Строгое начальство

— Геральт. — А? Что? — Ты спишь? — Мф. Отстань, Лютик. — Значит, спишь. А мне так поболтать захотелось. Я тут столько всего прочитал, пока разбирал старые энциклопедии. Например, ты знал, что у морских коньков икру вынашивают самцы? — Ещё одно слово, и я уйду спать в другую комнату. — Ух, как страшно. Ведь знаешь же, что не уйдёшь. Зачем тогда врёшь мне? — Чтобы ты возымел совесть и дал мне выспаться. — Ты просто такой милый, когда злишься. Ой, знаешь, я уже придумал, что подарю тебе на день рождения, только я тебе не скажу, потому что… — Лютик, блять! Лютик ухмыляется и прикрывает глаза, целуя Геральта в плечо. Через несколько секунд он слышит тихое посапывание, позже перерастающее в совершенно неромантичный храп. Тепло Геральта под боком, одно одеяло на двоих, кошка, спящая в ногах — всё это кажется таким прекрасным… Он не перестаёт удивляться своей жизни. А между прочим, так было не всегда. Лютик вдыхает родной запах и улыбается их общим воспоминаниям. *** Юлиан Леттенхоф, только что принявший на себя руководство фирмой, мгновенно влюбился в своего подчинённого — сотрудника отдела, расположенного рядом с его кабинетом. Его имя он узнал почти сразу — Геральт Беллегард. И это имя поселилось в его голове надолго. Он постоянно украдкой смотрел в его сторону на совещаниях, часто вызывал к себе в кабинет для уточнения рабочих моментов, но… Геральт встречался с Йеннифэр. Уже очень и очень давно. Об этом был осведомлён весь коллектив. А сам Юлиан узнал спустя неделю с тех пор, как пришёл в компанию. И, в целом являясь требовательным и принципиальным человеком, от злости на Геральта сразу же напоказ «невзлюбил» его и, вызывая к себе в кабинет, уже не просто обсуждал с ним что-то, а придирался к каждой выполненной им задаче. «Это нужно переделать. И это тоже. Так сейчас никто не пишет, это прошлый век». Геральт покладисто кивал и переделывал. Юлиан снова и снова находил ошибки. Просто чтобы почаще видеть его лицом к лицу. А по ночам смотрел мелодрамы, ел мороженое вилкой прямо из банки и сходил с ума от неразделённой любви. Днём он был Юлианом. Ночью… Лютиком. Лютик — детское прозвище. Лютик — его настоящая сущность. Ранимая, романтичная, музыкальная. Лютик — это тот, кто пишет песни о любви и играет на гитаре. Юлиан — тот, кто слишком рано унаследовал огромную фирму после смерти отца. Юлиану всего двадцать пять, но он не имеет права на ошибку, потому что его компания слишком известна и слишком многим приносит прибыль. Юлиан — жёсткий начальник, который всего лишь хочет оправдать ожидания других людей. Ну и, — самую малость, — побесить придирками Геральта, которому на него плевать. А Геральт никак не реагировал. Никогда. Только кивал, стискивал зубы и уходил работать дальше. Юлиан о нём не думал. Совсем. Ровно до тех пор, пока не переступал порог квартиры. Лишь в одиночестве он становился самим собой — становился Лютиком. Переодевался в кигуруми, смотрел сериалы, чесал за ушами кошку — и думал, думал, думал… Ну почему? Почему Геральт даже не смотрит на него? Почему, приходя к нему в кабинет, он так спокоен, в то время как сам Лютик, хоть и не показывает этого, так отчаянно хочет сделать хоть что-нибудь, чтобы быть ближе? А тот просто стоит, как истукан, пока Лютик выговаривает ему за недочёты в работе, которые на самом-то деле высосаны из пальца. Интересно, а что будет, если вообще не обращать на него внимания?.. Он хоть иногда будет приходить за советом?.. Да и потом, зачем ему нужен такой, как Лютик? У него есть прекрасная девушка. Йеннифэр очень красива — Лютик это знал и понимал. Он бы даже, возможно, и обратил на неё внимание… Когда-то прежде. Он как-то резко повзрослел после того, как умер его отец. Полгода ушло на юридические формальности, на вступление в наследство. Полгода, за которые Лютик постепенно перестал засматриваться чуть ли не на каждого, кого встречал на пути. Но Геральт каждым не был. Лютик думал об этом постоянно. Геральт его не замечал. Это ему так казалось. Геральт очень даже замечал. Замечал стройную фигуру, упругую задницу, которая так красиво смотрелась в дорогом костюме. Замечал красивое лицо и пронзительные синие глаза. Просто всегда искренне считал, что никакого права не имеет заглядываться на Юлиана. Он младше. Он — начальник. Вряд ли ему нравятся мужчины. Всё вместе, в общем. Геральт долго так думал. Пока в один момент, придя в кабинет по очередному вызову, вдруг не заметил, с какой тоской смотрят на него эти глаза. И с каким… желанием? Ему не показалось? После того случая он начал присматриваться к эмоциям Юлиана, когда они находились наедине. И… да. Ему не показалось. Он понял это спустя пару недель после того, самого первого раза. В тот момент Юлиан точно думал, что Геральт его не видит. Он, как обычно, закончил обсуждать с ним очередной документ, бросил пару едких замечаний, и, когда Геральт повернулся к шкафу с маленькими зеркальными вставками, чтобы убрать бумаги в папку, Юлиан посмотрел на него. Он явно забыл про зеркальные вставки. Потому что смотрел на Геральта так, как никогда прежде. Во взгляде смешалось всё: и нежность, и боль, и восхищение, и желание. Так не смотрят на простых подчинённых. Никогда. Геральт прекрасно всё это видел. Но не сказал ничего. А потом, выйдя из кабинета, ещё очень долго пытался всё переварить. Он давно уже не просто украдкой заглядывался на Юлиана. Его к нему тянуло. Однозначно. С ним хотелось не просто на один раз, — надолго, если не навсегда. Его хотелось защитить, укрыть от всего плохого. Его хотелось прижать к себе и не отпускать. Геральт никогда не был романтиком, но, когда он смотрел на Юлиана, в голову начинала лезть глупая романтическая пурга. Хотелось очень многого. И никогда ничего этого не хотелось ему с Йеннифэр. Да, они были вместе уже четвёртый год, да, их связывало многое, но… Это было… не то. Он по-прежнему желал её, по-прежнему хотел общаться с ней, знать, как у неё дела, но разве на этом можно было удержать отношения? Геральт, впрочем, действительно пытался. Но теперь, когда он думал о Юлиане почти постоянно, он абсолютно запутался. Он совершенно не понимал, что ему делать. Как быть с Йеннифэр? Что ей сказать? Да и смешно это: в его тридцать шесть, словно подросток, влюбиться в начальника, который младше на десять лет, да ещё и не факт, что испытывает взаимную симпатию. Да, Геральт видел все эти взгляды, а последний эпизод врезался в память особенно ярко, но… вдруг он ошибся? Да и как всё это выяснить? Как узнать, прав ли он? Не спросишь же напрямую: «я тебе нравлюсь?». Бред какой-то. Или… нет? *** — Геральт, нам нужно поговорить. В один из рабочих дней к нему подошла Йеннифэр. Они давно уже не виделись наедине, а жить вместе за всё время отношений так и не начали. Йеннифэр не хотела. Сказала, что ценит свою свободу. — Что-то случилось? — Не то чтобы. Мне нужно многое тебе сказать. Как насчёт встретиться вечером? — Конечно, Йен. Он кивнул и привычно улыбнулся. Недоброе предчувствие зашевелилось где-то внутри. Он часто был рассеян в последнее время, мало уделял ей времени: из-за собственных противоречивых мыслей по отношению к Юлиану постепенно начал забывать обо всём. Действительно, как подросток, ей-богу. Наверняка она хотела поговорить именно об этом. Ожидание было мучительным. В течение дня Геральт успел несколько раз пересечься с Юлианом: тот холодно, но уважительно кивал ему в знак приветствия и продолжал заниматься своими делами. А самого Геральта терзали сомнения. Он думал о том, что, если сегодня Йеннифэр действительно решит поговорить об их отношениях, то, возможно, он поставит в них точку. Он не был уверен, что хочет этого: привязался к ней за все эти годы. Но любви не чувствовал. Лишь благодарность, желание, интерес как к человеку, но не как к женщине. На этом держаться отношения точно не могли. Но… и разрывать всё, что имеешь, ради призрачной надежды на ответные чувства того, в кого ты вообще не имел права влюбляться, тоже крайне рискованно. Тяжёлые мысли мучили его до самого конца рабочего дня. Йеннифэр уже прислала смс, где назначила место встречи: уютный ресторанчик неподалёку. Оставалось только ждать. Геральт, погрузившись в работу и свои раздумья, не заметил, как в кабинет кто-то вошёл. — Дверь была открыта настежь. Геральт поднял голову. На пороге стоял Юлиан. Он был совершенно другим. Не таким, как обычно. Не жёстким критиком. Он был каким-то… нелепым? Особенно в этом дорогом синем костюме. Растрёпанным. Чуть растерянным. Казалось, он вообще не слишком понимает, зачем сюда пришёл. Геральт по-идиотски успел подумать, что сейчас ему подошла бы пижама. И что он очень мило смотрелся бы на диване, сидя рядом с ним перед экраном телевизора. И положив голову ему на плечо. Стоп, стоп, стоп. Геральт усилием воли прогнал мысли и посмотрел на него. — Я снова что-то не так сделал? — вежливо спросил он. — Нет, я просто… Геральт, вы словно не в своей тарелке весь день. Что-то случилось? Я могу помочь? Он ещё и таким может быть?.. — Всё в порядке. Спасибо. — Точно? Геральт медлил. Что будет, если сказать ему? Нет. Не стоит. Бред. — Точно. Спасибо. Юлиан постоял на пороге ещё несколько секунд, потом сдержанно кивнул ему и вышел из кабинета. И что это было?.. Геральт посмотрел на время. Рабочий день подошёл к концу. Он с силой потёр лицо руками, стараясь вынырнуть из всего этого и мысленно вернуться к предстоящему разговору с Йеннифэр, выключил компьютер, убрал бумаги и вышел из кабинета. *** Йеннифэр уже ждала его на месте. Красивая, эффектная, как и всегда. Только вот — не тянуло. — Привет, — он обнял её за талию и привычно потянулся за поцелуем. Она подставила щёку. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Они заказали ризотто, пиццу и два бокала вина. Долго говорили на отвлечённые темы, обменивались мнениями касательно разных событий в мире. Всё, казалось, шло как обычно, но напряжение между ними никуда не исчезло. Геральту вспомнились их первые свидания. Тогда они тоже сидели в ресторане, и он искренне считал, что безумно влюблён. Что эта женщина — всё, что нужно ему в жизни. И куда всё ушло?.. — Так о чём ты хотела поговорить? — спросил он, когда с трапезой было покончено, а темы для непринуждённой беседы исчерпались сами собой. — Я долго думала над этим. В общем… Нам нужно расстаться. Геральт был уверен, что, услышав эти слова, почувствует тоску, боль, что всё же захочет остаться с ней. Но вместо этого в груди было только одно — облегчение. — Почему ты решила это сделать? — Потому что ты не любишь меня. Потому что я тебя не люблю. Нас ещё тянет друг к другу, у нас отличный секс, мы можем болтать обо всём на свете, но… это не то, что тебе нужно. И не то, что нужно мне. Геральт не смог ответить. Она была чертовски права. Он просто кивнул. В горле чуть пересохло. Йеннифэр продолжила говорить: — Это ещё не всё. Я увольняюсь и переезжаю в другой город. Возможно… там живёт человек, который мне небезразличен. — Я очень рад за тебя, — искренне отозвался Геральт, сжав её ладонь в своей. Она улыбнулась ему. Они ещё долго сидели так, потягивая вино, обсуждали планы на будущее, смеялись над чем-то… и впервые за последнее время на душе у Геральта было так легко. — Ну, пока? — она крепко поцеловала его в щёку на прощание. — Вряд ли скоро увидимся. Сегодня был мой последний рабочий день. Леттенхоф в курсе, если что. — Будь счастлива, Йен. — И ты тоже, — усмехнулась она, заправив за его ухо прядь волос. — Кстати, о Леттенхофе. Геральт нахмурился. — Что? — он сказал это чуть резче и нетерпеливее, чем планировал. Она понимающе ухмыльнулась. — Раз уж теперь я у вас не работаю, смело могу поделиться своим наблюдением. — О чём ты? Она молча накинула на плечи пальто с меховым воротником. Её палец проскользил по его скуле. — Наш малыш-диктатор с тебя глаз не сводит. Йеннифэр улыбнулась одной из своих самых убийственных улыбок. Геральт нервно сглотнул, глядя на то, как она удаляется от него, покачивая бёдрами. Узел в груди начинал развязываться. *** Геральт долго переваривал всё случившееся: благо, для этого было два выходных. А в понедельник был снова вызван в кабинет Юлиана в самом конце рабочего дня, когда остальные уже расходились по домам. Тот обсудил с ним пару предстоящих встреч с партнёрами, поставил задачу распечатать несколько документов. И, к удивлению Геральта, ни разу не придрался к нему, хотя выглядел так, будто готов испепелить его взглядом. И куда делась его вчерашняя внезапная мягкость?.. — Жаль будет отпускать вас, Геральт, — ядовито протянул Юлиан, закончив с указаниями. — Отпускать? — Геральт нахмурился. — Таких ценных сотрудников остаётся всё меньше. Впрочем, я не увидел вашего заявления на увольнение. Где оно? Юлиан смотрел на него презрительно и в то же время с каким-то внутренним отчаянием. Это было… странно. — Какое ещё заявление? — Геральт не понимал ничего. Он собирается его уволить? Почему не сказал раньше? — О чём вы? — Ну, как же, — он криво усмехнулся и неопределённо взмахнул рукой. — Она же ушла. И Геральт понял. Этот придурок просто ревновал. И не мог этого скрыть. Он был уверен, что Геральт и Йеннифэр ещё вместе. Что, раз она уволилась, собираясь переезжать, то сделает это и он. Всё-таки — Геральт был прав. Если даже Йеннифэр заметила… От её глаз не скроется ничто. Он ему нравился. Геральт не позволил себе больше думать. — Юлиан, — хрипло сказал он. — Почему мне кажется, что, если я поцелую тебя прямо сейчас, ты не оттолкнёшь меня? — Что?.. — задохнулся тот. Но не сделал попытки уйти, когда Геральт подошёл вплотную. Не отстранился, когда грубые ладони коснулись его лица. Только часто дышал, приоткрыв рот, и смотрел в жёлтые глаза так зачарованно, будто был под гипнозом. И, когда их губы соприкоснулись, Юлиан вцепился в воротник чужой рубашки, жарко выдохнул в поцелуй и с тихим стоном ответил. Как же долго Геральт этого ждал. Юлиан целовал его так, словно пытался надышаться за всю жизнь. И целовался он превосходно. Мягко покусывал его губы, скользил по ним языком, не проникая в рот. И Геральт не выдержал. Не отстраняясь, подхватил его под бёдра и усадил на письменный стол, в то же мгновение напористо и жадно сплетаясь своим языком с его. Юлиан еле слышно застонал и обхватил его ногами. Так близко. Так тесно. Они целовались, как безумные, тёрлись друг о друга, разделённые слоями ткани, и Геральта вело от ощущения каменной твёрдости в чужом паху. Его эксперименты со своим полом были в далёкой юности, и он успел от этого отвыкнуть, поэтому сейчас, когда он прижимал к себе и оглаживал не хрупкую женскую фигуру, но стройное мужское тело, он весь словно превратился в обнажённый нерв. Юлиан внезапно замер и разорвал поцелуй, глядя на Геральта широко распахнутыми глазами. — Что происходит? — ошарашенно спросил он охрипшим голосом. Геральт, глядя на его губы, припухшие и блестящие от их слюны, ощутил, как в паху стало ещё твёрже, хотя, казалось бы, твёрже было уже невозможно. — Я не знаю, — честно ответил он. И снова впился в эти желанные губы, грубо сминая их своими. Юлиан задыхался, скользя по его языку своим, беспорядочно шарил по его телу руками, ещё крепче обхватывал ногами его бёдра и прижимался своим пахом к его. И тёрся-тёрся-тёрся-тёрся, почти не разрывая поцелуя. Геральту было ничтожно мало. Хотелось сорвать эти чёртовы брюки — и с себя, и с него — и наконец прикоснуться кожа к коже. Хотелось услышать, какие ещё звуки способен издавать Юлиан. Какое выражение появляется на его лице, когда он кончает. Усилием воли он оторвался от его губ и наконец сдёрнул ненавистный пиджак — сперва с него, потом — с самого себя. Как нетерпеливо они стягивали друг с друга рубашки, галстуки, брюки — этого уже никто из них не помнил. Когда оба остались только в нижнем белье, Геральт опрокинул Юлиана спиной на стол и навис над ним, крепко прижимаясь к его телу, потираясь о его член своим сквозь тонкую ткань, по которой расползалось тёмное пятнышко выступившей смазки. Кого из них — неясно. Оба были возбуждены до предела. Юлиан покрывал его грудь и шею поцелуями, оставлял засосы, и Геральт ему не уступал, а в какой-то момент и вовсе мстительно поставил засос чуть выше места, где обычно заканчивается граница воротника рубашки. Он не собирался ни с кем делиться. Пусть видят. У Геральта стояло почти до боли. Это чёртово трение друг о друга лишь распаляло ещё сильнее. Они даже ещё не сняли белья, а он уже готов был кончить только от этого, а ещё — от стонов, которые слетали с мокрых от слюны губ Юлиана: искренних, протяжных, сладких. Он понял, что больше не выдержит. Это было бы слишком. Его руки стянули бельё с обоих за несколько секунд, и он едва не кончил, глядя на то, с каким хищным восхищением смотрит Юлиан на его член: длинный и толстый, слегка изогнутый книзу. А спустя секунду и сам он не смог отвести глаз от чужого члена: почти такого же длинного, но чуть более тонкого, с крупной розовой головкой. Они подходили друг другу идеально. Геральт снова навис над ним и напористо поцеловал, и их члены наконец соприкоснулись — кожа к коже, смазка смешивается со смазкой. Они целовались и притирались друг к другу всем телом, толкались навстречу друг другу, скользя головкой по головке, и стоны Юлиана, эхом раздававшиеся в кабинете, начисто сносили Геральту крышу. Геральт обхватил их обоих ладонью, прижимая друг к другу как можно теснее и двигаясь рвано и ритмично — и спустя пару минут Юлиан толкнулся в его кулак в последний раз, сорвался на хриплый протяжный стон и бурно кончил, пачкая спермой их обоих. Некоторое время он просто глубоко дышал с закрытыми глазами, приходя в себя и вцепившись в чужую шею. А после — приподнялся, голодным взглядом окинул член Геральта — всё ещё возбуждённый и залитый его спермой, — как-то неуловимо соскользнул со стола и опустился перед Геральтом на колени. Всё ещё тяжело дыша после мощного оргазма, он провёл ладонями по упругим ягодицам и крепким бёдрам, поднял голову и, встретившись взглядом с Геральтом, широко провёл языком по всей длине его члена, слизывая собственную сперму. Геральт судорожно выдохнул и вцепился одной рукой в край письменного стола, пальцами второй запутавшись в чужих каштановых волосах. Юлиан умело работал языком, вбирал в себя член как можно глубже, обсасывал его во рту, как самый сладкий леденец, потом отстранялся и покрывал головку невесомыми поцелуями, пока Геральт с нетерпеливым рыком не подтолкнул его ближе — ладонью, лежавшей на его затылке. И Юлиан принялся сосать уже в полную силу — плотно, мокро, так, что слюна стекала по его подбородку, и Геральт не мог оторвать взгляда от этих блестящих губ, растянутых вокруг его члена. И, когда оргазм накрыл его с головой, он не успел предупредить — лишь глухо застонал и излился в ласкающий его рот. — Прости… — хрипло выдохнул он, едва придя в себя. Юлиан хмыкнул и облизал губы. Его дыхание было поверхностным и надрывным. — Всё нормально. Я хотел этого, — выговорил он. — Чтобы я кончил тебе в рот? — пытаясь отдышаться, усмехнулся Геральт. — Да. И всего… остального тоже. Юлиан всё ещё стоял на коленях, упираясь лбом в его бедро. И Геральт, присмотревшись к нему внимательнее, понял, почему он до сих пор так тяжело дышит: кажется, он успел кончить ещё раз, пока отсасывал ему. — Ты… серьёзно? Дважды? — спросил он. — Угу, — заторможенно кивнул Юлиан. По спине Геральта пробежали мурашки. Он опустился на колени рядом с Юлианом и сладко и глубоко поцеловал его. Похоть уступила место нежности. Юлиана хотелось ласкать. Хотелось делать всё, чтобы он улыбался. Хотелось гладить и целовать. И Геральт делал это, медленно скользя губами по губам, проникая языком в его рот, вылизывая и покусывая. А разорвав поцелуй, упёрся своим лбом в его лоб и прикрыл глаза. — Мы что, до сих пор сидим на полу? — Юлиан, словно очнувшись, осмотрелся и издал тихий смешок. И Геральт поднялся, увлекая его за собой. А после — снова обнял. Они всё ещё были обнажены, перепачканы спермой и потом, но это были самые приятные объятия в его жизни. И ещё — Геральт вдруг осознал, что за всё это время, за весь этот безумный секс они не сказали друг другу ни слова. — Так всё-таки, что это было? — тихо спросил Юлиан, заметно напрягшись. — Я не знаю, — снова ответил Геральт. — Но хотел бы не раз это повторить. Юлиан поднял голову с его плеча, пытливо заглянул в его глаза и сказал: — Скажи это снова. — Ты нравишься мне, Юлиан, и я хотел бы повторить это ещё много раз. — Чёрт… — он закусил губу. — Что? — Я думал, что это невозможно. — Придурок. Юлиан улыбнулся и со смешком снова поцеловал его. И, отстранившись, тихо сказал: — Зови меня Лютиком, Геральт.