Колыбельная

Белая-белая скатерть больно слепит глаза. Эта кухня всегда была такой чистой. Такой особенной. Аккуратными кусками нарезан пирог, уже давным-давно остывший. Элиотт смотрит на свою порцию и вздыхает. Этот пирог аккуратный, зарумяненный, как с картинки кулинарного журнала. Наверняка, в нём учтены все пропорции и, скорее всего, он очень вкусный. Но от этого грустно немного. Этот пирог идеальный. Не такой, каким его привык готовить Лука. Элиотт слегка улыбается, когда вспоминает их маленькое кулинарное шоу. Вспоминает, как он и Лука разгромили половину кухни, а потом не меньше часа всё за собой убирали. Он вспоминает их кулинарный шедевр – пирог, который наполовину подгорел. Но, честно говоря, тот пирог был самым вкусным из тех, что Элиотт когда-либо ел Ломтики не были аккуратно нарезаны ножом – они уплетали его одной ложкой на двоих (единственной оставшейся чистой ложкой) прямо из формы для выпечки. В их пироге яблоки были нарезаны неровными полукругами, сахара было чуть больше, чем нужно, а щепотка корицы придавала незабываемый аромат. Они, перепачканные мукой и тестом, сидели на кухонном полу близко-близко друг к другу. Они были самыми счастливыми, совсем как учёные, которые только что провели самый важный эксперимент в своей жизни. И несмотря на всё это, их творение получилось самым прекрасным. Ведь не всегда за красивыми кусками, за цветными обёртками и сладкими словами прячется что-то красивое. Стук ложки о стенки чая вновь вернул Элиотта к реальности. За столом, прямо напротив него, сидела женщина с голубыми глазами – мама Луки. Она немного осунулась с их первой встречи. Встречи, которая, кстати, тоже прошла нестандартным образом. На самом деле, всё, что касалось Луки или было как-то связано с ним, сразу становилось нестандартным. Элиотт помнит, как в первом часу ночи ему пришло заманчивое сообщение от Луки. Он помнит, как Лука пытался провести его в дом по пожарной лестнице. Ничуть не странно, что эта идея показалась Луке отличной. Странно, что Элиотт ничего не возразил. Наверно, уже тогда он понял, что пойдёт на всё ради этого мальчика. Они еле-еле сдерживали себя от смеха, когда как нашкодившие малыши пробирались по тёмному коридору к комнате Лу. Конечно, Лука знал каждый сантиметр собственного дома, а вот Элиотт совсем нет. Конечно же, по иронии судьбы он случайно задел рукой вазочку. И, конечно же, в коридор выбежала мама Луки. Элиотт ожидал разборок. Но мама Луки лишь громко засмеялась, когда увидела своего лохматого сына в пижаме с медвежатами и не менее лохматого паренька, щёки которого стали краснее помидора. Она напоила их чаем и даже выдала чистое постельное бельё для Элиотта, чтобы тот смог переночевать на диванчике в комнате Лу. А ещё с улыбкой сказала, чтобы Элиотт впредь заходил, когда хочет, но через дверь. В ту ночь Лука рассказывал что-то о космических телах и ещё что-то о параллельных вселенных. А Элиотт впервые слушал кого-то с удвоенным вниманием. Они даже не пошли по кроватям – уснули рядышком на полу, прижимаясь друг к другу. И впервые за последние года три Элиотт не видел кошмаров во сне. С Лукой было так спокойно. Да, дело именно в Луке. Ведь без него один сон мрачнее другого. - Элиотт, можешь ли ты спустить в подвал и принести банку варенья? Думаю, к завтрашним блинчикам оно подойдёт идеально. Элиотт резко дёргается, секунд пять пытается понять, что ему только что сказали, потом кивает. Он встаёт из-за стола. Кусок пирога так и не съеден, а чай не тронут. Элиотт отворяет маленькую дверку в полу и спускается в темноту подвала. На ощупь находит выключатель и нажимает его. Ярко-алый свет лампы заполняет пространство. По носу бьёт запах сырости и каких-то веществ. Так пахнут многие лекарства. Элиотт поднимает взгляд и видит небольшой деревянный столик, на нём гора всяких книжек, над ним на тонкой верёвке прищепками прикреплены фотографии. Ну надо же! Лука проявлял фотографии здесь! Совсем как в старых фильмах. Стулья покрылись слоем пыли, однако Элиотт опирается коленом на один из них и открепляет снимки. Немного трудно при красном свете разглядеть хоть что-нибудь. Однако видно, что фотографии не были закончены, будто творец сильно торопился. Лишь одна неплохо получилась. Элиотт прищуривается и вдруг узнаёт себя. Это он, широко улыбающийся, с венком полевых цветов на голове. Это их первая летняя прогулка. Самая незабываемая прогулка. Вдруг на снимке он замечает маленькую, наизусть выученную, ладошку. Его руки начинают трястись, и он роняет снимок на пол. Аккуратно поднимает его, кладёт на стол и старается больше не смотреть. Идёт в глубину помещения и нагибается вниз к старому шкафу, чтобы найти варенье и поскорее выбраться из этого места. Здесь холодно, неуютно, сыро. Он открывает шкафчик и видит с десяток странных бутылей и коробок с таблетками, быстро захлопывает эту дверь и открывает следующую. Видит, наконец, банку варенья, хватает её и уже собирается подниматься наружу. Однако взгляд цепляется за небольшую картонную коробку, одиноко лежащую на тумбочке у стола. Он не знает, зачем ему она, но хватает и её под руки и идёт наверх. Тёмно-синяя коробочка со звёздочками. На белом листочке, прикреплённом скотчем, кругловатыми, такими знакомыми буковками, написано: «Для родного енотика Элиотта» Элиотт чуть не роняет банку варенья на пол. Его сердце начинает биться чаще.