Хроники Особого Отдела

За окном противно подвывал осенний мерзкий ветер, сдувая с берёз желтую листву. Он регулярно засыпал все дорожки ковром из пряно пахнущих листьев  и, хотя упрямый Илья каждое утро трудолюбиво сгребал их в кучи, освобождая выложенные плиткой тропинки, но за ночь они скрывались вновь… и казалось, что листопаду не будет конца. Ян поставил на стол стакан с чаем и, усевшись в кресло-качалку, закутался в плед.  Театралы должны были вернуться не раньше одиннадцати, Василий Иванович все чаще оставался ночевать в приходе, спасаясь от кошачьего духа, а Мрак давно сопел носом под столом. В доме было тихо и тепло. Над ним, украшенный желтой шёлковой бахромой, словно балдахин над троном, висел большой синий абажур. Одна из дверей вела в персональную ванную комнату. Его собственное маленькое помещение казалось хозяину удивительно уютным, несмотря на большое количество вместившейся в комнате мебели: письменный стол, широкая удобная софа, застеленная невесть откуда притащенным Ильей велюровым покрывалом, кресло-качалка, шкаф и книжные стеллажи от пола до потолка. — Целых шесть штук, — зачем то с не скрываемой гордостью вслух произнёс Ян. Начальник особого отдела покрутил головой разыскивая глазами открытую утром книгу. Книжка нашлась на софе и сидящий в кресле решил загипнотизировать ее, чтобы последняя отрастила себе ноги и самостоятельно добралась до чтеца. Чуда не произошло, возможно потому что глаза гипнотизера закрылись. Любопытная кошачья морда высунулась из стены, хмыкнула и пропала. *** Во Внуково Георгий Валентинович Утехин, не успев спуститься с самолета по приставной лестнице, уже отдавал распоряжения в своём собственном персональном стиле: — Гриф «Немедленно»! Пусть прибудет через три часа. На сборы агенту «Марья» час. Условие отбытия - «длительное пребывание, погружение». Он быстро пересёк расстояние от взлетно-посадочной полосы и, свернув за угол нового блочного здания военного аэродрома, оказался перед шлагбаумом, возле которого стояла ожидавшая генерала машина. Утехин мысленно улыбнулся, гордясь собой и так своевременно пришедшему на ум (во время тридцати часового перелёта из Пекина, который китайские братья называли почему то Бейджинг) решением проблемы наблюдения за весьма сомнительным отделом, контролируемым лично товарищем Берия. Теперь и он сможет проследить за непонятно откуда свалившимся полковником, обладающим запредельными для такого наглеца возможностями. Хотя следует признать, пока он не ошибся ни разу, этот странный человек. Он нужен стране. Он полезен партии. Но знать, что делается за забором в Тропаревском лесном массиве, не помешает. По дороге генерал немного подремал и поднимаясь к себе на второй этаж даже задумался о горячем душе и сладком чае, но увидев в приемной уже ожидающую его, отмёл свои личные желания, нетерпеливо сделав резкое движение рукой, заменявшее приказ «Пошли!» — Не стану вас разочаровывать, Елена Дмитриевна...— начальник 4-го отдела СМЕРШ непривычно тихо и внятно, старался подбирать слова. Такое поведение и весь его вид и тон (словно говоривший отрывал время у куда более занятого и значимого сотрудника чем он сам) напрягали сидевшую перед ним женщину, одетую в строгое чёрное платье, мало украшавшее ее и выглядящее нелепо в этом царстве цвета хаки и заправленных в начищенные до блеска сапоги галифе. — Вам следует переехать с целью постоянного длительного проживания, — Георгий Валентинович замялся, но, закурив, продолжил уже увереннее, — и работать! Выполнять любые функции от переводчика (если потребуется) до кухарки. Вы направляетесь в Особый отдел. Вот, ознакомьтесь с имеющимися у меня материалами. Он протянул тонкую папку – там было не больше десятка печатных листков и фотографий. Последний документ состоял из нескольких предложений «Выполненные задания (три). Данные недоступны. Код 1.00. Разрешено для доступа 00.3 и выше» Ввиду скудости данных времени на чтение ушло немного. Пять минут – и женщина подняла голову и, отложив бумаги, заметила: — Слишком мало для анализа. Утехин воодушевился. Резко встал, подошёл к окну, распахнул форточку: — Просто живите с ними. Слушайте. Смотрите. Не мешайте. Даже помогайте при необходимости. Мне важно знать, с кем мы имеем дело, кто это и каким образом этим личностям удаётся выполнять… сложно объяснимое. Полковник чрезвычайно умён. Он не постесняется выяснить даже самые нелицеприятные ваши тайны. Я не стану скрывать от него личное дело. При этом надеюсь на понимание серьезности вопроса. Я лично представлю вас. Поезжайте домой, собирайтесь. Через два часа за вами приедет машина... *** Марья... так назвали женщину, насильно выданную замуж за Ивана, управляющего имуществом в советском посольстве в Варшаве в декабре 1940... Это благодаря работе «Ивана да Марьи» на стол Сталина легли совершенно секретные документы с точной датой начала войны. Именно Елена Дмитриевна Морджинская, обозначенная на старых пожелтевших от времени листках с грифом «совершенно секретно» как «одна разведчица», передала их в срок. 22 июня 1941 года семейная пара смогла вернуться в Москву. С 1942 она по личному распоряжению Берии возглавляла аналитический отдел и активно сотрудничала с «кембриджской пятеркой», сотрудниками Defence Intelligence (DI). Сама из потомственных аристократов, эта женщина смогла в 1929 получить юридическое образование, стать специалистом по советскому праву. Знала в совершенстве английский, немецкий, французский, испанский языки... На фоне полного благополучия и признания среди коллег ее 35-летнюю, молодую, энергичную, преданную делу партии, после окончания войны внезапно отправляют в отставку. Официально. Во всяком случае, в ее  биографии за последующие годы - пробел. Известно лишь, что долгие годы она проживает в районе Тропаревского лесного массива. …Елена Дмитриевна также станет профессором, до конца своей жизни (в 1982 году) будет возглавлять в Институте философии сектор критики антикоммунизма. …Будет и прихожанкой в Храме Воскресения Словущего. Потом. …Похоронена она на Ваганьковском кладбище. На ее могиле лежит простая черная плита с инициалами, датой рождения и датой окончания земной жизни… а также художественно выполненной фигурой огромного кота, сидящего спиной к зрителям и машущего мохнатой лапой вслед уходящей в бесконечность фигуре... *** В половине одиннадцатого, когда луна, несмотря на листопад и появившуюся возможность подсмотреть, была аккуратно отодвинута от окон тучками, у ворот загудел клаксон и машина закатилась на охраняемую территорию. Мрак поднял мохнатую голову и на всякий случай  гавкнул. Потом зевнул, поднялся и направился в холл, откуда доносились громкие голоса и нежный женский смех. В гостиной загорелся камин, на кухне зашумел чайник, и компания, рассевшись по креслам, приступила к обсуждению недавно увиденного. — Ну что же, ты довольна? — спросил Ян Ксению. — Очень. Я никак не думала, что это настолько интересно! Чудесно! Прекрасно! — А вам, Борис, понравилась русская опера? Бернагард старательно прикинул в голове возможное содержание вопроса и услышав знакомое слово «опера» приветливо кивнул головой. — Бууумашкаа — послышалось за спиной. Оладию не терпелось узнать содержимое хранящееся в дурно пахнущем опасностью бумажном конверте. — Прочитал, — буркнул Ян, теряя миг совершенно живого, естественного семейного тепла. — Умеешь же ты гадость сказать. Через неделю. Готовьтесь. Надо людей отобрать. Илья проверишь, чтоб все сыты и здоровы. И ввести их в курс дела.... мммм, кратко. Ксения посмотрела на говорящего и хорошее настроение растворилось в повисшей тишине гостиной. Ей захотелось выйти на улицу и искупаться в холодном осеннем воздухе, найти на чёрном полотне неба ковш Большой Медведицы, вечно присматривающей за Медвежонком, умыть лицо в серебряных струях света Луны, очиститься и успокоить тревогу в своей душе. — Не надо сомневаться, — тихо сказала она. — Сомнения свойственны слабости человеческой... Ян повернул голову - и в очередной раз удивился чутью этой женщины. Но такой вечер нельзя было портить глупыми мыслями. — Илюх, принеси бутылку. И, поймав удивленный взгляд, пояснил: — Ну, ту, которую сперли из замка. Дай ее Борису. Он поймет. Пусть разливает. Бернагард смотрел, как одним глотком опрокинул в рот бесценную Чёрную жемчужину Луи XIII дома «Реми Мартин» Илья, как сморщилась Ксения и как долго крутил граненый, совсем не подходящий для такого напитка стакан Ян. Он молчал и думал, что ему... тепло среди этих странных людей. *** Утром после завтрака их без предупреждения навестил Утехин. Автомобиль привез вместе с начальником СМЕРШа женщину в габардиновом, шитом по фигуре платье и смешной фетровой шляпке, а также безапелляционный приказ, подписанный лично Лаврентием Павловичем: «О вхождении в состав оперативной группы». — Кто это, Ян Геннадьевич?  — спросил недоумевающий Илья. Ян засмеялся и, посмотрев на вытянутые удивленные лица, весело сообщил: — А это она, наша Бабушка Яга! Давайте знакомится! И протянул приехавшей даме руку... *** Париж. Ночь на 24 августа 1572 года. Варфоломеевская ночь. Амбруаз Паре.   Среди ясного дня, словно дым от тысяч орудий, на землю в полной тишине наполз плотный, как овсяный кисель, густой туман и окутал  Нотр Дам де Пари и стоящий рядом с ним Отель Дье... Странное чудо природы было отмечено королевскими летописцами, но совершенно не замечено ни торговцами, ни калеками, ни слугами Господа, ни мамашами с выводками радостно орущих ребятишек. Солдаты в полном обмундировании и нищие в отрепьях — все готовились и наблюдали, чтобы при первой возможности напасть и ограбить. — Смотреть внимательно, — отдал приказ ночной король Парижа. И все бродяги, сбивая ноги, вычисляли дома, не отмеченные тайным белым крестом. — Живите ночью, — был второй приказ. И все, включая ремесленников и золотарей, обходя знать с белой повязкой на рукаве, рвали остальных дворян, разбивая в щепу их дубовые ворота. — Не забудьте десятину, — третье наставление не требовало дополнительного толкования. Оно родилось в голове Святой троицы за полгода до душной августовской ночи и было благостно принято в душах всех заинтересованных лиц. ***   Старый Колиньи, тяжело раненый две ночи назад, хотел умереть. Но заранее одетая в чёрное жена не удержалась и позвала из «Божьего дома» королевского лейб-медика Амбруаза Парэ, гугенота. Медная пуля ловко была извлечена из раны, и адмиралу полегчало. Однако призрак надежды лишь поиграл с ревнителем протестантской веры, и полученное ближе к ночи письмо расставило все по местам. «Его Величество повторил неоднократно « In Huguenots occidere  nolite  timere  bonum est...», — гласило послание. И хотя высказывание было весьма двусмысленным и сопровождалось строгими осуждающими взглядами, посылаемыми сыну королевой-матерью, Екатериной из рода Медичи, оно могло трактоваться только однозначно. («Не бойтесь убивать гугенотов, это доброе  дело» или:  «Гугенотов не убивайте,  бойтесь  недоброго  дела» (лат.)) Так убивать или не убивать? Проживший суровую военную жизнь старик открыл глаза и посмотрел на сидящего рядом с ним мужчину. — Вам пора, мессир Парэ. Я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Но в них нуждается моя страна. Вам надо уйти. Человек в скромном чёрном костюме, в котором, кроме кружевного брабантского воротника, не было ничего от дворянина, только пожал плечами. — Мне некуда идти, монсеньор, я протестант. И это решает все. — Вы королевский врач, мой дорогой. Карл тяжело болен. Он обязан умереть на ваших руках, как его отец и дед. Карл дальновиден и понимает это. Ваше место при дворе. Поспешите. — Мое место рядом с больным, ибо сказано ... «кто даст голове моей воду и глазам моим – источник слез».     (Иер.8:21-22; 9:1) Колиньи зашевелился в подушках, пытаясь сесть. Врач поднялся помочь больному принять более удобное положение и сквозь появившееся тяжелое дыхание усталого, старого человека расслышал: — «Я Господь, целитель твой» (Исх 15:26). Вы пойдёте. И в благодарность за лечение возьмёте вазу из далекого Китая. Оставьте ее при дворе.... Адмирал закрыл глаза и задремал. Врач некоторое время размышлял, а затем, взяв свёрток и свой кожаный баул, закутавшись в плащ и поглубже на глаза надвинув шляпу, поспешил во дворец. ***   Амбруаз Паре, родившийся в ничем не примечательном Лавале на севере Бретани. Сын сундучника, начавший свой путь подмастерьем цирюльника. Великий врач и гуманист. Королевский лейб-медик, проводивший в мир иной четырёх королей и единолично лечивший их всю свою долгую жизнь. Человек, знавший самые страшные тайны Екатерины Медичи, Екатерины- Отравительницы, матери всех королей. Владевший временем, отведённым правящей династии самим Создателем. Это он запретил лить расплавленный свинец на кровоточащие раны с целью остановки кровотечения, заменив их наложением бинтов и мазевыми повязками. Это он  изобрёл поворот плода на ножку, спасая детей и матерей от рассечения их в утробе, порой вместе с матерью. Это он впервые в истории хирургии без обезболивания и карболового антисептика совершил вычленение локтевого сустава. Он изобретал протезы и медицинские инструменты, которыми пользуются и сейчас. А ещё он писал трактаты по медицине на французском языке, неслыханная наглость по тем временам. Его ненавидели. Его боготворили. Его боялись. Его уважали. И его единственного  из протестантов спрятал за массивными портьерами в собственном кабинете великий интриган, ханжа и обманщик Карл IX. Он нуждался в своём лейб-гугеноте! Много позже, описывая страшную Варфоломеевскую резню и свое путешествие по Парижу от «Отель  Дье» до королевского замка, Амбруаз Паре расскажет случившееся с ним другу- хирургу Никола Савино, который и запишет эту странную историю. «Я нёс курительницу и чувствовал, как теплый и нежный фарфор словно пульсировал телом новорожденного под моими руками. На ощупь вещица была словно обтянута тонкой телячьей живой кожей, и под ней что-то переливалось, плакало и шептало странные непристойности. Я был рад оставить сей предмет в малой синей гостиной. Прошли годы, но я не могу забыть этого жуткого ощущения».