом и удобном доме — его падчерица со своей семьёй. Джейкоб Хорст любил Эли, у него не было мотива жестоко убивать молодую женщину вместе со всей её семьёй. Генерал Армстронг молчала. Капитан с косичкой теперь смотрел на Хьюза более настороженно. Белобрысый майор в солнечных очках стоял, не шевелясь, а кучерявый старший лейтенант с бородкой откровенно хотел куда-нибудь присесть, но из последних сил держался. — Ложная уверенность заставляет игнорировать известную переменную в этом уравнении. На ферме Стивенсов находился ещё один человек, который накануне бойни странно себя вёл, а после преступления уехал из этой местности. Это ученик мастера Хорста, Бэзил Лампспринг. Юноша в прошлом году подавал в крепость документы для государственной аттестации, вы совсем его не помните, сэр? — Что тебе известно о Белтоне? — хрипло спросила генерал-комендант Армстронг, — говори прямо, или никогда не найдёшь выхода из этой камеры.

***

Тишина его кабинета постепенно стала гнетущей. Он вернулся к дивану, где совсем недавно они поспорили. Точнее, это ничем не напоминало спор, скорее — его безнадёжную игру в одни ворота. Лейтенант обычно примеряла самую непроницаемую маску из всех, что у неё были, и продолжала упрямо стоять на своём. Она не возражала, не повышала голос, не швыряла в него вещи, как некоторые знакомые Рою женщины. Она несгибаемо стояла на своём, вопреки своему рангу и положению в военной иерархии. Рой обычно находил это забавным, но её сегодняшнее упрямое молчание погружало в какую-то грёбаную пучину экзистенциальной тревоги. Она не договаривала ему что-то очень важное. Рой не понимал, как так вышло. Зачем ей потребовалось втягивать в дурацкую авантюру братьев Элриков или Хавока? Всё могло закончиться непоправимым ущербом зданию, они могли погибнуть. Зловещее предчувствие не отпускало полковника после разговора с военными инженерами, которые сейчас проверяли целостность конструкций центрального здания восточной штаб-квартиры. Рой улёгся на диван и сложил руки под головой. В огромном проёме окна были видны звёзды. С улицы доносился шум строительной бригады. Рабочие заделывали гигантскую трещину в главном фасаде. Кто-то шпионил за офисом полковника Мустанга, чтобы узнать о всех его ходах. Он не подозревал людей Харрикейна или Хакуро. К этому также не имел отношения южный синдикат или другие организованные преступные группировки — Мэдди бы его предупредила. Рой вспомнил про конверт и ещё раз прочитал написанное карандашом имя. Приписка информатора была совсем краткой, значит, подозреваемый не имел связей в мире гангстеров и бутлегеров. Кем, ко всем проклятиям, был этот урод, взрывающий выгребные ямы и туалеты на вокзалах? Он трансмутировал из мочевины взрывоопасное сочетание азота, кислорода, водорода и углерода — нитроглицерин. Откуда он узнал про нитровзрыватели? Проект был давно засекречен, все патенты принадлежали исключительно военным. Вдруг мысль щёлкнула прокрутившейся шестерёнкой в его голове. Рой подскочил как ошпаренный и подбежал к стеллажам, разыскивая нужный справочник. От недавнего взрыва в несущих перекрытиях книги попадали на пол. Рой сдвинул свой наградной клинок в сторону, ножны с вытравленным девизом загремели в тишине пустого кабинета. Наконец-то он увидел пухлый том протоколов государственных аттестационных экзаменов и принялся листать таблицы с сокращениями и кодами. Было совсем темно, а переключатель электрического освещения находился у двери. Рой в раздражении достал из кармана брюк свою боевую перчатку, натянул её на ладонь и щёлкнул пальцами. Пламя затрепетало у его лица, как фитиль светильника. Рой долго вчитывался в коды, а потом выругался. Он вернулся за письменный стол, нашёл рядом с телефоном справочник абонентов от тринадцатого года, который лейтенант принесла из конторы связистов. Какой он бесполезный идиот! Ну конечно! Резкая телефонная трель оборвала цепочку его мыслей, он поднял трубку, надеясь, что трезвонили не люди Харрикейна или внезапно проснувшийся старик Грумман. Вдруг он понял с облегчением и одновременной радостью, что это лейтенант Хоукай: иногда она звонила из дома, чтобы проверить не заснул ли полковник Мустанг в офисе. — Лейтенант? — Сэр, это я, — голос был мужской и немного осиплый. — Фарман? Сейчас полвторого ночи. — Прошу прощения за поздний звонок. Сперва я позвонил вам домой, но там никто не брал трубку. Видите ли, полковник, я не мог уснуть из-за всех этих фамилий. Я подумал, что стоит тщательней проверить патенты бывших государственных алхимиков, потому что данные гражданского реестра… — Фарман, у тебя есть его фамилия? — Да, сэр. Рой прикрыл глаза и ответил за него: — Это Джейкоб Хорст. Алхимик Чёрного солнца. — Точно! Но как вы узнали?! Впервые Рой услышал, как невозмутимый и рано поседевший прапорщик едва не кричал в трубку и пребывал в крайнем возбуждении. — У него был патент на нитровзрыватели, Фарман? — Так точно, сэр. Патент числится за номером 24201501-ND. Значит, зарегистрирован на севере. Но есть одна небольшая несостыковка… — Фарман замялся. Возможно, наличие этой проблемы объясняло бессонницу прапорщика и столь поздний звонок. — Джейкоб Хорст мёртв почти год. — Откуда вы узнали? — снова вскричал Фарман. — Я думал… — Вы с секретариатом Груммана провели блестящую работу, — запоздало похвалил Рой, усевшись на собственный письменный стол. Он поставил громоздкий телефонный аппарат себе на колени. — У меня есть имя подозреваемого. Твоя информация, Фарман, поможет связать его с преступлениями в Ист-сити. — Так это не Хорст, сэр? — Нет, — Рой вглядывался в тёмные силуэты деревьев в парке за окном, в вереницу машин на соседней улице, которые светились габаритными огнями и вспыхивали красными стоп-сигналами на задних бамперах. — Это его ученик, Бэзил Лампспринг. Судя по всему, сейчас он в городе. — Бэзил Лампспринг? — Фарман задумался и на минуту замолчал. Рой почти видел, как прапорщик прищуривает глаза и пощипывает свой острый подбородок. — Крофтон-роуд, 27. Доходный дом миссис Финли. Рой чуть не выронил трубку из рук: — Откуда ты знаешь? Его адреса нет в телефонном справочнике. — Адрес был указан в рапорте жандармов: старшего сержанта Уильяма Робертсона и капрала Фрэнка Хаффа от второго июля тысяча девятьсот тринадцатого года. Архивный номер E-1259-WD-011620-07/02/13. Семнадцатый участок, это не так далеко от Бромли и Хайберри. — К Лампспрингу приходили жандармы за день до взрыва в Бромли? — Да, сэр. Кто-то обратился в местный участок, потому что Лампспринг не зарегистрировал своё пребывание в городе как алхимик. А стоит мне один раз прочитать документ, и я вспомню каждую букву. После допроса его отпустили. Вот везучий сукин сын, подумал Рой. Бэзил Лампспринг неслучайно жил рядом с Хайберри и Бромли буквально в нескольких остановках на пригородном поезде. Именно поэтому он арендовал комнату в доходном доме на Крофтон-роуд: ему были нужны именно эти две железнодорожные станции! — Фарман? Ты ещё здесь? — Да, сэр? Какие будут приказы? — Никаких. Ложись спать. Завтра проклятые танцы. Ты должен купить хотя бы один благотворительный лот или фант для вдов и сирот. — Да, сэр. С нетерпением жду столь приятного вечера. — Не лги своему командиру, Фарман, — тяжко протянул Рой. — Доброй ночи. Он повесил трубку, чтобы сразу набрать номер круглосуточного коммутатора: ему необходим засранец Линче в городе. Телефонистка со щелчком соединила линии. Как и ожидалось, в два часа ночи подполковник Линче отсутствовал на своём рабочем месте в городской жандармерии. Рой не стал трезвонить по всем участкам: в таком деле спешка могла дорого обойтись. Это люди Мустанга последний месяц жили на работе, это его отдел должен пожинать плоды. Он захватил свой пиджак и собрался на улицу. Тёплая летняя ночь была безмятежно тиха. Звёзды мерцали на небе. Тонкий серп луны завис над городскими крышами. Над ним светилась самая яркая звезда Возничего, заметная даже в городе. Рой набросил на плечи пиджак и медленно шёл вдоль соседних парковых дорожек. В зелени деревьев светились газовые фонари, и сверчки пели в высокой траве. Откуда-то доносился смех припозднившихся компаний, собирающихся погулять в городском парке. Рой не хотел покидать военный квартал: он обогнул большое здание архива и свернул на каштановую аллею, которая вела прямиком к корпусам военной академии. Плац, стрельбище и тренировочный полигон, поросший кустарниками и редкими деревьями, немного превращали город в деревню. Эту пастораль оберегали двухэтажные прямоугольные здания казарм и офицерских общежитий. Рой учился в Централе и никогда не жил среди этих каштанов и поющих сверчков. В плафоны фонарей врезались пушистые ночные бабочки. Его лейтенант, конечно же, была на учебном стрельбище. Она всегда сбегала туда, когда злилась или была чем-то недовольна. Рой приближался к центральным воротам восточной академии. Должно быть, только что развели караул, потому что отряд курсантов во главе с сержантом шёл в казармы прямо на него. Не дожидаясь, когда они поравняются с ним, Рой свернул на тропинку, ведущую прямиком к главным воротам и стрельбищу. Только не хватало попасться на глаза в помятом гражданском костюме какому-нибудь болтливому сержанту. Полковника Мустанга и без того считали скандально известным выскочкой. А в восточной академии его ненавидели, потому что он был птенцом Кингстона, а не этого сборочного солдатского конвейера, погрязшего в провинциальном болоте. Стрельбище располагалось прямо за центральными воротами, в конце каштановой аллеи, за оружейными комнатами и мастерской. И там он сразу заметил своего лейтенанта. Она подходила к воротам, к посту сменившегося караула, и разговаривала с грёбаным капитаном Крейгом Гаррисоном. Рой застыл на месте, словно что-то наотмашь ударило в грудь и разом выбило из него весь воздух. Он зашёл за дерево, беззвучно выплёвывая ругательства. Он чувствовал себя идиотом из дамского романа. Это была абсолютно идиотская ситуация, и он прямо сейчас превращал её в чёрт-те что. Ему следовало подойти к ним, поздороваться с проклятым Гаррисоном, который смотрел на его лейтенанта очевидно влюблёнными глазами. Надо было забрать её, объяснить боевую задачу, связанную с подозреваемым Лампспрингом, но Рой не мог сдвинуться с места. Его затрясло от ничем немотивированного гнева, настолько сильного, что он нашёл в кармане брюк боевую перчатку из пиродекса и сжал её в кулаке. Он тяжело дышал и вцепился в серебристую кору каштана, пытаясь отвлечься. Его ногти ломались и саднили от давления, казалось, что он слышит негромкий разговор и её смех. Кровь стучала в висках, в голове шумело. Он осел на газон, хватая ртом воздух, и облокотился о толстый ствол дерева. Он не понимал, сколько времени прошло. Его лейтенант тепло и нежно улыбнулась этому сукиному сыну. Гаррисон стоял рядом с ней и светился от счастья как преданный пёс: ещё чуть-чуть — и он завиляет хвостом или сделает лужу от восторга. Она терпела это докучливое внимание и что-то отвечала ему. Лейтенант с детства была слишком вежливой. Рой сидел прислонившись к каштану и смотрел на её прекрасное лицо, хорошо освещённое жёлтым фонарным светом. Если подумать, он лишил лейтенанта всего этого: возможности вот так прогуливаться с мужчинами, улыбаться, опускать глаза и хлопать ресницами. Конечно, она заслуживала обрести нехитрое счастье в загородном доме с белым штакетником. Но сейчас риск этого выбора до смерти напугал полковника Мустанга, знаменитого героя Ишварской войны. Напугал до холодного пота. Рой всегда думал, что они вместе угодили в бурлящую стремнину кровавой реки и остаётся только плыть вперёд, ибо поворачивать назад слишком поздно. Они были как два старых товарища по несчастью, обречённых на крушение, но общая цель помогала примириться со стоящей за спиной смертью. Рой знал, что она никогда не обвинит его. Он не заслуживал её веры и преданности, потому что прямо сейчас он едва не сжёг дотла эти грёбаные каштаны и учебные корпуса грёбаной академии, которые превратили маленькую дочь учителя в солдата. Почему он не мог отпустить её с каким-нибудь хорошим человеком дрейфовать дальше, выплыть из этой кровавой реки в более чистые воды? Всё хорошее в своей жизни он превращал в пепел, в проклятый огонь на её спине. Он стащил с обоих рук боевые перчатки и отшвырнул их в сторону. Острые частицы пиродекса впивались в давно загрубевшую кожу, его ладони горели. Потом появятся струпья, как в Ишваре, но Рой знал, что рано или поздно всё заживёт. Гаррисон и его лейтенант вышли из ворот академии и направились куда-то в город. Карманные часы Огненного алхимика показали половину третьего ночи. Рой расхохотался, увидев пулю Хитклиффа, намертво застрявшую в серебряной крышке часов с гербом. Ему стоило сдохнуть ещё тогда, в пустыне, на плоской ишварской крыше, занесённой песком. Но Рой Мустанг всегда слишком цеплялся к жизни. Он погнался за жизнью, за ярким красивым пятном, когда увидел мадам Кристмас в тёмном холле приютского дома, где в ведре замачивали розги и воняло сбежавшим молоком на плите. Он ухватился за руку, унизанную кольцами и браслетами, как за спасательный круг, и никакая сила не могла оторвать четырёхлетнего мальчика от женщины, ставшей ему второй матерью, и которую годы спустя он привыкнет называть просто мадам, чтобы никто не заметил их внешнего сходства и совместных сомнительных дел. Рой выбирал жизнь, когда громила с выбитым зубом целился из револьвера в мальчишку на водительском месте, а бледная Мэдди пыталась его защитить, выворачивая руль, давила на педаль, но всё равно они съехали в кювет, где трёхдверный паккард сначала встал свечкой, а потом перевернулся на крышу. Он искал жизнь, когда красный автомобиль, оставленный Мэдди, привёз Роя в ничем не примечательный тупик деревенской улицы, в дом алхимика Хоукая. Рой любил жизнь, когда сидел на нагретом от солнца подоконнике кухни, а маленькая дочь учителя что-то колдовала над плитой. Он ошибся только один раз, когда заполнил анкету в призывном пункте, едва дождавшись аттестата зрелости. Он блестяще выдержал экзамены в Кингстон и уверил себя, что опять выбирает кипучую жизнь и будет служить ей до последнего вздоха. А его лейтенант всего лишь брела по следу, вдохновлялась его мечтами и с полувзгляда понимала его планы и цели. Она следовала за ним, как ленивый танцор, повторяя все неверные движения. И так они спустились в ад, но жизнь вокруг никуда не исчезала. Жизнь билась прозрачной венкой на виске, скатывалась капелькой пота с ключицы, расширялась зрачком в распахнутых глазах, когда они пили друг друга как лекарство. Рой закрыл глаза, на светлеющем небе появились розовые облака. Рассвет приближался, тушил звёзды и подгонял короткую летнюю ночь. На сегодня скопилось слишком много неотложных дел, но полковник Рой Мустанг продолжал сидеть под деревом как последний идиот, застукавший с другим свою подружку. Он мог ещё сто раз солгать Крис, или Грумману, или Хьюзу, или кому угодно ещё, но он всегда знал в себе это чувство. В идиотских книжках для чувствительных дам так описывали любовь. И он любил Лизу Хоукай — свою незаменимую помощницу, лучшую из его подчинённых, его лейтенанта — любил, как прозревшие идиоты из глянцевых романтических историй. Рой не отрицал это чувство, он просто избегал думать о нём, потому что всё это создавало помехи для их общих целей и планов. Но в этом была основа жизни, которую они оба так отчаянно искали. Он любил её, наверное, уже очень давно, а возможно, эта любовь всегда существовала в его вечном поиске клокочущей жизни. Лейтенант и была этой жизнью, которую он не мог потерять или подарить другому. Скорее, он всё превратит в пепел, в угли раскалённой преисподней, ни на секунду не пожалев об этом. Рой уронил голову на колени и обхватил себя руками. Секундная стрелка карманных серебряных часов пробежала два круга по циферблату. Потом он легко поднялся на ноги и отправился в город. Сначала он должен попасть в свою квартиру на Гросвенор-стрит. Он намерен надрать задницу этому сукиному сыну, укравшему у Хорста преобразование мочевины в нитровзрыватели, а потом он станцует пару кадрилей с капралом Уорд, чем несметно обогатит фонд помощи военных вдов и инвалидов. И, конечно, увидит своего лейтенанта в вечернем платье. И пошло оно всё к чёрту.

***

Четыре военных вездехода ехали колонной, иногда приходилось съезжать с еле заметной дорожной колеи и пускать вперёд сапёров, потому что каждый куст здесь был заминирован. Хьюз больше не интересовался северной природой. Сегодня утром, впервые за четверо суток, он смог позвонить домой. Голос Грейсии и смех-колокольчик его маленькой дочери немного подбодрили подполковника и вернули сил. Он поправил очки. Их с майором Армстронгом разделили: его напарник ехал в другой кабине, а возглавлял колонну вездеход генерала-коменданта, ощерившийся пулемётом и небольшим миномётом. Хьюз подозревал, что эта тяжёлая машина была самая безопасная и бронированная. — Так вы из Централа, правда? — спросил его старший лейтенант, развернувшись к сиденью Хьюза. Он был ещё довольно молод и дружелюбен для северянина: плотный деревенский парень с широким носом и глубоко посаженными весёлыми серыми глазами. — Правда, — сказал Хьюз. — Я бы поехал в центр служить, там вроде платят больше и мороз не кусает задницу, но жена уже здесь привыкла. И в отставку раньше, — лейтенант мечтательно закрыл глаза. — Я бы магазинчик прикупил в большом городе. Ну знаете, со всякой всячиной для туристов, видел такой на площади перед Сенатом, народу там тьма… — Кончай болтать, Дроннер, — гаркнул со штурманского места старший лейтенант с бородкой. — Ладно тебе голосить, Арадо, всё равно ещё в гору ползти. А господин подполковник скучает. — Магазинчик — это хорошо, но в Централе разоришься на аренде, старший лейтенант Дроннер, — между делом заметил Хьюз. Ему казалось, что он уже где-то слышал это имя. Хотя простецкая физиономия старшего лейтенанта была ему незнакома. — Я хочу в столице, и чтобы сынок, когда подрастёт, помогал, — Дроннер окончательно перелез на ряд сидений Хьюза. — Может, выучится там, станет большим человеком. Хотите его фото покажу? Хьюз встрепенулся. Он сверкнул очками и моментально достал из внутреннего кармана сделанный на заказ бумажник со специальным раскладным отделением для пяти фотографий: два портрета прекрасной Грейсии и три снимка Элисии. Время от времени Хьюз обновлял все, кроме помятой фотографии растрёпанной и счастливой Грейсии с новорождённым младенцем на груди. Элисии там едва исполнился день от роду, и она уже успела стать прекрасной, как заря. — У меня самая лучшая в мире дочка! — провозгласил подполковник Хьюз тоном не терпящим возражений и распахнул свой бумажник. Лента фотографий вывалилась на старшего лейтенанта Дроннера, и тот восхищённо ойкнул. — Вот моё прелестное дитя Элисия! И моя красавица-жена Грейсия! — Какие они милашки! И бантики на хвостиках! — взволнованно прокричал Дроннер, рассматривая портреты, зашитые целлулоидной плёнкой в бумажнике Хьюза, и одновременно копаясь в собственном внутреннем кармане кителя. Старший лейтенант Арадо на переднем штурманском месте протяжно застонал. Дроннер достал из-за пазухи пухлую стопку фотографических снимков, перетянутых двумя резинками. Он ловко их размотал, всучил фото Хьюзу и тут же затараторил: — Это Генри! — с фотографии смотрел упитанный, щекастый младенец с вихром пуховых волос над массивным круглым лбом. Потом Дроннер сунул под нос Хьюзу снимок широко улыбающейся женщины в мужском свитере, очень похожей на малыша Генри. — А это моя жена — Люси! Хорошая, правда? Мы ещё второго хотим, я так надеюсь на девочку. Я косички умею плести! У Люси вообще-то звание выше моего было — старший лейтенант, в отпуск по рождению вышла, а так она сама сапёром была. Она у меня хваткая! У генерала на хорошем счету. Мы вместе ещё с академии… — Дроннер, ради небес, заткнись! — взмолился старший лейтенант Арадо. Казалось, ещё чуть-чуть и он будет биться головой о стальное рулевое колесо. — Отвали, Лис! Следи лучше за дорогой. Кто в прошлый раз тебя вытаскивал, а? — Дроннер отмахнулся и снова с живостью обратился к подполковнику Хьюзу: — А ваша милашка Элисия уже говорит? — О! — Хьюз прижал бумажник с фотографиями к груди и разразился речевым звукоподражанием сначала детского лепета, а потом стал искажать звуки наподобие маленького ребёнка: — Мой папаська самый класивый и сильный! Мой папаська мноха лавотает! — О! — эхом отозвался Дроннер, а потом слегка погрустнел. — А мой Генри пока молчит, но он всё понимает! — Это норма для мальчиков, старший лейтенант Дроннер! — веско ответил Хьюз и похлопал его по плечу. — Сколько Генри? — Четыре месяца! — Четыре месяца? — Хьюз задрал очки на лоб и потёр веки большими пальцами. — Старший лейтенант Дроннер, нам предстоит серьёзный разговор. Достать бумагу и письменные принадлежности! Пока он надиктовывал Дроннеру нормы детского развития, сдобренные советами бывалого отца и потешными историями из младенческой жизни Элисии, которая слишком быстро взрослела с каждой его командировкой, солнце поднялось в зенит, не было привычного молочного тумана: на фоне синего неба ослепительно сияли языки ледника двуглавой горы. Колонна военных подъезжала к исследовательской лаборатории с северной стороны, это был самый короткий путь из крепости, но намного более опасный. Здесь всё было заминировано на случай активного боевого столкновения с Драхмой. Приграничная линия проходила прямо за перевалом Уайт-Дир. — А почему прошлые координаты сапёров недействительны? — спросил Хьюз лейтенанта Дроннера после обстоятельной речи о присыпках и рыбьем жире. — Так раз в полгода по протоколу всё меняется, — ответил Дроннер, спрятав маленький блокнот за ремень портупеи. — Видите, кто первым в колонне движется? Это инженерное отделение Блейкера, там все сапёры, и с ними всегда генерал с майором Майлзом. Самое опасное дело как ни крути. Моя Люси переучилась на сапёра, прибавится мне седых волос, если она к капитану Блейкеру вернётся. — Ага, так она и послушает тебя, Дроннер, — ехидно заметил лейтенант Арадо. — Генри ещё слишком маленький! Вообще заткнись, Лис, лучше следи за дорогой! В эту секунду вездеход встряхнуло. Арадо справился с управлением и плавно затормозил, вслед за ними остановились ещё две машины позади, в одной из которых ехал майор Армстронг. Дроннер подскочил, надел каску и бросил такую же Хьюзу, потом уселся на место стрелка, защёлкнул страховочный ремень и притянул к себе раздваивающуюся кверху двуглазую стреотрубу: — Лис, на шесть часов задымление. — Вижу, мать вашу! Это горит вездеход Шнейдера! — Арадо взял наушник от рации, — Большая мама, это Литлджон! Как меня слышно, приём? На панели зажглась жёлтая кнопка приёма. Арадо хмуро вслушивался, Хьюз со своего места ничего не мог разобрать, кроме статики помех. — Так точно, сэр! Принято! — рявкнул в микрофон Арадо, а потом обернулся назад: — Мы едем дальше, приказ от генерала. — Что там случилось? — спросил Хьюз, вертясь в попытках хоть что-то разглядеть, но все бойницы были задраены. — Скотти Хиггинс отвлёкся не в том месте и лишился правой гусеницы, — Арадо убрал микрофон рации, переключил рычаг передачи и вездеход с урчанием двинулся вперёд. — Мы скоро прибудем в Белтон. Не вставайте с места, подполковник Хьюз. Оставшуюся дорогу они провели в молчании. В колонне осталось три вездехода, четвёртый, пострадавший от мины, остался ждать помощи из крепости. Через полчаса от высоты стало закладывать уши. Они поднимались по крутому склону дороги, с одной стороны в пропасть обрывались скалы, с другой расстилался густой хвойный лес из исполинских лиственниц. Хьюз сразу же узнал очертание двуглавой оленьей горы. Дорога к лаборатории была заброшена, но не казалось такой непролазной, как дорога к ферме Стивенсов по другую сторону склона. Наконец, они вырулили на огромную расчищенную бетонную площадку, которая кое-где начинала зарастать. Все выбрались из вездехода. Генерал Армстронг ждала у главных ворот. Значит, другие ворота и дырка в заборе, о которых говорила Табита Стивенс, находились восточнее и немного ниже по склону горы. Хьюз с вежливой улыбкой приблизился к ледяной королеве Бриггса. Её светлые волосы эффектно развевались за спиной. Она сурово взглянула на подошедших и сделала короткий знак рукой. Её люди распределились позади в боевой постановке. Все были вооружены и защищены касками. — Ну что, солдаты Бриггса, покажем гостям из столицы Белтонскую лабораторию? В ответ десяток широких и натренированных мужских ладоней ритмично застучали по каскам, как свора диких медведей. Капитан Буканьер громыхал своей внушительной пятернёй по оголённой автоброне. — Тогда вперёд, — скомандовала она, а потом оглянулась на Хьюза, презрительно дёрнув уголком красиво очерченного рта: — Держаться за мной, чтобы все конечности очень важных следователей уцелели. Хьюз мало интересовался наукой. Он знал самый минимум, необходимый ему в работе и жизни, тем более — ничего не смыслил в алхимии, хотя его лучший друг был государственным алхимиком. Он уважал научный прогресс и все плоды цивилизации, но никогда не горел желанием что-то создавать или исследовать в таких глухих и всеми забытых местах. Белтонский исследовательский центр нельзя было назвать обычной лабораторией, потому что на территории, огороженной высоким бетонным забором, возвышались несколько зданий для разных экспериментальных проектов. Центральное и, без сомнений, главное строение походило на старинный охотничий особняк безумного богача и, скорее всего, когда-то им и являлось. Правое крыло и крыльцо полностью обрушилось от давнего мощного взрыва. Остальные корпуса смотрелись более современно. В один из них направилась генерал-комендант Армстронг, хотя руины замка с зубцами и башенками выглядели намного более зловещими. Они вошли в заброшенный холл с остатками казённой мебели, повсюду валялись мотки резиновых электрических кабелей. Здесь не осталось ни одного целого оконного стёкла, и птицы использовали весь этаж для гнездовья, всё утопало в грязи и перьях. Белый помёт лесных голубей толщиной в несколько дюймов покрывал каждую поверхность. Отряд северян двигался по коридору, и птицы, хлопая крыльями, взлетали им навстречу, бестолково врезаясь в углы и солдатские каски. Никто не проронил ни слова. Один из солдат-северян отыскал щит-заглушку трансформаторной подстанции, и после нескольких манипуляций где-то на улице загудел генератор. Коридоры вспыхнули красным аварийным освещением. Потом они долго спускались по лестнице. Здесь была лифтовая шахта, но Хьюз не рискнул спросить почему ей не воспользовались. Они подошли к огромным дверям, похожим на двери бункера. Арадо и Дроннер развели сейфовый замок, две половинки стены расцепились и со скрежетом раздвинулись, образуя узкий проход. На всех пахнуло спёртым и влажным подземным воздухом. Наверное, это помещение и являлось искусственной пещерой, выдолбленной глубоко в горной породе. Здесь было холодно и сыро, но температура никогда не становилась отрицательной — по стенам стекали ручейки воды, они попадали в желобки и исчезали в отверстие слива. — Вы хотели узнать, что происходило в лаборатории Белтона? — громко спросила генерал Армстронг. Её голос эхом разносился по помещению, о размерах которого можно было только догадываться. — Идите и смотрите, может, как легавые собаки, вы учуете, куда приведёт след. Но не бегите отсюда, поджав хвосты — подорвёте свой штабной зад на мине. Хьюз переглянулся с Армстронгом, они осторожно вышли вперёд. Кто-то с щелчком повернул рычаг, и всё залило стерильно-белым электрическим светом. И тогда Хьюз увидел главный секрет Белтонского исследовательского центра, спрятанный в неприступных северных горах. Их было около семидесяти: семь десятков тел, сложенных как складское имущество на стеллажных полках. Они были полностью обнажены, но мало напоминали человеческие останки. Сморщенные, мумифицированные руки плотно прилегали к торсу, посеревшая кожа обтягивала кости черепа и провалы высохших глазниц. Волос не было, ещё при жизни головы брились налысо, и все тела имели женские половые признаки. — Семьдесят два женских трупа, — голос генерала-коменданта Армстронг раскатывался под каменным сводом как небесный гром. — Возраст от тринадцати до сорока девяти лет. У половины есть татуировка с порядковым номером. — Кто они? — хрипло произнёс Хьюз. — Подопытные участники одного из проектов Белтона. Десятки важных учёных, жажда великих открытий и реки государственных денег, а в итоге — замученные в подвале женщины. Все они умерли до моего прибытия в крепость. Вы видите перед собой остатки проекта «Элизиум». Его курировал Густав Зонтаг и полковник Рурк. До «Элизиума» был ещё один: «Флогистон», но после взрыва в центральной лаборатории исследования газов прекратили: на испытаниях погиб Шталь. — Шталь? — переспросил майор Армстронг, — тот самый Шталь? Хьюз вопросительно посмотрел на своего изумлённого напарника. — Он был гением, — покачал головой Армстронг. — Примером для многих поколений алхимиков. Так значит, это правда, что его долгая жизнь оборвалась здесь, на севере? — Да, Алекс, твой кумир сдох прямо здесь и утащил с собой в могилу дюжину солдат моей крепости. От взрыва в городе случился обвал. Погибло девять гражданских, сорок пропали без вести, восемьдесят были ранены. Половина населения Белтона двадцать три года назад так или иначе пострадали от великого гения. Но, по крайней мере, он не успел помучить этих женщин. — Вы знаете о проекте «Элизиум», генерал Армстронг? — Хьюз не мог не смотреть на ярко освещённые мумифицированные тела. — Я не знаю, Хьюз. Может, он лучше тебе объяснит, — она брезгливо взглянула на своего младшего брата и сложила руки на груди. Майор Армстронг подошёл прозекторскому столу рядом с одним из стеллажей, открыл железный экспедиционный ящик, который был закреплён внизу. Он достал пожелтевшие лабораторные журналы и длинные описи в папках, а после углубился в какие-то документы, испещрённые алхимическими символами. — Здесь исследовали возможность пересадки души, — глухо сказал он спустя продолжительное время. — А трупы женщин? Могучерукий алхимик, Алекс Луис Армстронг, долго не отвечал Хьюзу. — Ну, Алекс, — рявкнула его сестра, — всем здесь любопытно, зачем твоим кумирам понадобились для опытов женщины? Им пересаживали души животных, делали из них обученных химер? — Нет, сестра, — майор Армстронг захлопнул ящик, но Хьюз заметил, что он что-то забрал себе. — Женщины были нужны в качестве материала для трансмутации двух разнотипных материй. С помощью этой энергии катализировали процесс алхимического преобразования, чтобы алхимик-исследователь не пострадал из-за отдачи. Но опыты, насколько я могу судить, оказались неудачными. Генерал Армстронг зло усмехнулась. — Когда здесь появилась я, в пятом году, они использовали не только эти трупы. За полгода в окрестностях Белтона пропали одиннадцать девушек. Это каждая четвёртая молодая женщина в округе! Рурк привык, что крепость не мешала ему и его подопечным. Но я подловила ублюдка, когда он распотрошил пятнадцатилетнюю дочь лейтенанта Стокса. Весь лес был в факелах лесорубов, его хотели вздёрнуть на ёлке вместе с Зонтагом. Люди давно догадывались, кто принёс зло на Уайт-Дир… — Но что случилось, сестра? — Крепость получила прямой приказ от фюрера защитить Исследовательский центр от мятежа. Мы подчинились приказу. Восстание подавили, мои солдаты стреляли на поражение. Сотрудников увезли в Централ. Людям сказали, что будет трибунал. Но каждую бумажку засекретили, местные до сих пор не смеют болтать об этом. Насколько я знаю, Рурк получил столичную должность. Мне удалось убрать эту мерзость у себя из-под носа. Все довольны, а мёртвые уже не проснутся. — Куда делись другие алхимики, сэр? — аккуратно поинтересовался Хьюз. — Надеюсь, что угодили прямиком в преисподнюю. — Но Хорст остался здесь? — Он был сумасшедшим, как я говорила, — генерал Армстронг сделала знак рукой своим людям и направилась к выходу. — Почему он остался здесь, сэр? — повторил Хьюз. — Потому что эта лаборатория — достояние человечества и он обязан быть здесь. Так он меня уверял, когда уходил в отставку. Единственный государственный алхимик, который пробыл в должности всего четыре месяца. Настоящий рекорд. Говорят тебе, он был сумасшедший. Он приходил в то разрушенное здание, похожее на замок, с балконами и башнями. — Джейк болтал, что может с помощью алхимии осветить весь Белтон электричеством, — сказал кто-то в отряде. — Что он может нагреть целое горное озеро воды, — добавил неизвестный Хьюзу круглолицый сержант. — Хорст многим казался безобидным дурачком до этого дела, но я знала, что всё закончится плохо. — А если он и был безобидным, сестра? Она не ответила. Все в тягостном молчании вышли на воздух. Хьюз не верил в мистику и прочие страшилки, но это место неприятно давило чем-то страшным. Он вспомнил слова Табиты Стивенс про чёрную воронку. К его облегчению, затрещали моторы заводимых вездеходов. Запахло выработанным дизелем. Те северные солдаты, которые были не заняты с моторами и гусеницами, опечатывали вход в лабораторию и глушили генератор. «Подумать только, электричество в такой глуши и одновременно чёрная воронка, засасывающая людей» — неожиданно пришло в голову Хьюза. Он подошёл к колонне вездеходов, выстроившихся боевым порядком для обратной дороги, и пролез в ведущую машину. Армстронг увидела его, свела брови и потянулась рукой к своему клинку. — Всего один вопрос, сэр. — Заходи. — Бэзил Лампспринг, — Хьюз уселся поодаль и вцепился в соседнее кресло, на случай если она передумает, и его попытаются выкинуть из кабины. — Он был в крепости? Она долго смотрела на Хьюза, и только когда колонна двинулась, произнесла: — Он был в крепости четвёртого сентября. Хотел стать государственным алхимиком. — И вы не приняли его документы для аттестации, не сообщили в Централ, согласно предписанию по работе с алхимиками-претендентами, а отрапортовали, что испытуемый не явился к условленной дате? — Да. — Почему, сэр? — Он был жуткий. — Жуткий? — Хьюз не мог поверить своим ушам. Генерал-майор Оливия Мира Армстронг, знаменитый комендант северной крепости Бриггс, испугалась семнадцатилетнего тощего (судя по фото) мальчишки. — Он напомнил старика из исследовательского центра, который давно сгнил в тюрьме, — она сделала длинную паузу. Хьюз, затаив дыхание, никого не торопил. — Этот мальчишка был похож на Зонтага и на кого-то ещё. Словно на его лице проступали сотни масок, рвущихся под кожей. Я пообещала зарубить его на месте, если в тот же день он не уберётся с моей земли. И он уехал. — Нет, сэр, — покачал головой Хьюз. — Вы его не испугали. В тот же день он вернулся на ферму Стивенсов, а на следующий убил Хорста и всю семью его падчерицы. А через неделю купил билет на поезд в Централ. Можно сказать, только в этом ваши угрозы преуспели. — Ещё одно слово, и я выкину тебя в пропасть. Генерал-комендант похлопала по железной обшивке вездехода, но Хьюз пожал плечами. Он перекинул свой страховочный ремень и старался не смотреть в узкую щель бойницы. Ему тоже не терпелось сесть на поезд до Централа.

***

Миссис Финли, всплеснув руками, бросилась к выкипающему картофелю. Крышка упала на пол. Пар обдал её заголённые по локоть руки, и она по привычке закричала: «Камилла! Камилла!», но ответа не последовало. На кухне уже неделю царил настоящий кавардак: копились груды немытой посуды, никто не разбирал доставленные овощи, три фунта ветчины испортились без кладовой, бельё в красной комнате не поменяли, а господин Бартон пожаловался на отвратительный запах от водопровода. «Как здесь без неё управишься?» — подумала миссис Финли и патетически возвела к потолку свои округлые глаза. На потолке, к её возмущению, красовались свежие следы сажи от прохудившегося дымохода, но некому было вызвать Бентона! Миссис Финли отставила кастрюлю и едва не разрыдалась: завтрак снова придётся отменить и вычесть из арендной платы. Ох, как она злилась на эту девчонку: пропасть так надолго и ни слова не сказать! Какая возмутительная неблагодарность! На кухне зазвенел колокольчик парадной двери, миссис Финли поправила пучок хорошо покрашенных волос и очень тщательно завитую чёлку, и подхватив юбки, поспешила открыть. Часы в холле только что пробили шесть утра: если пришёл кто-то из будущих постояльцев, ей придётся отказать в комнате, пока она не отыщет новую помощницу. Миссис Финли распахнула витражную входную дверь и приготовилась извинятся за горести своего пансионата. — Святые небеса! — пролепетала она. Её летняя веранда и лужайка перед домом была заполнена солдатами. Они выстроились вдоль тротуара, заняли соседский газон Гудманов какими-то ящиками, что-то делали с телефонными проводами. — Ох, — вырвалось из миссис Финли. Она не видела подобного с военного парада, на который случайно попала лет сорок пять назад, когда Пендлтон и западные территории освободили в семилетней войне с Кретой. Прямо перед ней стояли два офицера: один из них был в чёрной форме жандарма, с залысинами и тонкой ниточкой чёрных усов над губой. Второй выглядел куда приятнее и моложе, правда, его тёмные глаза смотрели на миссис Финли решительно и строго. Он носил синий мундир действующей армии и, несмотря на молодость, полковничьи погоны. Такой красивый и уверенный в себе! Миссис Финли не сразу нашлась что сказать. — Джорджиана Финли? — спросил молодой полковник, и уважаемая шестидесятидвухлетняя хозяйка доходного дома едва не зарделась как девочка. Его голос оказался таким чарующим, низким и бархатистым, как у диктора на радио. — Это я, — пискнула она и машинально отступила назад. — В таком случае, мы по адресу. Я полковник Рой Мустанг из штаба восточной армии, — он сделал шаг в холл, тесня миссис Финли к лестнице на второй этаж, — а это подполковник Лукас Линче из городской жандармерии. — В вашем доме скрывается государственный преступник и террорист, — сурово сказал подполковник Линче. — Святые небеса! Но кто? — пролепетала миссис Финли. Никто ей не ответил, красивый полковник поднял руку в белой перчатке с каким-то символом в центре ладони, и в дом ворвалась группа захвата. Миссис Финли услышала звон разбитого стекла, значит, они вломились ещё с задней двери на кухне. Послышался топот ног на лестнице, потом — серия глухих ударов наверху и сдавленные мужские крики. — Это же господин Астон! — воскликнула миссис Финли. — У него подагра и нервическое расстройство! Что же… К её ужасу, солдаты в чёрной экипировке и трикотажных масках на лицах спустились по лестнице, волоча за собой господина Астона, господина Стэнфорда и господина Бартона. Какой стыд творился под крышей её уважаемого пансиона! Постояльцы, разумеется, были не прибраны и раздеты до спальных костюмов. На щеках господина Астона не просохла пена для бритья, а пижама господина Бартона была внизу вся в мокрых пятнах. — Наверху всё чисто, шеф, — сказал самый высокий из солдат в чёрных масках. — Чердак? — Нет, никого. — Ещё раз проверь подвал. Всех разделить по комнатам до допроса, — сказал молодой полковник, даже не взглянув на миссис Финли, когда один из жандармов потащил её в собственную кладовую. Господину Астону досталась библиотека, а Бартону — конторка, где миссис Финли высчитывала налоги из арендной платы, подсчитывала чистую прибыль и готовила деньги для депозита. Её, как хозяйку дома, могли бы оставить в гостиной, чтобы она разместилась на диване со всем комфортом! Какой с ней приключился скандал, подумать только! Она со вздохом уселась на ящик с углём, а потом ловко припала к замочной скважине, но не увидела ничего, кроме солдат, снующих взад-вперёд по её несчастному дому. Миссис Финли достала часы, болтающиеся кулоном на серебряной цепочке — единственный подарок от покойного мужа. От него тоже случалось дождаться неприятностей: вот эта девица Камилла, к слову сказать, была двоюродной то ли внучкой, то ли племянницей мистера Финли, а миссис Финли была вынуждена платить ей жалование, предоставить комнату наверху, хотя она не терпела женщин под одной крышей. От женщин никого толка в гостиничном деле не было: то оплату задержат, то ребёнком попытаются разжалобить, а то и кавалеров ночью приведут. Хотя господин Бартон, озорник, пару раз уединялся с какой-то подозрительной брюнеткой и думал, что миссис Финли не подслушивала. Да и на Камиллу, нахалку, он так характерно посматривал. Но такому мужчине в кепи, с благородной проседью на бороде и висках, миссис Финли позволяла многое — шутка ли, бывший начальник станции имел такой волнительный столичный акцент! Дверь в кладовую отворилась. И миссис Финли прикрыла глаза, привыкшие к полумраку. Один из жандармов жестом приказал ей следовать за ним. Они вернулись в гостиную. Там расположись военные. Важный жандарм сидел на её любимом кресле у камина, а молодой полковник — на кушетке напротив эркерного окна. Он поднялся в её присутствии и указал на стул, кем-то принесенный из столовой. Миссис Финли робко забралась на стул и оказалась в центре комнаты, у всех на виду. Она занервничала. — Миссис Финли, — сказал молодой полковник мягче, но всё ещё очень официально. — В вашем доме произошло преступление. Я и подполковник Линче проведём ваш допрос, согласно всем предписаниям. Каждое ваше слово будет записано и задокументировано в протоколе. Лжесвидетельствование является преступлением и сурово карается законом. Итак, представьтесь, назовите дату своего рождения и адрес проживания. — Джорджиана Финли, семнадцатого мая тысяча восемьсот шестьдесят пятого, — она встретилась взглядом с этими решительными глазами напротив и тут же поправилась: — тысяча восемьсот пятьдесят первого года рождения, Ист-сити, Крофтон-роуд, 27, Восточные территории. — Ваше место работы? — Я содержу этот пансион для дохода. У меня есть патентное разрешение, господин полковник. — Перечислите ваших жильцов. — Господин Астон, господин Стэнфорд и господин Бартон. У меня есть ещё две свободные комнаты. — Миссис Финли, — властно сказал полковник и повернул голову к одному из вошедших солдат в масках. Его профиль с прямым носом и высоким лбом, немного скрытый длинной растрёпанной чёлкой, показался миссис Финли ужасно мужественным. Она попыталась вспомнить, где ещё могла слышать фамилию молодого полковника, но только щурилась от утреннего солнца, проникающего в дом даже сквозь опущенные жалюзи. — Если будешь врать жандармам при исполнении, тебя упекут в тюрьму, старая карга, — зарычал важный жандарм с усиками, имя которого она не запомнила. — Где Бэзил Лампспринг? Миссис Финли заёрзала на месте. Молодой полковник с некоторым раздражением посмотрел на своего коллегу и всё ещё учтиво произнёс: — Вы сдавали комнату на цокольном этаже с отдельным входом незарегистрированному алхимику. Нас интересует его имя и нынешнее местоположение. — Но я не знаю, где господин Лампспринг. — Когда он въехал? — В конце декабря. — Точнее, миссис Финли. У вас есть учётные записи? Бухгалтерские книги? Мы всё равно тщательно обыщем дом. — Дело в том, господин полковник, — она замялась, комкая оборки передника. — Господин Лапспринг просил не регистрировать его, но после визита жандармов… Миссис Финли оглядела присутствующих, как бы заручаясь поддержкой, но никто не улыбнулся ей, никто не посочувствовал и не отвёл глаза. От всей этой унизительной ситуации по её щекам потекли слёзы. Матушка всегда говорила, что Джорджиана излишне ранима и плаксива. — Продолжай, старуха! — рявкнул на неё жандарм. Молодой полковник встал, подошёл к этому грубому солдафону и что-то сказал, немного наклонившись к нему. — Ладно, полковник Мустанг. Отвечать в любом случае будете вы, — он вскочил с любимого кресла миссис Финли и, безобразно топая сапогами по её драгоценному ишварскому ковру, покинул гостиную. Миссис Финли с облегчением выпрямилась на стуле. Солнце пробивалось сквозь жалюзи и словно прожигало комнату насквозь. Её глаза слезились, и миссис Финли ожидала, что после таких треволнений у неё наверняка разыграется мигрень. — Миссис Финли, — повелительным тоном сказал молодой полковник Мустанг. Он был настолько близко, что миссис Финли расслышала запах какого-то дорогого лосьона для бритья. И она вспомнила: в её доме находился тот самый герой Ишвара, Огненный алхимик, о котором четыре года назад писали не только все газеты Восточных территорий, но и столичные журналы. — У вас есть десять минут, чтобы рассказать мне правду. Или вас привлекут за соучастие террористу. «Святые небеса!» — хотела воскликнуть Джорджиана Финли, но впервые в жизни настолько сильно испугалась, что голос не послушался её, и она чуть не каркнула как ворона. Она сделала над собой усилие, борясь с кашлем. Этот рыжий обходительный юноша, пусть и очень симпатичный, не стоил её сегодняшних мучений. Это он был виновен в них! И нахалка Камилла! — Я хочу сделать заявление, господин полковник. — Сержант Проктор, ты записываешь? — спросил полковник Мустанг одного из солдат в её гостиной. — Стенографирую каждое слово, сэр, — отозвался сержант Проктор, по виду совсем ещё юнец. Он держал в руках кожаный перекидной планшет и автоматическую ручку. — Тогда приступайте, мадам, — полковник Мустанг взял кувшин с водой, налил целый стакан и подал его миссис Финли. Пока она жадно пила, стараясь ничего не расплескать дрожащими руками, он прислонился спиной к каминной полке и сложил руки на груди. Миссис Финли по-прежнему ослепляло солнце. Она опустила взгляд на свои руки, на вдовье кольцо и помятые кружева нарукавника. Передник, наверное, тоже был в совершеннейшем беспорядке. Миссис Финли поставила стакан на журнальный столик и вздохнула: — Он приехал в конце декабря. Сначала у нас не было мест, но господин Брукс задолжал оплату и куда-то запропастился, тогда я пустила господина Лампспринга в его комнату. Он был очень тихим жильцом, очень вежливым юношей, никогда не опаздывал к завтраку, никогда не спорил, не жаловался, понимаете? Ничего не испортил, знаете, как это бывает: то умывальник расколют, то фаянс в клозете замарают чем-нибудь. Господин Лампспринг был предельно аккуратным юношей, но и скрытным очень. Я его почти не видела в гостиной, а в феврале он выпросил ту комнату в цоколе, которая использовалась как прачечная. Знаете, это так не выгодно стирку отдавать внаём, на одной доставке разоришься, а белья-то много копится с каждой комнаты. Мы с Камиллой справлялись кое-как сами, бултыхались потихоньку, но господин Лапспринг настаивал, что ему нужна именно эта комната. Но как я туда жильца пущу? Окошки узкие, плесень на стенах, да и дверь цоколя очень старая. Ничего, говорит мне, всё починю. Ну я и сдала ему эту комнату. Там по сути две комнаты располагалось: одна с окошками, другая за кочегарной без окон, вся в угольной пыли, но этот мальчик был так рад, только что не танцевал. С тех пор я его ещё меньше видела. Только на завтрак поднимался. — Почему вы не зарегистрировали Бэзила Лампспринга вопреки правилам? Миссис Финли потупилась: — Он дал три цены, которые я запросила. И он оплачивал услуги прачек. Удобно это. Когда жандармы из Хайберри пришли, тут уж я сама пошла в участок. Не по себе как-то стало. — Вы знали, что он алхимик? — полковник Мустанг снова подошёл к ней, и миссис Финли поёжилась под его взглядом. — Нет, господин полковник. — А Джон Астон утверждает, что это обстоятельство знали все. — Склизкий старикан! Это он вам донёс! — вознегодовала миссис Финли, чувствуя, как от праведного гнева кровь прилила к её шее и декольте. Она, должно быть, опять вся покрылась розовыми пятнами. — Как вы узнали, что Бэзил Лампспринг - алхимик? — Он там внизу что-то делал, и в подвальных окошках такое зарево вспыхивало, как будто голубоватое свечение, нипочём такое не забудешь. Да ещё с ремонтом он помогал особым способом. Газовый котёл… — Где Камилла Калверт? — перебил её полковник Мустанг. — Камилла? Сбежала с кем-то, наверное. Неблагодарная девчонка, неделю как пропадает. Господин полковник, я хотела бы… — Когда вы в последний раз видели Бэзила Лампспринга? — В прошлый понедельник, но у него отдельный вход на заднем дворе, может, приходил, а я не видела. Господин полковник, мой гостиничный патент аннулируют? Он посмотрел на миссис Финли, и в тёмных глазах, которые ей так понравились поначалу, не было ни капли жалости. — Мадам, вы в шаге от тюремного срока за укрывательство и получите весомый штраф за нарушение регистрационного учёта. Всё зависит от вашего сотрудничества с штабом восточной армии. Вы должны вспомнить и максимально подробно описать каждый день, когда вы контактировали с Бэзилом Лампспрингом. Сержант Проктор предоставит вам бумагу. За любое разглашение следственных мероприятий вы получите тюремный срок. — Хорошо, — пролепетала миссис Финли. Она заметила каминные часы на полке и ужаснулась: её злоключения длились четыре часа! Она была совершенно измотана. Полковник Мустанг остановился на пороге и сказал, не оборачиваясь к ней: — Останки вашей племянницы, пятнадцатилетней Камиллы Калверт, сегодня утром были обнаружены в канализационной системе этого дома. Она мертва около шести дней. Если бы в участок сообщили о пропаже девочки, мы бы успели задержать подозреваемого, которого вы здесь укрывали полгода, мадам. Он вышел. Миссис Финли вспомнила о плохом запахе воды из колодца и её замутило. А потом она перегнулась через подлокотник стула, её стошнило горькой желчью прямо на любимый ковёр. Джорджиана Финли разрыдалась, боясь представить своё будущее, но кажется, никого из солдат и жандармов, оставшихся в комнате, это не растрогало.

***

Хьюз стоял рядом с одной из билетных касс центрального вокзала Норд-сити. Повсюду продавался джин и медвежье рагу в консервных банках, но Хьюз успел припасти себе две бутылки отборного огненного напитка на дуднике. А северное медвежье рагу оскорбляло его вкусовые рецепторы. Он оглянулся на майора Армстронга, который разговаривал с офицером из крепости. Столичных следователей провожал старший лейтенант Исаак Дроннер, он показывал умилённому Армстронгу пухлую стопочку семейных фотографий. Роскошный катран из гаража фюрера пришлось оставить механикам крепости: поездка на север полностью убила сложную пневматическую подвеску, а дозаправка на какой-то подозрительной автостанции заставила двухтактный двигатель стучать, реветь и изрыгать чёрный дым из выхлопной трубы. Хьюз ещё раз оглядел железнодорожную схему, потом вытащил фотографию Грейсии и Элисии, поцеловал изображение своих прекрасных дам и купил себе билет. — Старший лейтенант Дроннер, спасибо, что подбросил, — сказал подполковник Хьюз и пожал ему руку. — Да ладно вам, сэр. Я ещё к Люси и Генри успею заскочить. Сплошная выгода. — Передавайте нижайший поклон супруге, — раскланялся майор Армстронг, возвращая Дроннеру фотографии. — Передам, — Дроннер расплылся в улыбке. Хьюз поправил очки и спросил: — Твоё имя мне сразу показалось знакомым, ты служил на востоке? — Так точно, сэр. Я учился в Ист-сити, в восточной академии. — Знаком с полковником Мустангом? — Нет, сэр, — Дроннер ухмыльнулся. А потом его лицо стало предельно серьёзным. — Я знаю Ястребиный глаз, они с Люси дружат с тех времён. И в Ишвар вместе попали. Меня-то сразу на север, в мотострелки, я всегда хорошо с техникой управлялся, а девчонок туда. Там снайперы больше нужны были. Люси ранило под Парсом, она до сих пор слегка прихрамывает, а Лиза на той войне до самого конца застряла. — Понял, — Хьюз снял тяжёлый и тёплый бушлат дяди Генри и вдруг протянул его Дроннеру. — Возьми для своего малыша Генри, старший лейтенант. — Тогда братаемся как надо, подполковник, — Дроннер широко улыбнулся, похлопал себя по бокам и достал короткий штыковой нож со стальной ручкой. — Вот, держите! Я им медведя порезал. — И съел, — улыбнулся Хьюз. — А что добру пропадать? На кухню оттащил, конечно. — И, Дроннер, вот ещё что, больше не пытайся вскрыть сейф ножовкой. На лице старшего лейтенанта отразилось такое великое изумление, что Хьюз немного пожалел о своих словах. Потом Дроннер густо покраснел и стал походить на нашкодившего мальчишку. — Как вы узнали, сэр? Хьюз прикоснулся к своему виску и постучал пальцем. Шипение и шум паровоза, которой подошёл на один из путей, заставляли выждать паузу. — Ты упоминал Сенатскую площадь в Централе, это совсем недалеко от Государственной службы судов и трибуналов. Я вижу в окно уборной, как толстозадые коты-сенаторы идут на обед в «Континенталь». В фотографиях у тебя завалялся квиток из камеры хранения Централа. Даты совпадают. — Вот это да! Ну, ладно, желаю вам удачи, чтобы поймать того засранца и не поймать приключений на свою задницу. Бывайте! — старший Лейтенант Дроннер, всё ещё потрясённый дедуктивными способностями Хьюза, ещё раз крепко пожал обоим следователям руки, потом был раздавлен ответными объятиями Армстронга. Исаак Дроннер махнул рукой на прощание и побрёл по перрону к выходу. Хьюз немного завидовал старшему лейтенанту, ведь сегодня он увидит любимую жену, возьмёт на руки своего ребёнка. — Нам пора выдвигаться на второй путь, друг мой, — майор Армстронг вышел из задумчивости, — через полчаса отбытие. — Мой поезд отправляется с седьмого пути, — Хьюз взглянул на свои ручные часы, — через три часа. Майор Армстронг не удивился: — Ну что же. Тогда у меня осталось совсем немного времени всё вам объяснить. Он достал из внутреннего кармана сложенный в несколько раз ветхий и пожелтевший листок и протянул его Хьюзу. — Это список имён алхимиков из Белтона, в разное время отстранённых от проекта «Флогистон», возможно, он вас заинтересует, — майор немного помолчал, поглаживая свои пышные усы. Паровоз со свистом спускал пар, носильщики гремели багажными тележками, хотя пассажиров в столицу собралось не так много. — На ферме Стивенсов, вы спрашивали меня, что я увидел на том пергаментном обрывке. Я не большой знаток термодинамических символов, но мои поверхностные знания позволяют утверждать, что речь идёт о именно об этом разделе алхимии. Я думаю, в нашей стране остался единственный в своём роде эксперт. — Кто он? — Ваш друг — полковник Рой Мустанг. Я зарисовал по памяти некоторые символы, надеюсь, Огненному алхимику по силам будет их расшифровать. — Армстронг протянул ему свой блокнот. — Увидимся в понедельник, подполковник Хьюз. — До понедельника, майор Армстронг. Хьюз взял дорожную сумку и нашёл глазами переход на седьмой путь. Ночью он будет в Нью-Оптене, а ранним утром — в Ист-сити. Они с напарником всё сделали верно. После объявления Бэзила Лампспринга в общенациональный розыск, у майора Армстронга было мало времени на отчёт, в котором роль генерала-коменданта крепости Бриггс можно сделать нейтральной. Но он справится, Хьюз в этом не сомневался. Дело Хорста приобретало всё новые более мрачные измерения, и у Хьюза была стойка легавой собаки, напавшей на след. Он закинул на плечо сумку, поправил очки и зашагал по опустевшему перрону: у него хватит времени купить Рою медвежьих консервов и заказать у начальника станции междугородний разговор с Грейсией в телефонной кабине. Солнце нагревало спину, привычно попискивали комары, а Хьюз насвистывал детскую песенку, как в старые добрые деньки, в далёком Гринвилле.